Кот баюн и чудь белоглазая

Сундук первый Доска девятая

Пламя в печи клокотало, поленья превращались в раскалённые угли. Коттин давно замолчал, но все слушатели, а именно — древняя ведьма Баба Яга, которая когда-то носила другое имя, молодая девушка Мишна из деревни Гранёнки, ныне не существующей, и парень со странным именем Стефан, сын последнего гота Никона, сидели тихо, заворожено наблюдая за мельтешением огня.

Куски руды раскалились докрасна, из них вылетали огненные языки — выгорала пустая порода, превращаясь в шлак. Дым от печи устремился вверх, в трубе колодца возникла сильная тяга, превращая багровые металлические капли металла в сияющие струи, окружённые белым яростным пламенем.

— Это же сталь, — потрясённо прошептал Коттин. — Где меч, который мы нашли в лесу? Его надо доковать!

— Освоил кузнечное дело? — усмехнулась Баба Яга. — А ведь, не желал когда-то брать в руки молот!

— Ну, сейчас ты уже должна понять почему! Кто кузнецам покровительствовал? Не тот ли, у кого я в кости выиграл? Или, вернее проиграл. Или выиграл?

— Выиграл, дядя Коттин, — громко сказала Мишна, блестя синими глазами, и все засмеялись.

— К тому же — я наковальни не касаюсь, — проворчал бывший Кот.

Коттин вышел их сарая на ночной мороз, посмотрел в прояснившееся небо, чувствуя смутное беспокойство, но быстро вернулся к печи — ему не хотелось пропустить, ни одного слова Славуни. Вдруг она начнёт что-нибудь рассказывать?

Стефан зажёг факела, воткнул их в землю, взял с полки форму для заготовки. Коттин подбежал к юноше, стал суетиться вокруг, советуя, как правильно подставить её к печи, чтоб раскалённый металл заполнил полость. Огненно-красную полосу захватил клещами уже сам, положил на наковальню, неведомо кем сбитую из неплохого металла, начал ковать большим молотом, выбивая из полоски крапинки шлака и угля. Стефан схватил молот поменьше, начал подравнивать металл, успевая ударять по два раза меж ударами древнего странника. Потом бывший Кот взял заготовку, выскочил во двор, стал возить металл по заснеженной траве, отчего во все стороны брызнули струи шипящего возмущённого пара.

— Нет ли жидкого масла? — крикнул он вечно молодой Славуне.

— Может тебе привести демона, чтоб в его крови меч закалить? — хохотнула ведьма.

— Тьфу ты, дикость, какая, — сморщился Коттин. — Никаких демонов не бывает, сама знаешь. Бывают жители других миров. Демоны — это новомодные сказки. К тебе что, воины Христовы заходят на огонёк?

— А то ж, — усмехнулась Славуня, — бывало, посидим, поговорим о новой вере.

Коттин задумался повторно, что случалось нечасто. Стефан тоже навострил уши, но продолжения темы не последовало.

После трудной работы по приварке стальных полос и перековке, меч стал походить на оружие, осталось его отшлифовать и заточить. Коттин решил ударить молотом в последний раз, чтобы довести работу до ума, до полного совершенства. Он стукнул по металлу — раздался слишком звонкий щелчок, стукнул второй раз — возникло странное эхо. Бывший Кот прислушался, затем ударил несколько раз подряд. Эхо нарастало. Коттин стал бить по мечу несильно, но часто, грохот ударов разносился по всему двору, по лесу. Кот Бабы Яги вылез на крыльцо, осмотрелся, направился в чащу, тряся лапой и нервно подёргивая хвостом — он не любил лязга железа, битв, драк, всяческих волшебных эффектов и звуков.

Эхо гремело уже громче самих ударов, пламя в печи ревело и металось белыми языками, сарай начал содрогаться, наковальня мелко дрожала, меч дребезжал и подскакивал. Земля покачнулась, Коттин чуть было не ухватился рукой за железную наковальню — отскочил, всем известно, что оборотень не смеет её касаться. Почему так случилось — все уже давно позабыли, может быть, боги о чём-то поспорили когда-то, может, какой-то великий маг наложил заклятие на веки вечные.

Казалось, что где-то, совсем рядом, едет огромная железная карета, дребезжа колёсами и дверями, или бежит титан, гремя стальным панцирем. Послышался лай огромных собак, Коттин вычислил двух, волосы на голове встали дыбом, он начал лихорадочно вспоминать, кто из богов путешествует в сопровождении этих животных.

— Готовьтесь-ка гостя встречать, — Славуня встала, вытянулась во весь рост, в её волосах сверкали искры, глаза горели странным серебряным блеском.

Молодые вскочили, Стефан метнул Мишну за плечо, схватил с наковальни почти готовый меч, зашипел, удерживая в руке ещё неостывший металл. Печь, построенная над колодцем, бушевала голубым пламенем, глиняные стенки раскалились, засветились багровым светом, земля вокруг оттаяла, от неё пошёл пар. Все уставились на печь, никто не заметил, как хитрый Коттин просочился в приоткрытую дверь и побежал в избу.

Над печью взвилось пламя, в его вихре проступила тёмно-багровая фигура, наконец, в сарай древней ведьмы из огня шагнул страшный человек. Или, скорее всего, не человек, а житель пекельного царства, обитатель огненного, самого нижнего мира. В глазах существа клокотало пламя, но кожа лысой головы, сморщенного лица, была холодной, зелёно-болотной. На груди блестели латы, на руках и ногах щитки из зеленоватого металла, в руках страшный рыцарь держал синеватую изогнутую саблю, отражающую яркий огонь, беснующийся в печи. Багровая туника существа была скреплена алым камнем.

— Здравствуй, Славуня! — прогремел ржавым металлом голос гостя.

— Зачем ты опять явился? — голос Бабы Яги стал грустным, безнадёжным.

— Каждый раз я прихожу за одним — свататься! И сейчас ты, наконец, станешь моей, коварная Славуня!

— Тебя не было уже много веков! Я думала, что ты забыл про меня! К тому же, ты очень сильно изменился, Агни!

— Я теперь зовусь Кощеем, забыла? Я князь пекельного царства, я приехал за тобой в железной карете, а кони мои — кони огненные!

— Куда же делся нежный юноша? Во что ты превратился, Кощей! Живой скелет!

— Я тот же, кем был на заре времён — титан, ставший богом! Но я старею уже много тысячелетий, и ничего не могу поделать! — голос Кощея скрипел от свирепой злобы.

— Что случилось? Ты же бессмертный бог!

— Я бессмертие, стыдно сказать, проиграл в кости одному негодяю! Потому что выиграл Смерть!

Мишна за спиной Стефана прыснула в кулак, Кощей тут же повернул голову в её сторону, уставился на молодых, девушка немедленно замолчала, спряталась.

— Кто это у тебя в гостях? Люди?

— Люди моего народа! Ты уже забыл, Кощей, что обещал моему племени власть над миром?

— А ты забыла, как я посадил тебя на коня, и повёз жениться? И как ты, решив сбежать, спрыгнула, улетев в огненную пропасть?

— Я ничего не забыла, Кощей! Только ты не подумал, воруя меня, собственную жрицу, что дома, в люльке остался твой сын? Что невест у ариев силой не берут? Или, раз ты бог, то тебе всё можно?

— Я следил за нашим сыном, за Зороастром! И был горд его умом, его знаниями! Я присутствовал в огне похоронного костра царя Брамы на вершине кургана, когда перед отрядами конников, готовых к Великому походу на юг, говорил наш сын! Я слушал, как первый пророк человечества проповедовал ариям Авесту, первую Благую Весть!

— Его помнят и сейчас, как Заратустру, — смягчилась на мгновение древняя ведьма, но тут, же посуровела. — Я тогда была на волосок от погибели!

— И это я знаю, — хмуро отвечал Кощей, сияя зелёными доспехами и синеватой саблей, по которой пробегали голубые искры. — Ты упала в Преисподнюю, в пекельное царство, прямо на Алатырь-камень, давно ушедший под землю, окружённый кипящей лавой. Я видел, что ты сломала ногу, видел, как тебя подхватил огнедышащий дракон, которого ты позвала словами, — «Явись, господин Фрогг, великий дракон!» — и он унёс тебя на Урал, в свою пещеру, находящуюся с той поры в ином мире.

— Где я жила века, набираясь мудрости у древнего дракона, пока не стала Бабой Ягой!

— Но, согласись, Славуня, что ты вспоминала обо мне! Что оставалась моей жрицей! Я иногда чувствовал твои заклинания, чуял твои жертвы…

— А что ты прикажешь делать одинокой красивой женщине, в самом глухом углу человечества, в лесу, куда загнали мой народ? Женщине, ко всему прочему, могущественной и бессмертной? Разве ты не знал, что я привязана к своему народу твоей магией? Что я обречена, жить здесь, в этом краю хмурых лесов, глинистых земель, суровой зимы и гиблого лета?

— Гордись своим народом! Никто больше не смог бы здесь выжить!

— Да, но он на краю гибели!

— Ты хоть и бессмертна, но не богиня! Как ты смеешь прозревать судьбу народов, женщина, если ничего не смыслишь в этих вещах? — загремел голос Кощея.

Коттин, вытащив из драгоценных ножен меч Индры, стоял за косяком воротец, не смея заглянуть внутрь хотя бы одним глазком. Приходилось подсматривать в узенькую щель меж брёвен. Всё имущество путешественников уже стояло у его ног.

— Ах, я не смыслю? Всё равно не пойду за тебя замуж, несчастный!

Кощей остолбенело, уставился на рассвирепевшую ведьму, щёки которой розовели румянцем, карие глаза сияли, как звёзды, меж соблазнительных покачивающихся грудей краснели кокетливые бусы из шиповника:

— Тогда я заберу вот эту, молоденькую!

Страшная фигура выдвинулась из огня, Кощей сделал шаг, протянул длинную костлявую руку к Стефану, за спиной которого дрожала девушка.

— Не смей её трогать, страшилище! — Стефан поднял меч, уже остывший, новенький, блестящий.

— Ты посмел… на меня? На меня? Муравей! — удивился Кощей, вскидывая над головой кривую саблю, цвета грозовой тучи, или окалины, что бывает на металле, вынутом из печи. Он набрал полную грудь холодного земного воздуха, отвёл руку назад, готовясь разрубить глупого человечка на две половинки.

Все застыли на мгновение, не веря, что это реальность, что через секунду всё будет кончено.

Вдруг в кузницу ворвался человек, с белыми, стоящими дыбом волосами, глаза его страшно белели в огненной полутьме сарая. Над головой героя сиял страшной нечеловеческой красотой меч. За один миг человек проскочил расстояние до Кощея, меч сверкнул молнией, раздался жуткий вопль падшего бога. На землю упала отрубленная рука, сжимающая синюю саблю, выкованную в пекле, закалённую в подземных водах.

Кощей шагнул назад, его тело покрылось огненными языками, вопль его продолжал звучать, сотрясая стены сарая, окружающие деревья, ему вторило ржание коней и лай собак где-то внизу, рядом. Люди попадали на землю, сжимая ладонями головы, закрывая уши, глаза.

— О, боги! Вот он, этот негодяй, которому я проиграл своё бессмертие!

— Ой, не могу! — на Коттина напал приступ смеха, он согнулся пополам. — Так это ты, Агни — Кощей! Слышал я про тебя байки!

— Я до тебя ещё доберусь! Я помню, кто ты! Ты Страж Коттин. А твой меч — древний дар Индры.

— Катись отсюда, «бессмертный»! Бывший божок!

— Ты мне за всё ответишь! — взвыло древнее существо.

Коттин взметнул меч над головой, сделал шаг вперёд.

Страшная огненная фигура подхватила с земли отрубленную руку с саблей, свернулась в огненный смерч, втянулась в печь, канула вниз, в ледяную воду.

— Знавал я одного парня — Ахилла. Мамаша держала его за пятку, когда купала в Стиксе, для неуязвимости. А тебя за что держали, божок? Где прячется твоя смерть? В яйце? — крикнул Коттин во тьму колодца.

Застучала металлом чудовищная карета, лай собак постепенно затих, наступила тишина.

Коттин отскочил от печи, ловким движением метнул меч в ножны, забросил за плечо. Славуня оторопело наблюдала за его действиями.

— Ты, это, мой меч…

— Твой меч? — раскрыл глаза Коттин. — Да я множество веков ждал, когда приму вверенное мне имущество под охрану!

— Сейчас я как…

— Цыц, женщина! Ты вроде бы только что пожелала закалить чудесный булат, докованный древним волшебным Котом, в крови злого демона? Получи на руки изделие! — Коттин подошёл к обалдевшему от последних событий Стефану, взял у него меч, сунул в лужу крови, вытекшей из отрубленной руки Кощея. Лужица вспыхнула ярко-красным огнём, зашипела, меч Стефана впитал часть крови в себя.

— Вот, видишь? Принял кровушку демона!

— Демонов не бывает! Это всё-таки Агни, бог Огня, хоть и бывший! Отец моего первенца!

— Я читал Авесту, книгу первого пророка людей, огнепоклонника Зороастра, — серьёзно ответил бывший Кот. — Он правильно отобразил события древности, и про богов интересно написал. Я многое узнал из его книги — о дальнейшем расселении нашего народа, ариев. Но, вот ведь в чём дело — до меня только дошло, что ты вчера в избе делала! Ну, ты и зверь, жрица!

— Меч Индры верни! — рассвирепела Баба Яга, схватив меч, остывающий в погасшей крови Кощея. — Сейчас я тебе покажу! Узнаешь, как со мной шутить!

Славуня подняла меч вверх остриём, он засиял багровым светом, отражая огненные языки, до сих пор метавшиеся в печи, закричала, — Нарекаю тебя Котобоем… нет, Бойкотом! Тьфу! — Баба Яга остановилась, задумалась, имена ей не понравились.

— Бегите во двор, — заорал странник молодым людям. Те мгновенно выскочили на мороз, испугавшись, что сейчас произойдёт что-либо ужасное — возвращение Кощея, драка или любовь древних соплеменников.

— Прощай, Славуня! Мы уносим ноги!

— Что так? — удивилась Баба Яга. — Пироги чёрствые?

— Стефан, зови его!

Стефан, как истинный христианин, почесал затылок, оглядевшись в великом удивлении по сторонам, похлюпал носом, уставившись на Луну, наконец, вроде бы, догадался. Он улыбнулся, утёр слюни, громко крикнул, расплывшись в улыбке, — А! Понял! Отче наш, иже еси на небесах!

— Не так! — закричала Мишна, пихнув молодого человека в бок, отчего тот отлетел к стене. Это принесло несомненную пользу — юноша заметил имущество экспедиции, заранее приготовленное бывшим Котом для бегства. — Явись, господин Фрогг, великий дракон! — голос девушки звенел от напряжения, эхо несколько раз повторило волшебную фразу, унёсшуюся за горы и леса.

В этот момент из сарая выскочил Коттин, вслед за ним выбежала вечно молодая ведьма, с Бойкотом в руках — другого имени мечу, Яга так и не придумала.

Стефан схватил мешки, побежал на середину двора, там стояла Мишна и энергично махала рукой. Только наследник готских королей оказался возле девушки, как позади его раздался тонкий металлический звук — два меча сошлись над головами бессмертных. Индра и Бойкот решили послужить человеческой гордыни.

Над лесной поляной метались сполохи таинственного огня — вокруг древней ведьмы вновь зажглась бледная аура, при скрещении стальных клинков на подмёрзший снег летели жёлтые искры. Перед глазами Стефана прыгали красные бусы Славуни, он заворожено смотрел на них, не замечая ни рыжей куртки Коттина, ни его красных сапог с прорезями, ни блеска крутящихся над головами клинков. Очередной удар в бок вывел его из гипнотического состояния, он оглянулся и увидел, что Мишна смотрит на тёмное небо.

Там шумели крылья, затем раздался нежный свист, исходящий из груди большого существа, и на поляну опустился чудный зверь — одновременно и страшный и прекрасный. Это был молодой дракон, нежно-сиреневого цвета, с головой на длинной шее, с большими фиолетовыми глазами, расположенными по бокам сплюснутой головы. Над спиной зверя трепетали тонкие оранжевые крылья, позади них было прикреплено ремнями большое седло. Мишна тут же задумалась — как же он может летать на таких крылышках?

— Господин Фрогг, летим отсюда! — закричала девушка, бросаясь к дракону и оглядываясь на Стефана, надеясь, что Коттин тоже услышит её призыв.

— А где сам Фрогг? — крикнула Славуня, отбивая очередной удар своего соплеменника.

— У меня пока нет имени, — робким, ломающимся голосом неуверенно промолвил молодой зверь, обращаясь к Мишне. — Меня сюда прислал отец, сам он весьма занят.

— Залезайте на спину, хватайтесь за ремни! — крикнул бывший Кот, отступая и часто оглядываясь на молодых.

— Не смей улетать! — подала голос Баба Яга.

— Мне велено забрать того, кто носит древний меч бога, — вежливо ответил молодой дракон.

— Хватай мешки, дракон уходит! Летим, пока нас не пожгли колдовством! — Коттин запрыгнул в седло последним, схватился за Стефана, поймал болтающийся ремень и быстро привязался.

Дракон разбежался, крылья часто-часто затрепетали, раздался свист и тихий треск, затем крылья слились в оранжевое облако, как у неподвижно висящей в воздухе стрекозы. Только, в отличие от стрекозы, дракон летел весьма быстро.

В метре от облаков сидела Мишна, ни жива, ни мертва. Она зажмурилась, пальцы намертво вцепились в переднюю луку седла, она даже не отреагировала на растопыренные пальцы Стефана, ухватившие её за переднюю часть тела. Но не высоко, не высоко.

Коттин, тряся головой, чтобы смахнуть слёзы, осторожно оглянулся — позади в ступе летела Славуня, крича угрозы. Затем она взмахнула метлой, провалилась вниз, к лесу, исчезла за частоколом чёрных елей.

— Эй, дракон без имени, тише можно? Летуны свалятся! — крикнул Коттин вперёд, туда, где находилась голова зверя. Правда, Коттин не знал, там ли находятся уши.

— Прошу не называть папу его древним именем! Он рассердится и съест вас! — как ни в чём не бывало, ответил зверь.

— А как его называть?

— Вот чудные человечки! Тайное имя знаете, а как зовут папу — не ведаете! — молодой дракон хрипло засмеялся.

— А это оттого, что кто-то не только очень долго живёт, но и очень долго спит, — подал голос Стефан.

— Можете называть его Змей Горыныч, правда, это имя сказочное. Это даже не имя, а ранг.

— А у тебя есть ранг? — крикнул вдруг приободрившийся Стефан.

— Да, — потупил очи молодой зверь, — мой ранг — Равлик. У меня пока одна голова, но крылья уже есть. И огнём я скоро плеваться научусь!

— А кем же ты был в детстве?

— Лягушонком, — засмеялся дракон. — Маленьким лягушонком. Как и папа. Он мне рассказывал, что давным-давно, ещё до Великого Льда, его носил на плече великий герой.

— О! Как интересно! — сказали мужчины одновременно, и уставились вниз, вдруг осознав, что ночь прошла всего за несколько минут, а внизу уже хребёт Урала.

Прямо волшебство какое-то!

Далеко внизу две реки сливались в одну, белея заснеженным льдом. Возле места слияния, в стороне от высоких берегов, покрытых стройными соснами, стояла гора. Её крутые бока были голыми, сквозь снег то тут, то там пробивалась сухая трава, кое-где росли приземистые корявые сосны, широко раскинув ветки, овеваемые всеми ветрами. Казалось, что когда-то, давным-давно, огромный пузырь пробивался из глубин земли, но не сумел добраться до поверхности — так и застыл, превратившись в огромный курган, смотрящий лысым склоном на север. Верх горы зарос сосновым лесом, густым, тёмным. На запад от лысой горы, синими волнами, одна другой выше, чередовались увалы — покрытые лесом, они протянулись чудовищными складками с юга на север. На восток от горы тоже виднелись вершины гор, но Коттин знал, что когда-то там был берег пресного моря. Казалась, будто от непостижимо свирепого ветра в самом начале времён твердь пришла в движение, смялась, вознеся к небесам горные вершины, и так застыла. Но прошли долгие эпохи, и ветры с дождями сгладили их, прибили к земле.

Если бы на вершине горы находился путник, он бы увидел, как над лесами, заливными лугами быстро перемещалась чёрная точка. Она увеличивалась, и, в конце концов, превратилась в молодого дракона, на спине которого, словно муравьи, сидели замёрзшие люди, привязанные ремнями. Дракон на своём драконьем языке что-то радостно закричал, пошёл резко вниз, пикируя прямо на лысый склон горы.

— Как называется за место? — закричал Коттин, с трудом выговаривая слова замёрзшими губами.

Дракон, он же Равлик по рангу, укоризненно посмотрев на Коттина, молча, продолжал пикировать. Земля приближалась, корявые сосны увеличивались в размерах, стали видны каменные лбы камней, обточенные дождями, тут и там торчащие из крутого склона горы. Стефан вцепился в Мишну, забормотал какие-то молитвы. Мишна приготовилась завизжать тонким голосом.

«Это ворота», — догадался Коттин, — «Мне говорили о воротах в Рипейских горах — правда, давно».

Свистел ветер, кроны редких сосен мелькнули перед глазами, уже можно было разглядеть сухие колоски заснеженной травы. Вокруг всё вспыхнуло ярким фиолетовым сполохом, Коттин взглянул на вершину горы, она виднелась сквозь дымку — мутно, неровно, наклонно по отношению к горизонту. Дракон продолжал падать, несмотря на то, что поверхность горы мелькнула и пропала, в черную нору, где-то вдалеке светившуюся тусклым светом. Наконец, Равлик влетел в чудовищную пещеру, стены которой были покрыты каменными сосульками, переливающимися кристаллами, прозрачными стёклами слюды. В пещере было светло, но источника света нигде не наблюдалось — казалось, что сам воздух, сухой, лёгкий, светится слегка желтоватым приятным светом.

Равлик перестал трепетать крыльями, загнул хвост, плавно спланировал на берег небольшого озерца с абсолютно прозрачной водой — видимо, очень глубокого и холодного. Проехав лапами по скользкому тальку, он затормозил когтями и остановился, сразу же прижав живот к каменной поверхности и тяжело дыша.

— Ничего себе, пещера, — промолвил изумлённый Стефан, пытаясь разглядеть потолок в пятнах темноты, из которой тут и там свисали огромные сталактиты, невероятные розетки горного хрусталя и кварцевые цветы.

— Есть мнение, — промурлыкал Коттин, — что если бы какое-нибудь племя вырыло в горе глубокую нору — то ничего бы не обнаружило.

— Это ещё почему? А если бы срыло всю гору?

— Ничего, братец, ничего. Добро пожаловать в подземный мир Урала! Мы уже не в Мидгарде.

— Как? Мы на том свете? — Стефан приготовился опять зашептать мантры, но получил щипок от Мишны.

— Дядя Коттин, получается, что мы, простые люди, тоже можем попасть в иной мир? Значит, тайные тропы существуют? — спросила девушка.

— Вы же на мне сидели! А сам я — местный — волшебный, по-вашему, мне положено летать по другим мирам, в которые пока открыты двери! — подал голос дракон без имени. — Поэтому вы и попали сюда. Так что вы у нас дома, можно сказать! Прошу к столу! Эй, вы чего задрожали?

— Да мы… того… мы вроде как ничего, — ляпнул Стефан. — Это что — Мория?

— Кто тебе такую глупость сказал? — возмутился Коттин. — Мы же на Урале, а не на Оловянных островах! Это пещера Змея Горыныча!

— Тут живут гмуры, с которыми мы всю жизнь воюем. Если увидите — можете дать им по горбу. Да, кстати, та местность называлась «Вода в тумане». На вашем языке Су серт.

— Слышал, слышал, — радостно сказал Коттин, — Сысерть. Очень красивое место!

— Это середина хребта, являющегося опорным хребтом всего мира.

— Так мы что, в центре мира? — изумился Стефан.

— В центре этого мира, — вежливо ответил Равлик. — Только тут может жить Змей Горыныч, древний дракон. Он питается магической энергией, что исходит от оси, вокруг которой вращается мироздание. Ведь, без энергии ничего не может двигаться, правда?

— О, дракон без имени, конечно, правда! — Стефан полез за куском бересты, что бы нацарапать на ней мудрые слова Равлика.

— Идите в арку, что на другом берегу озера. Там увидите Змея Горыныча! — после этих слов Равлик шмыгнул в узкое отверстие меж огромными кристаллами хрусталя, растущими сверху вниз, и исчез.

— Вот интересно, а у Змея принцесса в плену содержится? — спросила, покраснев, девушка.

— Не знаю! — удивился Коттин. — Я в гостях у него не был!

— Дядя Коттин, можно спросить? Что это ты говорил про коварство Бабы Яги?

— А! Помнишь, я про мытьё в печке рассказывал?

— Конечно, помню! Я ещё подумала, что Баба Яга его не помыть и спать положить восхотела, а съесть! — засмеялась Мишна.

— Правильно подумала, — мрачно ответил бывший Кот. — Только не съесть, а в жертву принести.

— Но она, же отказала Кощею! Прогнала его! Зачем она его всё-таки вызвала? — удивилась девушка.

— Она любит не Кощея, а юного бога Агни, которым он был когда-то. Женская любовь — таинственная субстанция, — ответил древний странник, погладив Мишну по голове. — Сама узнаешь! — заявил он пророчески.

Когда путники подошли к огромной арке, их поразило, что в соседней пещере, где по достоверным данным обитал древний дракон Змей Горыныч, называвшийся этим именем согласно неведомым табелям о рангах, кто-то пел на разные голоса. Хор был небольшим, но пел слаженно, душевно. Один голос всё время забирал вверх, там давал петуха, затем спускался вниз, к басу и баритону. Было очевидно, что певцы спелись уже давно и прочно.

Коттин схватил за одежду молодых людей, выпрыгнувших было вперёд, чтобы заглянуть в проём арки, и приставил к небритому подбородку длинный палец — тише, мол! Он завёл рукой парочку себе за спину, и все медленно, на цыпочках стали красться к входу. Заглянули путешественники одновременно — втроём, краешком глаз. Причём, Стефан был выше всех, Коттин попал в середину.

Изумлённым взорам путешественников предстала пещера, ещё огромней, чем та, в которую они прибыли на спине Равлика, она терялась в полутьме — так далеко были стены. Потолок был совершенно тёмен, только несколько огромных сталактитов достигали света, выныривая из тьмы страшными клыками. В середине свода находился источник света — сияющее отверстие, из которого бил луч, достигавший каменного пола пещеры. Коттин отметил, что небо в отверстии было красноватым, неземным. А может быть, это был просто закат. Или рассвет. Какое время суток было в этом мире — не знал даже древний странник.

Посреди пещеры, возле провала, наполненного кристальной подземной водой, на каменном уступе сидел древний дракон, с именем, которое запретил произносить его отпрыск, но известный как Горыныч. Змей, согласно имеющимся анатомическим признакам. Длинные задние лапы, согнутые в коленках, Змей опустил в холодную воду. Толстый хвост, с кожистыми треугольными выростами, уравновешивал переднюю часть тела, и лениво вилял сам по себе — независимо от мыслительных процессов существа. Уравновешивать же было чего — толстое бочкообразное туловище зеленоватого цвета было награждено существенным животиком, на котором дракон умильно сложил тонкие передние лапки, можно даже сказать — ручки. Крылья серо-зелёного цвета были плотно сложены на спине, казалось, что у Змея растут два острых спинных плавника, они напомнили Коттину листья каштана, ранние, весенние, нераспустившиеся.

Но все, естественно, смотрели не на крылья дракона, а на три длинные шеи, увенчанные небольшими головами с вычурными чёрными гребнями. Головы, закрыв от удовольствия глаза, пели хвалебную песнь, причём каждую новую фразу пела другая голова, а припев пелся хором:

Вдруг одна голова замолчала, насторожившись, потом повернулась к арке и открыла глаза — большие, жёлто-медовые. Страдальчески сморщилась, встряхнулась, чтобы сбить мутную слезу, осмысленно уставилась на подглядывающих путников.

— Тише, вы, песняры! — фальцетом произнесла голова. Наступила тишина. — Это кто тут к нам пожаловал?

А где Славуня?

— Мы вас приветствуем! — Коттин вышел вперёд, восхотел снять шляпу, цапнул рукой, но шляпы не обнаружил. Тогда странник поклонился, раздвинув руки в стороны и показывая ладони — дескать, вот он я, без ножа.

— Так что… это, — средняя голова икнула, две другие посмотрели на неё осуждающе. — Мы вас тоже приветствуем, — продолжила она, как ни в чём не бывало. — Огласите список гостей, пожалуйста!

— Я Коттин, бедный странник, это Стефан — мой названный брат, вот Мишна — простая девушка. Занесло нас сюда случайно, мы идём в Белозерск, поступать на службу. (Стефан заинтересованно посмотрел на Коттина).

— Да ладно врать! — хором ответили головы, возмутившись. — Мы хоть и болеем сегодня, — одна голова кивнула на большую бочку, — но не ослепли, же мы! Ты — древний кот-оборотень, мы про тебя наслышаны, парень — наследник королевского готского престола, девушка…

— Ой, извините, уважаемый Змей Горыныч! Позвольте спросить у Вас! — Мишна, горя румяными щеками, вышла вперёд, бесцеремонно перебив прозрения древнего дракона. — Что вы сейчас пели? Почему вы пели хором? Вы думаете, каждой головой отдельно, или всеми вместе? А сколько вам лет? А от кого…

— Блондинка, — простонала ближайшая голова. — Вот и пришла наша погибель. Съедим?

— Да какая блондинка! — возмутилась средняя голова, самая солидная. — Вырастет, потемнеет. В ней полярная кровь борется с полуденной. Но, южная кровь сильнее, потому как по матери… — головы что-то забубнили, зашептались, поглядывая на девушку.

— А что ты хотела спросить, когда сказала «от кого»? — прошептал Стефан на ушко Мишне.

— Кто родил Равлика! — Мишна посмотрела на юношу удивлённо. — Где дракониха, я спрашиваю? Или он сам от себя яйцо снёс?

— Никого кушать не надо! — примирительно сказал Коттин, обращаясь к дракону. — Я гляжу, ты, Горыныч, тут дурака валяешь!

— Никакого дурака я не валяю, у меня нет дурака, — заупрямился Змей средней головой. — Мы вчера отведали вина, подаренного одним знакомым. Поэтому сегодня болеем.

— Причём, они пили вдвоём, — наябедничала левая голова. — А я болею из-за них. Это вам, людям — хорошо. Выпили на троих и разошлись.

— Не верьте ей! — важно сказала средняя голова, напялив неизвестно откуда взявшуюся корону. — Она у нас в оппозиции. Видите, какая шейка тонкая? Голодает, интеллигенция!

— Не помрёт? — обеспокоился бывший Кот. — Что тогда делать будете?

— Ничего с ней не случится! Желудок-то у нас общий! Это она принципиально не ест! Так что никого я не валяю.

— Нет, валяешь! Я ведь знаю, что ты одна личность! — в свою очередь заупрямился Коттин. — А то, что три головы якобы думают по-разному — это всё обман и фокус. Нельзя верить драконам!

— Говорю же — они вчера пили, пока я думала о судьбах… эээ… народа, — настаивала ближняя голова. — Потом мы все вместе пели хором, потом лежали, опустив головы в пруд — нам было плохо, тошнило. А ты нам не веришь!

— Конечно, не верю. Кстати, кто вам принёс бочку? Не Фавн ли козлоногий?

— Ну, может и Фавн! Зачем Коттину это знать?

— А в бочке глоточка не осталось? Мне бы фляжку пополнить!

— Нет! Бочка пустая! — Горыныч оторвал толстый зад, взял пустую бочку передними ручками, постучал кулаком по дну.

— Какая жалость! Уж больно вино у него хорошее!

— Да ты, никак, тоже знаком с сатиром? — Змей уставился на бывшего Кота всеми головами, причём осмысленным взглядом.

— Наслышан! — скромно ответил Коттин.

— А где же ваша дракониха? — Мишна храбро подошла к хитрому дракону, погладила его по больной голове.

— Дык… лечится. Несчастный случай, ожоги. Пришёл я домой как-то навеселе. А жена и говорит: Дыхни!

Мишна засмеялась вместе с Коттином. Когда Коттин, державшйся за живот, разогнулся, засмеялся Стефан, что вызвало новые приступы смеха. Смеялись даже три головы Горыныча, который, по уверению древнего странника, на самом деле думает всеми головами одинаково.

— Так ты огнедышащий? — глаза Мишны округлились. — Можешь костёр без огнива зажечь?

— Костёр? Да я могу сарай спалить вместе с коровами, ты и мигнуть не успеешь!

— Нам столько жареного мяса ни к чему, — скромно ответила Мишна, потупив глазки.

Ворота в Мидгард были закрыты, и сколько Коттин не всматривался в тёмные углы огромной пещеры, нигде не смог увидеть ни малейших следов магии. Когда Горыныч дремал на своём ложе возле прозрачного провала с ледяной водой, а молодёжь спала, завернувшись в накидки, из чего можно было сделать вывод, что сейчас ночь — древний странник ушёл в дальний угол, спрятался за серый сталагмит, сосредоточился. Он потел, кряхтел, скалил зубы и корчил рожи — ничего не помогало, он всё равно оставался человеком.

Вдруг сразу с двух сторон раздались смешки, Коттин аж подпрыгнул — на него смотрели две ухмыляющиеся морды Горыныча.

— И не старайся, тут тебе не Мидгард, — заявила одна.

— Не понял, — обиделся бывший Кот. — Совсем недавно, когда боги Вальгаллы ещё говорили с нами, я спокойно оборачивался даже в Асгарде.

— Но сейчас-то они молчат? — спросил, скалясь Змей.

— И что? Мы же не в Мидгарде, а в твоём мире. Тут тоже проблемы с магией? Как он, кстати, называется, твой мир?

— Неважно, — проворчал Горыныч, — называй, как хочешь. Уралией, например. А магии тут никогда не было. Что такое магия? Это способность идти к цели короткими путями, нарушая законы данного мира. Вот, например, вчера ты ковал меч. Да-да, мне сынок рассказал. Что ты делал для этого? Топил печь, загружал руду…

— Твоя знакомая загружала…

— Славуня, что ли? Ну да, знакомая. Веков шестьдесят, — засмеялся Горыныч. — Вот, в гости ждал её, а свалились вы. Так вот — ты плавил железо, готовил сталь, ковал меч, закалял его. Долго и трудно работал. Так делать вам заповедали боги, чтоб вы не разленились окончательно. А мог бы — раз, щёлкнул пальцами, вырвал волос из бороды, или прошепелявил заклинание — и готово. Магия! Тебе приходило в твою глупую кошачью голову, что у жителей иных миров, которых вы по привычке величаете богами, есть свои боги? А у тех свои? Короче, нет тут магии в вашем понимании.

— За глупую кошачью голову ответишь, — проворчал Коттин. — А насчёт богов — думал я об этом. Но, есть и верховный Творец? Тот, кто создал всё мирозданье, все миры?

— Это непознаваемо, — хихикнул мудрый Змей. — Ибо, когда творили людей, то придумали для вас пару фундаментальных запретов. Чтобы вы помучались, — съехидничал дракон.

— Это, каких же запретов?

— Ну, скажем, первый запрет — никто не знает, что происходит с человеком после смерти. Куда уходят мёртвые? Как выглядит мир, в котором обитают души между воплощениями? Существует ли круговорот жизни, или человек более не приходит в Мидгард? А если приходит, почему ничего не помнит? Или он уходит рождаться в иные миры? Это навскидку.

— Но ведь и вы, магические… тьфу, иные существа, тоже умираете? Ведь рано или поздно умирают даже бессмертные боги? Вы тоже попадаете в миры мёртвых?

— Глупый кошак, — засмеялся левой головой Змей. — Ты разве не понял, что этот запрет относится и к нам?

— А второй? Ну, второй фундаментальный запрет?

— Второй ему подавай… Ладно, бери. Как выглядит ваш Творец? У вас, людей, богатая фантазия. Сотни учений о Творце создали народы Мидгарда. Существа иных миров тоже, кстати! К вам часто приходят по вашему зову различные высшие существа, которых вы нарекаете богами, демонами или ангелами. Но как выглядит Творец?

— По образу и подобию, — вдруг раздался заспанный голосок Мишны.

— Что ты сказала? — обе головы Змея исчезли, (а третья и не появлялась), что бы посмотреть на девушку. Коттин тоже выглянул из-за серого сталагмита, торчащим толстым столбом в каменные небеса.

— Что-то вспомнилось, — девушка тёрла глаза кулаками. — С раннего детства, что ли? Как будто кто-то мне рассказывал сказку… про нифелимов и ангелов, про девушку с острым мечом, отрубившую голову царя. Мама? Не помню…

— Не переживай, — обнял её за плечи проснувшийся Стефан. — Вот придём в Белозерск, там найдём твоих настоящих родителей.

— Вы в Белозерск идёте? — Горыныч, переваливаясь, вышел на свет, льющийся с потолка, многократно усиливающийся в отражениях тысяч кристаллов. — Что вы там забыли? Сходите лучше в Мемфис. Или в Багдад. Там тепло.

— Нам в Белозерск надо, — упрямо продолжал противоречить парень. — Так Коттин сказал. Господин дракон, вопросик можно?

— Только один, — испугался Горыныч, представляя, сколько вопросов может задать юный лесной житель.

— Вы, это, какой головой думаете? Или всеми тремя? Как это у вас получается?

— Опять! Проснулся! Тремя, тремя сразу, — блеснул многочисленными очами хитрый Змей.

— И у вас нет разногласий? А если вот та, левая, будет находиться в инакомыслии? Вы одна личность или три? Как можно одинаково думать тремя головами сразу?

— Можно! — рявкнул Горыныч, прервав поток сознания. — У тебя у самого Бог, каков? Святая троица? Это не то же самое? — щёлкнул зубами Змей. — Ишь ты, моей анатомией интересуется. Может, я вовсе спинным мозгом мыслю…

Утром, то есть тогда, когда все проснулись, Коттин пошептался с драконом, забрался по чешуйчатому боку на спину, привязался ремнём за чёрный вырост, похожий на лист. Горыныч разбежался, тяжело виляя толстым задом с коротким хвостом, тяжело взлетел, сделал круг по огромной пещере, нырнул вниз и исчез в арке.

— Куда они? — спросил Стефан, наблюдая полёт Змея.

— На охоту. За дровами. Лично я хочу позавтракать, — дёрнула плечиком Мишна.

— Так они в наш мир полетели?

— А ты хочешь жаркое из говядины, или из местной ящерицы? — засмеялась девушка, наблюдая за большой ящеркой, пробегающей по стене.

— Ой, на ней корона маленькая, золотая. Здравствуй, ящерка! Ты кто?

Ослепительная вспышка заставила молодых людей зажмуриться, потом Стефан долго тёр кулаками глаза, плевал на ладони, размазывал слезы по грязным щекам. Когда красные круги в голове поблёкли, и в узенькую щель между веками появилась возможность разглядеть, что происходит снаружи, Стефан с удивлением узрел прекрасную женщину. Её глаза сияли зелёным светом, ярким и чистым, словно изумруды. Да что там изумруды, их юноша и увидел-то впервые только в этой огромной пещере — зелёным светом, словно молодая трава, только что развернувшая свои листики навстречу яркому весеннему солнышку, после тёплого майского дождя. Они звали и обещали, внушали надежды и пленяли.

Собрав всю волю, Стефан повернул голову и посмотрел на Мишну. Девушка уставилась на гостью широко открытыми глазами, казалась, что она спит наяву. Потомок готских королей, было, сделал шаг по направлению к Мишне, но, неумолимая сила развернула его назад, в зелёную горячку изумрудных глаз красавицы. В бедной голове Стефана произошёл марш несогласных, мозг разорвало на две половины, одна часть страстно стремилась к сироте из Гранёнок, другая влеклась к странной королеве, прибежавшей ящеркой по стенам пещеры.

— Кто ты? — прошептал Стефан закушенными белыми губами, по которым стекала капля крови.

— Ты не слышал обо мне? Меня зовут Хозяйка горы.

— А меня конунг Один, — пошутил Стефан, краем глаза на мгновение взглянув на Мишну. Та по-прежнему, спала наяву, уставившись пустыми глазами на тяжёлое длинное платье королевы, выкованное из чистой меди и украшенное яркими изумрудами, кристаллами пирита и мелкими красными рубинами.

— Один давным-давно ушёл из Великой Скифии, бежал на север под флагом Сканди, — засмеялась красавица, блестя ровными изумрудными зубами. — Тогда я была хозяйкой в каждом скифском доме, грела людей огнём каждого очага!

— Кто ты? — повторил вопрос юноша в третий раз.

— Меня зовут Табити, я богиня скифов, которых ныне более не существует! По крайней мере, здесь, передо мной.

— А я, например, или Мишна? Господин Коттин говорил, что мы северная ветвь…

— Ты наполовину гот, и род ваш угас, Мишна же…

— Я здесь, — мёртвым голосом отозвалась девушка.

— Спи, не мешай, — отмахнулась древняя богиня.

— Лесная ведьма, Славуня, говорила, что увела скифов на восток…

— Она моя приёмная дочь! — строго ответила особа с золотой короной. — Когда-то, на заре времён, Славуня, великая жрица ариев, вызвала меня из моего родного мира, потому что от братца Агни она сбежала, а народ нуждался в боге-покровителе. Когда я пришла, представ перед первым поколением скифов-скитальцев, идущих из опустевшего Аркаима на Восток, то выбрала себе образ богини огня. Так Славуне было легче и теплее жить, — улыбнулась женщина.

— А как же чудь, потомки скифов? Давным-давно цвела Великая Пермь, стояли города…

— Чудь распалась на сотни племён, погрязла в лесах и болотах, скисла и заплесневела в тине житейского моря! Ещё немного и последние капли крови древнего народа уйдут в мёрзлую землю. Как ушли в пески капли крови южной чуди.

— Что такое? — удивился Стефан. — Какой южной чуди? Ещё одна веточка скифов?

— Ты не ведаешь, а древний Кот знает, — промолвила Табити, — про гору Шихан, что на самом деле есть древний курган. Давным-давно правил местной чудью князь Литвин. Его народ охотился, пас стада коров, торговал, ну и, конечно, чудские рудознатцы добывали медь. В те времена на месте Шихана были ещё одни ворота в мир Пещер, чудские старики могли заходить в наши владения, и даже подолгу жили в них, добывая самоцветы и металлы.

Однажды из степей пришёл хан Ами, позавидовал богатству чуди и напал всей силой. Началась страшная битва, в которой князь Литвин погиб, но и степняки откатились в степь зализывать раны. Княжич Дион повелел насыпать огромный курган, в который положил своего отца, спрятав в Шихан также часть сокровищ. На вершину горы поставили медного дракона — охранять покой князя Литвина. А чудь отступила к Волге, каждый день их силы таяли, и, наконец, степняки нагнали чудь и утопили остатки народа в реке, разметали кровь по ковылям и пескам.

Но, когда хан Ами попытался пробраться внутрь Шихана, то оттуда раздалось страшное шипенье — там поселился настоящий, живой Змей.

— Как страшно! Сколько крови пролито в этих горах и степях. Почему же ты здесь? Ты жена Горыныча? То-то сказки ходят, что он, коварный древний дракон, любит воровать молодых принцесс…

— Это он перед вами предстаёт трёхглавым змеем, — совсем развеселилась Табити. — На самом деле он весьма привлекательный рыцарь. Не верь всему, что видят твои глаза! Они могут существенно ошибаться… Особенно, когда смотрят на чёрные закорючки в свитках…

— Это тут причём? — проворчал Стефан, вдруг осознав, что медленно идёт за Хозяйкой, при этом он был твёрдо уверен, что женщина ни сделала, ни единого шага.

— А уж своим ушам и вовсе не верь, — улыбнулась красавица.

— Почему ты живёшь здесь, в этом мире?

— Мы неподалёку от места, где я впервые пришла к народу Мидгарда. Там, — она показала рукой на юг, — под степным ковылём покоится Аркаим. Здесь ворота в Мидгард, которые сейчас может открыть только Горыныч. Даже мне они уже не под силу.

— Что ты такое? — прошептал Стефан, изнемогавший под бременем открывшихся знаний, полностью не соответствующих прежней картине мира в голове юноши.

— Пойдём, я тебе покажу, — промолвила Табити. — Видишь эти прекрасные залы и потолки, разве в твоём лесу есть такая красота? Горы родились от подземного огня, от гнева и любви Пекельного царства. Посмотри на кристаллы — на друзы хрусталя, на сапфиры и рубины, на чудесные кубики пирита, на кровавые гранаты, на топазы и изумруды… Тебе не приходило в голову, что в твоём мире всё тленно? Сложное превращается в простое, цветущее дерево — в уголь, человек — в прах…

— Родился из праха и в прах уйду, — еле слышно прошептал Стефан.

— Это моя созидательная сила заставляет простые камни формироваться в прекрасные кристаллы, играющие всеми гранями, сияющие цветами радуги… Пойдём, Стефан… у меня есть для тебя дело…

Дракон плавно опустился на плоский камень, со спины спрыгнул Коттин, распутал ремни. На землю свалилась связка хвороста, по другую сторону — небольшой олень с красивыми ветвистыми рогами.

Коттин ещё в полёте заприметил Мишну, одиноко сидящую на камне и смотрящую в зеркальные воды озера. Странник огляделся — названого братца нигде не было видно. «Побежал по нужде в дальний угол?» — подумал Коттин и окликнул девушку. Бледная рука девушки медленно гладила пряди золотых волос, но Мишна не оглянулась, никак не показала, что услышала голос бывшего Кота. Горыныч одновременно повернул все головы и тревожно уставился на её фигурку. Коттин перепрыгнул хворост и побежал к озеру. Глаза Мишны были открыты, но живая яркая синь куда-то ушла, на дне глаз блестела голубая изморозь льда.

— Это что — магия? — крикнул Коттин дракону.

— Значит, тут была не местная, — пожал плечами Горыныч.

— Какая ещё не местная? Кто тут был?

— Кроме моей жены, тут бывать некому, — заявил Змей.

— Куда она увела Стефана? — закричал Коттин. — Ты что, своей женой не управляешь?

— Да ты не бойся! — успокоила бывшего Кота правая голова, осипшая и простуженная. — Никуда он не денется! Она ж не знала, что вы гости! Думала, вы поработать приехали… гастарбайтеры!

— Значит, она тебя не слушается, — фыркнул Коттин.

— А у тебя была когда-нибудь жена-богиня? — обиделся Горыныч. — У меня жён было немало! Я-то уж знаю! Одна была даже родственницей этой… как её… Девы Марии! Умаялся я с ней, пришлось съесть.

— Может соплеменницей? — засомневался Коттин.

— Они там все родственники, — отмахнулся Змей.

— Ой, у меня тоже был случай с одной принцессой, — засмущался Коттин.

— Сожрал? — оскалили в усмешке зубы головы Горыныча.

— Так… пошли мы гулять в лес… там я её обаял, объял, обаюнил… да, сожрал! А что? Хватит уже болтать, словно купцы на Карфагенском рынке! — закричал вдруг Коттин. — Полетели за Стефаном!

— А девушка? — кивнул головами Змей.

— Поспит, отойдёт, — заявил странник, забираясь на спину.

Змей тяжело, виляя толстым задом с коротким хвостиком, разбежался, взмахнул крыльями, Коттина окатил порыв ветра. Потом, вроде бы уже поднявшись под потолок, Змей рухнул вниз, желудок бывшего Кота чуть не выпрыгнул наружу. Наконец, часто замахав крыльями, дракон полетел вперёд, минуя зал за залом, в последний миг, находя нужную арку. Перед изумлённым взором Коттина мелькали баснословные подземные богатства. Стены были изукрашены переливающимися самоцветами, красный зал, отделанный рубинами, сменился залом с топазами, тот — прекрасными залом с картинами из малахита, повсюду висели сталактиты, с потолка росли розетки горного хрусталя. Во многих залах просматривались до огромных глубин прозрачные озёра, кое-где текли ручьи. Один такой хрустальный ледяной ручей обрывался звенящим водопадом. Из воды выглядывали слепые рыбы, открывая безмолвные рты, они провожали неслышный полёт Змея. На дне озёр плавали неведомые животные, бледно-телесные, похожие на червей, голубые крабы, с многочисленными лапками-клешнями. Один зал светился багровым сиянием, другой золотистой зарёй, третий зеленоватым успокаивающим светом. Всё отражалось в кристаллах, дробилось в мириадах граней, создавало нереальное, сказочное ощущение.

— Что это светится? — крикнул Коттин, и эхо метнулось от стены к стене, из зала в зал, повторяясь тысячу раз, удаляясь всё дальше и постепенно затухая.

— Прилетим, увидишь. Ничего необычного не замечаешь? Гмуров не видишь?

— Нет никого!

— Странно, обычно они тут всё время мельтешат. Редкие камни ищут, красивые самоцветы.

— А эти, на стенах, не редкие? — задохнулся от возмущения Коттин.

Горыныч резко спикировал вниз, нырнул в тёмную и узкую нору. Коттин поневоле прижался к спине Змея, крепко обхватил руками чёрный кожистый лепесток, росший посреди хребта. Когда бывший Кот открыл глаза, то поразился залом, намного превосходившим всё виденное до этого, и размерами и великолепием. Посреди зала стоял трон, высеченный из цельного столба малахита, на нём сидела молодая красавица, в царских одеждах из меди и пирита, с зелёными малахитовыми цветами, в плаще цвета медного купороса, накинутого поверх тяжёлого платья.

Зал был полон красивейшими и редчайшими предметами, высеченными из полудрагоценных камней — чашами и вазами из яшмы и оникса. Тут же стояли зеркала из чёрного полированного обсидиана, украшенные неотличимыми от живых, ягодами из красных рубинов, листочками из зеленоватой, в патине, меди, тёплыми аквамаринами. Над столиком из розового, живого гранита трудилась пара старых мастеров, поглядывающих на Хозяйку влюблёнными глазами, рядом с ними, прикованный за ногу цепочкой, стоял Стефан.

— Стефан! Мы здесь! Сейчас мы тебя спасём! — закричал Коттин, прижимаясь к спине Горыныча.

— Кто ты? Зачем меня спасать? — вялым монотонным голосом ответил Стефан, сразу же потеряв интерес к страннику, и опустив взгляд к столешнице, которую полировал бархоткой.

— Тебя ждёт Мишна! — крикнул Коттин, выхватывая меч Индры, вспыхнувший в присутствии богини ярким светом, тёмные жучки божественных значков побежали по его лезвию быстрее, веселее.

— Это мой мастер! — глубоким красивым голосом произнесла богиня, — Здесь, в Азов-горе, всё моё! — Табити широким жестом обвела сверкающий зал.

— Да, это дом моей королевы, — шепнул на ухо Коттину Горыныч левой головой.

— И ты, конечно, поругаться с ней можешь, но биться за нашего человека не станешь? — Коттин помахал сияющим мечом.

— Глупый кошак, — прошипел Змей правой головой, — она ж богиня! Куда ты лезешь? Посмотри…

Коттин оглянулся: по углам копошились гмуры, они злобно смотрели на бывшего Кота, показывая ему короткие дротики, явно ожидая приказа о нападении на незваного гостя. Коттин принялся чрезвычайно быстро переписывать сценарий общения с Хозяйкой.

Он небрежным жестом закинул меч за плечо, в ножны, сделал несколько шагов в сторону, наклонился над чудесным кустиком, внимательно разглядывая филигранную работу неведомых мастеров. На тонких чёрных веточках кустика, среди медных, зеленоватых листиков, нежно, чуть слышно звенели золотые цветочки. От них шло слабое золотистое свечение, наполнявшее огромный зал, в силу их неисчислимого количества. Маленькие колокольчики гроздями усыпали кусты, кое-где вместо цветочков висели соплодия круглых белых ягод, сотворённых из жемчуга, от них шёл трепещущий свет.

— У тебя, благородная Хозяйка, и по золоту есть мастера? — притворно масленым голосом промолвил древний странник. — Правда ли, что золото — это не только серый песок в лесных ручьях, но и сияющие жужелки в кварце?

— Здесь, в пещере нет золотой жилы, — оттаяла чуть-чуть Табити. — Ты видел огромные муравейники там, наверху, на Азов-горе? Мои муравьи ищёт крупицы золота, и несут вглубь земли, в пещеру.

— Как же они проходят сквозь грань миров?

— Здесь сохранилась маленькая норка, как раз кролик пролезет.

— Твои муравьи размером с собаку? — Коттин показал руками размеры маленького пса.

— Ну, зачем ты это спрашиваешь, Коттин? — вдруг забеспокоился Горыныч. — Неужели ты не знаешь, что муравьи вырастают в пути, вместе с золотой крупинкой на лапке?

— А Змей золото копит, да трясётся над ним, — довольно хихикнула Хозяйка.

— Настоящий дракон должен корпеть над золотом! — авторитетно заявил бывший Кот. — И не только над муравьиным, но и над отнятым у всяких там королей, императоров, султанов, падишахов…

При этих словах Горыныч забеспокоился ещё больше, он начал судорожно озираться по сторонам, толстые зелёные губы на средней голове мелко задрожали.

— Где эти противные гмуры? — наконец, закричал Горыныч. — Куда они подевались? Только что были здесь и вдруг исчезли! Пригрела тут всякое подземное отродье!

— Не смей порочить моих слуг! — гневно закричала Табити, сверкая зелёными изумрудами глаз.

— Да они, никак, отправились воровать моё золото! Это что, спецоперация?

— Тебе, значит можно воровать принцесс и золото, а моим слугам нельзя? Негодяй! — Табити окуталась языками пламени, показывая свою изначальную, огненную природу.

Змей плюнул в жену тонкой сияющей струёй огня, отступил на шаг, чтобы набрать в могучую грудь воздух, плюнул огненным смерчем уже из трёх голов. Табити закружилась, поднялась в воздух, пламя вокруг её фигуры окрасилось в желтоватый цвет, в нём замелькали красные саламандры, ящерки метались вверх и вниз, все до единой в крошечных золотых коронах, с длинными огненными хвостами. Платье медного цвета с зелёными малахитовыми цветами превратилось в крутящийся колокол, в огненный вихрь. На мгновение в этом мельтешении ящерок бывший Кот увидел, а может быть, ему показалось, что и сама Хозяйка медной горы превратилась в зеленоватую ящерицу. Странник перевёл взгляд на Горыныча, и отступил на шаг — огромный рыцарь в чёрном и красном, с резкими чертами лица, стоял и смотрел на Табити, придерживая рукой в перчатке чёрный меч немыслимых размеров. Бывший Кот зажмурил глаза, а когда открыл — перед ним по-прежнему плевался огнём трёхголовый Змей.

Коттин прилёг на зелёный, отполированный до блеска столик, с огромным удовольствием наблюдая семейные трения королевской четы. Когда пыл страстей вокруг него пошёл на убыль, план дальнейших действий вполне созрел в голове бывшего Кота.

— О, королева! Хозяйка горы! Богиня! — завопил Коттин, подскакивая к медленно остывающей в буквальном смысле красавице.

— Что ты хочешь, мошенник? — несколько раздражённо спросила та.

— У вас вот тут… ручка… и тут — пятнышко на накидке, — Коттин подхватил нежную ручку богини, указывая ей на пятно копоти.

— Вот, ведь, пекельное царство. Два часа оттирать, — проворчала Табити.

— Что вы, что вы! У меня в мешке есть Нечто! Вам понравится! — хитрый оборотень залез рукой в свой заплечный мешок, долго там шарил, наконец, вытащил на свет, чудно благоухающий шарик розового цвета.

— Что ты там припас, хитрый Кот? — надменно спросила богиня, протягивая руку к предмету.

— Это мыльный шарик. Причём не из мыльного корня, из которого варили мыло доблестные скифы, — заявил Коттин красавице, наблюдая, как Горыныч перекусывает правой головой цепочку на ноге Стефана, совершенно обалдевшего от увиденного. Прочие же мастера попрятались за каменные заготовки, и лишь изредка выглядывали, чтобы посмотреть, чем занимаются небожители.

— Покажи, — потребовала Табити, сойдя с престола к прозрачному ручейку и набрав в ладони воды. Коттин подскочил к Хозяйке, и, когда она плеснула воду на руки, подал ей мыло.

— Этот шарик изготовлен по рецептам египтян, которые варили мыло ещё до твоего прихода в Мидгард, — поведал Коттин. — Они собирали по берегам пустынных озёр щелочные соли, смешивали с жиром, нагревали смесь до получения мыльного раствора. Это новшество переняли шумеры, они смешивали древесную золу с кипящей водой, вливали туда бараний жир или пальмовое масло, и также получали мыльную массу.

— Те народы — не арии, они полуденной крови, — Табити, забыв свою огненную природу, плескалась в мыльной воде, отмывая копоть и накипь.

— Римляне мыло называли сапо, по имени горы, на которой совершались жертвоприношения богам. Смесь из растопленного бараньего жира и древесной золы жертвенного костра смывало дождем в глинистый грунт Тибра. Женщины, стиравшие белье, обратили внимание, что благодаря этой смеси одежда отстирывается значительно лучше. Они стали использовать «дар богов» не только для стирки одежды, но и для мытья тела, — Коттин посмотрел на Горыныча, тот заталкивал головами плохо соображающего Стефана на спину.

— Тоже мне, чистюли, — хмыкнула Хозяйка. — Люди могут подумать, что до твоих римлян все ходили грязными, как свиньи.

— Что ты, великая, — замахал руками, бывший Кот. — Все народы Мидгарда любят мыться! Правда, моются они, используя щёлок, а кто-то обходился бобовой мукой, клеем, пемзой, ячменной закваской или глиной.

— Глиной! — ещё более развеселилась Табити. — Да скифские женщины делали моющий порошок из древесины кипариса и кедра, а не из какой-то закваски! Они смешивали его с водой и ладаном. Полученной нежной мазью, имевшей тонкий аромат, натирали тело. Затем удаляли раствор скребками, и кожа становилась чистой и гладкой.

— А в Европе и вовсе не моются, — вдруг громко сказал Стефан, сидя на спине Горыныча. Все повернулись в его сторону, по лицу Табити пробежало раздражение. — Грешную плоть мыть незачем! — продолжал говорить в полусонном состоянии юноша. — Если, только — господам дворянам, да и то раз в год. Мне мой отец, Никон, рассказывал…

— Лови их! — закричала в гневе богиня своим мастерам и немногочисленным гмурам, но опоздала. Её крик ударил в спину невероятно быстро убегающего Коттина. Когда Табити сделала шаг, бывший Кот, уже вцепился в ремни на спине Змея, и хитрый Горыныч взмахнул огромными зелёными крыльями.

Древний дракон с запретным именем скользил по залам, нырял в низкие арки, едва не задевая крыльями огромные каменные сосульки. Коттин затянул ремни на поясе Стефана, вцепился в чёрный плавник на спине Горыныча. От ветра трепетали белые волосы, слезились глаза.

— Куда спешим? — заорал он в сторону вытянутых шей дракона, — Пожар на палубе?

Одна голова повернулась назад, прошипела, плюясь, — Там спрятано моё золото. Проклятые гмуры давно охотятся за ним!

— Не стыдно тебе, земноводный! Там наша Мишна, не мужчина, если ты заметил, а молодая девушка! Она пребывает в шоке от встречи с твоей супругой! А ты всё про золото, да про золото!

— Заметил! — огрызнулся Змей. — Но от встречи с Табити все пребывают в шоке, — голова снова повернулась вперёд.

Нырнув особо низко, едва не пропахав брюхом каменный пол, (Коттин понял, что они прилетели), Горыныч ворвался в свой жилой зал, где он пел хором, сидя на камне у прозрачного озера. Через секунду Коттин уже отвязывал Стефана, ругаясь на своём древнем наречии, наконец, плюнул, выхватил из-за пазухи драгоценный кинжал, перерезал ремни. Стефан сполз на землю, потом поднялся, постоял на ногах, шатаясь, и сел на камень. Коттин бегло взглянул на лицо — ему показалось, что парень постепенно приходит в себя. Ну и славно.

Вдруг раздался пронзительный визг, все одновременно посмотрели в сумрак возле дальней стены — там кто-то копошился, дрался, вернее, лягался и дёргался.

— Проклятые карлики нашли вход в тайник! — заорал Горыныч, расправляя крылья.

— Они украли Мишну! — вторили ему в два голоса Коттин и пришедший в себя Стефан.

В тот момент, когда Змей сделал первый взмах, в обрывки болтающихся по бокам ремней вцепился Коттин, за его ноги схватился Стефан и в мгновение ока они поднялись в воздух. Однако их полёт длился лишь несколько мгновений, которых, впрочем, хватило, чтобы Горыныч перелетел озеро и свалился всей своей массой на отряд гмуров, ощетинившихся короткими дротиками. Когда ноги Стефана потащились по земле, Коттин отцепился от ремня, и они покатились в толпу карликов, трое из которых пытались связать лягающуюся и орущую девушку. Коттин, не успев встать, побежал на четвереньках, выхватывая на ходу меч, и гмуры, побросав дротики и верёвки, в ужасе расступились перед ним. Вслед за странником бежал Стефан, озирая пол на предмет чего-нибудь тяжёлого. Какой-то старый гмур с седой бородой, в красном вязаном колпаке, громко закричал, маленькие люди остановились, потом неохотно пошли в атаку. Началась свалка с маханием острыми предметами. Мишна, оставленная карликами, освобождалась от верёвок острыми зубами. Порвав последнюю верёвку, девушка наклонилась и что-то подобрала.

За её спиной толпа гмуров, огромной оглоблей, непонятно откуда притащенной, пыталась отвалить от стены камень.

Горыныч, увидев, что его древние враги, маленькие охотники за золотом, нашли вход в потайную пещеру, закричал всеми глотками, растопырил крылья и, оскалив зубы, бросился на гмуров.

Коттин крутил над головой мечом, отрубая бронзовые наконечники копий, Стефан швырял в толпу гмуров камень за камнем. По лбу его текла кровь, кто-то из маленьких бойцов дотянулся до юноши. По полу, залитому лужами крови, ползало несколько гмуров, один зажимал обрубок руки, дико скуля и вращая глазами. Коттину показалось, что в мешанине тел он разглядел пару трупов. Сам он был несколько раз поцарапан, по руке текла струйка крови.

Карлики вдруг громко заорали — камень покатился со своего природного ложа, открыв ход в потайной зал. Толпа грабителей, с зажженными факелами побежала в тайник. Змей громко каркнул, взмахнул крыльями, сметая противников, нырнул в пещеру. Гмуры, сражающиеся с путниками, повернулись и побежали за Змеем.

Посреди зала, в свете факелов сияли сокровища Горыныча. Россыпи монет, золотые кувшины и блюда, ларцы, полные рубинов и сапфиров, золотые ложки и братины, ендовы и пиалы призывно сверкали. Поверх лежала пара золотых корон — всё это древний Змей похитил и хранил в пещере. Гмуры, вбежав в зал, оказались в сложном положении — спереди на них нападал дракон, шипя и плюясь огненными сгустками, сзади карлики были вынуждены обороняться от меча Коттина. Стефан подхватил оглоблю и неловко тыкал ей в толпу, даже Мишна кидалась камнями, а особо наглым гмурам доставалось сапогом.

Наконец, оставив пару мёртвых сородичей, подхватив раненых, похватав всякую мелочь — кто монетку, кто ложку, и жадно рассовав их по карманам, гмуры бросились бежать, ловко проскакивая между людей, уворачиваясь от оружия бывшего Кота и дубины Стефана.

Бойцы уселись на землю, пытаясь отдышаться, утирая кровь и пот. Мишна полезла, было перевязывать голову юноше, они стали о чём-то горячо шептаться. Горыныч тяжело дышал, бока его раздувались, как у сытой коровы, все три головы вывалили чёрные языки. Только-только все начали приходить в себя, как Змей вдруг философски заметил:

— Старик, так что, мы спасли твоего парня?

— Этот парень — мой названый брат. Да и за тебя кровь пролил.

— Да, я вижу, — задумчиво промолвил Змей, — но тут дело вот в чём.

— В чём тут дело, земноводный? — насторожился Коттин, слышавший немало историй про коварство древних драконов. — Кстати, ты маньяк…

— Почему это? — вскинулся Змей.

— В пещерах этого золота с камнями под завязку…

— Ты ничего не понимаешь в эстетике! — возмутился Горыныч. — Мне ж главное — красота и мастерство!

— То есть — украсть и ограбить. Да и самоцветы принадлежат Табити, — съязвил Коттин.

— Сдаётся мне, что с моей жёнушкой мне уже не жить.

— Кто вас поймёт, я ведь разбираюсь только в повадках людей. И то — не всех, — ответил Коттин, пытаясь понять, куда клонит Горыныч.

— А поэтому… — начал, было, Змей, и остановился, заметив, что рука бывшего Кота потянулась к рукояти Индры.

— Говори, говори, древний, — промурлыкал Коттин.

— …моей женой будет вот эта девушка, — продолжил Горыныч, облизнувшись на Мишну.

— Скорее хмель потонет в воде, а камень поплывёт, — спокойно ответила девушка словами древней формулы.

Горыныч развернул во всю великолепную ширину зелёные крылья, вытянул шеи вверх и начал приподниматься над тремя жителями Мидгарда. От факелов, догорающих на камнях, по стенам пещеры поползла ужасная чёрная тень. Тень коварного дракона, который, как догадывался Стефан, а Коттин и вовсе был уверен, был не совсем драконом. Люди попятились, отступили в зал, прижались к берегу озера. Меч Коттина засиял, юноша сжал окровавленную оглоблю, все замерли.

— Когда начнётся месилово, не забудь прихватить окорок — перед тем, как мы сбежим, — прошептал Коттин напрягшемуся Стефану.

— Я два возьму, — шевельнул мертвенно-бледными губами потомок готских королей.

Вдруг откуда-то дохнуло ледяным холодом, потрясённые люди увидели, как на их глазах вода в озере стала покрываться корочкой льда. От дыхания пошёл пар, Мишна съёжилась, подобрала плащ, закуталась в него. Горыныч беспокойно заозирался, глаза его странно загорелись, передние лапки задрожали.

Прямо из каменной стены, изукрашенной малахитом и хрусталём, показалась чудовищная голова змеи. Её глаза, жёлтые, с продольным зрачком, смотрели гипнотически, огромные белые клыки сияли, чёрный раздвоенный язык стремительно выстреливал и прятался назад, в пасть. Горыныч забеспокоился, сделал шаг назад. Гигантская змея, кольцо за кольцом, всё выползала, словно нож из масла, из вековечного камня, громоздясь всё выше и выше в огромной пещере Горыныча, который вдруг стал мелкой ящерицей по сравнению с незваным гостем. Покачивая головой, змея прошипела на языке древнего племени Коттина:

— Вы враги этого дракона? Не бойтесь… я тоже его древний враг. Забирайтесь ко мне в пасть, держитесь за клыки… шшшшшш… маленькие людишки… я вас не съем.

Коттин, завернувшись в куртку, не забыв схватить мешки, подталкивая в спину обезумевших от ужаса молодых людей, забрался в пасть Великого Полоза. Пнув Стефана с окороками, бывший Кот кинул ему ремни, сам стал деловито привязываться к огромному клыку. Наконец, пасть захлопнулась. Полоз прошёл сквозь воду, замерзшую от его прикосновения, проник, кольцо за кольцом, в каменное дно озера. Наконец, кончик хвоста чудовищной змеи исчез, оставив в пещере недоумевающего Горыныча.