Красный Вервольф – 5

Глава 14

Нет, он не сразу раскололся. Еще немного повыкаблучивался. Начал упирать на то, что он гражданин Великой Германии и не позволит порочить свое честное имя. Пришлось объяснить лжепрофессору, что запирательства в гестапо ему не помогут. И тогда липовый русист из Гейдельберга тут же заткнулся, поправил одежду, вышел в комнату, где был накрыт стол, опустился на стул, налил себе водки, хлобыстнул и поник головой. Я кивнул Марте, дескать, спектакль окончен и присоединился к ее «дяде».

— Мое имя Гарри Локвуд, я агент секретной службы его величества, — проговорил он. — Надеюсь, вы не передадите меня в руки нашего общего врага?

— А почему вы уверены, что я не сотрудник СД? — спросил я.

— Трудно сказать… — пожал англичанин плечами. — Наверное, потому, что вы слишком деликатно со мною поступили.

Разговор шел по-русски, так что фройляйн Зунд только головой крутила, пытаясь вникнуть в смысл нашего разговора.

— Ладно. Не будем ходить вокруг да около, — сказал я. — Я не служу в немецкой контрразведке. Остальное вам знать не обязательно.

— Этого достаточно! — отмахнулся Локвуд. — Чего вы от меня хотите?

— Вы ведь сотрудничаете с Аненербе, не так ли?

— Совершенно верно.

— Мне необходим доступ к документам проекта «Sternenfeuer».

Британский разведчик усмехнулся.

— Мне тоже… — и пояснил: — Видите ли, мистер Горчаков, я занимаюсь древнерусскими летописями и государственными актами, а к вышеназванному проекту касательства, увы, не имею.

— Значит, будем искать вместе.

— Согласен!

Я налил нам обоим, и мы выпили за победу. Марта хлопала глазами. Локвуд поднялся, уже не слишком твердо стоя на ногах, в самых изысканных выражениях, какие только нашлись в языке Гёте и Шиллера, принес ей свои извинения. Фройляйн Зунд их приняла, и мы отправились восвояси. Пока мы с ней вышагивали по темным и тихим улочкам оккупированного Пскова, меня мучило какое-то несоответствие во всем случившемся. Не слишком ли легко раскололся британец? Все-таки разведчик!

И снова зашевелился червячок сомнения, касательно любовницы. А вдруг не мы с нею, а она с ним разыграли спектакль? Для меня. Ведь у них было время сговориться, покуда я полковника Киппа посещал. А может быть и раньше. Еще до их встречи в музее. Что я знаю о жизни фройляйн Зунд с осени сорок первого до момента нашей, опять же, совершенно случайной встречи на вечеринке у князя? То, что после гибели графа Сольмс-Лаубаха, ее якобы допрашивали в гестапо? И то лишь с ее слов.

А что я знаю о ней вообще? Да — ничего! Выходит, если Марта мне лжет, то я у нее на крючке. Как бы ее проверить? Ведь не зная истинного лица своей любовницы, я не могу знать и того, на что она готова, лишь бы это свое истинное лицо скрыть? Допустим, она агент немецкой контрразведки с самыми широкими полномочиями, и ее задание выявлять русских шпионов, засылаемых в Плескау, почему же она до сих пор не сдала меня? Ведь для этого у нее была масса возможностей? Хочет выйти через меня на всю шпионскую сеть?

Какая у меня сеть? Кузьма, Злата, Рубин и Митька. Ну еще — Лаврик. А также — выход на отряд Слободского. И косвенно — на моего дедушку, Анхеля Вольфзауэра и его эмигрантскую, но не антисоветскую организацию. В общем-то — немало. В случае чего, я могу потянуть за собой столько прекрасных, честных людей. Нет, не могу. Гестапо из меня ни слова не выбьет. Главное, чтобы случайно не зацепить… Вот что, надо фройляйн Зунд на золотом деле проверить, дабы «золото Рейна» не уплыло к американским богатеям.

— Спасибо тебе, Марта! — сказал я, когда мы уже отдыхали в постели.

— За что это? — игриво осведомилась она, покусывая меня за ухо.

— За «дядю» своего.

— А я-то думала… — разочарованно вздохнула любовница. — Кстати, он сказал, кто он такой на самом деле?

— Сказал, но это военная тайна.

— Не доверяешь?

— Наоборот… Хочу тебе дать одно поручение.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Сначала несколько вопросов. «Тодт» использует железную дорогу для своих перевозок?

— Разумеется. Вчера, как раз, начали собирать эшелон.

— А если я покажу тебе схему железнодорожного узла Плескау, ты сможешь мне показать, где этот сборный эшелон сейчас стоит?

— Думаю, что смогу.

Я выбрался из-под одеяла, зажег свет, достал из внутреннего кармана пальто и расстелил прямо на постели схему псковского железнодорожного узла, которую мне дал Кипп. Марта всмотрелась. Потом ткнула пальчиком.

— Вот здесь!

Пришлось затаить дыхание, чтобы не выдать охватившего меня волнения. Ведь это был тот самый состав, к которому, по словам полковника, и должен быть прицеплен вагон с золотом.

— Состав поставлен в тупик. Для чего?

— Да это, собственно, порожняк. Вагоны собраны, как у вас говорят, с леса по березке, то есть — с разных станций, и завтра его отправят в Клайпеду, где поставят в порту под погрузку.

— Весь состав?

— Да! Кроме трех последних вагонов. Их приказано пока оставить в тупике.

— А ты можешь сделать так, чтобы эти вагоны тоже увезли, а на их место поставили такие же?

— Попробую. Правда, этим эшелоном, со стороны «Тодта», занимается Магда, но она как раз жаловалась, что всех женских парикмахеров либо повесили, либо отправили в концлагеря, потому что они были евреями, и в этом захолустье не у кого стало сделать прическу. Во всем городе остался один женский мастер, и к нему очередь. Вот я ее завтра к нему и отпущу, а сама займусь твоим заданием.

— Какая охрана будет у этого эшелона?

— Поставят пару полицейских из местных — одного в головной вагон, а второго — в хвостовой.

— Надо того, кто в хвостовом — убрать.

— Полиция «Тодту» не подчиняется.

— А зачем нам — «Тодт»? — хмыкнул я и показал пальцем на схему. — Вот здесь, кажется, водонапорная башня. Замани туда полицая, а уж дальше мое дело.

— Ты же знаешь, что ради тебя я готова на все и бессовестно этим пользуешься, — надула губки фройляйн Зунд. — Хорошо. Я все сделаю.

— Я тебя люблю, Марта! — почти не покривив душой, прошептал я.

— Да? — переспросила он. — А вот это мы сейчас проверим!

И секретная схема железнодорожного узла города Плескау, с шуршанием, полетела на пол.

Площадь перед Soldatenheim — казармами, где были расквартированы немецкие части, транзитом следующие через Псков, превратилась в своего рода в извозчичью биржу. Местные «лихачи» поджидали здесь седоков из господ офицеров. Здесь же парковался и Ганс со своей «лоханкой». Я подошел к нему, как бы невзначай. Увидев меня, немец сделал стойку. Хорошо хоть не вытянулся по швам. Почуял заработок, продажная арийская шкура. Ну что ж, на этот раз ему и впрямь удастся заработать.

— Мне нужен твой кюбель, Ганс, — сказал я.

— Куда ехать?

— Нет, ты не понял. Мне нужна твоя машина. Причем — на двое суток. А сам ты можешь отдыхать в солдатском борделе.

— Сколько?

— Сто марок вперед и слиток золота потом.

Он отшвырнул ветошь, которой вытирал руки, и подошел ко мне вплотную.

— Если так — бери «лоханку». Я поставлю ее у автомастерских.

— Оставь в ней свою робу и кепи, — распорядился я. — Через двое суток все получишь обратно. В робу будет завернут слиток.

— Сверток сунь под сиденье.

— Спасибо, Ганс!

Пожав ему руку, я оставил в ней стольник. Он вскочил за руль и вскоре кюбель затарахтел в направлении автомастерских. А я забрался на потертое сиденье пролетки и велел «лихачу» везти меня в Рабочий городок кожевенного завода. Там я нашел дом №3. На крылечке топталась какая-то баба. Стелила половик.

— Здравствуйте! — сказал я. — Как бы мне найти Мисюркину?

— Ну я Мисюркина, — отозвалась баба, распрямляя натруженную спину.

Квартирной хозяйке Кузьмы на вид оказалось не больше сорока лет. Да и по фигуре было видно, что вдова бабенка ладная, а то, что одета по-старушечьи и горбится, ну так в городе, где хозяйничают банды оккупантов, женщине лучше выглядеть постарше и поуродливее.

— Простите, не знаю вашего имени-отчества, мне бы увидеть Кузьму Михайловича.

— А дома он. Столярничает. Проходите. Только ноги вытирайте.

Тщательно соскоблив с подошв весеннюю грязь, я прошел в дом. И с порога услышал шарканье рубанка по дереву. Кузьма действительно столярничал. Прямо в прихожей снимал стружку с ребра доски. Увидев меня, отложил инструмент, вытер ладони о штаны, протянул руку. Крикнул:

— Анюта, сооруди нам чайку, а мы пока побалакаем с товарищем!

Он открыл дверь одной из комнат, пропустил меня в нее.

— Твоей хозяйке можно доверять?

— Можно. Думаю, коль жив останусь, после войны женюсь на ней.

— Молодец, Михалыч, но до женитьбы нам нужно кое-что еще сделать.

— Я понимаю…

— Как съездил?

— Все в порядке, Саша. Как ты и приказывал. Добрался до Подберезья. Охрана станции отвел меня к майору Шрахту. Тот дал мне мотовоз и двух солдатиков. Снабдил бумагой для эсесовцев, чтобы к лагерю пропустили. Прицепил я к мотовозу платформы с кругляком и отогнал в лагерь. Мужики наши, из военнопленных, состав разгрузили и я погнал его обратно, на станцию. Ну и срисовал, конечно, что там да как, насчет охраны. Потому уже, в городе, набросал на бумажке и передал Митьке, чтобы тот в отряд ее отнес.

— Молодец, Михалыч! Все правильно сделал, но теперь у меня к тебе новое задание.

— Ты же знаешь, я как пионер…

Вынув из кармана вчетверо сложенную схему, я разложил ее на столе. Тут в дверь постучали. Кузьма поднялся, приоткрыл дверь, взял у своей сожительницы поднос с чайником и двумя стаканами. Пришлось убрать схему, чтобы было куда поставить угощение, и расстелить ее на большом, обитом кожей диване. Помню такой с детства, только у нас на полочке, прибитой к деревянной части спинки, стояла вереница, вырезанных из кости, слоников. Михалыч разлил по стаканам чаю. Прихлебывая, я начал излагать бывшему обходчику свой план.

В водонапорную башню угодила бомба и теперь вода на станцию подавалась насосом из скважины, а сама башня стояла не у дел. Зато с нее прекрасно просматривалась вся Сортировка. Если агенты СД и приглядывают за вагонами, поставленными в тупик, то только отсюда. Потолкавшись с часок в окрестностях, я убедился, что постоянной охраны фрицы здесь не держат. Так, время от времени, проходит патруль полицаев. Однако на исходе этого часа я увидел хлыща в пальто и шляпе, который, гуляючи, руки в брюки, направлялся к башне.

Ага. Это уже интереснее. Дойдя до пролома в стене, мужик скрылся в нем. С выводами я не спешил. Может, ему приспичило по большому? Минуты тикали, а хлыщ все не появлялся. Либо у него понос, либо… Нет. Вылез. И в следующее мгновение я понял, что это уже другой. Только пальто и шляпа похожи. Выходит, дело не в диарее. Просто прибыл сменщик. Ну что ж, вот и наружка от службы безопасности объявилась. Места тут малолюдные, потому эсдэшники не шибко шифруются.

Дождавшись, покуда сменившийся фриц уберется, я проскользнул к пролому. День уже клонился к вечеру. Косые лучи заходящего солнца проникали через дырки в стенах, освещая оборванные трубы и уцелевшие лестницы. Стараясь не хрустеть битым кирпичом, я подобрался к лестнице и принялся взбираться по металлическим ступеням, надеюсь, что их скрип преждевременно не выдаст меня. Приходилось сначала ставить ногу, а потом постепенно переносить на нее тяжесть тела. Так, без помех, я добрался до верхней площадки.

Агент СД не успел обернуться. Заточка вошла ему в основание черепа и вышла вместе с насаженным на ее кончик языком. Захлебывающийся кровью фашист был еще жив. Таращился на меня в предсмертной муке, когда я сгреб его за воротник пальтишка и сбросил в подвал башни, в котором некогда взорвалась бомба. В подвале осталось много воды, которая натекла из верхнего бака и оборванных труб, так что труп исчез в ней с шумным всплеском.

Теперь я могу спокойно наблюдать за станцией. Там царила обычная железнодорожная суета, но меня интересовало только то, что пыхтящая «овечка» — паровоз «нормального типа» — выдергивал из тупика интересующий меня состав. Одновременно другой маневровый локомотив подтаскивал три вагона, чтобы заменить ими уезжающие. Что ж, фройляйн Зунд снова меня не подвела. Однако, где она сама?.. Идет! Семенит ладными ножками. Округлые коленки так и мелькают из-под короткой форменной юбки.

Следом за Мартой тащится полицай. Время от времени, моя ненаглядная к нему кокетливо оборачивается и, наверное, что-то говорит. Иногда эта «сладкая парочка» останавливается, чтобы пропустить паровоз, но потом возобновляет путь и движутся они явно в направлении водонапорной башни. Что ж, пока все идет по плану «А». Если фройляйн Зунд не приготовила мне сюрприза, то в плане «Б» необходимости возникнуть не должно. Всё. Они пересекли путаницу рельс и составов. Пора встречать!

Не так аккуратно, как поднимался, я все же довольно бесшумно спустился к основанию башни. Здесь было уже темно, так что затаиться труда не составляло. Пролом оставался единственным светлым пятном на фоне почти черной сейчас кирпичной стены, поэтому когда его заслонили два силуэта, тьма только сгустилась. Я проскользнул к самому пролому и замер, выжидая подходящий момент. Судя по громкому пыхтению, полицай перевозбудился, как малолеток. Вот-вот облажается.

— Ну тавай же, — страстно шептала Марта по-русски, буквально впихивая эстонца или кто он там в пролом. — Таставай свой толстый тлинный…

И она добавила слово, которое я от нее не слышал даже в самые страстные минуты. Полицай, подсигивая от нетерпения, отшвырнул винтарь и принялся расстегивать шинелку. Пора! Я протянул руки, сдавил его голову с висков и резко повернул вправо. Раздался хруст шейных позвонков. Туша фашистского пособника сразу обмякла. Я по-прежнему удерживал тело полицая в вертикальном положении, хотя тот и был тяжел, как боров. Фройляйн Зунд догадалась, что нужно делать и принялась спешно раздевать не состоявшегося е*аря.

Когда к первому трупу, плавающему в подвале, присоединился второй, я напялил на себя шинель и кепарь убитого, которые все еще хранили его тепло. Переодевшись, я подхватил винтовку и выбрался из башни, за пределами которой меня поджидала любовница. Она выскочила наружу, едва расстегнув на мертвеце несколько пуговиц. Неужели Марта такая мнительная или это лишь продолжение спектакля? Червячок сомнения за последние часы поутих, но все еще порой поднимал рогатую головку. Тьфу ты!

— Спасибо, милая! — тихо сказал я.

— Поспеши занять пост на площадке хвостового вагона, — пробурчала та и пошла прочь, но сделав несколько шагов, бросилась обратно, повисла у меня на шее. — Будь осторожен, любимый! Я буду тебя очень-очень ждать!

И оставив на щеке след напомаженных губ, она умчалась в сгущающуюся темноту. Закинув винтовку на плечо, я зашагал к длинной веренице вагонов. Состав пока стоял, но «овечку» уже отцепили. Я вскарабкался на площадку заднего вагона, изобразив скучающего охранника. В боковом кармане полицайской шинели обнаружилось что-то плоское и твердое. Вытащив, я понял, что это фляжка. Встряхнул. Булькает. Отвинтил колпачок, понюхал. Шнапс. Видать, покойник запасся на долгую дорогу. Ну что ж, пусть он горит в аду!

Пока я принюхивался, пробовал, потом — отхлебывал, эшелон дернулся. Да так, что я едва не свалился с площадки. Завинтил колпачок, выглянул, пытаясь разглядеть в ночной мгле, что происходит в голове состава. Да, похоже, прицепили магистральный локомотив. Клубы пара белесыми призраками расплывались над рельсами. Красный огонек семафора сменился зеленым. Паровоз пронзительно засвистел. Эшелон снова передернуло, будто от омерзения и — чух-чух-чух — он неторопливо пополз в направлении Прибалтики.