2 Роковые изменения

— Приготовиться к повороту! — кричал пузатый Маграф, капитан имперского корабля «Щит Донага», команде и солдатам Морского легиона, яростно жестикулируя. Пять золотых колец, свисавших у него из уха, символизировали захваченные или уничтоженные под его командованием суда мятежников. Сейчас каждый на борту понимал, что капитану страшно хочется продеть сегодня вечером и шестое. — Никакой пощады!

Раздался другой голос — более повелительный, но с меньшей жаждой крови:

— Запомните, офицеров брать живыми для допроса! Это приказ трона!

Поняли слова Бастиана или нет, осталось под вопросом, поскольку команда немедленно взревела, как только капитан Маграф закончил говорить. Ожидание боя плескалось во всех глазах, сверкающих в темноте. Изменчивые волны Куранского океана бросали судно вверх и вниз, но оно неуклонно приближалось к цели. Воды, ещё спокойные час назад, теперь ревели и обрушивались на корабль, грозя смыть всех за борт, но, несмотря на это, воины стояли вдоль бортов, надеясь быть в первых рядах атакующих.

На небольшом расстоянии два других имперских судна заходили во фланг кораблю мятежников, охваченному огнём. Бастиан видел, как несколько матросов прыгают в бушующую воду, чтобы спастись, остальные метались и корчились в огне.

Сын и наследник императора стоял во главе абордажной команды «Щита», выделяясь своим черным мехом и коренастой фигурой среди коричневых минотавров. Его присутствие приводило команду в трепет, казалось, от него исходит аромат силы и уверенности. Бастиан повернул вытянутое лицо в сторону корабля, который они изловили. Мятежникам не оставалось ничего другого: либо биться, либо умереть.

— Минотавры не должны убивать минотавров, — тихо проговорил Бастиан, но за шумом воли его никто не услышал.

— Крючникам — готовность! — заорал с мостика капитан. — Давай!

Тяжёлые крюки взвились в воздух и полетели к вражескому судну. Два из них ухнули в воду, но остальные зацепились, и матросы теперь стремительно натягивали канаты.

На имперца обрушился дождь стрел, воины укрылись за бортом, но несколько крючников упали в воду, утыканные, как подушечки для булавок. Дружно щёлкнули тетивы — ответный залп Морского легиона. На мятежном судне закричали раненые. Оставшиеся крючники продолжали подтягивать борт к борту.

— Поворачивайтесь, безрукие! — проорал Маграф — суда почти сблизились — и повернулся к солдатам у борта: — Полная готовность!

На близком мятежнике собрались воины под командой молодого крепкого минотавра, который явно не мог иметь ранг капитана. «Здесь Рахма нет, — понял Бастиан со странным разочарованием. — Рахм, как истинный командир, был бы рядом со своими воинами, готовый умереть». Как только борта соприкоснулись, Бастиан отбросил все мысли в сторону — теперь пришла пора биться и выживать.

Волна абордажной команды во главе с наследником престола перехлестнула через борт, двигаясь как одно обученное существо. На серебряных килтах темнела полоса морской волны — знак отличия этого гордого соединения. Опытные бойцы быстро сокрушили оборону мятежников; хрипы и крики наполнили воздух.

Бастиан легко пронзил мечом огромного, шире себя почти вдвое, солдата, который вяло защищался, напуганный его яростью. Хотак постарался сделать так, чтобы каждый из его четверых детей обучался в равной степени наукам и боевым искусствам, а Бастиан всегда был лучшим из них, для него ничего не стоило вести поединок с двумя или тремя противниками, превосходившими его силой и ростом.

По его плечу чиркнуло лезвие секиры, содрав кожу и мех, но не представляя серьёзной угрозы. Бастиан кинулся к обидчику, первым же ударом откинув того далеко назад. В глазах мятежника плеснулся ужас, но он храбро пытался парировать удары. Наследник оценил это, даровав ему смерть одним точным движением.

Оглядевшись в гуще боя, Бастиан заметил молодого мускулистого командира повстанцев, легко отражавшего удары имперцев, сыплющиеся на него со всех сторон. Он, не спеша, отступал в сторону кормы. Наследник перепрыгнул через труп и кинулся к командиру, чтобы не дать ему уйти. Какой-то моряк рванулся наперерез, его секира вонзилась в мачту в дюйме от лица Бастиана, так, что тому пришлось отпрянуть, скользя на мокрой палубе. Новый удар разнёс фальшборт около него в щепки, засыпав наследника обломками.

— Я знаю тебя! — злобно проревел мятежник. — Видел, когда служил в легионе! Ты — его сын! Сын одноглазого Хотака!

— Если сдашься сейчас, сохраню тебе жизнь, — спокойно бросил в ответ Бастиан.

Моряк, звеня кольцами в ухе, безумно расхохотался;

— Сохранишь?! Сохранишь для своих любимых шахт!

Он широко размахнулся, намереваясь прикончить Бастиана, но, видимо от гнева, сделал это слишком широко. Бастиан бросился вперёд и вонзил клинок в горло моряка, который не успел до конца поверить, что уже мёртв. Его оружие упало на палубу, а Бастиан, уже не обращая внимания на рухнувшее тело, спешил дальше, на поиски командира корабля. К счастью, это судно строили на военных верфях империи, и ему было прекрасно известно расположение помещений. Каюты офицеров находились под кормовой палубой, и Бастиан поспешил спуститься по скрипучей деревянной лестнице, переступив через тело одного из своих легионеров, убитого совсем недавно.

Впереди показалось семь дверей, и чёрный минотавр насторожился — надо было держать ухо востро, смерть могла скрываться за любой из них. В конце узкого коридора виднелась дверь в каюту капитана, украшенная золотым символом кракена. Изнутри доносились такие звуки, будто кто-то лихорадочно метался, что-то разыскивая. Бастиан двинулся туда, но тут одна из досок предательски затрещала — шум мгновенно прекратился.

Он медленно, затаив дыхание, вошёл в полутьму каюты, и сразу же сбоку на него кинулась высокая фигура. Бастиан не удержался на ногах, и оба рухнули на дубовый стол, который, не выдержав их веса, разлетелся на куски. Оружие полетело в стороны, и теперь все решала только сила мускулов. Толстые пальцы врага искали горло Бастиана, а тот изо всех сил пытался не допустить этого.

— Ты не получишь их! — проскрежетал здоровенный минотавр.

Его рука сорвалась с шеи Бастиана, давая тому небольшое преимущество, но не успел наследник свободно вздохнуть, как в руке мятежника блеснул кинжал.

Бастиан уже попрощался с жизнью, когда капитан внезапно вздрогнул и выкатил глаза. Язык бессильно вывалился изо рта, а рука с лезвием мягко упала на грудь противника.

Кто-то оттащил труп в сторону. Бастиан с трудом разглядел двух стоящих над ним легионеров, держащих тело за ноги.

— Мы успели вовремя, милорд. Вы не пострадали? — спросил один из них.

— Кажется… Кажется, нет… — полузадушено пробормотал Бастиан. — Конечно, капитан мне был нужен живым для допроса, но… я благодарю вас.

Один из солдат помог ему встать на ноги, и Бастиан, взяв свечу, с любопытством осмотрел ужасный беспорядок в каюте. Свитки были выброшены со всех полок и ящиков, большинство карт и пергаментов свалено в груду посередине. Рядом стояла потолочная масляная лампа, которую капитан, очевидно, снял, чтобы оставить имперцам вместо документов лишь пепел, но не успел претворить свой план в жизнь.

— Как там наверху? — спросил Бастиан.

— Осталась только зачистка пленных, почти все мятежники мертвы, милорд!

— Я хочу, чтоб судно обыскали сверху донизу! Любого выжившего офицера немедленно отделять от остальных и изолировать.

— Да, милорд! — Оба минотавра со всех ног кинулись выполнять приказание.

Бастиан подобрал несколько схем и принялся их разглядывать. Это были карты восточного побережья Ансалона, Кровавого моря и восточных островов Митаса и Котаса — сердца империи. На карте Митаса столица Нетхосак была нанесена с образцовой точностью, на других виднелись почти все имперские колонии вне Кровавого моря, включая Турак и Туум на юге и сельский Эмир на дальнем северо-востоке. Подобные карты легко можно было найти на борту любого судна минотавров, и даже новее, с последними исправлениями и недавними промышленными колониями вроде Огненной Пасти.

Просматривая, Бастиан одну за другой отшвыривал карты, мрачнея на глазах. Потом он неожиданно поднял последние две — в них явно было что-то не так, и он почти проморгал это. Наследник осторожно расправил пергамент — слабая пометка на дальнем краю справа в первый раз ускользнула от его внимания. Кто-то набросал имя и контуры маленького острова, а затем попытался стереть их. Острые глаза Бастиана, наконец, разобрали знаки, и он, схватив карту, немедленно бросился на палубу.

На «Щите Донага» он нашёл Маграфа, изучающего списки судовых повреждений. Здоровенный капитан был весь в крови, поперёк груди белела свежая повязка, но в ухе уже гордо красовалось шестое кольцо.

— Капитан! Как скоро мы сможем поставить паруса и лечь на новый курс?

— Думаю, часа через два, не раньше. Многое надо починить, а мы так и не решили, топить это судно или вести в порт. С одной стороны…

— Топите — и побыстрей. Оно только задержит нас, а мне нужна сейчас вся скорость, которую может выжать «Щит». Идём в ближайший порт и снаряжаемся для долгого плавания.

Кольца в ухе капитана громко зазвенели, когда он резко поднял голову от списков:

— Вы нашли что-то важное, милорд?

— Думаю, да. — Бастиан развернул карту и показал опытному моряку. — Знаешь такое место?

— Кое-что об этом острове мне известно. Тут ещё что-то стёрто и дописано от руки, мне никак не разобрать…

— Это может дать ключ к окончательному разгрому всех мятежников!

— Раз так, — обнажил жёлтые зубы Маграф, — я немедленно прикажу своим лентяям удвоить усилия! Мёртвых хоронить не будем. Клянусь, мы поднимем паруса не позднее чем через час, милорд!

Капитан повернулся и принялся орать на первого помощника. Бастиан медленно скатал карту, бросив последний взгляд на слово, которое могло поставить точку в затянувшейся борьбе.

— Петарка… — прошептал он. — Петарка…

Гром опустился на колени рядом с телом своего компаньона и начертил на его груди невидимый символ.

— Это птица, — объяснил Валун безразличному Фаросу. — Отец Грома был жрецом Саргаса… раньше…

Гром уложил мёртвого минотавра так, чтоб меньше бросались в глаза страшные переломы.

— Отец никогда не терял надежду на то, что Первый Рогатый возвратится к своим детям, и потихоньку обучил меня всем надлежащим ритуалам…

— Полная ерунда, — фыркнул Фарос.

— Ну, может, и так… — Минотавр с изуродованным лицом продолжал совершать последние приготовления к похоронам друга. — Все, теперь можно проститься с Сефрамом…

Фарос не сказал этим двоим, что Сефрам был ещё жив, когда он нашёл того в пещере. Его новые друзья были уверены, что их приятеля убил людоед, а Фарос неожиданно смог отомстить за его смерть. Ему было всё равно, что они вообразят.

— Удивительно, как ему удалось уйти так далеко, — покачал головой Валун. — Впрочем, о нас можно сказать то же. — Однорогий минотавр глянул на Фароса: — Если бы не твоё вмешательство, мы бы давно были мертвы.

Отчаянная борьба сделала Фароса в их глазах настоящим героем, и бывшие рабы уже спрашивали у него совета по любому вопросу. Ему не нравилось их восхищение, оно будило в нём воспоминания о прошлой жизни — его чести, клане, семье… Убийцы Хотака вырезали всех под корень, умирающий отец молил его о мщении, но Фарос раз за разом терпел неудачу. И сейчас его не беспокоили судьба минотавров и его честь.

— Впереди есть одна глубокая трещина, — бросил он спутникам. — Все лучше, чем пытаться рыть землю пальцами.

Гром помочил пальцы в маленькой глиняной фляге и разбрызгал влагу над телом Сефрама.

— Как скажешь, — покорно кивнул он Фаросу.

Презрительно фыркнув, тот упёр руки в бока, решив сменить тему:

— А ты знаешь, кто такой Кос?

Гром недоуменно посмотрел на него, но тут неожиданно зашевелился Валун.

— Кос… Кос… А, Кассион. Наверное, ты имеешь в виду именно его! Он был… тем, кто задумал и осуществил наш побег…

— И что с ним случилось?

— Сахд.

Фарос молча сплюнул, глядя на Грома и ожидая подробностей. Тот неохотно продолжал;

— Сахду кто-то доложил… Он принял участие в облаве самолично. Видел бы ты ухмылку на этой злобной роже!

— Приходилось.

Сколько раз Фаросу случалось, лёжа на земле, снизу вверх разглядывать лицо начальника карьера, видеть его сломанный клык, торчащий вбок, когда тот скалился. В прошлом один из отчаявшихся рабов ткнул ему в лицо горящим факелом. Огонь сжёг нос людоеда и подарил ему ужасную улыбку — говорят, голова того раба до сих пор стоит на столе в личных покоях Сахда.

— Мы почти выбрались наружу, когда они выскочили на нас. Мы бросились бежать… Сефрам упал первым… Сахд громко смеялся, он специально привёл мередрейка с завязанной пастью, чтоб тот мог пустить в ход только когти.

— Кассион вернулся, чтобы попытаться спасти его?

— Да. Вырвал копьё у надсмотрщика и вогнал острие в горло ящерицы, — торжественно сказал Гром. — Убил тварь одним ударом.

— Это уже неплохо.

— Гром с Валуном смогли отбить Сефрама, но Кассион погиб — его окружили охотники Сахда. Один из ударов дубины повредил ногу Валуна.

— Мы могли слышать глухой стук дубин, когда убегали… страшный стук… Кажется, он вечно будет биться в наших ушах…

Несколько минут все молчали, потом Валун робко спросил:

— А почему ты всё ещё здесь? Мы слышали, ты убежал неделю назад, думали, либо ты погиб, либо уже в безопасности.

— Я хотел двинуться к побережью.

— Так почему ты тянул с этим? Что тебя держит в этой ужасной пустыне, где людоеды могут тебя обнаружить в любой момент?

Ничего не сказав, Фарос повернулся, подошёл к Грому, все ещё стоящему на коленях, и поднял флягу, которую вылепил вчера у скалы — обнаружив подходящий материал, он работал с ним до тех пор, пока не получилась ёмкость.

— Вам понадобится больше чистой поды, надо сходить…

— Я смогу… — начал Валун, но Фарос быстро вылез из пещеры.

На источник, бьющий в расселине, минотавр случайно натолкнулся ещё в первую ночь побега. Он преследовал маленькую тупоносую ящерицу, которую потом сожрал ещё живой, и вдруг увидел маленький водоём, закрытый камнями со всех сторон. Влага имела едкий привкус, а в луже плавала мелкая живность, но Фарос пил её, словно драгоценное вино. Вода гарантировала дальнейшую жизнь, и это всё, что имело значение. Ночной ветер был так же сух и резок, как и днём, — ничто в этой области не могло обозначить приход весны. Фарос посмотрел в сторону карьера — там над скалами трепетал отсвет огней потревоженной земли. Скорее всего, скоро здесь произойдёт такое же извержение, как и в Вайроксе, погребя все под горами пепла. Тогда погибли цветущие поселения минотавров, рискнувшие устроиться рядом с Вайроксом, но тут Фаросу не жалко никого. Пусть погибнет проклятое маленькое королевство Сахда, даже если вместе с ним умрут несчастные заключённые. «Зачем ты остался?» — вопрос Валуна неугасимо горел в мозгу, заставляя Фароса неуверенно ёжиться. Он мог честно сказать себе, что не знает ответа, — если бы не эта случайная встреча, он бродил бы тут до тех пор, пока людоеды или мередрейки не убили бы его. Фароса ждала только гибель — в любой из её форм.

Но мысль о собственной смерти давно не тревожила его. Фарос вновь наполнил флягу и двинулся обратно к пещере. Осторожно, чтобы не расплескать воду, он протиснулся внутрь, где Гром и Валун уже собрались вытаскивать тело Сефрама. Видя, что от Валуна с его ногой толку мало, Фарос отставил флягу и принялся помогать Грому. Валун, тяжело припадая на раненую ногу, вернулся обратно, а они побрели к трещине, куда и бросили тело погибшего товарища.

— Мы могли сделать больше, — пробормотал Гром, когда они кидали прощальные комья земли и камни вслед за телом, и тихонько зашептал под нос молитву, слышимую ему одному.

Фарос зашагал обратно. В пещере горел маленький костёр, а Валун вырезал на кости странные символы, олицетворяющие жизнь минотавра, — корабль, рыбу, секиру, две слившихся в поцелуе фигуры. Всё то, что Фарос так старательно пытался забыть…

— Завтра утром мы разделимся. Я останусь, вы оба двинетесь дальше…

— Но мы должны тебе свои жизни! — воскликнул Гром, непроизвольно делая символ кондора у своего сердца. — Честь требует…

— Сейчас не время для чести! — резко оборвал Фарос.

Для него всё было решено, но спутники выглядели потрясёнными и пробовали протестовать.

— Ты должен идти с нами, — прохрипел Валун.

— Ну да, ведь втроём мы можем продержаться дольше, — фыркнул Фарос. За один день его новые компаньоны уничтожили все его скудные припасы, завтра в любом случае придётся идти на охоту.

Гром посмотрел на остатки съедобных растений и птицы, которую Фарос смог подманить мясом ящериц.

— Честь требует, чтобы мы оставались рядом до тех пор, пока не возместим потраченного тобой продовольствия. Завтра мы пойдём на охоту вместе.

Три охотящихся минотавра — что может быть привлекательней для людоедов и мередрейков? Кроме того, все они были жалкими, неопытными любителями, поэтому вряд ли могли рассчитывать на то, что прокормят себя. Фарос едва не приказал им обоим убираться завтра утром… но внезапно увидел отчаяние в их глазах. Он понял, что так давно бродило по границам его сознания и теперь окончательно выкристаллизовалось.

Было только одно место в этой каменной пустыне, где можно найти достаточно еды. Ему одному хватило бы и ящериц, но втроём…

— Прекрасно, — сказал он с мрачным удовлетворением. — Мы будем охотиться. Охотиться на охотников…

Загрузка...