Культура прокариотов

Глава 4. Зимний лешак

Проснулся Зверев посреди бела дня. Судя по календарику наручных часов, на третьи сутки похмелья. Он не спрашивал себя, можно ли столько проспать, но радовался отсутствию всяких кошмарных сновидений.

На столе в кухне его ожидал идеальный порядок. На прибранном столе листы бумаги, поверх них лежит карандаш. Михаил Иванович обречённо вздохнул.

Опять работал во сне. Он поднял листы бумаги, перевернул. На обратной стороне Зверев увидел законченную формулировку научной работы по клеткам-убийцам. Вот она, искомая формула на одном листке бумаги. Нужные пропорции антибиотиков и гормонов для культивирования бактерий. Полученные клетки прокариоты способны заглотить любой ген человека, исключив его из генетической программы.

Имея в руках такую информацию, можно начать эксперименты с людьми. К примеру, взять группу забулдыг или конченых негодяев и отключать у них гены. Один за другим. И наблюдать, какие функции организма выпадают. Проще простого. При научном подходе для выявления локализации гена необходимо исследование трёх поколений, но всем хочется «быстрее, выше, сильнее». Ещё со времён первой олимпиады 776 года до рождества Христова. Михаил Иванович отчётливо видел устрашающее будущее собственного детища. Интересно, создатель атомной бомбы испытывал такие чувства? Или, радуясь как ребёнок, что прорвал звуковой барьер, ни о чём другом не задумывался.

Зверев задумался. Если он в беспамятном состоянии выводил свои формулы, а какой-то прибор фиксировал их, то кто-то же должен придти и забрать результаты. Но ни один призрак не появлялся. Выходит, информация ещё где-то в избушке. До появления кошмаров ещё было время, Михаил Иванович приступил к поиску кассеты.

Искать долго не пришлось. В плафоне лампочки был встроен глазок, похожий на дверной, только значительно меньше. Михаил Иванович открутил плафон. Под колпачком, скрывающим провод под потолком, Зверев заметил круглый диск похожий на советскую пятикопеечную монету. Он потёр находку о рукав. Замигала мини-лампочка на ребре диска. А в кружке по центру пошло воспроизведение фотокопий с листа, который Зверев только что читал. Это компьютерная съёмка: изысканно, не безвкусно. Только человек замороченный собственными кошмарами мог не заметить «жучка» над своим столом. Михаил Иванович сокрушённо вздохнул. Избыток знаний худо, недостаток — смерть!

Михаил Иванович продолжил поиски. По его мнению, должны быть дублирующие системы наблюдения и панорамных голограмм, которые он воспринимал как галлюцинации. Простукав пластиковую обивку стен, Зверев нашёл пуговицу со своего рабочего комбинезона, которую потерял ещё в первые дни. Она как бы «закатилась» за вертикальный плинтус, стоящий в углу кухни. Причём так, что одно отверстие срисовывало информацию со стола. До чего же продумана каждая деталь! Михаил Иванович снял бы шляпу перед работниками спецслужб. Если бы она была у Зверева в этот момент. Что ж, теперь нужно исхитриться и уничтожить аппаратуру так, чтобы комар носу не подточил.

Михаил Иванович перебрал в голове несколько вариантов. Самый надёжный — поджог — явно не подходил. В борьбе за свою жизнь незачем ускорять её прекращение от банального холода. Или расколотить шпионские примочки молотком, и делу конец? Тогда явятся парни с дубинками и расколотят голову. Зверев проработал другие «стихийные бедствия». К сожалению, зима мешала многому. Она исключала прямое попадание молнии в избушку, затопление и многое другое. Хотя, почему исключается затопление? Михаил Иванович вспомнил, как возился с канализационным стоком.

Зверев решил не тянуть до темноты. Поскольку он уже сошёл с ума, в чём сам признался Пригожину, спрос с идиота соответствующий. В технике он ничего не понимает, в чём расписался сам, заполняя анкету в гостинице. Раздумывая над этим вопросом, Зверев убрал телефон на пол, туда же бросил жучок с плинтуса — закатился точно так же как в угол стены. Не мудрствуя, Зверев разбил плафон, сбросив мини камеру на пол. Ящики с продуктами поднял на стол. Всё готово!

Михаил Иванович трижды поблагодарил себя за трудолюбие, когда измученный кошмарами он продолжал расчищать снег по всем маршрутам. Это облегчило Звереву задачу добраться до насосной. Внутри водокачки ничего не изменилось. Тот же равномерный гул насосов, та же многослойная пыль на приборах. Так же мирно журчала вода, стекая по вдолбленному в бетоне желобку.

Вдруг гул прекратился. Михаил Иванович испуганно посмотрел на манометры. Стрелки приборов не дрогнули. Тотчас заработал второй насос. Произошло автоматическое переключение, только и всего.

Михаил Иванович выдвинул заржавленную крышку щита управления насосами. На обратной стороне припаяна латунная пластинка со схемой переключения насосов вручную.

— Так, — рассуждал Зверев вслух, — на двойной режим до восьми атмосфер, а потом обратно автоматически. За двадцать минут успею.

Зверев щёлкнул рубильником и вернул его в прежнее положение. После этого Михаил Иванович со всех ног рванулся к избушке. Подбегая, он услышал подозрительный шум. Зверев прибавил скорости. Он физически ощущал, как вода сорвала мягкие шланги к умывальнику и микротитану.

Перелетев через порог, он удивился. Как было задумано, слабые хомуты на шлангах сорвало, вода хлынула полным напором на пол, но в избушке она не задержалась. Михаил Иванович слушал, как шумит и завихривается бурный поток в подвале. Прямо под полом кружилась гигантская воронка. Зверев посмотрел на часы, прошла ещё половина времени, а шум стал тише, но интенсивнее. Если так пойдёт дело, то затопит всю избушку! Нужно срочно что-то предпринять! Зверев выскочил в прихожую, дверь за ним прикрылась с чмокающим звуком. Михаил Иванович открыл ящик для инструмента зелёного цвета, надо бы какой-нибудь чопик, а лучше резиновую заглушку. Зверев вытряхнул содержимое на пол: оплавленные катушки трансформаторов, разложившиеся элементы кислотных аккумуляторов, распределительные коробки для внутренней электропроводки, куски кабеля-лапши — полный набор Плюшкина. Михаил Иванович в сердцах отбросил ящик в сторону. Железо громыхнуло. Зверев посмотрел, не разбил ли чего? И увидел у стены трубы подачи воды с вентилем. Зверев кинулся к нему, крутанул за барашек и отломал его. Вода продолжала угрожающе шуметь. Михаил Иванович взялся за торчащий из крана кончик муфты, он скользил в пальцах. Зверев сел на пустой ящик из-под инструмента, опустил руки и подумал. Так всегда поступал доктор наук Зверев М. И., когда казалось всё идёт прахом: культура гибнет на глазах, пропадает труд многих месяцев из-за технических погрешностей. Подумав, нарочито медленно и хладнокровно, он находил выход. Зверев поднялся на ноги, вынул из кармана ключ от насосной, одел его петлёй на кончик крана, провернул. Раз, два — сорвал с мёртвой точки!

Шум стал тише. Иван Иванович крутил кран ещё и ещё. Но петля ключа тоже стала проворачиваться, а вода по-прежнему бежала. Тогда Зверев взял ключ на излом и крутанул в обратную сторону чтобы расшатать резьбу. Открутив вентиль до конца, он не смог завернуть его обратно. В момент усилился поток воды. Михаил Иванович пнул по ржавому вентилю, шумело уже в комнате. Зверев прислушался. Появился дополнительный звук: падающей на снег воды. Михаил Иванович выскочил наружу и увидел, как вода течёт из форточки. Затопило всю избу. Проводка, похоже, замкнула, масляная батарея сломалась. В отчаянье он всё же завернул кран, но, похоже, было поздно.

В такой избушке при тридцати градусном морозе на жизнь отпущены считанные минуты…

Дверь открывалась вовнутрь, поэтому вода стояла в избушке как в бассейне. Резиновые прокладки по периметру оконной рамы только прибавляли герметичности. Боясь промокнуть, Михаил Иванович взял доску, одним концом уткнул её в порог, другим поставил к двери на уровне пояса. Затем собрал содержимое ящика внутрь и бросил его на доску. Давление воды свободно выдержало удар. Дверь не тронулась. Тогда Зверев снял верхнюю одежду и прыгнул на доску всем телом. Раздался хруст — необструганная тесина не выдержала и сломалась пополам. Одновременно подалась дверь. Обломок доски попал в косяк и заклинил двери. Поток воды вырвался на волю. Давление насоса упало до нормальных величин. Стихия закончилась.

Михаил Иванович вошёл в избушку. На полу лежали консервы с отмокшими бумажными этикетками. Сигареты, пакеты с полуфабрикатами и батонами были выброшены водою в форточку. Михаил Иванович усмехнулся, план по стихийному бедствию был перевыполнен втрое! Оставшуюся неделю ему придётся перебиваться консервами и мёрзнуть в неотапливаемой сырой избушке. Михаил Иванович одел полушубок. Зато нет никакой формулы. На электронных носителях она заржавела, на бумаге — расплылась. А жить можно! В бане топить печь, растапливать снег для питья и жевать оставшиеся консервы. Плюс, так разрекламированная охота-рыбалка.

Зверев обошёл избу, чтобы проверить, не осталось ли чего из запасов. Но их смыло в буквальном смысле. За ветку перед оврагом как в насмешку зацепился пакет с батоном. Михаил Иванович совершенно успокоился. В его голове стало так ясно, будто «хапнул сто пятьдесят с похмелья». Михаил Иванович брезгливо поморщился. Откуда такие сравнения в его голове, тогда как никогда не пил поутру даже после грандиозных гулянок.

— Привыкай к опохмелке! — сказал Пётр, не появляясь в поле зрения.

— Заткнулся бы ты, Петька, — посоветовал Михаил Иванович, осознавая, что разговаривает с воображаемым собеседником.

В следующий момент «воображаемый» ударил Зверева по затылку. Михаил Иванович упал лицом в снег.

Очнулся Зверев от жары. Тепло просочилось в каждую его мышцу, кости горели от жара. Михаил Иванович открыл глаза, голубоватый искрящийся снег на миг ослепил глаза. Зверев поднялся на четвереньки, напялил на себя наполовину снятый полушубок. Михаил Иванович всё понял. Эпи-припадок захватил его врасплох. Начиная замерзать, он сам пытался снять полушубок.

Михаил Иванович посмотрел на свою избу в лунном свете. Всё же, лучше такое убежище, чем никакого.

— Глупец! Лучше иди, постукай по вертолётной площадке! Пригожин всегда рад гостям!

— Сам ты дурак! — огрызнулся Зверев, озираясь. Вновь никого рядом не было.

В доме, вопреки ожиданиям, на полу не было воды. Только запах сырости напоминал об «удачной катастрофе». И тысячи иголок разом заплясали по коже, впиваясь в уши, щёки, нос. Михаил Иванович тёр обмороженное лицо, зная, что делать этого не рекомендуется. Он вошёл в спальную. Зелёная лампочка масляной батареи подмигнула Звереву. Чуть не заплакав от неожиданного счастья, Михаил Иванович прильнул к радиатору. Глядя на пол, Зверев наблюдал, как исчезает сырое пятно: от периферии к центру. Пол высыхал и становился снова светло-коричневым. Через несколько минут Михаил Иванович полностью отогрелся.

Матрас на кровати промок насквозь. Зверев перекинул его через батарею, снял с себя полушубок. Подстелив его на панцирную сетку, Михаил Иванович упал на кровать.

Во сне он спорил со своим бывшим начальником, почётным членом-корреспондентом. Научный бонза усмехался, тряся козлиной бородкой, тянул руку за трудами Зверева. Михаил Иванович сложил листы бумаги в трубочку и от души врезал по голому черепу начальника. Войдя в раж, Зверев пообтрепал страницы о разбухшие багровые уши начальника, но остановиться никак не мог.

— Ты разработал программу смерти и не сможешь распорядиться ею должным образом! — взвизгнул начальник, прикрывая голову сморщенными ладонями.

— Ты сможешь! — выкрикнул Зверев и остыл. Опустил истрёпанные листы, развернул и с удовольствием порвал их на четыре части. После чего, Михаил Иванович бросил обрывки в лицо начальнику.

Выплеснув энергию, Зверев почувствовал усталость, обессилено попятился к стулу и упал в него. Затылок ломило так, будто не Зверев, а почётный академик лупцевал подчинённого по голове.

— За тобою следит несколько спецслужб, они пичкают тебя нейролептиками, — спокойным тоном сказал бывший начальник. Он стоял перед Зверевым и покачивал иссушенным указательным пальцем.

— И что?

— А то! — прошептал академик. — Ты отдашь им формулу получения клетки-убийцы, а потом, — он зашипел как кошка, — тебя уберут. И меня. И всех более-менее умных людей! Такие им не нужны. Так что, не дури, отдай мне все бумаги!

— Для чего? — устало спросил Зверев.

— Для уничтожения!

— Все бумаги тут, — Зверев указал взглядом на пол.

— И тут! — начальник стукнул согнутым пальцем по голове Зверева. От чего Михаил Иванович вскочил. Первым его желанием было: схватить академика за шкирку и колотить о стену, пока тот не рассыплется.

— Михаил Иванович, — прогнусавил директор НИИ микробиологии, — у вас высшее медицинское образование, я не ошибаюсь?

— В отличие от некоторых, — сказал Зверев, опускаясь на стул. Тон лектора, задающего экзаменационный вопрос, усадил его на место.

— И вы понимаете, что нынешняя фармакология, особенно у них, — он посмотрел почему-то в пол, задрав палец кверху, — сумеет за три месяца из нормального человека сделать полного идиота?

Михаил Иванович раскрыл рот, но академик жестом прервал его.

— Понимаю, вы не принимали таблеток, не делали себе инъекций и ингаляций, даже, извините, задницу подтирали экологически чистой бумагой, но, — указательный палец шефа вновь вскинулся кверху, — провиант-то вы не проверяли на предмет примесей.

Михаила Ивановича затрясло. Надвигается припадок. Сейчас отключится сознание, и козлобородый сделает со мною, что ему заблагорассудится.

— На каком таком основании, позвольте вас спросить, вы поставили себе диагноз: эпилепсия?

Михаил Иванович дёрнулся всем телом, но сознания не потерял.

— Вас что, били в детстве по голове? — спросил академик с участием добрячка-психиатра, намеревающегося упрятать пациента в изолированную палату.

Рука Зверева непроизвольно потянулась к темени.

— Не ищите следов механического воздействия, — продолжал профессор. — Вы добровольно подверглись биохимической бомбардировке мозга!

Михаилу Ивановичу захотелось освободить желудок от всего съеденного за прошедшие месяцы в тайге. Его затошнило.

— И генетика у вас безупречна! — добивал его академик. — Родители ваши никогда не страдали от эпилепсии. Они были исключительно белой косточкой.

— Скажи ещё, были репрессированы, — сказал Михаил Иванович и удивился. Опять он начал хамить.

— Нет, они были зачищены.

— Откуда вам это известно? — спросил Зверев. Его перестало трясти. Тошнота отступила. И только в носу стоял тяжёлый дух испарений от сырого пола и стен.

Лицо академика начало расплываться. Михаил Иванович не желал расставаться с полезным сном. Он схватил бывшего начальника за лацканы пиджака.

— Теперь ты понял, почему я столь долго терпел твои анархические выходки? Почему твоему брату, бездарю от медицины, открыт зелёный свет в журналистике? Не смотря на то, что он не еврей и не педик!

Михаила Ивановича подбросило на стуле. Таких слов от почтенного академика он никак не ожидал. Или во сне каждый становится самим собой?

Тем временем лицо профессора расплылось в воздухе, и только лацканы пиджака в руках напоминали Звереву о собеседнике.

Глаза Зверева открылись. Он держал в руках ворот полушубка, на который упал спать, обессиленный эпи-припадком, заставшим его возле избушки. Михаил Иванович посмотрел на часы. Проспал до обеда. Какого обеда?! Получить очередную дозу нейролептиков, чтобы вызвать к работе дремлющие структуры мозга? Открывая очаги гениальности, эти препараты расходуют энергию жизнеобеспечения. Это как горючее для ценных идей. А нужно ли мне такое за паршивые баксы? Вдруг, когда я окажусь на воле, доллары будут стоить по тридцать копеек за одну тонну чистого веса?

Продолжая размышлять, Михаил Иванович уселся за стол. Посмотрел на календарь, сравнил даты подписания контрактов. Так и этак, получалось больше ста дней! И никто не спешил забирать его из этой берлоги.

Голод всё же дал о себе знать, Зверев был рад любым продуктам. Он вскрыл упаковку спасённого батона. Хлебные поры насквозь как бы прошиты зеленовато-серой плесенью. А запах напоминал вонь из коробочки на чердаке.

Почему стоило лишь попасть герметично упакованному батону в воду, как он тотчас заплесневел? У самого порога Михаил Иванович обнаружил один из «жуков», псевдомонета проржавела насквозь, как и пшеничный батон.

«Дело-то в воде. А не в продуктах!» — мысленно сказал Зверев приснившемуся академику. Но как её пьют остальные люди? Неужели поблизости есть целый город псевдоэпилептиков? Михаил Иванович решил, что это нерентабельно. Он вышел в прихожую. Кран, заклиненный им намертво, перекрывал всякое журчание воды. Проследив за ходом трубы, Зверев опустился в подвал. Там-то и нашёл резервуар, через который словно сквозь фильтр подавалась вода из насосной. Ёмкость размерами с маленькую винную бочку с одной стороны покрылась точно такой же плесенью, которая поразила хлебный батон.

Михаил Иванович натопил снега у масляной батареи, вскипятил и выпил вместо чая. Кипяток значительно уступал чаю по вкусовым качествам, но гарантировал спокойную ночь.

Сон, действительно, был приятным. Михаил Иванович смотрел любимый кинофильм с желаемым концом: зло было наказано, справедливость торжествовала.

— Уходи отсюда, милый! — сказала вдруг главная героиня, вразрез со словами финальной сцены.

— Вали отсюда! Рви когти с четырёх утра! — заявил убитый к концу фильма злодей.

Михаил Иванович вздрогнул и проснулся. Часы указывали на половину четвёртого. Лучше прислушаться к дельному совету, даже если он исходит из уст отъявленного негодяя.

Протерев лицо снегом, Михаил Иванович занялся сборами. Рюкзак, к его удивлению был собран. Хранящийся в подвешенном состоянии на стене прихожей, он не пострадал от затопления. Внутри него лежал полный набор таёжного джентльмена: леска, топорик, пара консервов и трижды проклятое сухое горючее. Когда успел собрать? Зверев только хмыкнул. Его заботило иное: как выбраться из таёжного пантакля.

Внутри Михаила Ивановича бушевал ураган. За что над ним устроили такой эксперимент? Стоило лишь безо всякой лести признать мои способности, и я бы растаял как медуза на горячем песке. Нет же, им захотелось устроить кошмарную зимовку для «человека с железными нервами». Ещё чуточку, и выбили бы остатки разума. Ну, не сволочи ли?

Кипевшая злом энергия придавала ему сил. Михаил Иванович прошлёпал на лыжах к трансформаторной. Не раздумывая, он дёрнул рубильник книзу. Трансформатор крякнул и затих.

— Шабаш, Алексей Исаевич! — сказал Зверев в полной тишине.

Не прошло и доли секунды, как трансформатор загудел вновь при отключенном рубильнике! Михаил Иванович повторил манёвр: поднял ручку в рабочее положение и отключил её. История повторилась. Опять пришлось отдать должное профессионалам. Они предусмотрели подобную психическую реакцию таёжного затворника и заблокировали отключение электроэнергии.

Михаил Иванович, ворча про себя, шёл вперёд, не разбирая пути. Подальше от этого ада. Вспотев, Зверев остановился, оттёр лоб шарфом. Шерсть плохо впитывает влагу. Но капли пота убрать можно. Зверев осмотрелся. Вокруг одинаковые деревья накрытые слежавшимся за зиму снегом, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветви сосен и тонущие в ельнике. Куда идти дальше? Только прямо, решил Зверев.

Михаил Иванович шёл, никуда не сворачивая. К широким охотничьим лыжам он быстро приспособился, как будто родился в них. Кончики лыж ощущались пальцами, как продолжение ног. Зверев посмотрел на часы. Позади четыре часа непрерывного движения. Если средняя скорость, учитывая отсутствие спецподготовки, примерно три километра в час, он должен покрыть больше десяти километров. Если верить Пригожину, остаётся восемьдесят. Михаил Иванович, улыбаясь, продолжил движение.

Незаметно для себя Зверев поднялся на какой-то пригорок. Спиною к склону, он достал банку с тушёным цыплёнком, вскрыл её кончиком топорика и чуть не задохнулся. Внутри лежала разлагающаяся органика — зеленоватое месиво покрытое белёсым налётом. Михаил Иванович отбросил банку прочь, вытряхнул из рюкзака всё его содержимое. Собирался в полудрёме или вообще во сне, так почему после не проверил? Напихал разной дряни! Зачем, к примеру, вот эти листы бумаги? Они были смяты, но не исписаны. На растопку что ли взял?

Откупорив вторую банку с говяжьей тушёнкой, он качнул головой, отворотив нос. Запах напомнил Звереву тушку какого-то животного, лежащего в ящичке на чердаке. Он бросил банку и стал собирать рюкзак. Для чего бы ни положил эти бумаги, они пригодятся. На одном из листков Зверев увидел записи сделанные его рукой. Опять что-то начеркал в наркотическом трансе! Михаил Иванович брезгливо развернул лист.

Господи, буди мне грешному, — было записано несколько раз подряд без единого знака препинания. Это же молитва воинов, подсказанная дедом!

Михаил Иванович подумал, можно ли его назвать воином? Может ли человек ведущий борьбу за свою жизнь называться воином? Решив, что может, Михаил Иванович сунул исписанный лист во внутренний карман.

Зверев наконец оглянулся. Михаил Иванович оказался на вершине того самого холма, что образует одну из вершин пантакля.

— Как же я шёл? — спросил Зверев у самого себя. Отвечать самому себе не было ни желания, ни возможности, ни времени. Внизу была вертолётная площадка, избушка и банька образующие один треугольник. На него накладывался следующий: линия электропередач, насосная и трансформаторная станции. Отбросив пустопорожние измышления, Михаил Иванович зашагал в противоположную сторону.

Спустя три часа, он оказался на известном бугре. Поначалу обрадовался, завидев блики солнца на брошенной кем-то консервной банке — значит, рядом люди! Но вонючая зелень внутри банки разом разбила все надежды. Усевшись на рюкзак на вершине холма, Михаил Иванович задумался.

До темноты оставалось часов шесть. Выходит, ему можно за это время сделать пару кругов. Чтобы возвратиться на ночь в избушку. Он бросил взгляд вниз. В следующий момент Михаила Ивановича аж подбросило: из трубы бани шёл смолянисто-чёрный дым!

— Живите и грейтесь! — зло сплюнул Зверев. Это ж надо, стольких людей задействовали, чтобы одурачить охотника до денег «с железными нервами»! Какой парад фантомов, и только дедок-фронтовичок всплыл в памяти сам по себе, вне массовки. «За него и держись!» — приказал себе Михаил Иванович. Он ясно представил себе каждую морщинку на лице деда, но слов, пророненных им как бы невзначай, вспомнить не мог. Что-то про войну, про веру, про тайгу. Было что-то такое, потустороннее что ли, не входящее в сценарий обработки работника придуманный Пригожиным. Тут не русалки и не драконы, что-то более близкое и лесное. Сказочное, можно сказать.

— Про кота-баюна что ли? — разозлился Зверев на свою память. И тут же вспомнил.

«Зимний лешак покруче летнего заворачивает, ты переметни одёжку!»

Утопающий не побрезгует соломинкой из кучи навоза — Михаил Иванович вывернул полушубок наизнанку, переобул валенки и развернул шапку задом наперёд.

После этого Зверев прошёл больше пяти часов, но не наткнулся на место своей стоянки. Стемнело не по часам и даже не по минутам. Свет исчез мгновенно, как будто кто-то одним движением опустил рубильник. Небо тотчас осыпалось яркими звёздами. Луны, даже в виде узенькой полоски, не было.

Вдали замерцали огоньки как в большом городском доме, где в одной квартире укладываются спать, в другой собираются смотреть телевизор, а в третьей ещё только разогревают ужин.

Михаил Иванович двинулся навстречу огонькам.