Ран замолчал, мгновенно пожалев о своих словах. На самом деле, если честно, он предпочел бы вообще здесь не появляться. Ведь при таком раскладе не возникло бы никаких проблем.
Я всегда знал, что не нравлюсь тебе.
Неужели он это сказал?
— Забыли, это вряд ли сейчас имеет какое-то значение…
— Почему ты думаешь, что не нравишься мне?
— Не стоило поднимать эту тему.
— Нет, я рад, что ты это сделал. — Сэкстон покачал головой. — Нам нужно поговорить об этом. Я пытаюсь понять, почему у тебя сложилось такое впечатление.
На мгновение Ран утонул в этом взгляде, в больших, красивых перламутрово-серых глазах. Ему нравился обращенный на него взгляд, эти густые ресницы, обрамляющие его глаза, безупречной формы брови, наклон головы в вежливом вопросе…
Рот слегка приоткрыт, словно мужчина все еще удивлен.
— Почему ты так подумал? — снова спросил Сэкстон.
— Я не умею читать.
— И какое это имеет значение? Чтение — это навык, который можно освоить, а не показатель интеллекта и, тем более, твоей ценности. Ран, ты отдал Битти родителям, которые любят ее. Ты отпустил свою кровную родственницу ради ее собственного блага и блага других. Как я могу не ценить мужчину, который смог совершить столь бескорыстный поступок, акт любви?
— Я даже не смог подписать документы.
— Ты оставил… прекрасную метку. — Голос Сэкстона стал громче и сильнее. — Ран, не беспокойся о моем мнении. Я бы не смог уважать тебя еще больше, чем уважаю сейчас. На самом деле, ты всегда… — Сэкс отвел взгляд, — меня поражал.
Незнакомое теплое чувство расцвело в груди Рана, облегчая боль, и казалось, что стены элегантного пентхауса начали сжиматься, сближая их, хотя никто не сдвинулся с места.
Сердце заколотилось, и он прокашлялся.
— Я заставил тебя чувствовать себя некомфортно? — Сэкстон сцепил руки в замок. — Прошу за это прощения. Уверяю тебя, я имел это в виду лишь в дружеском плане.
— Конечно.
— Независимо от моей ориентации.
— Ориентации?
— Я — гей. — Когда Ран отпрянул, лицо Сэкстона застыло, а голос стих. — Это проблема для тебя?
Скорее ее решение, подумал Ран… еще до того, как осознал саму мысль.
Снова откашлявшись, он сказал:
— Нет. Нет, конечно же.
— Ты уверен?
Когда Ран не ответил, Сэкстон отвернулся.
— Что ж, в любом случае, спасибо за то, что рассказал мне о Минайне, с этого момента я сам разберусь с этим делом. Твои услуги больше не требуются…
— Что, прости?
— Ты слышал.
— Подожди, ты увольняешь меня?
— Проясним все и сразу: я не раз получал в этой жизни за то, кем являюсь. — Сэкстон подошел и открыл раздвижную дверь. — После смерти мамэн, мой род отказался от меня, потому что отец считает меня позором. Поэтому уверяю тебя, я пережил гораздо более сильное отчуждение, чем твое неодобрение, и я не стану извиняться за что-то, касаемо меня лично, чего я сам не стыжусь… лишь потому, что моя ориентация не устраивает тебя или кого-то еще.
Ран глубоко вздохнул.
Казалось, прошел целый час, прежде чем он подошел к открытой двери и к мужчине, с достоинством застывшим рядом с ней. Через сдвинутую панель ворвался поток морозного воздуха, он взъерошил волосы Рана, наводя на мысли, каково это — почувствовать вместо ветра пальцы Сэкстона.
— Прости меня, — тихо произнес Ран. — Я не хотел тебя обидеть. Честно, не хотел. У меня… проблемы с выражением своих мыслей в присутствии таких как ты…
— Геев. Называй вещи своими именами. И гомосексуальность не передается воздушно-капельным путем.
— Я знаю.
— Правда? — Сэкстон затеребил манжеты рубашки, мелькнула яркая вспышка рубиновых запонок. — Я вот не уверен в этом. И правда в том, что сексуальная ориентация ни в коей мере не является угрозой. Я не собираюсь бросаться на тебя или что-то в этом духе. Принципы или есть, или их нет. Мои сексуальные предпочтения не влияют на мою способность распознавать границы, так же как, например, гетеросексуальный мужчина не будет приставать к каждой женщине, с которой он сталкивается в жизни.
— Дело не в этом.
— Ты считаешь, что я не прав с моральной точки зрения. Да, так и есть.
— Нет…
Сэкстон поднял руку.
— Вообще, я не склонен спорить с тобой. Чем ты руководствуешься — не мое дело. Холодно, и я хотел бы закрыть дверь. Благодарю.
Позже Ран задаст себе вопрос, откуда только взялась храбрость. И честность. Ответ на все это, как оказалось, был простым и сложным одновременно. У Любви были крылья, и они требовали полета.
— Меня тянет к тебе, и я не знаю, что с этим делать.
Глаза Сэкстона широко распахнулись, он был явно шокировать признанием.
— Я не хотел тебя обидеть, — Ран низко поклонился. — Я не ожидаю, что тебе приятен мой интерес, и не беспокойся, я не поставлю тебя в неловкое положение. Я просто не ожидал, что меня может привлекать мужчина и… — Он отвернулся. — Единственная причина, по которой я говорю это сейчас, — потому что не хочу, чтобы ты думал, что я осуждаю тебя или кого-то еще за подобное. Я прошу прощения.
Наступил момент напряженного молчания.
Затем Сэкстон протянул руку… и медленно закрыл дверь.
***
Мужская гостевая ванная комната, расположенная на нижнем этаже семейного особняка Пэйтона была маленькой, но эффектной, и пряталась под огромной парадной лестницей. Полы, стены и потолок асимметричной комнаты с наклонной крышей облицованы плитами из желтого агата, а светильники и раковина были выполнены из чистого золота. Латунные бра по обеим сторонам золотистого зеркала бросали оранжевый отсвет, который всегда напоминал ему о кончике раскуренной сигары, а на кружевном коврике под его ногами был вышит семейный герб.
Большой необходимости приходить сюда не было. Ему просто нужен был перерыв в вежливой беседе в столовой, от которой хотелось застрелиться, и, коротая время, он достал свой телефон, чтобы проверить пропущенные звонки и новые сообщения.
Впервые в жизни он молил о спаме. И пофиг, будь то реклама заграничной «Виагры», развод с веб-камерой, в котором нужно было просто прислать на определенный номер смс с фразой «отсосимне» или же президенту Нигерии нужна помощь в укрывательстве денег. Его интересовало все. Только бы не возвращаться к столу, за которым его отец и Сэлон пытались переплюнуть друг друга в части полезных и крутых знакомств, захмелевшая мамэн со зловещей ухмылкой поедала его взглядом через весь стол, а Эмили Дикинсон гоняла еду по тарелке, не проглотив ни кусочка.
— Я увольнялся с работы и получше[46], — пробормотал он, разглядывая экран смартфона.
И с этой фразой Энни Потс[47] он должен был включить онлайн игру «Охотники за привидениями» и рубиться в нее за столом, спрятав телефон под салфеткой…
Четыре сообщения. Три из них от собутыльников. И одно, заставившее сердце биться так, словно его подключили к автомобильному аккумулятору.
Пэйтон начал писать ответ, но остановился на середине… и позвонил.
Один гудок. Второй…
Третий.
Черт, сейчас он попадет на голосовую почту. Ему повесить трубку или..?
— Твой ответ «да»? — послышался хриплый голос Ново.
Мгновенная эрекция. Которая сразу испытала на прочность молнию брюк и дала гарантию, что он не покинет эту комнату, не подрочив.
— Да, — ответил он. — Так и есть.
— Когда ты придешь?
«Сейчас! Прямо сейчас, черт побери!» — вопил его член. «Ты сядешь в автобус и отправишься к ней прямо сейчас!».
Послушай, маленький Пэй-Пэй, остынь немного…
— Что, прости?
Пэйтон закрыл глаза и облокотился на агатовую столешницу.
— Оу, да ничего…
— Маленький Пэй-Пэй? Не знала, что у тебя есть младший брат.
О нет, скорее студент-полудурок, от которого пользы ноль, зато в любой момент в его голову может ударить идея поджечь дом.
— Это… ничего особенного.
Хотя почему это: почти восемь дюймов в длину. И твердый.
— И я… Я застрял на семейном мероприятии, но это просто ужин. Как только закончим, я сразу приеду.
— Как долго? Они говорят мне надо кормиться, прежде чем меня выпустят отсюда.
— Недолго. Час. Скоро подадут фрукты и сыр, и после этого сорбет на десерт. — Слава богу, это не Последняя Трапеза, а то пришлось бы ждать еще пару часов. — Я решу вопрос с транспортом и скажу отцу, что мне нужно уехать.
— На тебя можно положиться.
— Если правильно мотивировать.
— А еще ты альтруист, оказывается. Или до сих пор считаешь, что должен мне?
Пэйтон посмотрел на свое отражение в зеркале над золотой раковиной. Его голодный взгляд горел, щеки алели от возбуждения. В золотом сиянии он был похож на тигра в позолоченной клетке.
— Тебе не понравится мой ответ, — услышал он свой гортанный голос.
— Не делай мне одолжений.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты взяла мою вену. Я хочу, чтобы твой рот был везде, по всему моему телу, где я только захочу. И я знаю точно, ты позволишь мне трахнуть себя, и чтобы ты понимала, все это время я буду мысленно между твоих ног. Так достаточно честно для тебя? Все еще хочешь, чтобы я вошел в… твою комнату?
Он преднамеренно сохранил двойной смысл — потому что был полным придурком. И он так сильно хотел ее, что съехал с катушек.
Ново молчала, и он опустил голову, желая дать себе хорошего пинка. Тоже мне, поддержал, называется…
— Да, — сказала она хрипло. — Я все еще хочу, чтобы ты пришел.
Долбаное кровяное давление, Бэтмен.
— На этот раз… — Он обнажил свои клыки, верхняя губа дернулась вверх. — Я хочу, чтобы твои клыки были во мне, я хочу боль и экстаз. И я хочу, чтобы ты пила из моего горла.
— Что-нибудь еще?
О да, эти два слова, которые Ново произнесла, так эротично растягивая, были сексуальнее фактического секса за весь последний год.
— Позволь мне войти в тебя, Ново. Тебе не надо ничего объяснять или повторять, но мне просто нужно знать, каково это — кончить внутри твоего тела.
— Ты признаешь свою слабость.
— Я просто говорю правду.
— С чего вдруг начал именно сейчас?
Он покачал головой.
— Когда я лгал тебе?
Последовала пауза.
— Когда дело касается Пэрадайз, ты лжешь сам себе.
О, нет, подумал он. Этот разговор свернул не в то русло, в направлении, которое ему было совершенно не нужно.
— Я не влюблен в нее.
— Ты доказываешь мою теорию о твоей лжи. Помнишь прошлую ночь в том переулке? Не притворяйся, что ты не вел себя как связанный мужчина, забывая о своих и чужих интересах, защищая женщину, которую считаешь своей.
— Мы зачем сейчас об этом разговариваем?
— Я не знаю, на самом деле.
Наступила тишина, и, прежде чем она смогла передумать, Пэйтон сказал:
— Я приеду, как только смогу. Мне просто нужно закончить этот ужин с отцом. Если бы я мог, то ушел бы прямо сейчас, но мой отец и все, что его касается, — по жизни одна большая проблема.
В трубке раздался смех.
— Раздражение в твоем голосе, наверное, единственная общая черта у нас двоих.
— Тоже семейные проблемы?
— Не представляешь какие.
— Расскажи мне.
Последовала долгая пауза.
— Я думала, ты ужинаешь со своим отцом. Почему ты тогда сейчас говоришь со мной по телефону?
— Спрятался в ванной. И ты даешь мне повод задержаться здесь подольше.
На этот раз смех Ново прозвучал потрясающе естественно, и он осознал, что никогда раньше не слышал ее так.
Пэйтон поднял руку к груди и вдруг понял, что словно пытается унять внутреннюю боль.
— Да ладно, — сказал он. — Давай, поговори со мной. Это будет твой самый гуманный поступок за ночь. Удержи меня здесь еще немного.
Выдох был долгим и медленным.
— Приходи, когда сможешь. Не спеши. Пока.
Когда соединение прервалось, Пэйтон снова посмотрел на свое отражение в зеркале. Несмотря на то, что он точно знал адрес дома, в котором сейчас находился, почтовый индекс, улицу и номер… несмотря на то, что он побывал в большинстве комнат особняка, всю свою жизнь… он чувствовал себя совершенно потерянным.
И так было многие годы.
Закрыв глаза, он увидел Пэрадайз, ее светлые волосы, прекрасное лицо и лучезарную улыбку. Вспомнил ее смех в телефонной трубке, ее горести и печали. Услышал ее голос и акцент, согласные и гласные.
Все эти телефонные звонки, за все то время, изо дня в день, когда набеги заставили их прятаться в убежищах вдали от Колдвелла.
На самом деле он влюбился в ее постоянство. Ее надежность. Ее «всегда-рядом-когда-ему-нужно» и ее доброту… но еще больше в тот факт, что она никогда, ни при каких обстоятельствах не осуждала его. Он рассказывал ей о вещах, которые заставляли его чувствовать себя жалким, о том, что пугало его. Говорил о кошмарах и демонах в своей голове. О ненависти своего отца к нему и отстранённости матери, о своем пристрастии к наркотикам и алкоголю, к вампиршам и человеческим женщинам.
И все же она была на его стороне. Она не думала о нем плохо, несмотря на всю его грязь.
К слову о семейных проблемах. Он никогда не чувствовал такую поддержку от родных или Глимеры. Всегда хранил свои секреты при себе, и не потому, что они были странными, шокирующими или извращенными, а потому, что некому было довериться. Всем плевать. Никто не принимал его таким, какой он есть, и не прощал ему его несовершенства.
Вот почему он любил ее.
По сути, дело не в самой Пэрадайз.
Скорее в том, в чем он нуждался.
Какое-то время Пэрадайз была яркой краской на полотнах его существования, компасом в кармане, выключателем, который он мог нажать, когда хотел света в кромешной тьме. Ее добрый характер спасал его, хотя, в действительности, он тут не при чем, она помогла бы любому, в этом ее суть.
Пэрадайз никогда не привлекала его в сексуальном плане.
Пэрадайз никогда не была для него такой, как Ново. Ново — это пылающий костер, в который ему хотелось прыгнуть. В костюме покорителя огня с переносным бензобаком на спине.
Нет, он пялился на Пэрадайз, потому что оплакивал потерю этой тесной связи, из-за чего он снова вернулся в мир позолоченных рамок, фальшивых улыбок и отсутствия привязанностей.
Порой благодарность легко принять за любовь. Эти чувства были очень теплыми и непреходящими. Но первое больше о дружбе, а второе же… совсем другое дело.
И по какой-то причине он почувствовал мощную нужду объяснить все это Ново.
Отвернувшись, Пэйтон потянулся к двери. Он уже собирался выйти, как в эту секунду…
Пэйтон отпрыгнул.
— Оу.
— Прости, — тихо сказала Ромина.
Молодая женщина была бледна, ее трясло, когда она стояла перед ним и словно в паранойе все время оборачивалась, как мышь, убегающая от кота.
— Мне нужно переговорить с тобой наедине. — Она вцепилась в него взглядом. — У нас мало времени.