Культура прокариотов

Глава 7. Пьяный фельдъегерь

По прокуренному и провонявшему закисшим пивом кабинету ходил мужик в драной телогрейке и страшно матерился. Его не устраивала внутренняя обстановка. Мебелишка была дрянной, шкафы хоть и новые, и финские, но толку от них абсолютный ноль!

— Ни одна падла не заботится о работниках! — ворчал мужик, поочерёдно раскрывая множественные ящики в столе и дверцы подвесных тумбочек. — Ещё людьми кулюторными считаются, с-суки!

Он плевал на дощатый крашеный пол и зачем-то растирал слюну грязным сапогом. Стоило забираться в кабинет начальника в такую рань, чтобы обнаружить такой срач? И ни граммулечки на опохмел души!

— Хоть бычок бы поприличнее оставили! — он со злостью швырнул пепельницу с раздавленными у фильтра окурками. Хрусталь ударился о чугунную батарею, жалобно зазвенел и рассыпался на мелкие осколки.

— Мудак ты, Алексей-свет Исаевич! — с чувством произнёс мужичок, собираясь уходить через дверь. Замок изнутри открывался защёлкой, а форточку, в которую мужичок проник внутрь — сразу же прикрыл за собой.

У самой двери он замер. Из коридора конторы послышались голоса. «Эдак недолго и башки лишиться», — решил мужичок. Его пробил озноб. Пот крупными каплями выступил на сморщенном лбу. Шаги говорящих приближались. Бросаться к форточке уже не имело смысла, поэтому незваный гость вцепился в ручку дверного замка. Попробуйте открыть ключом с наружной стороны! Заклинило, да и всё. Ключ в замочной скважине без труда провернулся. Мужичок сжал ручку сильнее.

— Ты дурак, Алексей Исаевич! — сказал незнакомец у самой двери кабинета. Мужичок, соглашаясь, кивнул. «И жмот», — добавил он мысленно.

— И уродился болваном, и подохнешь идиотом! — продолжал разоряться неизвестный.

— Я виноват. Согласен! — с надрывом сказал Пригожин. Поучения младшего по званию изрядно потрепали ему нервы. Противиться он не мог — не имел права, согласно инстинкту самосохранения. Алексей Исаевич сам имел в подчинении парочку церберов, которых спускал на провинившихся сотрудников. Разумеется, он не прощал никому сопротивления своим слугам. А теперь сам попал под раздачу. Генерал выпустил его под «честное слово» и, вот, решил оторваться через Петрушку. Со временем всё устаканится, а пока нужно терпеть.

Алексей Исаевич весь поджался, заглянул в глаза «цербера» снизу вверх. Для этого Пригожину пришлось поджать колени, но цели своей он достиг. Молодой хам снисходительно посмотрел на Пригожина. Простил, значит.

— Я думаю, — сказал Пригожин, вынимая из кармана синих рабочих брюк связку ключей.

— Ты ещё и думать умеешь? — скривил губы двадцатилетний пацан.

— Стараемся… — с придыханием произнёс Пригожин. И в выдохе его почти прозвучало «ваше благородие».

— Старайся, тужься! Да только не обосрись! Ха-ха-га! — зелёный наглец шлёпнул по руке Пригожина, собирающегося открыть свой кабинет. — Не хочу даже заходить в твою помойку!

Пригожин улыбнулся, склонив голову. Помойка в его кабинете образовалась благодаря этому самому инспектору, присланному генералом. Алексей Исаевич морщился и кривился, когда заходил в свой кабинет, но, учитывая специфику работы в условиях инспекции, он не доверял ключей уборщице. Приходилось терпеть и это. Пригожин знал, ещё немного продержаться, и он будет в дамках. Терпение всегда вознаграждается — закон жизни!

— Пошли в цех потолкуем, там чище, чем у тебя! — предложил эксперт. Молодого человека таковым считали все подчинённые Пригожина. Кто ещё мог орать на Алексея Исаевича в Пастухово?

Мужичок в кабинете начальника бесшумно перевёл дух. Пронесло! Обтерев пот со лба и шеи, он посмотрел на стол Пригожина прощальным взглядом и потихоньку повернул замок.

В коридоре послышались шаги. Звякнуло ведро. Через некоторое время всё стихло.

— Сучка, — выругался мужичок, не раскрывая рта. — Пригожина уже чмырят вовсю, а она всё жопу лижет дорогому Алексею Исаевичу!

Не дождавшись возвращения уборщицы из туалета, мужичок присел за стол начальника. Продолжая ворчать на паршивую овечку Вальку, которая утром лижет пол в конторе, а вечером щиплет капусту в гостиничном киоске, он, сам того не желая, принялся рыться в столе Пригожина. Открыл верхний ящик, улыбнулся. Здесь лежала пачка «примы» — дешёвыми сигаретами Пригожин угощал работяг. Мужичок вынул одну, закурил. Спешить ему было некуда. Пригожин проторчит в цеху не меньше получаса, а дура Валька успеет выдраить пол в коридоре. Он продолжал курить, с отвращением выпуская дым. Знал, что противно от похмелья, а вообще курить очень даже неплохо, особенно когда в лёгких больше десяти часов не было ни капли никотина. Зажмурив глаз от едкого дыма, мужичок продолжал выдвигать ящики письменного стола. Откуда только Пригожин припёр такой большой секретер? Он не знал что такое секретер, но слово нравилось. Было в нём что-то говорящее о секретах начальства.

К бумагам Пригожина мужичок относился как к действительным секретам. Он старался класть их обратно в том же порядке, что и вытаскивал.

Увлёкшись ревизией начальнических документов, он не заметил, как отворилась дверь. Застыв в полусогнутом состоянии, одной рукой в нижнем ящике стола, мужичок поднял голову.

Перед ним еле стоял, держась обеими руками за стол, человек в грязной камуфляжной форме. На его правом плече висел укороченный АКС.

— Ты и есть, и-ик, П-Пригожин? — спросил пьяный в дупель человек.

— Не похож? — спросил мужичок. Его страх испарился вместе с парами перегара от вошедшего. Этот не из ментов, а просто пьянь. Мало ли сейчас небритых алкашей с автоматами бродит по стране?

— А вы мне, так все на одну рожу! — улыбнулся счастливый пьяница.

— Тебе-то что нужно?

— Пакет прими, и-ик!

— Давай!

— Какой шустрый, а?! — пьяный оборотился, словно спрашивал у воображаемой публики.

— Ты чего пришёл-то? — спросил мужик. По опыту он знал, в таком благодушном состоянии третьего дня беспрерывной пьянки вряд ли захочется махать кулаками.

— Т-точно! Вот тут распишись, ик! И вот тут! И тут!

Мужичок без труда поставил закорючку, едва ли похожую на подпись Пригожина.

— О-от! Забирай! — небритый сунул в руку мужичку нестандартный конверт. — Выпить не предлагаешь государственному человеку?

— Где ж, взять-то? На работе.

— Говорили, что ты жлоб, это точ-чно! — фельдъегерь махнул рукой, подчёркивая своё мнение. После чего довольно-таки быстро ушёл.

Первым делом мужичок затворил замок. Затем осмотрел штемпель. Похожий на почтовый, но бледно-красный с неразборчивыми буковками. Вот удача!

— Полжизни, Исаич, отдашь за эту бумагу, — мужичок впихнул компру за пазуху. Большой конверт никак не хотел влезать во внутренний карман спецовки. Мужичок попытался скрутить его в трубочку, но внутри оказалось что-то, совсем негнущееся. Выматерившись вполголоса, он сунул конверт в левый рукав. К этому времени уборщица протопала мимо кабинета. Хлопнула дверь в туалете. Мужичок засуетился: задвинул ящики стола, обронил пепел, смахнул его рукавом на пол, протёр сухой половой тряпкой ручки всех тумбочек, а также входной двери. После этого мужичок отворил замок и выскочил в коридор. Поскользнувшись на сыром полу, он растянулся и громко выругался. В это время открылась дверь в туалете, вышла уборщица с полным ведром воды.

— Чего шастаешь с утра пораньше?

— Залила пол! Шваркнешься, дак мозгов не соберёшь.

— Сёма! Где ж у тебя мозги-то? — грузная женщина хихикнула. Её складчатый подбородок затрясся, вслед за ним завибрировала мощная грудь, закачался свисающий живот.

— Сроду не найдёшь! — сказал Семён, сев на корточки.

— Чего припёрся-то? — Валентина не слышала, чтобы на станции случилась авария. — С утра в долг не даю, сам знаешь.

— А если чуть-чуть, — Семён прижал ладонь к сердцу. — Может, спасёшь, а?

— Иди, иди! — она, шутя, замахнулась шваброй. — Да подымайся же!

— Нет в тебе души, Валя, — вздохнул Семён, встав на ноги. — В большом человеке всего должно быть много, а ты недобрая, — ворчал он по привычке.

— Иди, иди, пока я добрая!

— Добрая, — пробурчал мужичок, убираясь вон. На крыльце он ухмыльнулся. Овца она и есть овца — ничего не поняла! Хотя, в поросячьих глазёнках Вальки с синей поволокой всё же было какое-то сочувствие. Но язык её поганый молотил про другое. Семён махнул рукой и отправился на поиски собутыльников.

Тем временем Пригожин стоял у гудящего трансформатора и думал.

Занимаясь вполне легальным бизнесом, в отличие от прежних своих коллег, он подзабыл о дисциплине и ответственности. Эти чувства остались далеко в прошлой жизни, в другой стране и уже на чужой планете.

Молодой сотрудник органов стоял перед ним и шумел громче трансформатора. Пригожин смотрел за его руками, крутящимися в воздухе: вслед за тонкими кистями подпрыгивали плотные рукава твидового пиджака, как резиновые патрубки, вверх-вниз. Вверх-вниз!

— У нас не бывает ни бывших, ни отставных! Ты это понял? — спросил пацан, взяв Пригожина за подбородок.

— Как не понять? — слабо возмутился Пригожин, глядя на орущего Петрушку. Тебя бы в восьмидесятые, с таким-то рвением!

— Пётр Яковлевич, — сказал он вслух, — свою часть договора я выполнил.

— Какого такого договора?! Это ты с нами договаривался, оказывается! Это не мы тебе вручили ключи от города? — взбеленился Петрушка.

Пригожин подавил улыбку. Благодетели вы мои, что же без вас было бы? А то и было бы, разозлился он, жил бы я спокойно и в ус не дул! Сам, вот этими руками, подобрал бесхозное добро, а теперь выслушиваю сопляка и поморщиться не имею права.

— Я человек старой закваски, — промямлил он вслух. — Неверно выразился, извиняюсь. Но, поймите, Пётр Яковлевич, профессионал из меня никакой. Да, я ошибся в методах, но стараюсь исправиться, — Пригожин понурился, чтобы Петрушка не видел его глаз.

— Ладно, хорош воду в ступе толочь! — рубанул воздух Петрушка, пиджак покачнулся на нём, как на плечиках в гардеробе. — Докладывай по порядку!

Пригожин с тоскою посмотрел на грязную площадку из арматурной решётки, на дверцы трансформатора с облезшей синей краской. Всё хозяйство в запустении из-за амбициозных придурков.

— Ладно, пошли в кабинет, — разрешил Пётр Яковлевич. Унылый взгляд Пригожина он оценил по-своему. Привык тут в начальничках ходить, от производства морду воротит!

По дороге в контору Пётр Яковлевич анализировал. Всё он делает правильно, как учили. Вначале дал Пригожину знать, что тот на волоске от гибели, теперь протягивает руку помощи. Почему же Пригожин не чувствуется угнетённым и затравленным? Где-то допущен промах. Нужно ещё додавить, или лучше подобрее «помочь»?

Пока Пётр Яковлевич мысленно рассуждал, Пригожин от всей души благодарил Петрушку за молчание. Уже достаточное количество подчинённых слышало, как сопляк визгливый поучает хозяина в Пастухове.

— Да, подрастерял ты свои навыки, Алексей Исаевич, — вежливо, как ему казалось, сказал Петрушка. Он развалился в кресле начальника и снисходительно кивнул, разрешая говорить Пригожину.

— На данный момент мне известно местонахождение учёного, — взял быка за рога Алексей Исаевич. — Они находятся тут, — он подошёл к карте на стене и ткнул наугад пальцем в точку далёкую от города. — Их трое. Зверев, старик и практикант геолог с турбазы.

Пригожин в ходе рассказа делал паузы, ожидая вопросов. Петрушка откинул голову на спинку кресла, его руки лежали на столе. Взгляд не выражал недовольства. Приободрённый и одновременно сбитый с панталыку, Пригожин продолжил доклад.

— Седой и Рыжий отстранены от операции.

Алексей Исаевич перевёл дух. Петрушка продолжал хранить молчание.

— Пётр и Валентин отстранены… навсегда.

И снова ноль эмоций. Сидит как истукан. Тоже, Чинганчгук Большой Змей нашёлся!

— Наши люди занимаются поисками. Это дело ближайших часов.

— А это? — вскочил Петрушка. Он ухватил Алексея Исаевича за указательный палец и ткнул в место, на которое указывал Пригожин. — Как это понимать?

— Согласно масштабу карты.

— Твой палец занимает площадь нескольких часов поиска? Что ты врёшь?! Кто их ищет, твои электромонтажники? — выкрикнул Петрушка и разом замолчал от сразившей его догадки. Он посмотрел в невозмутимые бесцветные глаза Пригожина. Это как же получается, его посылают распекать Пригожина, а сами выделяют поисковую группу! Петрушка вспотел.

Пригожин выдержал его взгляд, даже улыбнулся кончиками век. Этого хватило, чтобы Пётр Яковлевич обессилено опустился на деревянный стул у стены и опустил руки. Из-под грязно-серого пиджака показались обшлага синей рубашки. Пригожин заметил, что кончики её поистрепались. Видать, жизнь в Конторе по-прежнему нехлебная. Алексей Исаевич молча посочувствовал, но простить Петра Яковлевича за его вопли в коридоре и на площадке не мог.

— Полагаю, поиск в вашей компетенции, Пётр Яковлевич.

— Не тебе решать, что в моей компетенции! — вспылил Петрушка. Но эти слова были выкрикнуты в порыве отчаяния, так в последний раз вспыхивает зеленоватое пламя прогоревшей головешки.

— И не вам, Пётр Яковлевич, — с нажимом сказал Пригожин. Он посмотрел на обломки хрустальной пепельницы возле батареи. М-да, от проверяющих остаётся гадюшник не только в голове. Поглядев на удручённого инспектора, Пригожин решил сгладить углы. Указал стойло, и довольно. Петрушка всё запомнит и при случае отплатит сторицей.

— Поэтому обращаюсь к вам, Пётр Яковлевич, как к старшему среди равных, — Пригожин склонил голову, — что прикажете сделать при задержании беглецов?

— Кого из них, — встрепенулся Петрушка, — пацана, деда или учёного?

— Каждого.

— В вашей группе есть ликвидатор, — заключил Петр Яковлевич.

— Всех? — безразлично спросил Пригожин, потешаясь в душе над шавкой начальника. Ну же, решай вопрос самостоятельно, Петрушка! Вспомни, чему учился в разведшколе!

Рука Петра Яковлевича потянулась к телефону. Петрушка задержал её на половине пути, зачем-то потёр столешницу, затем взъерошил волосы.

Пригожин виновато улыбнулся, схватился за низ живота и выбежал из кабинета. Забежав в туалет, он набрал номер мобильного генерала. Гудки уходили в никуда. Алексей Исаевич потряс телефон как остановившиеся часы — абонент не отвечал. В сердцах Пригожин бросил мобильный в заполненную мусором корзину. Петрушка опередил, вспомнил-таки, чему учили в разведшколе.

Пригожин подкрался к двери собственного кабинета. Прислушался.

Петрушка якал и вякал — не докладывая ничего внятного. Значит, не всё так плохо. Пригожин потёр ладонями.

Тишина коридора взорвалась «Марсельезой» — надрывался мобильник Пригожина в туалете. Алексей Исаевич рванулся туда. Завернув рукав пиджака до локтя, он сорвал пуговицы с рубашки. Не обращая внимания на технические сложности, Пригожин засунул руку в мокрые обрывки туалетной бумаги. По закону подлости, телефон едва не опустился до дна. Алексей Исаевич выдернул мобильник и нажал на кнопку приёма связи.

— Пригожин, ты что там, шланг проглотил?

Алексей Исаевич мелко-мелко закивал. Неужели генерал видит его?

— Сядь на унитаз! — скомандовал начальник. — Не то наделаешь в штаны. У нас есть формула!

— И, как?

— Да никак! Туристов не трогайте, пускай болтаются по лесу.

— А?

— Бэ! Повторяю, пускай болтаются по лесу! Понял?

— То есть, заблокировать все выходы к городу?

— Петруша распорядится, — сказал генерал и отключил связь.

Пригожин вернулся в кабинет. Обдумывая слова начальника, он так углубился в себя, что позабыл о засученном рукаве на правой руке.

— Получилось? — ухмыльнулся Петрушка.

Пригожин кивнул.

— Ладно, не трясись, — разрешил Петрушка. — Работай, как работал.

Пригожин пристыжено молчал. Он как бы увидел себя со стороны: стоит седеющий мужчина в мятом рабочем пиджаке с закатанным до локтя правым рукавом и хлопает глазами перед молодым хамом. Ни дать ни взять, холоп опростоволосился. Он чуть не сплюнул с досады.

Петрушка, не прощаясь, ушёл.

Пригожин переборол отвращение к себе, догнал «цербера» у крыльца.

— Будут какие указания, Пётр Яковлевич? — спросил он.

— Никак нет! — задорно отрапортовал Петрушка и ушёл, щёлкнув каблуками.

Пригожин вернулся в кабинет, сел за стол и с силой стукнул кулаком. Шелохнулся телефон, и звякнула трубка. Алексей Исаевич вздрогнул. А так хорошо всё развивалось!

Перед гневом начальства устоял, Петрушку осадил, а в итоге его всё же отстранили от операции. Это грозило потерей всей мощи положения в Пастухово и доверия бывших коллег. «Меньше знаешь — крепче спишь», — успокаивал себя Пригожин. И тут же переиначил поговорку: «Не знаешь ничего, не проснёшься никогда!»

Шеф Пригожина в это время так же занимался мысленными изысканиями. Перед ним светился экран монитора с полным отсчётом об операции «Формула». Неясностей было больше, чем в самой формуле. Аналитики сообщали, что им удалось полностью расшифровать записи Зверева. Отчёт в единственном экземпляре они отправили ещё вчера. Фельдъегерская служба надёжнее электронного мыла, осталось только ждать.

Генерал Быков Иван Эмильевич никогда не принимал скоропалительных решений. Иначе не усидел бы в своём кресле до возраста, давно перешагнувшего пенсионный. Генерал решил обратиться к старому коллеге, уволенному в запас в связи с очередной чисткой рядов, не без участия самого Быкова. Генерал не испытывал никаких угрызений совести, на войне как на войне. Быков взял бутылочку «Столичной» сохранившуюся со времён Андропова и заявился на квартиру к бывшему начальнику.

— Так, Милич, — так называл генерала Быкова бывший начальник. — События развиваются в глухой тайге, говоришь?

Быков кивнул. Рассматривая трофеи хозяина дома на полках серванта, генерал думал о старых чекистах. А ведь Слону всё известно! Возможно, больше чем мне. Да, недаром большевики расстреливали старых спецов. Слишком много они знают. Глядя на кубок, в виде статуи Родины Матери, Быков ухмыльнулся. Интересно, Слон до сих пор умеет читать мысли собеседника?

— Пригожин не справился с заданием, — сказал Слон.- Он что, у тебя в штате?

— Только финансовый интерес.

— Завербовал вербованного? Ха-ха-ха!

— Интересы энергокомпании пересекались с нашими, — пояснил Быков, не глядя в глаза бывшему начальнику.

— Какова моя доля? — спросил Слон, разливая коньяк по пузатым стопочкам. Заметив непроизвольное движение Быкова, он пояснил: — Милич, теперь мы все коммерсанты, не так ли?

Быков посмотрел на коллегу ясными, ничего не выражающими глазами. «Чему-чему, а наглому взгляду тебя обучили», — подумал Слон.

— Ничто не стоит так дорого, как информация, — сказал он вслух, вытянул губы трубочкой перед долькой лимона, надкусил. Затем выпил коньяк и сжевал цитрусовый кружок.

Быков пригубил из своей рюмки, отставил её. Затем обтёр пухлые губы носовым платочком, сложил его аккуратно вчетверо, убрал в нагрудный карман. Только после этой церемонии, гость решился сказать.

— Если ты рассчитываешь на средства организации, то вряд ли. Заплачу сам.

— Из своего кармана?

— Ты получишь столько, сколько запросишь, — пообещал Быков, даже не спрашивая о характере информации — старый спец барахло не всучит. — И не важно, из какого кармана.

— Ясно, — кашлянул Слон. — Твой-мой-государственный, разницы нет. Только хотелось бы, чтобы ты, Милич, не заглядывал мне за пазуху.

Быков профессионально улыбнулся. Понял, Слон не сердится. Наоборот, почти готов к сотрудничеству.

— Осторожность — мать отваги! — процитировал он хозяина. — Никаких счетов, оплата только наличными. В чём пожелаешь?

— В йенах!

Быков опешил. Его бывший начальник никогда не шутил по поводу валюты.

— Два больших мешка, и мы в расчёте.

— Ты работаешь с японцами? — сорвалось у Быкова.

— С идиотами я работаю! — Слон усмехнулся и наполнил рюмки французским коньяком, «Столичную» он проигнорировал сразу. Непочатая бутылка так и стояла на самом уголку журнального столика, готовая от досады нырнуть на персидский ковёр.

— И у нас ничего не изменилось, — Быков развёл руками, представив перед собой бестолковую физию Пригожина и пуленепробиваемую черепную коробку Петрушки.

— Совет хочешь?

— За тем и пришёл.

— Не забывай корни!

Быков еле сдержался, чтобы не поморщиться. Ох уж эти корни! Начиная от Железного Феликса или Малюты Скуратова? Удалять их надо без наркоза!

— Стараемся, Слон Григорьевич, — сказал он вслух. — Но есть проблема, «лавбер» несколько устарел.

— Тебе нужна новая формула?

Быкова аж подбросило. Если старик всё знает, зачем морочит голову?

— Итак, йены? — спросил он, внутренне подобравшись.

— Перечислишь, вот сюда! — Слон подал бумагу похожую на визитку. Быков по цифровому коду определил банковский счёт в стране, называемой по старинке нейтральной. Сумма была умопомрачительная. К счастью, действительно в йенах.

— По нашим каналам это займёт несколько минут.

— Не станем торопиться.

— Но мне ещё неизвестна твоя информация, Слон Григорьевич!

— Дорогой Милич, мы не первый час знаем друг друга, распорядись!

Быков кивнул на телефонный аппарат на стене. Он был сделан под старину времён Великой Отечественной. Слон улыбнулся, разрешив воспользоваться своим раритетом. Быков взял массивную трубку, с обратной стороны которой вмонтирован микрокомпьютер. Ничему не удивляясь, он набрал многозначный номер и код доступа. Включив громкую связь, Быков распорядился.

В ожидании перевода денег Слон завёл обычную старческую пластинку. Мол, ветеранов не уважают, а молодым не дают никакой дороги. Быков сидел как на иголках, что-то невпопад вякал.

Убедившись, что сумма перечислена, Слон Григорьевич заговорил деловито, коротко, не отвлекаясь. Быков слушал, как школьник, сложив руки на колени, стараясь не пропустить ни одного колебания в интонации бывшего начальника. Слушал и поражался чутью древнего чекиста, радуясь в душе своей победе над ним, когда занял место начальника отдела. Экую громаду свалил! Вот уж точно, Слон! Он и в Африке, и в России!

— А со старичком не тягайся, — закончил Слон непрошеным советом.

Быков поднялся, поблагодарил и попрощался, бросив тоскливый взгляд на унылую бутылку «Столичной».

Слон, едва выпроводив генерала, взялся за трубку и принялся названивать по номерам памяти своего псевдовоенного телефона.

Довольный удачным визитом, Быков нёсся домой на полной скорости. Мигалка на крыше и депутатский номер автоматически устраняют дорожные препятствия. Ему хотелось петь и плясать, Быков даже станцевал на педалях газа и тормоза. Машина ворчала и подпрыгивала, а настроение водителя всё больше поднималось.

Возле самого дома зазвонил мобильник.

— Что там! — генерал спросил грозным голосом.

Звонил Пригожин.

— Иван Эмильевич, только что погиб фельдъегерь.

— Ма-алчать! — рявкнул Быков. Он реально ощутил, как большие деньги (пусть даже в йенах) проскользнули меж его пальцев.

В следующий момент машина врезалась в угол дома.

Тотчас выбросилась воздушная подушка и вмялась в грудь генерала.

— Немедленно обыскать, — голос Быкова прозвучал сдавленно, он задыхался. — Не отдавать ментам!

Пригожин слушал молча.

— Как это случилось? — задал генерал первый осмысленный вопрос. Он вывернулся из-под подушки безопасности.

— Автокатастрофа, — доложил Пригожин. — Машина загорелась и взорвалась. Погибли трое. Водитель и…

— Плевать мне на сопровождающих! Разузнай, не было ли чего при фельдъегере! — Быков взмахнул рукой, держа в ней мобильник, Пригожин услышал свист ветра. — Отставить! Сиди себе смирно, исполняй обязанности директора.

— Спасибо, — сказал Пригожин. Так ему стало легко и свободно, что захотелось немедленно отключить телефон и стереть из памяти все номера бывших коллег, после чего напиться в драбаган от радости! Но ничего этого он не сделал, потому что генерал продолжал молчать в трубку.

— Группу отозвать? — спросил Пригожин, пытаясь угадать желания генерала.

— Петрушка распорядится, занимайся своим делом, производственник!

— Есть! — Пригожину показалось, что он прокричал в трубку. На самом деле генерал Быков услышал лепет перепуганного ребёнка, готового немедленно расплакаться.

Позабыв о Пригожине, генерал связался с Петрушкой.

— Никаких премудростей, — сказал он. — Как только завидите старика, стреляйте на поражение!

— А что со Зверевым?

— По возможности оставьте живым.

— По возможности?

— Убрать всех! — решил генерал. С какими баранами приходится работать! Быков с силой нажал на кнопку отбоя связи. Его большой палец накрыл четверть клавиатуры мобильного, телефон недовольно завизжал несколькими мелодиями сразу и отключился. Быков выбрался из салона. Закрывая дверцу, генерал посмотрел под ноги и разглядел в дорожной жиже мокнущего снега с грязью монетку. Древняя двухкопеечная, решкой кверху. Брать или не брать?

— С вами плохо? — старческий голос отвлёк генерала от размышлений. Быков вздрогнул и выпрямился с зажатой в кулаке монеткой.

Перед ним стояла старушка в форменном бушлате. Её голову покрывала старая изъеденная молью шаль, концы которой уходили в подмышечные впадины и связаны за спиной.

— Вызвать «скорую»? — предложила бабуля.

— Ничего не нужно. Спасибо. Это давление. Сейчас я буду дома, приму таблетку и полежу.

— Если доктор поставит укол в вену, вам сразу станет легче!

Быков посмотрел на её сморщенное бледное лицо с тёмными пигментными пятнами, состроил вымученную гримасу, затем захлопнул дверцу машины и, ни слова ни говоря, ушёл в подъезд.

Старуха разозлила генерала, из-за неё поднял монетку лежащую орлом в грязи! Быков повертел пальцами двушку. Вспомнил, что из-за такой же монетки погорел Слон. Он не успел позвонить с телефона-автомата и первым переговорить с командованием. Быков опередил своего начальника. Когда появился Слон Григорьевич с раскрытой папкой документов в руках, его уже никто не хотел слушать. Доказательства его невиновности и компромат на заместителя не интересовал начальство. Командир принял решение. Чёткий доклад Слона был встречен торжествующими улыбками и сочувствующими взглядами. Слон мог рассчитывать только на торжественную отставку. А теперь эта монетка вернулась Быкову!

Чекист не может быть суеверным! Генерал Быков оставил монетку на полочке у зеркала и прошёл в свой кабинет. Сосредоточиться и работать! Никакой Слон не остановит меня! Я ему не Сашенька Македонский!

И, насвистывая мелодию восьмидесятых, генерал разложил перед собой последние сообщения по факсу.

— «Две копейки пустяк! Две копейки нужны!» — позабыв слова, Быков что-то промурчал и снова запел: — «… и нет им цены!»

Навязчивый мотив набивал оскомину, хотелось выплюнуть дурацкую песню, но никак не получалось. Михаил Иванович бесконечно прокручивал в голове «Гаудеамус», не воспринимая окружающее.