Краденая победа

Глава 11

Сезон дождей в Джайсалмере — совсем не то же самое, что в Майлапуре, Фарахпоре или даже Аркоте. В положенный срок, в месяце саван, свирепые ветры треплют верхушки пальм, мчат по небу свинцовые, непроглядные тучи. Залпами тысяч осадных мортир грохочет гром, лезвиями тальваров сверкают молнии. Потом на истомленную зноем, растрескавшуюся от жажды землю обрушиваются первые капли — и миг спустя разница меж землей и небом исчезает, а теплая дождевая вода хлещет сплошным потоком — будто богиня плодородия и любви Амриттха и богиня дождей и счастья Артавати опрокинули на землю ведро с водой.

Почти так же сезон дождей начинается и в Джайсалмере. Словно выгоревшее от зноя небо нахмурилось многообещающими тяжелыми тучами. Но с неба хлещет не водопад, заставляющий в первые же дни вскипеть реки и ручьи, выходить из берегов пруды и озера, а жалкая морось, едва способная прибить горячую пыль. Сезоны дождей никогда не баловали Джайсалмер, будто у заботливой Артавати до стоящего на границе пустыни города вечно не доходили руки. И конечно, прозрачная кисея дождей не могла остановить фортификационных работ — скорее, наоборот: прохладные капли охлаждали потные спины кули и даже темесцев заставляли радостно улыбаться. Дело спорилось, несмотря ни на что, стены военного городка росли не по дням, а по часам.

Визжали пилы, скрипели повозки, стучали топоры и молотки, звенело кровельное железо. День и ночь в лагерь прибывали повозки с деловой древесиной, гвоздями, дверными петлями и крепежными элементами, кирки и лопаты вгрызались в спекшуюся от зноя красноватую землю, углубляя рвы, отсыпая редуты, эскарпируя склоны холмов и ставя частоколы. На насыпях в кавальерах мощных бастионов занимали места дальнобойные кулеврины. Многие из них еще недавно стояли на стенах или пылились в арсеналах Джайсалмера: по мирному договору, побежденные обязались оставить себе несколько полевых пушек (для парадов, которые так любил Бахадур) и самые старые и никчемные из настенных орудий в количестве не более пятидесяти. Остальное подлежало передаче победителям. Наверное, джайсалмерские воины плакали, как дети, отдавая врагу орудия и оставляя город беззащитным. По тому же мирному договору разрушались артиллерийские заводы, горожане никогда больше не смогут изготовлять пушки, а купить… Трудное это дело, когда город со всех сторон окружают земли врага или его вассалов. Отдавая пушки, джайсалмерцы отдавали остатки военного могущества и независимости…

Но самыми мощными, конечно, были доставленные на специальных повозках королевские кулеврины и осадные мортиры, недавно отлитые на заводах Майлапура. Возникни необходимость, они могли бы послать ядра прямо по высящемуся на крепостной скале дворцу, и уж точно держали под прицелом весь город. Бастионы, словно зубы исполинского чудовища, вгрызались в чужую землю.

Тот, кто рискнул бы атаковать военный городок, оказался бы сперва под огнем королевских и просто кулеврин, потом мушкетов защитников, а уже у самой стены под перекрестным обстрелом со стен и из фланков мощных бастионов. Тогда остались бы сущие «мелочи» — преодолеть высокий гласис, прикрывавшую стены от прямого огня насыпь за рвом. Потом те, кого не сметет с гласиса ураганный огонь в упор, должны перебраться через широкий ров (отведенные для этой цели воды Лунимы вызвали негодование жрецов, оголили южную стену Джайсалмера и доставили немало хлопот земледельцам). Наконец, прямо из воды влезть на стену копий в пять высотой: у города ведь больше нет пушек, способных разбить стены и внутреннюю насыпь-валганг. А защищать военный городок станут две с половиной тысячи отлично обученных и вооруженных воинов Двадцать Пятого полка. Такую крепость, по темесским боевым уставам, штурмовать должна, самое меньшее, усиленная дивизия с соответствующей артиллерией. Ни того, ни другого Джайсалмеру по мирному договору не оставили. Зато крепостные батареи в любой момент могут устроить в городе, да и в дворцовой крепости на скале, ад.

Наверное, джайсалмерцам стоило атаковать незваных гостей, пока военный городок лишь начинали строить. Но даже если забыть, что такая атака станет началом войны с Темесой, уничтожить целый полк не так просто. Тут нужен не трусоватый Бахадур, а покойные Ритхешвар, Аштритхи и толковые военные, вроде покойных же Раммохана Лала и равата Салумбара. Теперь, когда укрепления почти готовы, и местные каменотесы достраивают казармы, Джайсалмеру остается лишь смириться с присутствием в двух милях от городских окраин неприступной крепости чужеземцев.

— Сир сержант, — произнес подошедший Моруа, отдав Рокетту честь. — Вас вызывает капитан Сюлли! Срочно.

— Раз срочно, иду. Моруа, пока я не вернусь, присмотри за туземцами.

— Есть, сир сержант, — отчеканил Моруа, принимая кнут. Рокетту еще не доводилось пускать его в ход: каменотесы работали исправно, а хлестать безответных людей не особенно хотелось. Тем более — соплеменников Рукмини и той незнакомки, что появлялась во снах — хотя она-то как раз и перестала появляться с тех пор, как в его жизни появилась эта смуглянка… Посмотрев на их жизнь вблизи, Рокетт и сам не заметил, как перестал видеть в них «черномазых собак» и увидел людей. Пусть совсем не таких, как его соплеменники, и все-таки людей. — Работаем, работаем, не рассиживаемся!

Кнут взвился и полоснул… пока только землю. Наверное, Моруа обо всем этом не мог и помыслить — ему ведь не довелось близко общаться с кем-нибудь из местных, да и джайсалмери он знал неизмеримо хуже Рокетта.

— Рокетт, дружище, а эта черномазая, которую вы из деревушки вывезли… какова она в постели? Может, дадите попробовать?

Рокетт поймал себя на том, что хочет треснуть друга — может, уже бывшего друга — промеж глаз. Или хотя бы обругать погрязнее. Остановило сознание, что драку увидят местные. Не дело, чтобы при них один северянин лупил другого. Неужели этот парень тоже эрхавенец?

— Не твое дело, Моруа. Следи за каменщиками.

— Есть, сир сержант.

Рокетт быстрым шагом шел к палатке капитана. «А если его нет? — подумал он. Но если командир Особой роты вызвал Рокетта, значит, ждет его там. — Интересно, что мне собираются поручить? Хорошо бы в Джайсалмер сунуться — давно хотелось посмотреть на столицу не с бастионов, а с улиц».

Побывать в Джайсалмере Рокетту так и не удавалось. Как и остальные, он командовал дочерна пропеченными безжалостным солнцем, полуголыми потными кули, месившими строительный раствор, таскавшими каменные глыбы и мешки с песком.

— Капитан Сюлли, сержант Рокетт по вашему приказанию прибыл!

Крупная, с коротким ежиком светлых волос голова капитана на мощной шее высунулась из палатки. Сюлли тоже тяготился вынужденным бездельем — то есть, на самом деле, он тоже сбивался с ног на стройке, только что сам не таскал глыбы и не клал кирпичи. Но разве это дело для командира Особой роты? С тоской капитан сражался так же, как все — душными вечерами, когда работы затихали, в командирской палатке выстраивалась бутылочная артиллерия и рюмко-мушкетеры, и ром с пальмовой водкой лился в луженые глотки до утра. Разумеется, одного хмельного для того, чтобы забыться, не хватало. Ну, так на то и Особая рота! Парочку отделений послали, якобы на разведку настроения людей, в окрестные деревни. Неизвестно, как насчет разведки, а второе, тайное задание командира они выполнили. С тех пор из палатки начальства каждую ночь доносился то плач, то пьяный гогот.

Разумеется, пропажу заметили, кто-то даже явился жаловаться Бахадуру. Только тот послал местных к Фанцетти, а тот к Меттуро. Ну, а Меттуро мог бы отправить прибывших по второму кругу, но поступил честнее: отправил ко всем черномазым демонам сразу. И был, по мнению темесцев, прав. По праву мушкета, праву сильного, праву победителя. Рокетт в попойках не участвовал, но ничем больше выказать своего неодобрения не мог.

— Заходи, Рокетт. Вольно. У меня для тебя радостная новость. Надоело боевому разведчику черномазыми погонять?

Рокетт криво усмехнулся.

— Правда ваша, капитан. Но что делать, войны-то больше нет! И едва ли будет.

— Толковые командиры всегда нужны, — отозвался Сюлли. — Мало ли — бунты начнутся, или Ствангар решит попробовать нас на прочность. Хотя нет, Ствангару бы что есть сохранить, вот от контарцев да нортов всего можно ожидать. Помнишь, я говорил, что помогу добыть направление на учебу?

— Слушаю, капитан, — Рокетт весь обратился в слух. Сбывалась самая смелая мечта, которую он лелеял, покидая Эрхавен. Ради которой топтал чужую землю и рисковал подвернуться под пулю на чужой, в сущности, войне.

— Меттуро дал добро. Завтра рано утром с отрядом отъезжющих на отдых выступай в Тариссию, оттуда кораблем отправишься в Темесу. На месяц можешь заглянуть в Эрхавен. За командировочными, рекомендацией, подорожной и предписанием зайдешь вечером. Взвод пока сдашь Моруа, а потом подберем замену.

— Есть, сир капитан! — Но перед глазами, как наяву, встало лицо Рукмини, а потом ехидная реплика Моруа. Если оставить ее тут — что с ней будет, такой наивной и беззащитной? — Но… разрешите обратиться.

— Валяй. О вдовушке этой просишь?

— Да, сир капитан, — тон командира покоробил Рокетта, но сержант промолчал.

— Вообще-то это непорядок, не дело будущему офицеру с черномазой дурищей возиться. Хочешь, бери ее с собой, впрочем, там она тем более чужая. И тут она все равно никому не нужна. Не знаю даже, что посоветовать… И учти, на довольствие никто ее ставить не будет. И каюту отдельную не выделят. Из своего пайка кормить будешь.

— Да, сир капитан, — отозвался Рокетт. Слова командира вполне соответствовали ожиданиям, пенять было не на что. Ну, кто такая несчастная полонянка для больших чинов темесской армии? Скажешь им, что она живой человек, совсем как они сами — ведь оскорбятся до глубины души! — Разрешите идти?

— Иди, — согласился Сюлли. — Хотя нет, постой.

Никогда на памяти Рокетта капитан не отдавал противоречивых указаний. Он всегда знал, что делать, как и зачем — потому раз за разом выходил из боев победителем. Эрхавенец изумленно вскинул на командира глаза. Наверное, так повлиял на капитана мир и вынужденное сидение в лагере. «Наверное, это навсегда, — подумал Рокетт. — С кем тут еще воевать?»

— Есть идея, — усмехнулся капитан, теребя ус. — Все-таки не дело везти ее за тридевять земель. Кроме того, по их поверьям, переплыть море значит оскверниться или что-то такое… Знаешь, оставь-ка ее тут. Скоро в Майлапур отправится обоз с раненными — у Фанцетти есть потери. Если она сможет за ними приглядеть, ее можно отвезти в родные места. В Майлапуре передадут купцам из местных, которые ведут дела с ее краями — и с ними ее доставят домой.

Рокетт вздохнул. Сердце сжало недоброе предчувствие, все-таки, увезя девчонку из деревни, он взял на себя ответственность — не перед людьми даже, а перед Единым. Или все-таки перед Исминой? Но он был военным, а потому произнес лишь одно слово:

— Есть!

Капитан Сюлли усмехнулся — он лучше самого Рокетта понимал, что беспокоит молодого разведчика. Про Рукмини все понятно, но разве дело только в ней? Не зря мальчишка часто и подолгу смотрит на огромный пыльный город за стеной, куда стремился, но где так и не побывал?

— Хочешь в Джайсалмер? — спросил Сюлли. — Там еще побываешь — уже лейтенантом, после училища. Не верю, что они не попытаются отомстить, мы даже не просто одолели их в бою, а украли победу… Такого не простят. Упертый народ — уж я-то знаю, мальчик, четверть века тут прослужил! А теперь можешь быть свободен.

Рокетт отдал честь, развернулся и вышел. Собирать особенно нечего, сообщить Моруа приятную новость, и можно отсыпаться — завтра ведь вставать ни свет, ни заря, и ехать за тридевять земель. Его ждала Темеса, но сначала… Сначала Эрхавен!