Культура прокариотов

Глава 2. Клоун рыжий. Клоун чёрный

Зверев осмотрел своё жилище. Снаружи бревенчатая изба из кругляка, между брёвен местами торчком седой мох. Изнутри стены обиты пластиком светло-серого цвета. Обстановка в спартанском стиле. Металлический стол и шкаф с множеством полок. Михаил Иванович взял папку, перевязанную тесьмой. Пыли на ней не было. Предшественники, похоже, часто пользовались этими бумагами. Зверев отложил осмотр документации и прошёл в соседнюю комнату. От кухни она отделялась пластиковой перегородкой. Спальная освещалась люстрой в форме матового диска. Кровать с жёсткой панцирной сеткой стояла возле перегородки. Под окошком размерами с большую форточку, стоял масляный радиатор с красной лампочкой. Горячий! Михаил Иванович отдёрнул руку. Он сел в кресло, стоящее в углу, оглядел стены. Серый однотонный пластик — никакой фантазии! Зато на стене напротив оконца висел гобелен. Художника, изобразившего такое, никак не упрекнёшь в отсутствии воображения. На фоне неестественно больших роз тёмно-коричневый гроб с жёлтой окаёмкой, как бы плавающий в море цветов. В нём сидит скелет женщины с мощными грудями. Соски ярко-розового цвета возвышаются над поверхностью ковра. Михаил Иванович поднял руку, чтобы потрогать их, но тотчас остановился. Голые ключицы и надтреснутый череп завершали облик красавицы. Жёлтые волосы беспорядочно спадали до головок плечевых костей. Скелет находился в полуприподнятом состоянии под углом к гробу. Создавалось впечатление, что она вот-вот сядет.

Михаил Иванович вспотел. Немудрено, что кое-кто сошёл с ума, наблюдая это чудо днём и ночью. Зверев потрогал ковёр. Толстый, сшитый на совесть. Он поднялся на табурет, снял гобелен со стены, свернул в трубку. Не раздумывая и не давая отчёта своим действиям, Михаил Иванович вынес рулон из дома, бросил его в снег за углом избушки.

Зверев присел на стул, перевёл дух. Будто в одиночку разгрузил вертолёт! Вот она, гиподинамия — болезнь века. Михаил Иванович открыл кран над раковиной, тёпленькая. Цивилизация проникла даже в этот медвежий угол.

Над столом висели круглые часы. К серому циферблату тянулся провод от коробки-распределителя. Михаил Иванович сравнил показания электрических часов с наручными. Точность ювелирная, до секунды.

Собравшись ужинать, Михаил Иванович раскрыл ящик с хлебом. Был приятно удивлён. Вместо ожидаемых малоудобоваримых галет там оказались золотистые батоны, в вакуумной упаковке. Срока годности не указывалось.

Михаил Иванович знал, что в такой обёртке хлеб не черствеет в течение полугода. Настроение поднялось. Если его по какой-либо причине «забудут» здесь — запасов хватит на полгода, как и говорил Пригожин. Зверев заварил чаю своего любимого сорта, который указал в анкете.

Покурить вышел в сени напоминающие тамбур.

— Это тебе холодильник до весны, — сказал командир экипажа, когда заносили вещи.

— А весной? — машинально спросил Зверев.

В ответ лётчик сделал такие глаза, будто у него спросил о конце света. Михаил Иванович улыбнулся.

— Дома будешь весной! Кстати, весна-то в июне начинается.

— Трижды дома будешь! — заверил второй пилот, подмигнув Михаилу Ивановичу. А когда командир вышел за очередным ящиком, улыбаясь, он указал на металлическую бадейку. Что он этим хотел сказать, Зверев тогда не понял.

Теперь он раскрыл бадью и увидел в ней крупные таблетки похожие на сухое горючее. Зверев взял одну, принюхался. Как есть, сухое горючее. И чему так радовался штурман? Зверев бросил таблетку обратно и закрыл флягу. Чай остывал, а ему ещё хотелось попробовать масла. Только в третьем вскрытом ящике он обнаружил пачки «Вологодского». И тут Пригожин постарался обеспечить райскую жизнь! Из такой командировки можно век не возвращаться!

С удовольствием попив чаю, Михаил Иванович улёгся на кровать. Полежал в темноте, слушая тишину. Когда в ушах мягко застучали собственные кровеносные сосуды в такт биению сердца, Михаил Иванович заснул.

Во сне ему привиделись предшественники. Молодые мужчины, оба лет двадцати с небольшим. Один назвался Валентином, другой — Петром. Алексей был почему-то седым, а Пётр рыжим.

— За бабками приехал, коллега? — спросил Валентин, протягивая руку.

Михаил Иванович кивнул и пожал сухую ладонь.

— Тяжело в наше время бабки даются, — сказал рыжий, сверкнув белыми фиксами.

— Чем порадуете? Пугать пришли? — спросил Зверев вполне осознавая, что находится во сне.

— Пугать?! — хором удивились парни.

— Или предупреждать?

— Мы тебе помогать пришли!

— Хотите, чтобы я разделил деньги поровну? Я же знаю, что вы не получили ничего.

— Дурак ты, Михаил Иванович. Даром что академик!

— Я не академик. Всего лишь, старший научный сотрудник. И то в прошлом.

— Ты сотрудник? — захохотал Пётр. — Ты вошь лесная! Как и мы.

— В чём вопрос, ребята?

— Хочешь вернуться нормальным?

Михаил Иванович кивнул.

— Тогда возьми наш вахтенный журнал и прочитай его!

— В тумбочке на кухне?

— Нет. Это формальная бумага для Пригожина. Ты возьми журнал в бане!

— В душевой? — не понял Зверев. Про баню он ничего не слышал. Представив себя на полке в жаркой парилке, Михаил Иванович непроизвольно погладил локти.

— Не щипай себя, не проснёшься, — сказал седой. Валентин выглядел рассудительнее своего товарища. И одет в костюм тройку, хотя и ядовито-зелёного цвета. Тогда как его напарник в спортивной форме с обвисшими локтями и коленками.

— И где мне взять этот журнал?

— В бане. Слева под поленницей вынешь доску из пола. Там лежит журнал.

— К чему такая конспирация?

Вместо ответа Михаил Иванович услышал пиканье наручного будильника.

— Где эта баня? — спросил он у самого себя.

Умывшись, Зверев поднял трубку телефона. Лётчики подсказали ему: «Возьми трубку и ори, что есть мочи: — «Подстанция! " — ответят.

Михаил Иванович так и сделал. Но ответа не дождался. В трубке не были слышны даже эфирные шумы, не то что какие-то гудки. Зверев подул в микрофон. Ничего не зашуршало, не заскрипело. Наверное, связь специальная, вроде монитора. Хочешь, кричи, хочешь, наговаривай на плёнку, решил Михаил Иванович.

— Спасибо, Алексей Исаевич! Всё очень хорошо. Рацион меня вполне устраивает. Свои обязанности я понял. Думаю, справлюсь без труда. Только хотелось бы узнать… — «Где тут баня» хотел спросить Зверев. В последний момент передумал и вместо этого сказал: — Есть ли тут какие-нибудь инструменты?

Зверев опустил трубку. Сел напротив аппарата, не спуская глаз с сигнальной лампочки. Красный колпачок на чёрном аппарате не подавал никаких признаков жизни. Похоже, связь односторонняя. Докладывать и сообщать о чём-то ещё расхотелось.

Михаил Иванович взял журнал из шкафа. На первой странице была размещена служебная инструкция. Некоторые предложения с силой зачёркнуты шариковой ручкой. На полях были записи сделанные другой рукой, судя по всему, рыжего Петра. Популярное руководство к действию: " возьми эту хренотень, прикрути к этой, а вот эту, раз-так-мать, вверни в верхнюю халабуду…".

Ознакомившись с действиями по трансформатору, Зверев перелистнул страницу, и узнал, что помимо эксплуатации трансформатора, у него есть и другие обязанности. «Содержать тропинки свободными от снега», не отлучаться более чем на двое суток! Служебная инструкция напоминала правила техники безопасности, под которыми Зверев подписался ещё по приезду. Михаил Иванович достал листки, набранные мелким шрифтом, сравнил. По содержанию одно и то же. Гораздо больше запретов, чем действий. Кроме всего прочего, ему запрещалось купаться в открытом водоёме, охотиться с автоматом Калашникова с вертолёта, валить деревья с помощью топора, употреблять в пищу мясо умерших животных.

Михаил Иванович пропустил ценные указания начальства. Производственный дневник навеял тоски ещё больше: день за днём предшественники выводили какие-то цифры. Судя по всему, показатели приборов. Числа повторялись с копировальной точностью. Зверев понял, как и во всяком сменном производстве, вахтенный рабочий, не утруждая себя, переписывает предыдущие цифры.

Михаил Иванович разобрался, что одни цифры отражают работу трансформатора, другие — водяного насоса. Отдельной строкой записаны данные по масляному радиатору отопления. Инструкции не предусматривали записей показаний приборов. Значит, ребята от скуки решили чем-то заниматься. Михаил Иванович вспомнил, сколько за свою жизнь составил никому ненужных отчетов. Нет, он в подобной трудопрофилактике не нуждался.

К обеду Зверев выбрал консервы кальмаров и концентрированное картофельное пюре. Перед едой он решил размяться, почистив от снега прилегающую территорию.

Вертолётная площадка по-прежнему была пуста от снега. В лесу покрыло только по щиколотку, до снежных завалов ещё далеко. Михаил Иванович прикинул, что самые сильные вьюги заметут в марте. Срок его командировки истечёт к концу января — кто потом будет расчищать снег? Очередной труженик с «железными нервами»! За оплату вчетверо? Зверев поёжился. Взобравшись на металлический трап со стойками вбетонированными в площадку, Михаил Иванович огляделся. Вокруг матовая темно-зеленая тайга без конца и без края. Молодая поросль на линии высоковольтки задерживала снег лучше любого щита. За домиком дежурного угадывалась тропа в густой ельник. Вероятно, там построена баня. Михаил Иванович увидел путь к трансформаторной и насосной. Других объектов не было. Он вернулся домой, решив посетить предполагаемую баньку после обеда.

Войдя в кухню Зверев оторопел. За время его отсутствия кто-то перевернул кружку вверх дном! Михаил Иванович осмотрел все углы. Ничего не изменилось. И только металлическая кружка стояла в центре стола кверху дном с облупленной белой эмалью. Зверев взял её за донышко и дёрнул кверху, ожидая увидеть под кружкой какую-нибудь гадость вроде дохлой мыши. Но там ничего не оказалось.

Пообедав, Михаил Иванович убрал посуду. Он намеренно поставил кружку точно с краю стола, положил в неё чайную ложечку и ушёл из дому.

Для начала Зверев решил заняться своими непосредственными обязанностями, осмотреть трансформатор. Он был огорожен забором из сетки-рабица окрашенной в белый цвет под штукатурку. Калитка была заперта на висячий замок.

Михаил Иванович отругал себя за невнимательность. Изучил инструкцию, называется. Не потрудился узнать про ключи. И всё из-за дурацкой бани, которая не выходит из головы с самого утра.

Зверев вернулся в избу. Первым делом он посмотрел на кружку. Она находилась там, где была поставлена. Никто на этот раз не стал пугать постояльца.

Михаил Иванович порылся в столе, нашёл связку ключей с металлическим жетоном. На нём было выбито слово «подстанция». В ящике оказалось достаточно хлама. Промазученные и ржавые гайки, грязные болты, короткие отрезки изолированной проводки, запылённые электропакеты и распредкоробки. Зверев не стал прикасаться к этим вещам. Какой только дряни не бывает в рабочем столе! Захочешь отыскать нужную вещь, так руки изгваздаешь безо всякой работы. Михаил Иванович коленом задвинул ящик. В следующий не стал заглядывать. Он посмотрел в окошко. Солнце красным диском зависло над горизонтом. Идти в неведомую баню поздно.

Михаил Иванович отложил экскурсию и проверку трансформатора до завтрашнего утра. Взгляд его остановился на телефоне. Сигнальная лампочка размером с огромную бородавку потемнела ещё сильнее. Провод от аппарата свисал до плинтуса, затем терялся. Михаил Иванович отодвинул от стены стол, включил свет. Обнаружил теперь, что телефонный кабель уходит в отверстие в стене. Это было странным, потому что снаружи избушки не было телефонного провода.

Зверев решил убедиться в этом окончательно. Он вышел из дома, обошёл избушку. За углом споткнулся и упал, оцарапав лицо. До чего же колючий снег! Открыв глаза, Зверев обнаружил, что колючим оказался не снег, а ворс выброшенного им вчера гобелена. Зверев взял ковёр и забросил его подальше. Обойдя дом вокруг, Михаил Иванович удостоверился, что кроме электропроводки от трансформаторной, к дому не подведено никаких проводов. Значит, кабель зарыт или отсутствует вовсе.

Закончил первый рабочий день Михаил Иванович повторным изучением служебной инструкции и подписанного им документа о технике безопасности. Требования, казавшиеся на первый взгляд нелепыми, похоже, не лишены смысла, так как составлялись на разные времена года. Интересно, Пётр или Валентин могли нарушить инструкцию насчёт купания в открытых водоёмах? И почему они всё же свихнулись? Ответа на этот вопрос в замусоленном вахтенном журнале не было. Как и в инструктаже по «ТБ». Михаил Иванович, зевая, подумал: «Нужен ли мне этот ответ?» Человек в изоляции может сойти с ума, история разбухла от таких примеров. Потому и нужны «железные нервы», решил Зверев засыпая.

На следующее утро он осмотрел трансформатор, проверил уровень масла, немного долил. Выйдя за изгородь, Михаил Иванович повесил замок и подумал. Стоит ли его закрывать на ключ? Вокруг ни души на сотню километров, дикие звери вряд ли полезут к гудящей высокой будке. Но правила есть правила, Зверев крутанул ключом, заперев замок.

К бане он опять не попал. После обеда почему-то лопнула труба под раковиной. Пришлось возиться со стоком. Зверев заменил трубку толстостенным резиновым шлангом, лежащим тут же, под раковиной. После экстренной работы с канализацией Михаил Иванович еле отмыл руки от жира, оставшегося на стенках стока.

Ополаскиваясь в душе тёпленькой водой из маленького электротитана, Михаил Иванович пожалел, что так и не добрался до бани. Завтра же, решил он, с рассветом пойду. Ничто, даже землетрясение, не заставит меня заняться чем-то другим!

Землетрясения не случилось. Непредвиденного ЧП не произошло. Михаил Иванович побрёл по увиденной с вертолётки тропе. Считая шаги, он сбился после второй сотни. Глядя себе под ноги, Зверев чуть не въехал лбом в изгородь из почерневшего гладкого кругляка. Забор был сделан без единого гвоздя: вертикально вбитые в землю парные брёвна и лежащие друг на дружке меж ними тонкие болванчики. Воротами служил щит из необструганных досок. Зверев отклонил его в сторону. Внутри двухметровой изгороди стоял маленький домик с железной трубой. На деревянной двери замок отсутствовал. У стены лежали набросанные как попало короткие еловые чурбачки. Зайдя в предбанник, Зверев увидел поленницу. Он не стал спешить отыскивать журнал, осмотрел баню изнутри. Печь сделана с умом: топка вынесена из моечной. Парилка отгорожена. На деревянной скамейке тазик и два ковша с пластмассовой рукояткой. В углу бочка для воды, у печи железный бак для кипятка. Всё как положено, только откуда взять воду? Наверняка, где-то поблизости есть речушка.

Михаил Иванович вернулся к поленнице. Он осмотрел сложенные дрова с каждого боку. Заметив проваленную в полу доску, опустил туда руку и тотчас отдёрнул её. Зверев ожёгся о ледяную воду. Оторвав кусок доски, Михаил Иванович заметил, что под полом бани разлит мазут. Поэтому и не замёрзла вода. Обтерев руку какой-то ветхой тряпкой, Зверев закурил. Захотелось немедленно уйти отсюда и никогда не возвращаться.

Спустя некоторое время Михаил Иванович поостыл и принялся за поленницу с другого бока. У самой стены под дровами лежала фанерка, Зверев сдвинул её и обнаружил тайник. Вынул из ниши журнал похожий на школьный. Михаил Иванович полистал разбухшие от сырости страницы. Почти все листы были исписаны. Зверев заглянул в топку. Внутри не было сажи. Вряд ли кто парился в этой бане. Тогда зачем они таскали сюда этот журнал? Раздумывая над этим вопросом, Михаил Иванович вернулся в избушку. Умываясь чуть тёпленькой водичкой, он порадовался и ей. Надежда на нормальную баню провалилась в яму с мазутом. Выходя из санузла, Зверев бросил взгляд на стол. Кружка перевёрнута вверх дном. Как в насмешку, чайная ложечка лежит на дне повёрнутой по ходу ручки кружки.

После ужина Михаил Иванович улёгся на кровать с раскрытым вахтенным журналом. На первой странице он прочёл впечатления своего предшественника о новом месте работы. Валентин, скорее всего это был он, не утруждал себя вопросами. Ему было не интересно, зачем чистить снег, когда время спасаться от комаров. Вторая страница содержала те же восторги о царском питании и красот природы. Затем дневник стал ещё однообразнее. Страницы заполняли подсчёты будущей зарплаты и планы растраты денег. Михаил Иванович пролистал журнал до страниц с другим почерком: интереснее узнать впечатления разных людей. Дневник Петра начинался намного позже, только через две недели пребывания в тайге. На первой странице был описан сон, в котором ему явился седой, но ещё молодой парень. Именно он посоветовал писать дневник, чтобы не сойти с ума от одиночества.

Такое занятие — тягомотное и однообразное — скорее свихнёт мозги набекрень, решил Михаил Иванович, засыпая. Сквозь сон он услышал, как что-то упало за окном. В следующий момент Зверев увидел себя за углом избушки, где он стоял в валенках и трусах с хлопушкой для мух, которой выколачивал ковёр лежащий рисунком на снегу. Михаил Иванович так увлёкся, что выскочил одной ногой из валенка и наступил в снег голой стопой. Быстро обулся и с удвоенной энергией продолжил лупцевать гобелен. Крупными хлопьями повалил снег. Полная багровая луна осветила землю. Голубоватый снег заискрился до боли в глазах. Громадная снежинка упала на нос Михаила Ивановича. Размером с детский снежок, она подпрыгнула кверху и с силой упала на макушку Зверева. Михаил Иванович погрозил небу кулаком, схватил ковёр и забежал в избушку. Водрузив гобелен на его изначальное место, Михаил Иванович скинул валенки и лёг в постель.

Писк будильника заставил Михаила Ивановича открыть глаза. От вида противоположной стены его подбросило на кровати — ковёр с женским скелетом в гробу утопающим в море роз, висел на своём месте!

Зверев вскочил, забежал в кухню. Посмотрев на стол, он с облегчением вздохнул: кружка стояла так, как он её оставил накануне вечером. Михаил Иванович усмехнулся, что там перевертыши какой-то кружки, когда сам подобно лунатику шастаю по ночи выколачивать ковёр?

В этом доме что-то происходит. И это «что-то» задалось целью сводить с ума временных жильцов. Михаил Иванович собрал ковёр со стены. Подумав, повесил обратно. Если он будет выскакивать по ночам на снег, то вскоре умрёт от пневмонии.

Ничего, утешал себя Михаил Иванович, мои нервы железнее недоразвитых пацанов. У которых в голове одни планы: как потратить ещё неполученные деньги. В дневниках, называемых «вахтенным журналом», с каждой страницей изменялись планы расходов. Желания обратить деньги в золото сменялись превращением их в валюту и недвижимость. Листая журнал через несколько страниц, Михаил Иванович не находил в записях ничего заслуживающего внимания. Он обратил внимание на знаки, нарисованные на полях. И не ошибся. На первой же строке, помеченной восклицательным знаком, Зверев увидел интересную информацию.

На чердаке лежит ружьё с коробкой патронов.

Это было единственное осмысленное предложение на странице. Как до него, так и после писалась сплошная белиберда. О каких-то девушках-русалках, об огнедышащих драконах и двуглавых змеях.

По лестнице из коридора Зверев поднялся на чердак. На узеньком пространстве ружья не оказалось. Зато к косяку у входа был приставлен обрез. Посылочный ящик средних размеров стоял рядом. Одна коробка была початой. Судя по количеству боеприпасов, кто-то собирался держать оборону до последнего. Доски под ногами жутко скрипели, и Михаил Иванович крался на цыпочках, как будто боялся разбудить кого-то в доме. Он пробрался к окошку, заглянул в него. Снег по ту сторону избушки стал серым от пыли с выбитого ковра. Грязь просвечивала сквозь тонкий слой свежих снежинок. Михаил Иванович ещё раз убедился, что его ночью носило на мороз. В уголке чердака стоял деревянный ящик защитного цвета. Зверев приоткрыл крышку. Внутри лежал тряпичный свёрток. От него пахло как из оставленной открытой культуры анаэробов у нерадивого аспиранта. Михаилу Ивановичу хорошо знаком этот запах — запах гниения и брожения полуразложившихся тканей. Он закрыл ящик. Похоже, сюда складывали охотничьи трофеи. Обработать не могли, а холодильника тут не было.

Михаил Иванович спустился в дом. Подмигнув перевернувшейся кружке, он погрозил ей обрезом. Оружие было похоже на пиратский пистолет времён Колумба. Не имея навыков обращения с оружием, Михаил Иванович сообразил, что конструкция обреза проста. Никаких затворов и предохранителей: суёшь патрон, взводишь курок и палишь в белый свет. Делов-то. Он убрал обрез в полку с тетрадями.

Время шло очень медленно. Если в первые два дня Михаил Иванович успевал только-только поесть, убрать посуду и немного подумать, то теперь он поднялся на чердак, изучил оружие всего-то за двадцать минут! Заправлять трансформатор не было нужды, поэтому Зверев решил заняться уборкой. Наверное, его тяга к чистоте и заставила подняться среди ночи выбивать ковёр. Живя один в квартире, Михаил Иванович обязательно каждую неделю затевал стирку, а на следующий день занимался уборкой. Баушки-соседки знали, когда Зверев будет стирать, а когда хлопать половики.

— Убирай бельишко, молодка! — советовали они соседке: — Сейчас Михаил Иванович будет коврики хлопать! — если была суббота.

— Идите, хлопайте ковры на соседнюю площадку! Сейчас Михаил Иванович тута бельё развешает! — говорили они в пятницу.

Никто с ними не спорил, а Зверев проходя мимо лавочки, всегда здоровался и выслушивал их однообразные истории.

На кухне пол был покрыт красным ковролином. Покрытие плотно прилегало к доскам. Михаил Иванович попытался отодрать его от порога и сразу понял, что ковролин прибит обычными гвоздями. Сорвать его не сложно, стоит лишь уцепиться за край. Потихоньку, метр за метром, он оторвал ковролин от пола. Пришлось передвигать громоздкую мебель: письменный стол и тумбу для посуды. После этого Зверев отхлопал ковролин во дворе, меняя несколько раз место, потому что снег быстро превращался в песок. Умаявшись, Зверев свернул ковролин в рулон и приставил к стене с намерением завтра поутру расстелить его в избушке.

Вернувшись в дом, он отужинал и вновь полистал журнал. Больше никакой полезной информации не попадалось.

Зверев сунул дневник под подушку, отключил свет и уснул.

Михаил Иванович полагал, что во сне кто-нибудь из «писателей» явится и объяснит наконец, зачем ему читать эту белиберду.

В эту ночь не было никаких снов.

Поутру Зверев вышел из спальни и наступил на ковролин в кухне. Первым делом он отогнул покрытие от пола. Ковролин лежал поверх вбитых в пол гвоздей, как и задумывал Михаил Иванович.

— Кто здесь? — спросил Зверев и закрыл рот ладонью. Получается, начал разговоры с самим собой.

Он замер. Услышал биение собственного сердца. К счастью, никаких других звуков не было. Никто не приходил и ничего тут не делал. Зверев сам поднялся и расстелил ковролин на место. Может быть, я всегда был лунатиком, только это не проявлялось? Теперь же, в голове оставалась мысль о каком-то действии, и Зверев выполнял его ночью. Придя к такому выводу, Михаил Иванович успокоился. Он решил доделывать до конца намеченное на день, чтобы не вставать во сне.

Зверев пошёл к трансформатору. Попутно он расчистил небольшой слой снега. Замок был на месте, трансформатор работал исправно. Проверив уровень, Михаил Иванович озадачился: масло никуда не делось. Оно не выветрилось, не выкипело. Почему «инструктор» Пригожина сказал, что эта машина жрёт масло, как старый «москвич»? Михаил Иванович пригляделся к жестянке с выбитой датой изготовления. Трансформатору исполнилось всего три года. Стало понятным, что оборудование на подстанции в городе устаревшее.

Что ж, с главной заботой Михаил Иванович справился. Осталось проверить насосы-глубинники, подающие воду в его сторожку. Насосная находилась неподалёку, метрах в пятидесяти. Смотреть за работой насосов не имело никакого смысла. Автоматически один сменял другого каждые двадцать часов. Если один из двух выйдет из строя, Зверев останется без воды на сутки — только и всего. Починить глубинный насос сторож не в состоянии. Ремонт не входит в обязанности обходчика. Поэтому ребята переписывали данные манометров, не заходя в насосную. Замок проржавел. Михаил Иванович не смог вставить ключ. Впихивал его силой, стучал по замку, но безрезультатно. Тогда Зверев вернулся к трансформатору, набрал масла в жестяную баночку, с краю мазнул побольше солидола.

Провозившись с замком около часа, Михаил Иванович вспотел. Но приходить сюда ночью ему совсем не хотелось. Зверев залил скважину маслом, жирно смазал ключ солидолом. Дёргал ключом, стукал замком о стену, ругал его и уговаривал, в итоге всё же отомкнул.

Руки Михаила Ивановича стали жирными и грязными, но он не обращал на это внимания. Заржавленные металлические двери оказались вторым препятствием. Открылись они только после того, как Михаил Иванович сорвал железную ручку с наружной стороны. Внутри насосной гудел глубинник. В бетонном полу, местами залитом мазутом, выдолблен желоб глубиной по щиколотку. В нём журчала вода. Она сбегала в воронку. За счёт постоянного движения вода не замерзала, а так как её было мало, ручья за стенами насосной не было. Стрелки манометров чётко стояли на четвёрке с хвостиком — такие цифры и были записаны в официальном вахтовом журнале. Седой Валентин, наверное, сходил один раз в насосную и навсегда обеспечил отметку о контроле.

В углу стояла печка-буржуйка. Открыв дверцу, Зверев убедился, что топилась она больше года назад. На остатках древесного угля появились и размножились колонии грибков. Приглядевшись к таким головешкам, можно увидеть слабое свечение. Михаил Иванович пользовался продуктами жизнедеятельности этих грибков для выращивания клеток-киллеров. Ему не хотелось вспоминать бывшую работу, Зверев с силой захлопнул дверцу печи. Стол и стул были покрыты толстым слоем грязи, обильно сдобренной графитом и солидолом. Никому не пришло в голову постелить газетку. Михаил Иванович расхохотался. Какая пресса в Богом забытом уголке?

Продолжая смеяться, он положил на стул более-менее чистую фанерку и присел. Закурил. Посмотрел вверх, с потолка свисала на белом двужильном проводе лампочка. От провода до потолка в разные стороны была развешена грязная паутина. Нить накаливания мигала и дрожала, Михаил Иванович понял, это «вечная лампочка». Зверев осмотрел влажные стены. Выключателя не было. Почерневший плакат над столом представлял схему ремонта глубинных насосов при помощи подъёмного крана через снятую крышу. Никаких инструментов внутри не было. Люди, устанавливающие насосы знали, что обходчикам они не понадобятся.

Михаил Иванович вышел и посмотрел на небо. Подёрнутое туманной дымкой оно дышало, впитывая целебный воздух тайги. Ветер унесёт в города весь набор микроэлементов полезных для человека, но до лёгких горожан он дойдёт задушенный выхлопными газами. Михаил Иванович увидел бледнеющий диск солнца в розовой кайме на верхушках длинных елей. По левую сторону проглядывала ухмыляющаяся луна. Зверев поймал себя на мысли немедленно записать это в вахтенный журнал. Настроение Михаила Ивановича повысилось. Это не приходящее безумие, а жажда деятельности заставила парней вести дневники, записывая свои впечатления и мысли. Кто виноват, что в голове у них оказались лишь русалки да лешие?

До конца рабочей вахты оставалось довольно много времени, а оно всегда и всё расставляет по своим местам. Так полагал Михаил Иванович, не допуская, что может ошибаться.

Зверев просыпался по писку наручных часов, умывался и приводил себя в порядок. За это время закипал электрочайник и разогревался завтрак. На сегодня это была тушёная картошка с консервированным цыплёнком. Накрывая на стол, Михаил Иванович убрал на полку вчерашние записи своих вопросов, взял оттуда железную кружку. Когда он с удовольствием плотно завтракал, потому что собирался сходить до бани, забрать оттуда широкие охотничьи лыжи для прогулки по снежной тайге, Зверев вспомнил о записанных вопросах. Когда он убирал листок, краешком глаза заметил, что записей стало больше. Не отвлекаясь, он выпил кофе, вымыл посуду. Только после этого ежедневного ритуала Михаил Иванович взял с полки лист со своими записями и положил перед собой.

Глядя на собственные каракули, Зверев ощутил, как шевелятся его волосы. Он посмотрел на руки. Кожа предплечий покрылась пупырышками, каждый волосок вздыбился. Михаил Иванович несколько раз глубоко вздохнул и отпихнул от себя лист бумаги. В заполненной графе ответов была сплошная нелепица, написанная его собственной рукой.

По дороге к бане Зверев энергично расчищал завалы снега, мысли его работали в такт движениям. Выходит, каждое отложенное дело завершается им ночью. Всё дело в лунатизме! Почти добравшись до бани, Михаил Иванович вспомнил, что не видел там никаких лыж. Откуда он вообще взял эту информацию? Зверев забросил лопату на плечо и зашагал обратно. Но, представив себя в одних трусах с этой деревянной лопатой в лунном свете, Михаил Иванович развернулся и принялся с удвоенной силой пробираться к бане.

Как и следовало ожидать, никаких лыж в бане не оказалось. Но Михаил Иванович нисколько не огорчился. Главное, он выполнил задуманное.

Целый день Зверев работал как заведённый. Сходил в трансформаторную, насосную, отчистил снег вокруг дома. Наружный термометр показывал минус тридцать, но Михаил Иванович вспотел. Настораживала луна, нахально вылезшая на небо, не дожидаясь захода солнца.

Приняв душ на ночь, Зверев с опаской лёг в постель. Вроде бы, всё сделал. А вдруг, о чём-то позабыл? Привязывать себя на ночь ремнями к кровати — мера примитивная, но действенная. Завтра так и сделаю, решил он, засыпая. Погружаясь в сон, Михаил Иванович вздрогнул всем телом: а не придет ли в голову привязывать себя ремнями именно этой ночью? Дрёма сморила его, не дав обдумать этот вопрос.

Ночью пришли старые знакомцы. Валентин стоял у стены с ковром и гладил костлявое чудовище по соскам. Петр сидел рядом с кроватью Зверева и смотрел на него.

— С чем пожаловали? — спросил Михаил Иванович.

— Не скучаешь? — спросил рыжий, дёрнув покойницу за сосок. Ковёр вздыбился. В комнате запахло женщиной.

— Не страдаю. Ребята, зачем заставили меня идти в баню за вашими дневниками? Там же сплошная галиматья!

— Мы в академиях не преподавали! — осклабился вставными зубами Валентин. — Надеялись, что ты расшифруешь наши записи.

— Ну да! — поддержал товарища Пётр, пристроившись к ковру, как кобель. Иван Иванович только сейчас заметил, что женщина не сидит в гробу, она стоит на четвереньках головой кпереди. Лицо её вытянулось в лунном свете. Один глаз подмигнул Звереву. В следующий момент она застонала в такт ритмичным движениям Петра.

— Что это вы затеяли? — разозлился Михаил Иванович. — А ну-ка, вытаскивай эту мертвечину на улицу!

— Третьим будешь! — скорее приказал, чем спросил Валентин. Он подошёл к гобелену и расстегнул ширинку.

— Пошли-ка вон, ребята! — сказал Зверев, сев в кровати. Он был уверен, что так произойдёт. Люди всегда выполняли его сильные желания.

В ответ Пётр потрепал его по щеке.

— Такие фокусы с нами не пройдут, — улыбнулся он. — Не хочешь развлечься, тогда работай! Паши как скотина!!!

Михаил Иванович, зная, что находится во сне и не опасаясь за увечья, от души врезал Петру в подложечную область. Тот никак не ожидал удара, задохнулся и упал на кровать. Зверев брезгливо спихнул его на пол.

— И ты вали отсюда! — крикнул Зверев Валентину. — И дохлятину свою забирай!

— Ладно, не кипишись, Михаил Иванович, — сказал Валентин. Он уже стоял рядом. Одетый.

— Уберёшь свою вонючку?

— Да ты что, в самом деле! — вскипел Валентин. — Тебе как к человеку, а ты ерепенишься! Мы эту бабу, если хочешь знать, имели каждую неделю. А с третьего месяца командировки — так каждую ночку! И вовсе она не дохлая, всё у неё на месте, — он облизнулся.

— Ребята, валите к себе в преисподнюю вместе со своею бабёнкой! — сказал Михаил Иванович, удивляясь самому себе. Как кто вложил в его уста эти слова!

Очнулся Пётр, клацнул зубами. Зверев еле удержался, чтобы не пнуть в челюсть рыжему гостю.

— Уходим! Уже уходим! — открытыми ладонями вытянул руки вперёд Валентин. — Только ты, это, в лес, кажись, собрался.

— И что?

— Лыжи не в бане — в подполе!

Дружки исчезли так же неожиданно, как появились.

Михаил Иванович не удивился. Сон порою крутит сюжетами шустрее циркового жонглёра. И в следующий момент Зверев увидел солнце, море и пляж. Он лежал возле пальмы в солнцезащитных очках и смотрел на чаек. До чего же наглые птахи! Одна из них вырвала газету из рук Михаила Ивановича, что не помешало ему наслаждаться свежестью бриза. На пляже не было не единого человека: полный покой, пропитанный парами йода воздух и горячий песок. Тень от широких листьев пальмы закрывала голову Зверева. Лежал бы и лежал. Но Михаил Иванович знал, скоро всё это кончится. Набегут шумные люди, вслед за ними появятся танки. Увязая в пляжном песке, стальные машины раздавят дощатые лежаки, порвут надувные матрасы, испортят воздух выхлопными газами непрогоревшей солярки и, в заключение, пальнут несколько раз кумулятивными снарядами.

Откуда столь страшные прогнозы, Зверев не знал, но был уверен: так оно и будет. Приподняв очки, Михаил Иванович не увидел моря. Чайки оказались сороками, а пальма иссушенной сосной.

Михаил Иванович проснулся. Первым делом он посмотрел на ковёр с загробной шлюхой. Гобелен был повешен на стену изнаночной стороной. Михаил Иванович не сразу это понял. Поначалу ему показалось, что рисунок сильно потемнел: исчезли контуры гроба и цветов. Видна только ухмылка суккубы и чуть ниже — срамные губы.

Зверев снял ковёр, посмотрел на него с лицевой стороны. Рисунок был прежним. Развернув обратно, увидел только половые органы, испачканные присохшей жидкостью. Михаил Иванович поморщился, потрогал свои трусы. Сухо. Но этого быть не могло! Зверев в голове не держал контакта с лучшей женщиной мира, не то что с полусгнившей блудницей! Тогда получается, он почесал в затылке, пришествие двух сумасшедших друзей материально? С отвращением он царапнул ногтем толстый светло-коричневый потёк. Оглядев оставшуюся под ногтем грязь, Михаил Иванович не сомневался. Безо всякого микроскопа микробиолог понял — это засохшая биологическая жидкость. Ребята продолжают знакомить со своим бытом. Как они жили-работали-развлекались и, наконец, свихнулись с ума. Недвусмысленно предлагают повторить их путь. Михаил Иванович тщательно отмыл руки, состриг ногти до живых пластинок — до крови на пальце, которым карябал чужое семяизвержение.

Позавтракав, Зверев принялся за работу. В трансформаторной в очередной раз убедился, уровень масла остаётся неизменным. В целях профилактики ночных похождений он посетил насосную. Приглядевшись к техническим характеристикам насосов, Зверев вновь озадачился. Мощности двух насосов хватило бы на замену воды в олимпийском бассейне каждые десять часов! При этом, останется для того, чтобы ежедневно заливать хоккейную площадку. То есть, водный ресурс для воинской части.

Похоже, потому и не работает связь с центральной подстанцией. Слишком много вопросов к господину Пригожину. Михаил Иванович посмотрел на дымчатое от морозного тумана небо и решил, что деньги он получит не за свои вопросы.

А из головы всё никак не выходил ночной кошмар. Ему подсказали, где лежат лыжи. Приглашают на прогулку в лес. Михаил Иванович поднял ковролин, осмотрел пол. Древесноволокнистая плита квадратными кусками приколочена к доскам. Под которым квадратом вход в погреб? Зверев поддел столовым ножом плитку ближайшую к порогу. Дверца люка открылась без труда. На всякий случай зажав нос, Михаил Иванович посветил фонариком вглубь подполья. Вниз уходила лестница из железной арматуры. Местами краска затёрлась от частого прикосновения рук и ног. Валентин с Петром часто бывали в погребе. Чтобы не откладывать осмотр подполья на ночь, Михаил Иванович спустился вниз.

Пошарив лучом фонарика по стенам, он нашёл выключатель, похожий на тумблер старого телевизора. Зверев повернул его — загорелся слабый свет с потолка. Крутанул ещё раз — загорелись лампы на стенах.

— Уютная кладовочка, — сказал Михаил Иванович, осматривая подвальное помещение. Комнатка размерами с обычную кухню в хрущёвской квартире. Стены отделаны пластиком с рисунком под кирпич. Пол и потолок белого цвета. У дальней стены стоит верстак с промасленными тисками и наковальней, нетронутой инструментом. Под верстаком валяется обычный хлам: куски пакли, драная ветошь в коробке с ржавыми железками. Всё это «хозяйство» покрыто слоем пыли, осевшей со дня постройки подвала. Слесарная мастерская никем не использовалась — никто, кроме строителей, не приложил руку к инструменту. В углу стояли широкие короткие лыжи, обтянутые серой кошмой. Их почти идеально полукруглые концы слегка загнуты кверху. Михаил Иванович взял лыжи, встряхнул. На них не было не единой пылинки. Будто бы лыжи только что просохли после прогулки по снегу. Поставив их ближе к лестнице, Михаил Иванович прошёл к шкафам, стоящим у противоположной стены. Они располагались друг на друге, напоминая мебельную стенку. Зверев открыл ближайший шкаф. Внутри ничего не было, даже пыли. Во втором шкафу — та же самая картина. Михаил Иванович раскрывал следующие шкафы уже не удивляясь. Во всех — ни соринки. Как бабушка колобка прошлась со скребочком.

Странности на этом не закончились. Потух свет одновременно во всех трёх лампах. Михаил Иванович щёлкнул кнопкой фонарика, подобрался к лампе, свисающей с потолка. Нить накаливания лопнула в двух местах. Микроспиральки торчали на петлях и подрыгивались, как живые. Звереву на момент показалось, что один кончик спиральки согнулся как гусеница и отполз к цоколю лампочки. Не собираясь задерживаться в погребе, Михаил Иванович вылез наверх, забрав лыжи.

Укладываясь на ночь, Зверев несколько раз повторил вслух:

— Я не собираюсь ехать на лыжах! Я не желаю совокупляться с ковровым рисунком! Я не нуждаюсь ни в чьей помощи!

Ночь прошла спокойно.

Поутру Михаил Иванович первым делом посмотрел на гобелен. Тот висел как нужно: рисунком кнаружи. И всё же он был не уверен, что не вставал ночью. Михаил Иванович спустился в погреб, взял из железного ящика запылённый кусок мела размером с гусиное яйцо. Затем Зверев закрасил мелом края ковра на ширину своей ладони. Зверев отошёл в сторону, осмотрел свою работу. Теперь он обязательно узнает, прикасался ли за ночь к ковру, и с какого боку. Посмотрев на кусок мела, на окрашенную им ладонь, Михаил Иванович зачеркнул крестом рисунок ковра.

Надеть лыжи не представило никакого труда. Спасибо дедку из гостиницы, заставившему заказать себе валенки. Михаил Иванович не спеша двинулся к ЛЭПу. Когда он пересёк высоковольтную линию, увидел небольшой пригорок — захотелось оглядеться с высоты. Зверев с трудом, вспотев до лодыжек, забрался на вершину холма заросшего молодой порослью сосёнок. Отсюда он увидел свою избушку. Сторожка стояла как раз посередине между высоковольткой и трансформатором. Вертолётная площадка, насосная и чёрная крыша ветхой баньки составляли треугольник. На него накладывался другой: из избушки, вертолётной площадки и ближайшим столбом ЛЭП. С высоты наложение двух треугольников сильно напоминало пантакль. Как специально задуманная конструкция, Зверев удивился совпадению.

Спускаясь лыжами поперёк склону, он всё же умудрился упасть. Покарябав нос, Зверев не разозлился. Наоборот, ему стало весело. Вспомнился преподаватель опостылевшей в ВУЗе физкультуры.

— Вперёд! Вперёд! — ободряюще кричал он студентам, измождённым интеллектуальными штурмами. — Веселее! Работают бицепсы, трицепсы! Плюс квадрицепсы! Сердце бьётся ровно и сильно! Мозги поправляются свежей кровью из артерии «каротика интерна»!

Отжимаясь из последних сил, чувствуя как разбухает артерия от свежей крови, Звереву тогда хотелось вскочить и врезать милейшему физруку промеж глаз. Но желание не подкреплялось возможностью, в следующий момент Зверев падал со всеми студентами на пол, чтобы не подниматься хотя бы несколько секунд.

Когда занятия вела женщина, всем было весело и приятно. Она заставляла делать дурацкие гимнастические упражнения, в душевой перед бассейном отдирать с кожи эпидермис, но в целом была милой и местами симпатичной суховатенькой бабулей. Что и говорить, в студенческие годы сорокалетняя воспринимается одинаково с семидесятилетней. Мысли Зверева переключились на женщин. Интересно, сколько годиков полускелету на ковре? Если приглядеться к её черепу, можно приблизительно определить возраст. Но зачем?

— Мне это неинтересно! — весело крикнул Зверев.

Ветер унёс его слова и утопил эхо в верхушках шумящих сосен.

Вернувшись домой, Михаил Иванович взял исписанный своею белибердой лист. Вдумался. Ничего не прояснялось. Тогда он сравнил записи с дневниками своих коллег, но не нашёл ничего мало-мальски похожего. У Петра и Валентина имелись записи расчётов столбиком, но не шли ни в какое сравнение с логарифмами и косинусами Зверева. Ломая голову над непонятными теперь расчётами, Михаил Иванович заклевал носом. Он устал после лыжной прогулки. С непривычки ломило спину и упоминаемые физруком трицепсы голеней плюс квадрицепсы бёдер. Очнувшись оттого, что голова резко дёрнулась кверху, Зверев ушёл на кровать, позабыв выключить свет.

Неделя прошла без неприятных ночных сюрпризов. Михаил Иванович поймал себя на мысли, что неплохо бы отметить «экватор» своего пребывания в тайге на сверхденежной работе. Вспомнился лётчик, подмигивающий в сторону ящика с сухим спиртом. Зверев достал таблетку сухого горючего, положил её в пустую консервную банку, поджёг. Она быстро разгорелась и закоптила. Михаил Иванович всей мощью своих лёгких сбил пламя. На поверхности таблетки образовался хлопьевидная сажа. Зверев соскрёб верхний слой сажи и увидел обычный чёрный нагар. Какое спиртное может быть в этой отраве? Намёка лётчика он не понял.

Михаил Иванович отметил пересечение экватора открытием коробки с тортом. На душе было неспокойно. Зверев посмотрел на очерченный им ковёр, показалось, что он сместился по стене к выходу из комнаты. Михаил Иванович потрогал каждый гвоздь. Все оказались на месте. Не смотря на это, с половины четвёртого и наступлением сумерек Михаил Иванович ощутил смертную тоску за грудиной. Как дрожжевое тесто, она всё больше и больше распирала грудь. Этой ночью будет концерт, решил Зверев. Он отодвинул кровать на середину комнаты, чтобы при случае спрыгнуть в любую сторону.

Лёжа на спине и не выключая света, Михаил Иванович подводил итоги своего пребывания в тайге. Итак, его присутствие здесь ничем не обоснованно. Добавить масла в трансформатор могут прилетающие раз в полгода вертолётчики. Водные насосы функционируют исправно с момента их установки, и проработают безо всякого контроля ещё столько же и дольше. Чистить вертолётную площадку нет никакой необходимости: и вертолёты не прилетают, и ветер сдувает снег. А если обходчик жжёт свет в избушке, питается за счёт организации и целыми днями бьёт баклуши, тогда зачем он тут?

Михаил Иванович попробовал представить себя на месте начальника электростанции. И сделать это не составило труда, Зверев проработал больше пяти лет в должности заведующего лабораторией специальной микробиологии. Он привык ощущать себя командующим, над которым есть более высокие начальники. Итак, что бы я задумывал, платя бешеные деньги «человеку с железными нервами»? В первую очередь, определился Михаил Иванович, я бы знал, зачем ищу такого человека. Допустим, в своей лаборатории я хочу иметь человека несущего круглосуточное дежурство. И беру его по объявлению в газете, практически с улицы. То есть, в моих опытах он ни в зуб ногою. Ему нужно находится в лаборатории, изображая деятельность. Сам он будет уверен, что выполняет важную честь работы, так как его труд хорошо оплачивается. Тогда я, занимаясь собственными делами, обеспечу себе крепкий тыл. Но неужели без этого болванчика я не смогу выполнить свою работу? Или, всё иначе! Михаил Иванович в возбуждении подпрыгнул в кровати.

Этот болванчик используется другими людьми в их целях. За это я получу хорошие деньги, поделившись с придурком малой частью. Теперь он думал применительно к своим условиям. Этого придурка, то бишь меня, будут изучать люди. Для того и придуманы разноречивые истории о судьбе предшественников, для того и многочисленные отговорки. Идёт проверка приспособляемости к экстремальным ситуациям. Обман с самого начала!

Правда ли, что отсюда до города не меньше девяноста километров? Михаил Иванович пожалел, что не имеет технического образования. Будь он электротехником, сравнил бы показатели на двух трансформаторах: центральной подстанции и таёжной. Подсчитав потери электроэнергии, знал бы расстояние от города до таёжной сторожки. Существовали ли когда-либо предшественники: Пётр с Валентином? Кстати, Серёжа называл своего свихнувшегося друга Лёхой!

Михаил Иванович понял, причиной всему его болезненное состояние. Лунатизм и кошмарные видения. Стоило оказаться одному, так и вылезли наружу скрытые недуги. Прожито пятьдесят дней в полной изоляции от мира. Пройдёт ещё столько же времени, и я свихнусь окончательно. А мысленная жвачка, разве не признак психической болезни? Что-то многовато я наворотил. Всё проще. Дело в обычной отечественной расхлябанности и безалаберности. Пригожин не хочет подсчитать: во сколько ему обходится дежурный на далёкой промежуточной станции. Когда-то кто-то ввёл эту штатную единицу, а теперь Пригожин выполняет ненужные требования. С другой стороны, Пригожин совсем не похож на идиота. В наше время, когда карман государства идентичен карману руководителя, каждая копейка на счету.

И всё же, Пригожина используют в своих целях другие. Люди, которые изучают поведение человека в положениях подобных моему. Михаила Ивановича передёрнуло. Паранойя — спутница безумия. Но, кроме бывших «шефов» в погонах никто не станет заниматься столь дорогостоящими проектами.

Кто ещё способен на такой маскарад? Это ж надо, установить в глухой тайге водокачку с ресурсом на несколько тысяч человек. Построить вполне пригодный для жилья дом, соорудить ветхую баньку, устроить в доме погреб и подвесить на стену дикий ковёр. И всё лишь для того, чтобы сводить с ума нормальных людей.

Михаил Иванович покачал головой. Овчинка выделки не стоила, даже для сказочно богатой организации. Нет, им нужен не какой-то мужичок с улицы, а именно он, Зверев Михаил Иванович. Для того и задумано непонятное увольнение с работы, затем объявление в газете, прочие артисты и статисты. Наверняка нашлось немало охотников за деньгами, и каждый из них считал свои нервы самыми железными в мире. Каждому отказывали, дожидаясь учёного Зверева.

Михаил Иванович перестал хмыкать, обвиняя себя в паранойе. Дневники Валентина и Петра ему услужливо подбросили, остальное дорисовала игра разума. Кружка-компас, богомерзкий ковёр плюс ящичек на чердаке с гниющей дичью — способствовали поганым сновидениям.

Не отказ ли от законченной работы послужил причиной увольнения? Конторе необходимы результаты моих исследований. Вот и пытаются выудить информацию из моего мозга, хоть бы и путём сумасшествия. Надеются что, отключив способность ориентации во времени и пространстве, откроют скрытые резервы памяти.

Зверев взял листок со своими расчётами. Вот откуда астрономические цифры: работая в лаборатории с клетками-киллерами вирусов, компьютерная программа использовала многократные увеличения. Потому-то самая малая из величин возведена в минус шестнадцатую степень. Михаил Иванович впервые видел истинные расчёты своей же научной работы.

До боли в глазах он вглядывался в несуразные, написанные в сомнамбулическом состоянии расчёты и пытался определить, какую же стадию процесса он хотел отобразить. Веки его потяжелели, глаза как будто забило песком, Зверев отложил листок до утра и упал в кровать.

Ночью он услышал отчётливый голос:

— Поздравляем, Михаил Иванович! Взялись-таки за ум! Мы всегда верили в вас как в настоящего учёного, которому не нужны костыли. Вы можете, опираясь на опыт и знания, дойти до всего сами. Дерзайте!

Зверев слышал громкий голос, раздающийся по всей избушке. Он пощипал себя за руки, постукал по лбу, пощёлкал зубами. Сон тотчас вылетел из его головы, а голос не умолкал.

— Вы уже проделали основную часть работы. Осталось проанализировать её. За полтора месяца уложитесь. Пригожин обещает увеличить гонорар ещё вдвое.

— Кто говорит со мною?

— Очень хорошо, что вы вступаете в контакт, этого мы ждали.

— Почему бы нам не поговорить о моей работе в нормальных условиях, к чему весь этот маскарад с работой для человека с железными нервами?

— Смогли бы вы в нормальных условиях закончить работу, от которой отказались? Нам пришлось бы подключать способного математика и программиста. Сами представляете, чем для него это закончилось бы.

— А если я закончу расчёты раньше, чем за полтора месяца? — спросил Михаил Иванович, сидя в кровати. Он силился понять, откуда идёт голос. Уши Зверева вытянулись, но источника вещания он уловить не мог.

— В оставшееся время отдыхайте и наслаждайтесь жизнью! Договор с Пригожиным именно на сто дней. Ни больше, ни меньше.

— А к чему все эти концерты с Петьками и Вальками, вращающимися коврами и кружками?

Полная тишина обрушилась на Михаила Ивановича. Он понял, эти люди привыкли задавать вопросы, но никак не отвечать на них.

Темой клеток-киллеров он занимался походя, не рассчитывая на результат. Так же без сожаления забросил её, сообразив, что занимается ерундой. Какое практическое применение могли иметь обыкновенные бактерии, проглатывающие участок аминокислот из ядра другой клетки? Но у этих людей, похоже, иное мнение. Жаль, что не согласился работать у них в своё время. Не пришлось бы теперь торчать в тайге и разговаривать с самим собой. Михаил Иванович окончательно уверился, что никакого голоса не было.

Зверев сидел, какое-то время, не шелохнувшись, пока писк наручного будильника не вывел его из стопора.

Умываясь, Михаил Иванович сделал вывод, что от себя убежать невозможно. Если тебе дано заниматься бактериями, то они достанут тебя и в космосе. Проникнут под скафандр и прилипнут к коже. Незачем строить из себя обиженного учёного переквалифицированного в безграмотного электрика!

С этой минуты Зверев решил закончить свою научную разработку, пренебрегая выдуманными обязанностями таёжного болванчика.

В три дня он уложился с анализом экспериментальной части работы. Никто не говорил по ночам, не являлся с навязчивыми советами и неприличными предложениями. Близилось время Нового года, а Михаилу Ивановичу оставалось развлекаться охотой-рыбалкой. Жаль, не узнал где тут озерцо или речушка. Зверев представил себе, как он пробьёт лунку и попробует закинуть сачок. Почему нет? В безлюдных местах рыба не пугана.

Хоть бы Петька с Валькой подсказали!

Стоило лишь подумать о своих предшественниках, как они появились.

Ночью, за двое суток до Нового года.

— Михаил Иванович! Понял, наконец, что тебе без нас не справиться?

— Дошло, что тебя используют как одноразовую ветошь? — наперебой загалдели пацаны.

— Да я уж объяснял ему, бесполезно! — раздался третий, знакомый, голос.

— Сергей? И ты тут?

— Конечно, Михаил Иванович! — Сергей вошёл в комнату со стороны кухни. Он отряхнул рукав спортивного костюма.

— Окрасился где-то мелом, — сообщил он.

— Чем порадуете на этот раз?

— Зря ты кипишился! — с укором сказал Валентин. — Отказался развлекаться, так работай в своё удовольствие. Только знай, они видят каждый твой шаг!

Михаил Иванович промолчал. Верить молодым оболтусам не хотелось, но они повторяли его собственные мысли!

— Видят, как и что ты пишешь! Им ничего не стоит взять твои записи и заключения, а самого тебя зачистить!

— Для чего это вы мне говорите? — Михаил Иванович вскочил с кровати.

Валентин воспарил и переместился в противоположный угол.

— Хотите убедить меня, что я дурак? — всё больше распалялся Зверев. «Сам теперь знаю», — добавил он мысленно.

— Вам, Михаил Иванович, не нужно облекать мысли в слова, — посоветовал Сергей, — пусть они видят голые цифры, а разъяснить результаты сможете только вы.

— И тогда я нужен им живым, — заключил Зверев.

— Ещё спрашиваешь, чем мы тебе поможем! — ухмыльнулся рыжий.

— Петя! Если бы я нуждался в вашей помощи, болтал бы с вами с утра до вечера!

— Михаил Иванович, да ты не просто дурак, ты же полный идиот! — выдал вдруг Пётр.

Зверев подскочил к Петру и схватил его за волосы, от души шваркнув головой о стену. Пластиковая панель прогнулась и обратно выпрямилась с характерным хлопком. И сон переменился.

Михаил Иванович вновь лежал в пустынном оазисе, держа в кулаке клок рыжих волос. Солнце нещадно напекло голову, она нестерпимо болела.

Поутру он первым делом осмотрел свои ладони. На них не было ни следов мела, ни рыжих волосков. После завтрака Зверев засел за расчёты. Выводы он попридержал не из-за советов ночных пришельцев, а по привычке. Часто докладывая с высоких трибун, Михаил Иванович делал заключения, исходя из изложенного — получалось естественно и непринуждённо. Коллегам только оставалось скрипеть зубами от зависти. Всё-то у Зверева с кондачка! Экспромтом выдаёт открытия, над которыми некоторые работают не один год. Михаил Иванович о реакции коллег знал, но изменять стилю не собирался.

За день он извлёк из закоулков памяти все этапы своей научной работы, проделанной за пять лет. И выводы ошарашили учёного. Как же раньше он не разглядел за деревьями леса? Да, у товарищей чекистов голова свежее, а ум прозорливее.

Дело в том, что бактерия, выведенная Зверевым, заглатывает полипептидную цепочку точно такую же, из которой состоит ген человека! Эта клетка-киллер может исключить из генетического кода человека работу целого органа или одной из его функций. Например, исключить ген старения. Тогда организм человека бесконечно будет обновляться новыми клетками на выбранном возрасте. Захочешь — останешься навсегда тридцатилетним, пожелаешь — и никогда тебе не исполниться двадцати. Михаил Иванович ужаснулся: что если каждый станет бессмертным, а детям пожелает никогда не взрослеть до переходного возраста?

— Чушь какая-то! — сказал он вслух. Сказал и боязливо осмотрелся. Если за ним наблюдают, а в этом не было никаких сомнений, то каждое слово анализируется лучшими умами. Они отслеживают не только записи, но каждую эмоцию. Мысли им не прочесть, это понятно, но догадаться о чём-то они могут. Михаил Иванович изобразил задумчивость. Он прокручивал в голове бородатые анекдоты, стараясь не смеяться. Благодаря этому лицо Зверева переморщилось от чрезмерной работы мозга. Михаил Иванович, едва сдерживаясь от хохота, написал на листке «растительная жизнь». Пусть себе ломают голову над «умными словами»!

За ежедневными заботами, Зверев не заметил, как пропустил Новый год. Михаил Иванович и раньше не был большим поклонником этого праздника, поэтому не очень расстроился.

Вечером перед Рождеством небо было усеяно яркими звёздами. Зверев вспомнил о святках-калядках и гаданиях, к которым в детстве имел большой интерес. Ему вдруг захотелось сотворить нечто этакое, выходящее изо всех рамок приличия. Здесь, в глухой тайге, никто не пристыдит за детские шалости.

Михаил Иванович предался воспоминаниям о золотой поре. Как однажды залили водой порог училки так, что она не смогла выйти из дома на работу. Как привязывали на толстую нитку картошку, затем закрепляли её у чужого подоконника, а потом дёргали за нитку. Жильцы пугались стука в окно, а пацаны потешались, стоя на безопасном расстоянии. Или забрасывали «дымовушку» из казеина в подъезд деревянного дома и смотрели за машинами пожарной команды.

Зверев ограничился тем, что пристроил ведро с водой над дверным проёмом из кухни в спальную. Зная, что никто кроме него не может попасться, он рассмеялся.

По-честному, до первой звезды, он не садился за стол. На душе было весело и бесшабашно. В своей научной работе Михаил Иванович отыскал множество положительных сторон. Можно отключить не ген старения, код которого ещё никто не открыл, а скажем, ген гемофилии, избавив раз и навсегда человечество от «царской» болезни. Оборотная сторона медали немного омрачала настроение: как избавиться от клетки-киллера, заглотившей ненужный ген? Где гарантия, что эта бактерия не пожелает самостоятельной жизни в организме человека? Без лабораторных опытов в этом направлении не сделать и полшага. Мысленное вынужденное безделье — худшее из всех наказаний. Интеллектуальный голод всегда сильнее физического. И всё же праздник оставался праздником.

Михаил Иванович съел зажаренную курицу, расправился с тортом. С непривычки к перееданию кровь от головы разом опустилась к желудку. Зверев улёгся в постель. Проходя мимо собственной ловушки, он порадовался, что не вышел ростом. Чтобы задеть о донышко ведра с водой, ему пришлось бы подпрыгнуть!

На этот раз ничего не снилось, хотя в глубине души Михаил Иванович опасался ночных гостей, компания которых расширялась.

Очнулся Зверев от жуткого холода. Бок, на котором он лежал, не страдал от холода. Зато верхняя половина тела мёрзла. Совсем как на Луне. Михаил Иванович повернулся на живот, разом окоченела спина. С большой неохотой Зверев поднялся на четвереньки. Постель оказалась очень жёсткой. И неудивительно! Он оказался в самом центре вертолётной площадки: в одних трусах и без валенок! Это уже никак не могло быть сном.

Опять приступ лунатизма! Михаил Иванович вскочил, голые стопы ощутили тёплый бетон. Вот почему ветер так избирательно выметает вертолётную площадку! Это не площадка, а крыша подземного отапливаемого помещения. Но зачем меня потащило чистить вертолётку? Никаких таких планов в голове не было. Михаил Иванович посмотрел на свою избушку. Свет в окошке мигал как «вечная лампочка» в насосной.

Идти домой страшно, оставаться мёрзнуть — неразумно. Михаил Иванович рванулся к дому. Снег обжигал пятки, заставляя увеличивать шаг. В несколько мгновений он оказался у сторожки. Двери в дом не открывались. Михаил Иванович дёргал изо всех сил. Дверь выгнулась сверху, не сдвинулась у порога. Его просто-напросто заморозили! Михаил Иванович посмотрел, какой слой льда на крыльце и понял, что отдолбить лёд голыми руками невозможно. Зверев подбежал к окошку, намереваясь выдавить стекло. Под слабым давлением рама подалась и отворилась внутрь. Михаил Иванович вечером видел, как шпингалет изнутри был закрыт. Не раздумывая теперь, Зверев влез внутрь, упав прямо на кровать, которая оказалась почему-то под окошком.

В доме царил полный раскардаш. Оба деревянных стула разломаны, шкаф для белья раскурочен. Одежда Михаила Ивановича валялась на полу, залитом водой. Ведро, которое он в шутку установил над дверным проёмом, лежало на полу смятое в лепёшку с вывернутым кнаружи дном в виде полукруга. Ни один предмет в комнате не остался нетронутым. Вешалка от одежды и та сорвана с петель и загнута подковой.

В мерцающем свете лампочки по стенам прыгали тёмные зайчики. Михаил Иванович провёл ладонью под носом. Рука окрасилась кровью. Он сделал вывод, что повысилось давление. Выходит, лунатизм всего лишь, симптом страшной болезни. Теперь Михаилу Ивановичу стали понятны причины кошмарных снов и галлюцинаций.

Никто не звонил и не разговаривал с ним…

Едва Зверев подумал так, тотчас услышал стук в кухне. Кто-то нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Не обращая на это внимания, Михаил Иванович занялся неотложными делами. Он развесил сырую одежду на масляный радиатор, вернул кровать обратно к центру комнаты, одел чудом оставшиеся сухими тапочки, набросил на себя одеяло и только после этого вышел в кухню.

За столом сидел мальчик лет двенадцати. Это он барабанил пальцами по столу, будто играл на пианино или что-то печатал на машинке. Музыкальных, как и компьютерных клавиш, на столе не было. Это были бы сверхгаллюцинации, решил Михаил Иванович.

Мальчик на время перестал долбить по столу. Сверху послышались стоны. Кто-то развлекался на чердаке. Стараясь заглушить звуки с чердака, пацанёнок забарабанил сильнее.

— Ты откуда такой? — спросил Михаил Иванович. Мальчонка поднял на Зверева чёрные глаза.

— Я, — сказал он ломающимся голосом, — Александр Михайлович Зверев.

— И что тебе тут нужно, Сашенька?

— А что тебе было нужно от моей мамки?

— Ты не туда попал! — разозлился Зверев. — Я не так богат, чтобы иметь внебрачных детишек-самозванцев!

— Дурак ты! — сказал мальчик, ощерив крысиные зубки.

Михаил Иванович испугался. Не чумазого пацана с острыми зубами, а собственных фантазий. Они становились всё более болезненными и не исчезали силою воли. Зверев отвернулся и, не глядя, через плечо перекрестил мальчишку. Тот завизжал как резаный поросёнок. Михаил Иванович развернулся, защищая руками лицо. Но мальчонка исчез. Одновременно прекратились плотские воздыхания на чердаке. В наступившей тишине Зверев услышал, как просачивается вода в подпол.

Часы показывали половину четвёртого. Михаил Иванович обессиленный, будто всю ночь грузил мешки с мукой, упал на койку. Едва он смежил веки, закачалась, запрыгала кровать. Михаил Иванович уцепился за края панцирной решётки, чтобы не упасть на пол. Кровать тряслась ещё некоторое время, показавшееся Звереву целым часом. Затем она плавно опустилась. Как ни прислушивался Зверев, не уловил момента, когда металлические ножки стукнулись об пол. Михаил Иванович едва сдержался, чтобы не расплакаться от бессилия.

Ещё бы! В глухой тайге, без единой живой души и маломальской медицинской помощи, схватить дебют эпилепсии. Трясло не кровать, это колотило тело. Та же самая причина у ночных похождений.

Михаил Иванович схватил трубку молчащего телефона и … положил её обратно. Жаловаться не кому. Нужно спасаться самому. Михаил Иванович освежил в памяти все смертельные осложнения эпилептических припадков и принял меры профилактики.

Целый день он занимался изготовлением специальных приспособлений: шлема (чтобы не разбить голову), широких ремней (чтобы не свалиться с кровати и не отправиться шастать голым по зимней тайге), полукольца в рот (чтобы не запал язык и не перекрыл воздух в гортань). Самым удачным получилось полукольцо из твёрдого поролона под вид боксёрской капы. Такое нельзя случайно проглотить, а чтобы выплюнуть, необходимо сделать это с силой.

Михаил Иванович сумел защитить тело, но не знал, как быть с душою. Чтобы избавиться от снов свободно преходящих в реальность и обратно, мало заткнуть уши и завязать глаза — нужно отключить головной мозг. Это совершенно невозможно. Не думать ни о чём, не способен даже абсолютно тупой человек: всякий раз что-то да колыхнётся в глубине мозга, не знающего покоя и во сне.