Куратор

Глава 11

Я пришёл на набережную, но не в том месте, где её благоустроили — поставили ограду, скамейки и высадили кусты. Я выбрал место чуть подальше, не такое популярное. Здесь было не так уютно: на траве лежали стеклянные и пластиковые бутылки, банки из-под энергетиков и обёртки от шоколадок, а на земле видны чёрные следы от костров и мангалов.

Впрочем, вид отсюда на реку был живописный, и здесь я когда-то гулял с женой и сыном. Со старшим…

Я облокотился на покосившееся чугунное ограждение над самой рекой и достал телефон без сим-карты. Это одного из киллеров. На телефоне код, но на экране видны жирные разводы от пальца, так что с третьего раза разблокировать получилось. Я отвернул экран и зажал большим пальцем селфи-камеру, чтобы он не снял моё лицо и не отправил куда-нибудь.

Приложений ноль, телефон чисто для дела. Журнал звонков автоматически очищался, сообщения тоже удалялись через несколько часов. Можно было бы прогнать смартфон через особую программку, чтобы проверить, что там удалено, но есть риск, что телефоны могут отслеживать, да и защита от такого может быть предусмотрена.

Конкретных инструкций не нашёл, на нём были только шифрованные тексты с непонятными значками. И пара снимков — Сергей Фатин в кофейне, затем его дом, где он прятался, и дверь квартиры. Сняли перед самым делом.

И всё.

Я сделал пару снимков экрана на своё устройство, вдруг появится возможность расшифровать, и швырнул смартфон в реку. Тёмная вода булькнула, и прошитая приблуда пошла на дно.

Прошёлся чуть дальше вдоль набережной и проверил второй телефон, который забрал у Филиппова. Но у него был не смартфон, а старый кнопочный. А что ещё может быть у пожилого чекиста? Он ещё более старомодный, чем я.

Впрочем, я в последние дни эту технику почти не выпускаю из рук, как любой молодой.

На этом телефоне не было ничего, кроме пары показавшихся мне странными сообщений из закодированных значков и букв с цифрами. Какой-то код, и его я заснял.

Этот телефон тоже полетел в реку.

В кошельках ничего особенного, кроме денег, которые я изъял на оперативную работу. От банковских карточек избавился сразу, они хоть и без имён, но их использование легко отследить. Можно было бы, конечно, использовать это как часть легенды для «Фантома», но что это за «Фантом», который пользуется чужими картами, взятыми с трупов? Никто не поверит.

Единственное, что привлекло внимание — пластиковые ключи-карты. Одна принадлежала Филиппову и подойдёт от входа в «Альянс», но её я выкинул — все такие ключи именные, и даже при Игнашевиче, когда все расслабились, пользоваться таким опасно. Система контроля управления доступом тут же отправит сигнал, что кто-то использует чужую карту мёртвого человека, и вся служба безопасности встанет на уши.

Карта улетела в воду. Остальные ключи оставил. Надо организовать новый тайник, постоянный, взамен временного. И забрать пистолет, если отзовётся Воронцов, потому что без оружия туда соваться опасно. И дело даже не в преследователях, Воронцов — человек своеобразный, и ради собственной безопасности пойдёт на всё, и про это забывать нельзя.

Также у киллеров были мелкие ключи, похожие на те, что дают к почтовым ячейкам и абонентским ящикам, но на них ни номеров, ничего другого не было. Их я оставил себе на всякий случай.

Всё остальное, что мне было не нужно, я скидывал понемногу, перемещаясь то по набережной, то заходя в парк, то сбрасывая в ливнёвку.

Денег — примерно десять тысяч рублей. Филиппов явно предпочитал наличные, потому что у его киллеров их было мало, только карточки. Но мне наличные не помешают, только проверю, что на них нет меток.

На этом суета закончилась.

Теперь нужно ждать, когда отзовётся Воронцов — если он до сих пор не попался.

Способ связи, который он должен был использовать, тоже был непростой, как и у меня. Никаких телефонных звонков и интернета, только личное общение через посредника. Впрочем, никакого криминала в этом не было, и просьба в целом, хоть и необычная, была вполне приемлемой.

Я буду ждать, когда он откликнется. Если вообще откликнется.

От этого уже и будем отталкиваться.

А диктофон я заряжу и подключу к компьютеру, чтобы была копия.

И найти бы какого-нибудь технаря, который умеет обучать нейросетку на чужих голосах, причём тайно, не онлайн.

Следующий день — день связи, но он не удался, Воронцов не откликнулся. Будто не прочитал, или не увидел, или не вышло отправить послание, всё же метод сложный. Но я съездил на точку не зря, там прикинул, что к чему.

Новый шанс только через день, и я ждал его, попутно изучая обстановку. Если от Воронцова ничего не будет на этой неделе — надо будет ждать ещё неделю, после чего использовать резервные способы связи, а это нежелательно, ведь время идёт, и сами способы уже более рискованные.

Воронцов, если не свалил, наверняка в курсе, что старого полковника Давыдова нет, и мог решить, что все меры уже не работают. И мог проигнорировать все инструкции, несмотря на то, что я предупреждал о разных исходах, и что надо сидеть на месте.

Но проверять всё равно нужно. Необходима подготовка, ведь я-то сейчас другой человек внешне. И чтобы Воронцов доверял, надо показать, что и я следую инструкциям, которые программист обсудили со мной старым ещё давно.

Утром я отправился к бабушке и дедушке Толика, чтобы спокойно полистать новости и заодно поесть. Масса понемногу набиралась, и на тонких косточках нарастало мясо.

Да и бабушка Толика готовила отлично.

Дома жарко, все окна открыты. Дед Толи — Фёдор Ильич — сидел на диване с газетой, а бабушка, Анастасия Фёдоровна, стояла у плиты с венчиком над кастрюлей, в которой взбивала тесто для блинов.

— Этих ваших модных панкейков у меня нет, — сказала она извиняющимся голосом. — Да и готовить-то только такие блины умею.

— Какие панкейки? — произнёс я. — Блины с маслом, что может быть лучше? Только фаршированные.

— Вот-вот, а я тебе давно говорила, — она закивала с довольным видом. — Взрослеешь уже, Толенька. А то у тебя мама тоже в детстве: это не ем, то не ем. Сейчас-то всё лопает за милую душу.

— Раньше-то по кафешкам только ходила, — с неудовольствием проговорил дед и перелистнул страницу газеты.

Ещё утром по дороге я сделал пару звонков — ничего не значащих, для вида, по известным номерам. Якобы насчёт резюме в отдел кадров фирмы «Альянс», в финотдел и секретарше.

Им звонят часто, а я звонил с левой симки, задал пару вопросов. Как выяснилось, Трофимов резко сорвался в отпуск, а Игнашевич ушёл на больничный.

Ожидаемо. У них проблемы, они начинали суетиться, думают, как отмазаться.

Надо бы кого-нибудь завербовать из тех, кто работает в фирме, чтобы быть в курсе, как там обстоят дела. После того как закончу с Воронцовым, займусь этим.

Также возьму в оборот чиновника областной администрации Шустова, как планировал раньше.

Это старый знакомый как Игнашевича, так и Трофимова. Ещё по девяностым, когда был коммерсантом и обращался в фирму за безопасностью. Грубо говоря, за крышей. А когда я работал в ФСБ, Трофимов просил меня помочь с той бандой, которая его прессовала. Сейчас Шустов — видный областной чиновник. И контакт у них остался по-прежнему, я думаю, он им помогает.

Но конкретных доказательств не было, нужно собирать и следить. И пока непонятно, с какого угла к нему подбираться.

Масло на сковородке зашипело, когда Анастасия Фёдоровна начала жарить первый блин. По комнате пошёл аппетитный запах. Я поднялся с мягкого дивана, чтобы размяться, и подошёл к шкафу, где лежали награды деда моего тёзки. Там же была стопочка снимков.

Достал одну фотографию, лежащую сверху. На ней Фёдор Ильич, ещё молодой мужчина, может, лет тридцати с небольшим, в военной форме.

Фотография цветная, от «Полароида», год примерно девяносто пятый или девяносто шестой. Фёдор Ильич мрачный и серьёзный, впрочем, как и сейчас.

На снимке он стоял рядом с закопчённой белой стеной, на которой кто-то вывел большие буквы чёрной краской: «Это не Гудермес, это Гондурас». Да, Чечня, времена первой войны. Сам, бывало, туда ездил по разным задачкам, и в Гудермесе был.

Искали мы там одного гада, который продавал оружие «духам», воруя его у наших. Искали, да не нашли.

— Тебя на фото прямо не узнать, — сказал я, глянув на Фёдора Ильича.

Хотя дед ненамного старше меня прежнего. Но мы с ним там не пересекались, я бы его вспомнил.

— Молод был, — пробурчал он. — Ты чего это фотки-то решил посмотреть?

— Смотрю, чем занимался. Интересно же.

— А-а-а, — протянул дед. — Ну, смотри, там много разных.

И не расскажешь, что тоже там был, хоть и недолго. Потом уехал, они остались воевать дальше.

А что, кстати, группа из Центра? Они тут тоже в командировке. Копают или заметают следы? Думаю, качают ситуацию, но когда раскачают, пока неизвестно.

Я достал телефон и нашёл контакт Кати в мессенджере. Просто написал: «Привет. Занята?»

Через несколько минут в ответ мне пришёл стикер — грустный кот в пледе, тот самый, что я присылал ей. Следом улыбающийся смайлик.

«Много работы в последнее время. Совсем некогда».

«Что-то я не вижу новых интервью на сайте», — я хмыкнул, набирая ответ.

Она начала что-то писать, потом иконка сменилась, будто она записывает голосовое.

«Пока готовится, — услышал я её звонкий голос. — Много работы, много нового материала. А ты что-то ещё вспомнил?»

Я вкратце записал голосовое:

— Да не особо.

«Вспомню», когда будет необходимость, пока же просто спрашиваю. Этот контакт мне пригодится, если что — буду настаивать на личной встрече с Катей. Передам что-нибудь важное.

Насколько я понимаю из новостей, Фатин у них под защитой. Это пытались выставить под ограбление, но слухи в городе обсуждались. В любом случае, нападать на Фатина таких условиях Трофимов, человек крайне осторожный, не будет точно. Да и нет смысла, когда самая опасная улика в этом деле — труп Филиппова с дополнительной дыркой в лысой башке.

А что он может сделать? Конечно же, спихнуть всю вину на погибшего Филиппова или на кого-то ещё. В общем, вывести себя из-под удара. Для него это самый логичный вариант.

Или другой, сложнее — дискредитировать группу, якобы иностранные разведки хотят развалить проект и устраивают провокации, обвиняя честных людей. Сыграть ту же карту, что использовал против меня.

И эта карта сильна, ведь мои тайники, которые нашли оперативники ФСБ, ему вообще никак не навредили. В этом плане он прикрылся, значит, его позиции здесь сильны.

Надо бы что-нибудь добавить, пока Трофимов что-нибудь не придумал на этот счёт.

Я поехал за город, пока позволяет погода, но не просто так. Посетил временный тайник в лесу, где лежал ТТ, перепрятал. Нужен тайник надёжнее, а оружие, как видно из вчерашнего, может пригодиться в любой момент. Да и есть, что ещё спрятать.

А чтобы это не выглядело внезапным отъездом без причины, я заглянул в дачный посёлок, где когда-то жил с женой и сыном, в старом доме. Ведь там есть новый знакомый.

На самом деле, к работе эта часть не относилась вообще, только к алиби. Но раз уж пёс ждал меня так долго — заслужил общение. А я заслужил перерыв.

Ну а связь между нами? Какая связь? Связь не больше, чем полное совпадение имени и фамилии или тот разговор до аварии. Просто знакомство, мол, познакомился с ровесником и его собакой, заехал, раз обещал раньше. Потому что те, кто в курсе, кто я такой, знают, что я здесь не жил долгое время.

Услышал лай, ещё когда подъезжал. Когда остановился у калитки, над воротами появилась чёрная голова с острыми ушами. Барон пару раз гавкнул, будто осуждал, что меня так давно не было, но после заскулил и перепрыгнул.

Я присел, и пёс уткнулся мне в колени, радостно поскуливая, а потом начал жадно нюхать как привычный ему ремешок часов, так и новый запах.

— Хорошо себя вёл? — спросил я. — Не сбегал? У тебя же задача, Барон. Хор-роший.

Барон всё пытался облизать лицо, а потом сел с важным видом у калитки.

— Как он тебя так узнаёт? — калитка со скрипом открылась.

Мой сын Олег в этот раз выглядел посвежее, чем в прошлый. И приветливее. Но, как и раньше, пёс понял, кто я, а он — нет.

— Будто тебя ждал, — он протянул мне руку.

— Может, манера речи такая же, как у старого хозяина, — сказал я, здороваясь с ним. — Или двигаюсь как-то, и Барон запомнил.

— А я говорил его прозвище? — он удивился.

— Конечно. И соседи говорили. Барон, — позвал я, и он с радостным видом подбежал ко мне. — Хор-роший.

— Да ты как отец говоришь, — Олег покачал головой. — Маму потом позову, удивится. Она не дома сейчас.

— Я же обещал показать, как с собаками надо обращаться, — напомнил я. — Он больше не убегает?

— Не-е! — протянул он с довольным видом. — А то мама на цепь его уже хотела сажать, а он теперь послушный. Позаниматься бы, да, а то всё равно делать больше нечего. А то мы думали, что кроме отца никого слушаться не будет.

Я оглядел парня. Сидит за городом, похоже, ему сейчас не с кем общаться вживую, и я единственный гость за долгое время. Клеймо «сын предателя» во все времена мешает жить, и даже то, что это ложное обвинение, ничего не меняет.

А даже если кто-то не обвиняет, то всё равно косится.

Ну и моя задача — снять с него это клеймо, раз уж при той жизни не смогли найти общий язык, и я ему ничем не помог. Чем я и занимаюсь.

Прошли во двор, я нацепил на ошейник Барона поводок, который дал Олег, и прошёл с ним по периметру. У крыльца стоял велосипед Андрея, моего старшего сына, которого с нами больше нет.

Во многом, из-за этого между мной и Олегом тогда выросла стена, но не только. Хотя, быть может, хоть в этот раз получится её проломить.

— Главное — спокойно, не повышай голос, — наставлял я, — но любую команду произноси твёрдо. Запомни, он обязательно должен её выполнить. Варианта «не выполнить» у него быть вообще не должно. Сидеть. Лежать. Рядом. Молодец. Хор-роший.

Пёс всё сделал, я его погладил и пошёл дальше.

— Если «рядом» — значит, рядом. Не впереди, не сзади, а рядом. Если торопится — затормози, иди со своей скоростью, и он должен её принять. Не дёргай, не тяни, иди, и он будет всё выполнять, как ты скажешь. Потому что ты хозяин, и в его стае ты самый главный. И за это ты его награждаешь.

Показал трюки посложнее, пёс прошёлся по доске, по вкопанным автомобильным шинам, приносил палку и прочее. Олег смотрел на нас восхищёнными глазами, даже не зная, что Барон умеет делать некоторые команды.

Он видел саму собаку раньше, ещё щенком, но после мы с ним уже почти не общались…

На прощание я снова вручил Олегу поводок с Бароном — чтобы пёс не забывал.

— Ты в город? — спросил Олег, почесав затылок. — Мне тоже надо.

— Погнали.

Пока он собирался, я подождал его на летней веранде. Она другая, изменилась, вся мебель новая, её покупал не я. Только стены остались прежними.

В углу на стене висел снимок двух парней. Один — Олег, ему тут лет пятнадцать, второй старше, в костюме курсанта лётного училища. Посмотрел, и сердце сдавило.

— Брат мой, — бросил Олег, выходя из дома. — Погиб.

— Соболезную, — глухо сказал я. — Молодой ещё.

— Да. Поехали? — он посмотрел на Барона и скомандовал: — Охраняй дом.

Пёс сел у крыльца с важным видом, только всё равно посмотрел на меня, будто ждал подтверждения. Но команду я ему уже давал.

Олегу и правда не хватала общения со сверстниками, а онлайн это заменить не мог. Конечно, иногда он поглядывал на меня, ведь полностью соответствовать образу двадцатилетнего пацана я не мог и иногда говорил не то. Но он махнул на странности рукой и болтал о том о сём, пока мы ехали в электричке.

— Вчера скачал «Кейпоп-охотницы на демонов», глянул. Мне зашло, — Олег хмыкнул. — Не смотрел?

— Нет, — отозвался я.

— А ты что смотришь? Судя по тому, что у тебя на айфоне стикер с Макимой, «Человека-бензопилу»?

— Раньше смотрел, но у меня с памятью… — я ненадолго задумался и добавил: — траблы. В голове порой каша.

— Вот это треш! — воскликнул он, с сочувствием посмотрев на меня. — Но если ничего не помнишь, то тебе надо посмотреть… — Олег задумался и просиял: — «Атаку Титанов». С первого сезона! Ещё раз!

Шутит. Может, чтобы подбодрить, как умеет.

— Мне уже предлагал знакомый в общаге, — проговорил я.

— Он человек культуры, я смотрю, — парень хихикнул. — А тебе куда?

— В одно место.

Это место было на севере города, на самой окраине. Что хорошо — способ связи такой, что можно находиться с кем угодно. Никто не поймёт, в чём моя цель.

Конечно, за это платишь скоростью и ненадёжностью из-за человеческого фактора, но зато перехват такого послания ничем не грозит, а взломать его сложно. Если только один из участников схемы не предаст другого.

Вот такие пироги.

Олег немало удивился, когда я остановился у старого деревянного храма, построенного задолго до революции. Здесь мало прихожан, но службы шли регулярно, хоть и не каждый день. Здание историческое, и в нём были старинные иконы.

— Тебе сюда? — Олег удивился. В руках он держал купленную по дороге банку энергетика.

— После аварии иногда захожу. Сам понимаешь, после такого.

— Не очень, — он нахмурил брови.

— Была клиническая смерть — четыре минуты.

— А-а-а. И что-то видел?

— Возможно.

— Тоже зайду? — Олег почесал затылок. — Так-то не тороплюсь, успею.

Да я уже понял, что дел у него совсем нет, и дома он мается со скуки, хотя раньше был активным. Вот и поехал с новым знакомым.

— Пошли, — я показал на вход.

— А что там делать можно, а что нельзя? — сын с удивлением окинул крыльцо и двери взглядом.

— Будто я знаю. Шуметь нельзя точно.

Я и правда знал ненамного больше, и в церквях бывал только по работе ещё со времён КГБ.

Но кое-что мне известно.

Помещение тёмное, своды высокие, а голос священника, читавшего молитвы нараспев, эхом отражался от стен. Прихожане крестились, немногочисленный хор тихо пел.

Идёт панихида по умершим.

Свечи едва освещали старые деревянные иконы, уже потемневшие от времени, но некоторые были отделаны золотом и серебром. От свечей шёл сильный запах.

Под большим распятием стоял столик, на котором горели свечи, и лежало Евангелие, священник стоял рядом с ним.

Внимание, мы, конечно, привлекали, но выглядели просто как два любопытных пацана, которые зашли посмотреть, что там вообще происходит в этих храмах. Да, я здесь уже был в новом облике, когда так и не получил весточку от Воронцова, но мало ли, для чего пришёл ещё раз.

Заодно в прошлый раз я прикинул время и сейчас прибыл в нужный момент, даже с небольшим запасом.

Теперь я слушал панихиду. Ведь в ней могло быть послание. В прошлый раз ничего не было.

Но в этот раз ждал не зря.

— … усопших рабов Божиих Анны, Иоанна, Феодосии, — нараспев проговорил священник после монотонного чтения молитв.

— Господи, помилуй, — пропел хор.

Анна, Иоанн, Феодосия. Не Серафима — Феодосия.

Воронцов получил послание и отправил мне ответ. Он готов.

— … и сотвори им вечную память, — прозвучал голос священника, когда панихида заканчивалась.

— Вечная память, — отозвался хор.

Анна, Иоанн, Феодосия.

Так звали тётю, дядю и бабушку Воронцова. Баба Федя, как он рассказывал со смехом.

Это сигнал, что он получил послание и ждёт встречи.

Но если бы было «Анна, Иоанн и Серафима», как звали другую бабушку, то это значит, что он или в беде, или хочет сбежать, или опасается, что его вычислили.

— Какой-то вайб там внутри есть, — проговорил Олег, когда мы с ним вышли на свежий воздух. — Какой-то особый, спокойный.

— Что-то такое есть, да.

— Ладно, поехал, увидимся, — распрощался он.

А я остановился подумать.

Для Воронцова это был сложный метод связи, потому что надо было сходить в посёлок и договориться с кем-то из односельчан, кто поедет в город в нужный день для работы или торговли. Нужно, чтобы этот человек зашёл в храм и заказал панихиду по усопшим на определённую дату после получения сообщения.

Именно в этот храм, где меньше прихожан, и в который якобы ходили родственники Воронцова. Учитывая, что храм небольшой, с батюшкой можно было договориться на конкретное число.

Просьба необычная, но нередкая, с таким односельчане обращались друг к другу, ведь в посёлке храм не работал уже давно, и этот вариант я спланировал сразу, как только узнал об этом.

Долгий способ, но прослушать его можно без риска, как и прочитать объявление в газете. Ведь я просто пришёл в храм на службу.

А три имени — чтобы исключить, что это не совпадение. И повторяются они несколько раз.

Но это только первый этап связи, и он закончился. Теперь ещё один, чтобы убедиться, что всё действительно готово, и планировать поездку.

Опасное дело, но и врагам я подкинул работы. Теперь нужно принять меры предосторожности и убедиться, что никто не готовит ловушку.

Не на меня — на Воронцова.

Ведь он — бывший ведущий программист проекта «Щит» и самый опасный для них свидетель. Потому что раньше он был их сообщником. И они его ищут до сих пор.