Опаздываю на полчаса.
По-моему, это к лучшему.
Если он всё еще там, значит, его намерения серьезны и он вынослив; если же он ушел — скатертью дорога! (На самом деле, если он ушел, я помчусь следом, как собака).
Мы должны были встретиться в Амадэусе в девять.
Сейчас девять-тридцать, и заведение начинает заполняться. На входе я взглянула на вышибалу-охранника, который автоматически собирался потребовать у меня документ, удостоверяющий личность, чтобы проверить возраст.
«Ты не хочешь этого делать», — подумала я про себя, посылая ему мгновенное отвлекающее заклинание.
Сразу после этого что-то за барной стойкой поймало его взгляд, он отвернулся и быстрыми шагами рванул через толпу, словно бык через пшеничное поле.
Я проскользнула внутрь и улыбнулась, когда увидела некоторых постоянных клиентов. Ощущая на себе восхищенные взгляды людей, я надеялась, что Андре оценит облегающие белые джинсы и плотно завязанный цветной топик на бретельках. Откинув волосы назад, выглядя беззаботной, я медленно осмотрела присутствующих. Я почувствовала его до того, как увидела.
Внезапно я ощутила покалывание на коже, как будто электрический заряд пропустили по телу.
В следующее мгновение мою обнаженную спину накрыла теплая рука, и, обернувшись, я практически оказалась в его объятиях.
— Ты опоздала, — сказал он, глядя в мои глаза так, что я затаила дыхание.
— Теперь я здесь.
— Верно. Что будешь пить?
Со знанием дела он провел нас через толпу до барной стойки, чтобы сделать заказ.
Только не слишком глупое или чересчур детское.
— Маргариту, — ответила я, — Без соли.
Пятью минутами позже мы уже шли в подсобное помещение Амадэуса, которое плавно перетекало в небольшую сцену. Иногда по выходным там тусовались музыкальные группы, но сегодня был вечер будничный, поэтому люди собирались у столиков, устраивались в удобных креслах и на диванчиках, расставленных по всему залу.
Было очень темно, стены обклеены тисненными красными обоями — настолько вульгарными, что сразу бросались в глаза.
Андре повел меня к потертому фиолетовому диванчику для двоих, который уже был занят парочкой из колледжа.
Он ничего не говорил — просто стоял, однако почему-то у них внезапно возникло сильное желание заказать еще пива.
Я плюхнулась на диван первой, взяв Андре за руку и потянув его за собой.
Он слегка улыбнулся, но не возражал. Оказавшись на диванчике, он без колебаний приблизился ко мне так, что с широко распахнутыми глазами мы соприкоснулись ртами.
Моя правая рука всё еще оставалась на спинке дивана, чтобы не расплескать напиток, однако остальная часть тела прильнула к Андре, желая раствориться в нем, испить до дна, слиться воедино.
Спустя несколько минут один из нас отстранился — понятия не имею, кто именно.
Я сделала глоток своего напитка, чувствуя себя ошарашенной, разгоряченной, взволнованной и очень, очень возбужденной.
Я неуверенно взглянула на него — он выглядел абсолютно так же, как я себя ощущала.
— Что пьешь? — спросила я, кивнув на его напиток.
— СэвэнАп, — ответил он, вылавливая мараскиновую вишенку длинными изящными пальцами.
Он протянул ее мне, и я откусила, наслаждаясь сладостью взрывающихся сахарков во рту.
Когда ко мне вернулся дар речи.
— Ну, да, конечно, напои свою девушку, а сам оставайся полностью в здравом уме, — сказала я.
Что, по правде говоря, казалось совсем не лучшим вариантом развития событий для меня. Я ведь итак была в буквальном смысле ослеплена страстью к Андре, но хотя бы сохраняла одну или, возможно, две частички самообладания.
Андре наградил меня кривой улыбкой, и я подавила невольное хныканье.
— Во-первых, — мягко произнес он своим выразительным голосом, — я не думаю, что тебе нужно напиваться, а, во-вторых, хоть я и не пью, но почему-то всё равно чувствую, что уже потерял над собой контроль.
Всё, я влюблена.
И вот насколько всеобъемлющая эта влюбленность: я была абсолютно, полностью, на 100 процентов счастлива и удовлетворена сидением здесь на этом шероховатом диванчике для двоих в многолюдном баре, попивая свой напиток и просто вглядываясь в его темные синие глаза.
Я ничего не хотела, ни в чем не нуждалась, никуда не должна была идти.
Я могла сидеть здесь и поглощать его глазами до наступления конца света.
Я взглянула на него глубокомысленно, проведя пальцем вокруг кромки своего бокала.
— Да, я бы не хотела напиваться, — робко согласилась я.
Я откинулась на боковину диванчика, положив ноги ему на колени.
Мои голые ступни ощутили тепло его крепкого бедра сквозь черные джинсы, и в качестве эксперимента я прижала их посильнее. Мускулы есть.
— Расскажи о себе? — попросила я, отбросив волосы назад. Теребя соломинку в бокале, я улыбнулась: — Где ты был всю мою жизнь?
Он тоже улыбнулся от такого лестного откровения.
Несмотря ни на что, я вспомнила, как к нему отнеслась Рэйси, и ради нее, да и себя, я просто обязана была выяснить хотя бы немного о нем перед тем, как скажу, что мы поженимся.
— Андре? — подначила я, когда он не ответил. — Учишься в школе? Где живешь?
— Андре Мартин, — сказал он, произнеся фамилию с французским акцентом.
Я моргнула.
— Я беру академический отпуск в университете, чтобы поработать со своими дядями в юридической фирме здесь. Помощником юриста. У меня отдельная комната в общежитии.
Его теплые руки скользнули мне под джинсы и принялись массажировать икры.
От этого мой мозг превратился в кисель. Хотя, быть может, это потому, что я наконец прикончила свой огромный бокал маргариты.
— Неподалеку отсюда, — намекнул он, широко улыбаясь. Я поставила бокал на небольшой столик рядом с диванчиком.
Андре Мартин? — переспросила я, чтобы удостовериться.
— Да.
Казалось, будто я смотрела в его лицо всю свою жизнь.
— Это так странно, — произнесла я, отчетливо ощущая туман в голове.
— У меня такая же фамилия. Клио Мартин. Разве не удивительно?
Он выглядел веселым, затем задумался.
— Мартин — не такая уж редкая фамилия, — умозаключил он.
— Ну да, наверное, ты прав, — сказала я. — Просто это забавно — иметь одинаковые фамилии.
Внезапно моя голова окончательно потяжелела; я запрокинула ее назад на подлокотник дивана.
Невольно я застонала от силы, с которой пальцы Андре натирали мои ноги.
Он засмеялся и свесил их обратно с дивана, притянув меня к себе.
Обвил меня руками и поцеловал.
После чего всё слегка поплыло.
Я помню, как он предлагал пойти к нему домой, и, о, чудо из чудес, я сказала «нет». Я была не в состоянии так легко ему сдаться.
Я помню, как мы целовались, ласкались и прижимались друг к другу с такой силой, что в один прекрасный момент на моей макушке отпечаталась пуговица его рубашки, позабавившая нас обоих от души.
Я помню, что хотела еще маргариты, но вместо нее получила СэвэнАп, отчего еще больше влюбилась в Андре.
Я могла доверять ему.
И я помню, что к тому времени, как мы окончательно сказали друг другу «пока», он проводил меня до машины и удостоверился, что я стою достаточно ровно, чтобы вести. На самом же деле, вождение ужалось мне, главным образом, потому, что я совершила неслышное рассеивающее заклинание, как только села за руль.
Сегодняшний алкоголь скажется на моих способностях завтра, однако сейчас магия струилась по моим венам.
Жаль было полностью избавиться от воздействия маргариты, но в то же время я понимала, что если поведу машину в нетрезвом состоянии и убью себя, то моя бабушка достанет меня с того света, чтобы убить заново.
Я опустила окно, двигатель моей маленькой потрепанной Камри загудел.
— Я здорово провела время этим вечером, — сказала я. Очень-очень мягко говоря.
Он провел пальцами по моей щеке, погладив большим родинку.
— Как и я, — сказал он серьезно, после чего просунулся в окно и поцеловал меня долгим, настойчивым поцелуем, — Не против, если я позвоню? (я уже дала ему свой сотовый телефон).
— Ага, — ответила я, превосходя предыдущее преуменьшение, — Езжай осторожно.
От его взгляда у меня появилось чувство, что мы теперь вместе, одно целое, навеки вечные.
Я кивнула, завела мотор и выехала с парковки.
Он отражался в моем зеркале заднего вида до тех пор, пока я не завернула за угол.
«Семечко жизни, питаю тебя,
Вот тебе место для роста,
Рядом с тобой пусть растут и друзья,
Всё тебе: дождик и солнце.
Распустятся скоро листочки твои,
В цветеньи набухнут бутоны —
В восторг все придут от такой красоты!
Ведь я ювелир твой садовый».
У меня хватило ума не закатывать глаза и не биться в истерике.
Сажая растения, бабушка каждый раз произносила короткие заклинания, и, естественно, ее сад — по факту весь двор — был самым идеально сбалансированным, прекраснейшим садом из всех в районе.
Пока что какая-то часть меня еще была способна мыслить: «Всё ради какой-то окры».
Она плотно прихлопнула землю вокруг семечка окры, с легкой улыбкой на лице.
Она выглядела абсолютно спокойной, умиротворенной.
Я же умирала.
На улице стояло 1000 градусов жары, и моя футболка промокла насквозь от пота.
Я чувствовала себя абсолютно отвратительно.
По крайней мере, никто, кроме бабушки, не увидит меня в таком виде.
Бабуля взглянула на меня своим взглядом, от которого возникает ощущение, что вам заглядывают вовнутрь черепушки.
— Чашечку чая, нет? — спросила она в шутку.
Я продемонстрировала ей свои грязные, сломанные ногти и волдырь, вздувшийся на большом пальце.
Она рассмеялась.
— Спасибо за сочувствие, — пробормотала я.
— Как ты собираешься быть ведьмой без сада? — спросила она.
— Найму кого-нибудь, — ответила я.
— И этот кто-то будет учиться за тебя? — серьезнее спросила она, — Или, может, тебе стоит нанять его готовить тебе выпивку?
Я тревожно подняла глаза.
— Я не пила спиртного.
На ее лице отразилось «ой, заливай больше».
— Клио, твоя магия очень сильна, — она отодвинула с моей щеки мокрые волосы, — Как и магия твоей мамы. Но твоя мама умерла, не успев развить эту силу полностью. — Ее глаза стали отстраненными, в них промелькнула тоска — А я хочу увидеть, как ты ее разовьешь. К несчастью, единственный способ достигнуть этого — не отлынивая учиться, заниматься, практиковаться. Единственный способ практиковаться, как следует, — это не притуплять свои чувства. Ты можешь быть сильной ведьмой или можешь быть слабой. Дело твое.
— На дворе лето, — сказала я, ненавидя то, как жалобно и по-детски это звучало, — Я хочу веселиться.
— Ну, так, веселись, — сказала она, — Но в ноябре тебе исполнится восемнадцать. И в данный момент ставлю тебя в известность, что ты нисколько не готова к своему ритуалу вознесения на новый уровень.
Теперь она полностью завладела моим пристальным вниманием.
— Что? Серьезно? Не знала, что он такой сложный.
Она кивнула, выглядя одновременно и грустной и мудрой, и почему-то старше, чем обычно.
— Он такой сложный, милая. И если ты будешь усердно трудиться, то, вероятно, сможешь пройти его. Или можешь еще год подождать своей очереди в девятнадцать.
— Ох, ну уж нет, — фыркнула я, представляя всех остальных подростков, прошедших ритуалы вознесения в восемнадцать лет.
Никто ни разу не провалился, оказавшись вынужденным ждать девятнадцатилетия.
Я никогда не переживу этого.
Я опозорю свою бабушку, которую каждый считает одним из самых лучших учителей.
Я буду выглядеть, как абсолютный лузер, когда фактически каждый будет посылать меня к чертям.
Проклятье! Всё, чего мне хотелось — так это увидеть Андре.
Мне не хотелось учиться, не хотелось практиковаться, не хотелось отказываться от поглощения веселящих напитков типа маргариты.
— Проблема в том, что порой обучение кажется немного, ну, скучным, — деликатно призналась я, — У меня такое ощущение, что мне надо работать с молниями и электричеством — «большой» магией, понимаешь? — я выставила руки в стороны, чтобы продемонстрировать «большую» магию.
Бабушка взглянула на меня резко.
— Большая магия — опасная магия, — сказала она, — Даже если она во благо. Помни, что за внешней стороной есть оборотная, и чем больше внешняя — тем больше оборотная.
Я кивнула, подумав: «Какого черта это означает?», а вслух сказала: — Ладно, постараюсь заниматься больше.
Бабуля встала и отряхнула руки о свой старомодный фартук.
— Как я уже сказала, решать…, - она прервалась, слова унеслись прочь.
Стоя очень неподвижно с застывшими руками, она осмотрела всё вокруг нас.
Небо, где сгущались обычные ежедневные грозовые тучи, улицу, противоположную сторону улицы, наш дом и двор.
— В чем дело? — я тоже встала.
Бабушка взглянула на меня удивленным взглядом. То есть, в действительности она смотрела так, словно затруднялась определить, кто я есть.
Это было жутко, и на секунду мне показалось, что у нее случился удар или что-то типа того.
— Что такое? — повторила я. — Бабуля, ты в порядке? Пойдем в дом, и я дам тебе холодного лимонада, хорошо?
Затем она моргнула и еще раз быстро осмотрелась вокруг.
— Нет, со мной всё хорошо, милая. Просто надвигается гроза.
— Летом в полдень всегда надвигаются тучи, — заметила я, мягко потянув ее к крыльцу, — И каждый день, примерно в три часа, случается ливень. Но он проходит очень быстро…
— Нет, — перебила она, — Нет. — Ее голос стал сильнее и привычнее. — Не ливень. Я имею в виду большую грозу — ту, что повлечет… — ее слова снова стихли, и, опустив взгляд на землю, она потеряла мысль.
— Ураган? — спросила я, пытаясь понять.
Она напугала меня ужасно.
И не ответила.