Красный Вервольф – 5

Глава 19

Теперь я не был для этих мальчишек и девчонок страшным Человеком-с-мешком. Меня явно ждали. Особенно — Нюрка, которая сразу же прилипла ко мне, как к родному. Даже Жэка с гордой кликухой Питерский и то, увидев меня, заулыбался. Однако принесенные мною продукты тут же взял под свой контроль, строго следя за тем, чтобы всем доставалось хавчика поровну. Пока ребятня чавкала, прихлебывая из бутылок с сельтерской, я ломал голову, что с ними делать дальше?

В Пскове им находится опасно. Пронюхают полицаи, переловят как котят и отправят в концлагерь. А если тот же Жэка окажет сопротивление, тут же пристрелят. И в лучшем случае — его одного. Чухонцы с эстонцами могут вообще не захотеть возюкаться с ребятней. Бросят в подвал пару гранат и все дела. Эвакуировать всю ватагу в отряд? Что партизаны станут делать со всем этим детским садом? В идеале детишек следовало бы переправить на советскую территорию, но как их протащить через линию фронта?

Одному мне с этой задачей в любом случае не справиться. Нужна помощь. Вопрос только в том, кому можно довериться в этом деле? Безусловно — моей команде и партизанам товарища Слободского. Следовательно, это дело я должен обсудить с командиром лично, невзирая на особиста, который на меня зуб точит еще с моего первого появления в отряде. Так что придется туда в ближайшее время наведаться. Вот только Марту освобожу, а если еще кто-то из подпольщиков окажется в грузовике, так это даже лучше! Ведь их тоже надо будет вывести из Пскова.

— Как у вас тут дела? — спросил я у бывшего воспитанника ваффеншулле «Предприятия 'Цеппелин», отозвав его в сторонку.

— Сидим тихо, — проворчал он. — Полицаи что-то часто стали в округе шарить. Нам надо уходить, товарищ, а то сцапают или убьют.

— Я тоже об этом сейчас думаю, — признался я. — В городе вам оставаться нельзя. Идти в сторону Ленинграда — тоже. Там голод, несмотря на «Дорогу жизни».

— А разве она еще есть, дорога жизни? — спросил пацан.

— А куда она денется? Ладожское озеро фрицам не осушить!

— Говорят, что они уже взяли Ленинград, — пробурчал Жэка.

— Это геббельсовкая брехня! — отмахнулся я. — Не взяли эти сволочи наш Питер и не возьмут.

— Я туда хочу!

— Куда? В Ленинград?

— Все равно. На фронт. Бить гадов.

— Верно! Фронт он не только под городом на Неве. Немчура уже к Сталинграду рвется.

— Вот туда бы… Я ведь могу в разведке служить!

— А лет-то тебе сколько?

— Шестнадцать скоро.

— Значит, будешь служить. В крайнем случае — в партизанском отряде. Здесь ведь тоже фронт.

— Вы мне поможете туда попасть? К партизанам!

— Помогу. Только вместе с остальными.

— Когда?

— Постараюсь — на днях, — ответил я и поднялся. — Мне пора идти! Сидите здесь пока, как мыши. Я вернусь.

Я пожал парню руку и двинулся было к выходу из подвала, как девчоничьий голос меня окликнул:

— Ты уже уходишь, папа⁈

Мне словно в спину выстрелили. Я даже пошатнулся. Оглянулся. Вся ватага, как один, уставилась на меня. Они и жевать перестали. Васятка потянулся было, чтобы отвесить сестренке подзатыльник, напомнив, что я чужой дядя, а вовсе не их отец, но рука его повисла в воздухе. Я не знал, у всех ли из них живы отцы и матери, вполне возможно, что — нет. А если еще живы, то не факт, что останутся таковыми до конца войны. Во всяком случае, эти мальчишки и девчонки сейчас сироты. Я подошел к Нюрке, опустился на корточки и сказал:

— Ухожу, доченька, но скоро вернусь.

Она обвила ручонками мою шею и клюнула мокрыми губами в небритую щеку.

— Плиходи сколей, папочка, — прошептала малышка. — Я буду ждать.

Поцеловав ее в макушку, я выпрямился. Обуревавшие меня в тот момент эмоции не передать никакими словами. Покинув подвал, я едва ли не бегом бросился по следующему адресу, который намеревался сегодня посетить. На улице уже сгущались сумерки. Скоро должен был наступить комендантский час. Меня это не волновало. Попадись мне сейчас эстонско-финский патруль, порву голыми руками. Ходят мрази по нашей земле, грабят, насилуют, убивают и думают, что все им сойдет с рук. А детишки прячутся в сыром подвале.

Впрочем, возле дома, где обитал начальник контрразведки Радиховского, я притормозил. Здесь напролом переть нельзя. Придется снова быть изворотливым и хитрым. Подойдя к двери, я подергал за рукоятку дверного колокольчика — любили эти белоэмигранты такую старину. Дверь отворилась почти сразу. И на пороге я узрел вытянутую морду Юхана. Давненько не виделись. Надобности в нем пока не возникало, вот после возвращения из Подберезья я его и не дергал. Узнав меня, он натянул на белесую физиономию некое подобие улыбки.

— Здравствуй, Юхан! — сказал я. — Хозяин дома?

— Зтравствуй! — откликнулся он. — Хозяин и хозяйка тома.

О, Злата здесь уже на правах хозяйки! Что ж, это хорошо…

— Доложи им о моем приходе.

— Прохоти. Они тепя жтут.

И он отступил в сторонку, пропуская меня в прихожую. Надо же — ждут! С чего бы это? Ну, Злата — понятно, а Дормидонт Палыч? Вряд ли сожительница с ним поделилась сведениями о предстоящей операции. Видать, у Серебрякова есть ко мне разговор. Впрочем, что тут удивительного? Я его Юхана юзал, теперь господин поручик, видать, потребуют компенсации. Не зря я прихватил слиток «золота партии». Чухонец помог мне снять пальтишко и проводил в гостиную.

У Серебрякова я был впервые, поэтому с любопытством огляделся. Ничего. Скромненько. Никакого антиквариата. Диван с гнутой спинкой. Круглый стол, накрытый малиновой скатертью с золотыми кистями, буфет с резными столбиками, поддерживающий верхнюю, остекленную часть. Портьеры в цвет скатерти. Несколько выцветшие обои. На стене фотография самого Дормидонта Палыча в мундире офицера то ли еще царской, то ли уже белой армии. Под портретом — шашка в ножнах. Лихой рубака, типа.

— Добрый вечер! — послышался женский голос.

Обернувшись, я увидел Злату в длинном, скромном домашнем платье.

— Здравствуйте! — откликнулся я.

— Дормидонт Павлович сейчас выйдут! Не угодно ли чаю?

— Буду весьма благодарен.

Я как-то не задумывался, знает ли Серебряков о том, что мы со Златой знакомы? В общем, это не так уж важно. Главное, чтобы у нее была возможность участвовать в наших операциях, когда это нужно. Не спрашивая у сожителя разрешения. Хотя мне было, конечно, интересно, как это она сегодня улизнет из дому на ночь глядя? Я ведь собственно зашел только за мундиром штандартенфюрера, который моя соратница обещала привести в порядок. Угадав мои мысли, хозяйка дома кивнула, дескать, беспокоится не о чем. И все-таки, откуда поручик знает, что я должен был прийти?

Присев в книксене, словно росла в дворянской семье или, по крайней мере, была у господ в услужении, Злата вышла. Я уселся на диван, дабы скоротать время в ожидании хозяина, а заодно — отдохнуть. Мотаюсь, мотаюсь. Устал, как собака. А ведь мне уже за полтинник. Нет, мужик я, конечно, крепкий, но и Сивку-бурку могут укатать крутые горки. А сегодня еще акция. И надо ее провести на должном уровне. Никаких потерь среди своих, даже — ни единой царапины. Все шишки — врагу.

Послышались бодрые шаги. Сверкая благородными сединами, в гостиную вошел мосье Серебряков. Следуя этикету, принятому среди русского офицерства, я нехотя поднялся. Даже каблуками щелкнул. Дормидонт Палыч благосклонно кивнул и жестом предложил садиться. Я вновь опустился на диван, а хозяин — в кресло напротив. Несколько минут он меня изучал своими слегка навыкате глазами, словно видел впервые. Черт знает — почему, но это разглядывание вызвало у меня легкое беспокойство.

— Вам не нужны часы фирмы Буре? — вдруг осведомился он.

Теперь зенки выкатил я. Что это? Совпадение или… предательство? Если второе, то с чьей стороны?.. Злата⁈ Да причем здесь она! Ей-то откуда знать пароль, который сообщил мне мой дедуля, он же Анхель Вольфзауэр. Серебряков заметил мое замешательство, но промолчал. И тогда я хрипло вытолкнул из пересохшей гортани отзыв:

— У меня есть такие, но без большой стрелки.

— Приношу свои извинения за предыдущие наши встречи, — произнес поручик, когда его возлюбленная принесла нам чаю и деликатно удалилась, оставив мужчин общаться наедине. — Нам необходимо было убедиться, что вы действуете именно в том русле, какое совпадает с нашими намерениями.

— А какое русло совпадает с вашими намерениями? — счел необходимым уточнить я.

Поворот событий оказался слишком резким, чтобы так легко было в него вписаться.

— Я знаю, что наш общий друг, Анхель, за неимением времени, не посвятил вас в подробности наших политических воззрений, — продолжал Дормидонт Палыч. — Постараюсь восполнить этот пробел, прежде, чем мы обсудим наши дальнейшие совместные действия… Да, все мы принадлежим к дворянскому сословию, и большинству из нас идеи социального равенства не близки. Однако с большевиками нас объединяет ненависть к общему врагу. Те из нас, кто воевал с тевтонами еще в Мировую войну, долго не могли смирится с тем, что Россия вышла из нее, заключив позорный мир с Германией, но теперешняя война показала, что это было временное, вынужденное перемирие. И нынешние правители России не просто отбивают новый натиск тевтонов, но намерены на этот раз довести дело до победного конца. А следовательно, мы обязаны помогать им в этом, всеми имеющимися у нас средствами. К сожалению, сформировать хотя бы пару боеспособных дивизий мы не в состоянии. Следовательно, наш удел диверсионно-разведовательная деятельность. Для ее осуществления приходится маскироваться под ровсовцев, националистов и прочую нечисть из наших бывших соотечественников. Почему я называю их бывшими? Потому, что вступив в сговор с врагом, они утратили право называться русскими. Все вышесказанное не исключает того, что после победы наши пути с большевиками опять не разойдутся. Все же мы верим, что на немецкой идее коммунизма Царства Божия не построишь. Господь не для этого избрал Россию. Однако не будем сейчас тратить время на дискуссии. Перейдем к более злободневным вопросам.

Дискутировать с ним я и не собирался, поэтому ограничился многозначительным кивком.

— Надеюсь, вы не станете сердиться, когда узнаете, что Злата Яновна мне полностью открылась? — вновь ошарашил меня собеседник. — Мы собираемся обвенчаться, а это будет невозможно, если между нами не будет полного доверия. В свою очередь я тоже рассказал ей о себе всё. Так что теперь мы не просто супруги, а боевые товарищи. Следовательно, я знаю об операции, которая предстоит вам нынешней ночью. И намерен подстраховать вашу группу.

— Каким образом? — спросил я.

Меня коробило от этой супружеской откровенности, но я понимал, что Злата, которая еще оказывается и Яновна, не стала бы жить с человеком только из-за хорошего его отношения к ней самой и сынишке. А уж если бы и жила, то прекратила бы участвовать в наших рискованных играх. Сам виноват. Мог бы и догадаться. Да и в конце концов, ни Злата, ни Кузьма, ни Рубин с Митькой на службе у меня не состоят. Так что жизнью они рискуют совершенно добровольно. И не мне решать, с кем им жить и чем делиться.

— Я знаю, что по вашему плану, вы со Златой Яновной должны будете остановить грузовик, на котором гестапо повезет заключенных. Вашей группы там не будет, потому что она в этот момент станет поджидать автомобиль в засаде. Получается, что в случае чего, вас просто некому будет поддержать огнем.

— Только не огнем! — предупредил я. — С нашей стороны не должно быть ни единого выстрела.

— Ну огонь бывает разный, — усмехнулся поручик.

— У вас имеется в арсенале арбалет?

— Имеется. И Юхан превосходно из него стреляет. Даже — в кромешной темноте. На слух. Да и я кое-что еще помню из своей военной юности, когда служил во второй пластунской бригаде генерала Гулыги.

— В таком случае — ваша помощь принимается.

— Жаль, что сегодня нас ждет дело, можно было бы выпить по рюмочке.

— В следующий раз!

— Согласен. А пока что давайте выпьем чайку… — проговорил Дормидонт Палыч и повысив голос, позвал: — Злата Яновна, не составите ли нам компанию?

Не венчанная пока супруга Серебрякова впорхнула в гостиную, как бабочка. Никогда я не видел ее такой сияющей. Еще бы! Какая гора с ее нежных, но вовсе не хрупких плеч свалилась. Ведь теперь ей нет нужды скрывать от меня истинную сущность своего дражайшего Дормидонта Палыча. Правда, сие не означает, что я ему доверяю полностью. Пусть докажет на деле свою верность сражающемуся Отечеству. Подстраховка — это прекрасно, но не мешает этого контрразведчика проверить в чем-нибудь более опасном.

Оказалось, что поручик, а если он и впрямь служил в пластунских казачьих частях, то правильнее будет — сотник, действительно полезный человек. До Крестов нам со Златой еще надо было как-то добраться. И когда я облачился в мундир штандартенфюрера СС, а моя напарница в броский, вызывающий наряд женщины с низкой социальной ответственностью, то у крыльца дома уже стояла пролетка с «лихачом» на облучке. Извозчиком переоделся Юхан, а Серебряков должен был до поры до времени изображать нашего попутчика.

В таком составе мы и покатили. Мой мундир и фуражка производили на полицайские патрули впечатление даже на неосвещенных улицах оккупированного города. Остановив нашего «лихача» и разглядев, кто развалился на пассажирском сиденье, чухонцы козыряли, просили прощения на плохом немецком и мы следовали дальше. В общем до развалин бывшей почтовой станции мы добрались без существенных помех. Юхан загнал пролетку за груду битого кирпича и бревен, прежде составлявших стены конюшни, и мы спешились.

Теперь оставалось только ждать. Злата куталась в меховую горжетку, ибо ночами все еще было прохладно, а я крепился. Потому, что мундир на мне был, а вот — кожаного плаща не было. То ли Рубин придушил фрица без верхней одежды, то ли загнал плащ на барахолке. Последнее, правда, было весьма опасным предприятием. Если бы докопались полицаи, пришлось бы нашему лжегреку скидывать товар и удирать во все лопатки. И это — в лучшем случае. Ладно, потерплю. Скоро май. Вдруг напарница дернула меня за рукав.

Машина! В ночной тишине отчетливо слышалось пока еще отдаленное гудение мотора. Оба белогвардейских подпольщика тут же канули во тьме. Не забыв прихватить арбалет. Я с удивлением узнал в этой довольно химеричной конструкции американский «Биг Джо-5». И где только раздобыли⁈ Хотя это может быть какая-нибудь немецкая аналогичная разработка. А если нет, то не связаны ли эти временные попутчики большевиков с заокеанскими спецслужбами? Ведь на чьи-то средства они существуют! Ладно, с этим потом разберемся.

Взяв Злату под локоток, я помог ей выбраться на проезжую часть Крестовского шоссе. И вовремя. Неяркие полосы света от замазанных фар немецкого грузовика легли на дорожное полотно. Держась так, чтобы в случае чего, толкнуть напарницу в канаву, я поднял руку. Автомобиль приближался. Скорости он не снижал. Видимо, потому что водила меня пока не видел. Увидит ли? Или придется все-таки пихнуть Злату в одну сторону, а самому прыгать в другую. Я не собираюсь погибать под колесами эсэсовского «воронка».

Фриц нас заметил. Взвизгнули тормоза. «Опель Блитц» остановился, не доехав до меня метров десять. Хлопнула дверца. Из кабины выскочил военный, сверкая фонариком. Брызнул светом мне в лицо, я зажмурился, заслонившись рукою в перчатке. Луч скользнул в сторону моей спутницы.

— Прошу прощения, господин штандартенфюрер! — пролаял немчик, видать, все же разглядев регалии на моем мундире. — Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

— Ваше звание⁈ — пролаял я в ответ.

— Шарф… — успел вякнуть тот и завалился набок.