Коварные ступеньки

ПРОЛЁТ ТРЕТИЙ — СО СНОМ И КОФЕ

Нормальная работа выгодно отличается от учёбы не только оплатой труда. Помимо этого, добравшись до своего стола с утра, ты не обязан сразу же изображать бурную деятельность. Можно налить себе чашечку кофе, продрать глаза, сходить зубы почистить, в конце концов.

На учёбе — шиш тебе. Мне, правда, повезло. Зелёные желторотики почти все отсели на галёрку, оставив прекрасное место на первой парте. Учительница географии — молодая блондинка с острым носом — стояла аккурат на уровне третьего ряда и не мешала мне досыпать.

Снился мне какой-то кошмар. Будто бы у меня появилась новая начальница, которая напропалую сякала и хотела отправить меня в командировку в Слюдянку. В Слюдянку мне не хотелось отчаянно, я даже не помню почему. А потом я проснулась, и оказалось, что сякает наша географичка. Это для меня был настоящий шок — после осознания этой ужасной истины дальше спать я так и не смогла.

Видимо, к счастью, потому что учительница как раз села за свой стол и захотела провести опрос. И начать решила по алфавиту. О, как я радовалась, что у Сони фамилия Новикова!

— Учти, — предупредила учительница какого-то с виду обалдуя, но из богатеньких, — я поблажек не делаю и ни с чьим происхождением не считаюся.

Хотелось скорчить морду, как будто я лимон проглотила. Но портить отношения в первый же день учёбы в месте, где меня легко могут переселить в комнату с туалетом на улице, не хотелось. Поэтому я просто как мантру приговаривала про себя, что спокойна. Совершенно. Абсолютно. И на всякий случай зажмурилась.

— Повторим Иркутскую область, она посложнее.

Вообще мы весь урок повторяли Иркутскую область, если верить учебникам на партах, заголовку на доске и карте рядом. Поэтому я бы удивилась, переключись она вдруг на Африку или Океанию. Но мало ли какие тараканы у кого в голове.

К доске вызвали явного двоечника — парень не мог найти Залари, а я с ностальгией вспоминала, как распутывали дело в трёх деревнях рядом. Там жил народ, пришедший не то с Польши, не то с Голландии, и уж сколько с собой собственных волшебностей принёс… Помимо нужного зелья я оттуда ещё целую тетрадь новинок вывезла.

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, так закончились и воспоминания, а мальчик не нашёл ни Залари, ни Зиму, ни Усолье, ни даже Братск, но это уж вообще позор.

На третьем идиоте я не выдержала: попросила соседа присмотреть, чтоб географичка не спалила, и достала атлас. Пара пассов руками над листком бумаги, и две карты синхронизировались. В Вихоревку, где когда-то мне пришлось помогать коллегам с Братска — пассажиров поездов дурманили где-то на линии, пришлось всю ветку обшаривать — я ткнула с остервенением. Мой сосед вытаращился на меня, не понимая, что я делаю. Потом догадался глянуть на большую карту. К счастью для идиота у доски, яркое пятно он тоже увидел и поспешил в него ткнуть.

Дальше пошло споро. Не только этот внимательно следил, но и остальные, после затяжного молчания на первом вопросе, отвечали по моей подсказке. Только один из всего класса справился сам, без меня, хотя и не сказать чтоб бодро. Впечатление у меня складывалось удручающее: то ли класс слабый, то ли про всю гимназию ничего хорошего не сказать. Хотя, может, это такой предмет… Типа вспомогательный, зачем учить…

На расчётке мне узнать, права я или нет, не удалось — я просто уткнулась в тетрадь и зарешивала разочарование задачами. Кажется, сосед с воодушевлением скатывал, но молча — боялся, видать, спугнуть счастье.

На словеске, без которой, казалось бы, никуда, впечатление не исправилось. Учительница — дама предпенсионного возраста чрезмерно полная в нижней части — явно знала своё дело и постоянно ворчала, как они будут колдовать, если так безответственно учатся. Сегодня сдавали короткое заклинание на освещение. Нас такому не учили — предпочитали дать создание артефакта или обращение предмета в светоч — но на десятом ученике текст я уже знала, хотя девятнадцатый отвечающий ещё запинался.

— Плохо, господа, — резюмировала учительница, разглядывая журнал. — Очень-очень плохо. Хорошо, что я вам ничего сложнее ещё не давала. Лида, тебя я не буду спрашивать сегодня, раз ты только первый день учишься, но на следующем занятии…

— Ой, а можно сейчас? — попросила я, боясь, что за пару дней текст я не буду помнить столь же отчётливо, как после двадцати одного повторения.

— Нет, ну если сейчас…

Перебив её, я нудно и без выражения пробурчала текст. Этому заклинанию на выражения было наплевать — слишком простенькое. Поэтому передо мной без промедления возник небольшой светящийся шарик.

— Вы проходили, что ли? — взволнованно спросила она. Её чувства напомнили переживания первого свидания, чем немало меня удивили.

— Нет, я, пока ребята отвечали, запомнила.

Она всплеснула руками. Она восторженно приоткрыла рот. Она напугала меня, как не напугал бы несущийся на меня бурый медведь!

— Боги мои, боги! Наконец-то хоть кто-то! Лидочка-умничка-солнышко!

Остаток занятия она объясняла заклинание темноты, которое мы должны были заучить дома, а я хоронила свои помыслы о том, чтобы стать трудным ребёнком. Права была Соня, паиньку в себе не изведёшь. Особенно с таким контингентом.

Стоило звонку прозвенеть, как всех из кабинета будто ветром сдуло. Остались учительница, я да сосед мой почему-то подзадержался.

— А ты… в столовую бы поторопилась, а то там сейчас очередь. Я бы проводил…

— В столовую? — удивилась я. Ах да, третий урок, большая перемена. Толкучка, так себе еда и масса прочих приятных впечатлений. — Спасибо, я не голодная, после занятий перекушу, — улыбнулась я в ответ. Всё же приятно, что обо мне заботятся.

Желудок, конечно, припомнил, что сейчас вообще-то полагается пятнадцатиминутный ритуальный перерыв на чай, но голова была категорически против слишком тесного общения с местной школотой.

На уроке зелий я впала в уныние уже от одного вида учителя. Нет, мальчик он, безусловно, симпатичный: светло-русый, кареглазый, с приятной умиротворённой улыбкой. Волосы, на мой вкус, только длинноваты — аж в хвостик со спины собраны. Но это если рассматривать его как мужчину, а не как учителя. А для учителя он был слишком молод, слишком симпатичен и слишком спокоен. В совокупности с тем, что официально у нас был класс зельевиков, всё было куда хуже, чем очень плохо.

В унынии под аккомпанемент бурчащего живота я лежала на парте неожиданно недолго — передо мной положили шоколадку.

— Спасибо, — поблагодарила я, пока даритель не передумал, и с другой стороны поглядела на соседа. Несмотря на то, что ушёл он последний, вернулся из столовой почти первым. — А какой повод?

— Срез знаний по расчётке. Ты случайно решила оба варианта, — улыбнулся он мне проказливой белозубой улыбкой.

…ять! Отвыкла я от школы… А я ещё гадала, что за разделение заданий в два столбика под римскими цифрами. Чувствую, второй препод придёт от меня в восторг, и вообще хана. С горя конца шоколадки я даже не заметила, хотя подумывала растянуть.

На перекличке я узнала, что соседа зовут Максом — спрашивать было неудобно. А ещё — что если на других предметах класс просто халтурит, то на профильных зельях вообще стоит на ушах. Правда, в гробовой тишине, потому что молодой учитель попросту выключает звук и объясняет материал в своё удовольствие. И объясняет так… чудесно объясняет. Понятно, чётко, просто. Даже я кое-что новое для себя почерпнула, правда, по знахарским зельям, а не по ядам, с которыми обычно работаю.

Слушала я с удовольствием, тем более что никто перебить не мог. Мешали разве что пролетающие над головой предметы.

Папа обычно выдавал от простуды такую рецептуру, что я предпочитала съездить к нему за зельем или забаррикадироваться носовыми платками. А тут просто, легко, хотя, по-любому, рецепт тот же самый.

— Вопросы есть? — спросил учитель и убрал звуковую завесу.

Вмиг стало шумно, как на базарной площади, однако ни у кого из класса вопросов не нашлось. А у меня было аж два. Во-первых, я хотела знать, как зовут моего принца с деревянной лопаточкой, стоящего перед чугунным котелком. Но это я решила уточнить у Макса. А во-вторых…

— Да, Лида? — заметил мою поднятую руку учитель.

— А обязательно деревянным предметом помешивать, или материал не повлияет на качество зелья?

Сперва мне показалось, что он опять выключил звук, но, посмотрев по сторонам, увидела озадаченные лица одноклассников, удивление учителя… Чё-о-о-орт! Это слишком сложный вопрос для школы! Мозги… Где мои мозги?!

— Нет, не обязательно, — порадовал учитель меня, когда отошёл от шока. — Материал на качества зелья влияет в основном в дурманах или очень опасных лекарствах, которыми при передозировке легко отравиться. Обычные болезни такими не лечат.

Если он маньяк, то я сейчас сдала себя с потрохами. Зато честь школы защитила на четыреста процентов. После сегодняшнего вся гимназия будет знать, что в Иркутске выпускают гениев, которым потом в подмастерье идти нет смысла.

Прозвенел звонок, ребят из кабинета сдуло не так быстро. Один из мальчишек и вовсе задержался, чтобы что-то пошептать за спиной у учителя. А когда наш зельевик повернулся ко мне спиной, на ней уже красовалась чёрная надпись «лох». Нет, вот паразиты же! Так ни считать, ни заклинание выучить, а как нагадить — золотая память!

Я опять уходила последней. Словно ненароком, коснулась той самой поганой надписи, пока учитель собирал свои материалы. Заклинаний я не помнила, поэтому сводить пришлось привычно — вручную. Видимо, на этом я и погорела, потому что он с усмешкой спросил:

— И что там было?

— Ничего, — попробовала невинно отвертеться я, но навык мгновенно смываться после занятий давно утеряла, поэтому учитель успел ко мне обернуться и спросил уже в лоб:

— Да я в курсе, что они дурачатся периодически. Мне просто интересно, что там было на этот раз. Скажешь?

— Приличные девочки таких слов не говорят! — состроила я из себя оскорблённую невинность. На самом деле лексикон у меня была куда обширнее, но чтоб я человека обзывать начала, он сначала должен меня основательно вывести из себя. — Вы лучше скажите, если всё знаете, почему позволяете им так поступать с вами?

— Вырастешь — поймёшь, — улыбнулся он, а я на пару секунд аж дар речи потеряла.

— А можно мне сейчас узнать, вдруг всё же не пойму? — попросила я вежливо, точно зная, что рубеж понимания либо уже проскочила, либо скоро проскочу.

— Они же дети. Им надо за счёт кого-то самоутверждаться, ощущать свою крутость…

— Обязательно за счёт вас? — скептически уточнила я. Я б головы уже давно поотшибала.

— Лучше уж за счёт меня, чем других моих коллег или друзей.

Мы молчали. Я смотрела на него со смешанными чувствами непонимания и неодобрения, он — с нежной улыбкой. Улыбка, надо признать, мне нравилась и очень. Понемногу возмущение угасало, я даже готова была признать его правоту… в какой-то мере… сама всё равно бы головы поотшибала, ибо самоутверждаться стоит за счёт хороших поступков и выдающихся достижений в учёбе, спорте или ещё где, ну никак не за счёт учителей.

— Из меня на самом деле не очень хороший учитель, — признался он миролюбиво.

— Зато хороший зельевик, — зачем-то заверила я. Спокойно, но от того не менее искренне.

— Ты так думаешь? — подмигнул он мне задорно. Кажется, мои слова его развеселили.

— А вы не отговаривайтесь, что я вас только вот сорок минут видела. Я ведь многих из практикующих зельевиков на занятиях встречала — открытые уроки у нас проводили, отсматривали себе ребят в подмастерье…

— Кстати, тебя, наверное, уже кто-то в Иркутске присмотрел? — ловко перевёл учитель тему — видно было, что ему некомфортно от похвалы.

— Да, — не стала я юлить. И так тут выпендрилась, чего уж прибедняться.

— И кто, если не секрет?

— Зеленский, — назвала я фамилию отца, потому что называть подполковника маглиции Ардова было ну о-о-очень палевно. А папа себе из выпуска обычно человек по пять набирает — на производстве текучка большая. Он учит — они устают от рутины и уходят.

— Вот видишь, ты талантливее, чем я, — с некоторой грустью, но не переставая улыбаться, заметил учитель. — Меня Зеленский не взял.

— Да ну нафиг! — не сдержалась я от нахлынувших эмоций. Чтобы папа такого паренька проморгал? Неконфликтного, так чисто работающего… Конечно, может, учитель за время преподавательской практики опыта набрался… А потом вдруг вспомнила. — А какой год выпуска у вас?

— Это ты так хитро узнаёшь мой возраст? — усмехнулся, но признался: — Две тысячи четвёртый.

Ровно год до моего… Тогда всё понятно. Бывают же невезучие люди, даже обидно.

— Тогда фабрика была на грани банкротства — они три года никого не брали, потому что не знали, выкарабкаются ли. Так что дело не в тебе…

И прежде чем мы оба осознали мою осечку, прозвенел звонок, и я пулей вылетела из кабинета.