Стук повторился. Короткий, отрывистый, как выстрел, и оттого ещё более зловещий в мёртвой тишине квартиры. Опять? Кто, чёрт возьми, в этот раз?
Я застыл, инстинктивно затаив дыхание. Момо, лежавшая у моих ног, подняла голову, но не издала ни единого звука. Только низкое, едва слышное предупреждающее рычание, исходящее из самой глубины её глотки. Взгляд Персика был прикован к двери, а тело напряглось в одну тугую пружину.
— Тихо, девочка, тихо, — прошептал я, скорее сам нуждаясь в этом совете.
Схватив телефон со стола, я ткнул пальцем в иконку охранного приложения. Экран камеры над дверью ожил. Появилось чёрно-белое изображение, залитое резкими тенями. И там стоял Накамура Кайто собственной персоной.
Он стоял, засунув руки в карманы темной ветровки, его поза была расслабленной. Но даже через цифровой шум экрана я видел его глаза. Холодные, сканирующие, они смотрели прямо в объектив, словно видели меня насквозь. Облегчение сменилось волной ярости, чёрт возьми, зачем он явился ко мне посреди ночи, без звонка и предупреждения!
Я рванулся к двери, с силой дернул защёлку и распахнул её.
— Вы с ума сошли⁈ — прошипел я, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Голос сорвался на хрип. — Что это за внезапные визиты в ночи? Я чуть не заработал инфаркт!
Кайто даже бровью не повёл. Его взгляд скользнул по мне, как всегда оценивающий, и задержался лишь на моей руке, сжимающей телефон.
— Вечерний обход, по графику, вчера я говорил, что первый отчёт будет спустя сутки — произнёс он ровным, обезличенным тоном, словно диктуя рыночные курсы. — Вы позволите?
Не дожидаясь ответа, он шагнул внутрь, аккуратно закрыв за собой дверь. Он двигался бесшумно, словно тень, но само присутствие внезапно заполнило собой всё пространство маленькой прихожей, сделав его мгновенно тесным.
— Какой, нахрен, график? Вы что, так и будете каждую ночь приходить ко мне? — продолжал я давить, следуя за ним в гостиную. Адреналин всё ещё пульсировал в моей крови.
Он повернулся ко мне, и его лицо продолжало оставаться каменным.
— За последние сутки было три сработки датчиков последней линии. Два часа ноль-ноль ночью: движение на балконе соседей сверху — кошка. Тринадцать часов десять минут: датчик разбития стекла в гостиной — порыв ветра распахнул форточку, занавеска сбила вазу с подоконника. К счастью, она была пустая. Рекомендую установить фиксатор, чтобы впредь подобного не случалось. И пятнадцать минут назад: сработка дверного датчика — вы вошли, потом открыли Вашей милой соседке, потом проводили её.
Я слегка онемел. Он говорил не просто о фактах, он на память говорил с точностью до минуты, словно сам не отрываясь сутки следил за мной по камерам.
— Как вы… — я сглотнул ком в горле. — Откуда вы это все знаете? Ладно, откуда я ещё могу понять, но каким образом вы можете успеть?
Тут углы его губ дрогнули в подобии улыбке, холодной, без единой капли тепла.
— Я Вам сразу не сказал, Канэко-сан. Но думал господин Фудзивара расскажет о нас больше.
— Что это значит? — голос мой понизился до хриплого шёпота. Паранойя, уснувшая было, подняла голову с новой силой. — О вас?
— Есть одна некая организация, неофициальная и сугубо коммерческая. Бывшие сотрудники определённых служб — люди, которые вместо заслуженного отдыха предпочли не скучать на пенсии. Мы помогаем многим в разных сложных и порой щекотливых задачах. Охраняем, присматриваем, следим, и всё это на очень высоком уровне. — Он сделал паузу, давая мне осознать масштаб. — Причём наш опыт даёт результаты, на которые не способна большая часть официальных структур. Равно как и противодействовать нам смогут лишь немногие, даже если они и принадлежат к весьма серьезной службе безопасности. Такие, к примеру, как ваши соглядатаи.
— Служба безопасности Vallen? — выдохнул я.
— Они, но, боюсь, это самые безобидные из ваших проблем, — отрезал он. — Да, наблюдатели от Vallen есть, правда после вашего переезда они сменили тактику. Вы ведь перестали видеть черную Тойоту?
Я медленно кивнул. Значит, не ошибся.
— Теперь это белый фургон «Kansai Electric Power», припаркованный в двух домах отсюда. Дежурные меняются каждые двенадцать часов, но работают халтурно, спустя рукава. Их роль ничем не отличается от фонарного столба. С той лишь разницей, — он едва заметно усмехнулся, — что фонарь хотя бы светит. Пока волноваться не о чем.
«Пока». Это слово повисло в воздухе тяжелым грузом.
— Вы сказали, что они самое меньшее из проблем? — Вспомнил я его слова. — Значит есть ещё сложности?
Кайто замер, его взгляд упёрся в меня.
— Пока рано делать выводы, нужно больше данных. Но… — он сделал театральную паузу, наслаждаясь своим контролем ситуации и моим возбужденным состоянием. — Будьте внимательнее к мелочам. К случайным прохожим, которые появляются слишком часто, к новым лицам в окружении. Данные — это буквально кислород, без них слепы любые силы.
Он повернулся и направился к выходу. Его миссия, как ему виделось, на сегодня была выполнена.
— Накамура-сан, — я остановил его у самой двери. — Эта ваша «организация», что конкретно вы можете сделать?
Он обернулся. В его глазах на мгновение мелькнуло что-то почти звериное — скука старого хищника, который, будучи сытым, наблюдает за потенциальной добычей.
— Я сказал то, что Вам следует знать. Об остальном не беспокойтесь, без нужды мы не будем Вас тревожить. Главное, помните, за вами присматривают.
И он исчез, растворившись в темноте коридора, оставив меня наедине с гнетущей уверенностью, что мои проблемы ещё только начинаются. Остаётся только ждать, но, если Кайто прав, новые данные будут совсем скоро.
Внутри всё сжалось в тугой, болезненный комок. Неудивительно, что я больше не чувствовал облегчения. Я ощущал себя загнанным зверем, которого только что из одной клетки пересадили в другую, только побольше и с более внимательными надзирателями.
С тихим стоном я оттолкнулся от двери и побрёл в гостиную. Ноги были ватными, в висках отдавала эхом тупая боль. Я поймал себя на том, что машинально проверяю углы комнаты, прислушиваюсь к звукам с улицы, не притаился ли где-то ещё один «бывший сотрудник», наблюдающий за моим частным жилищем.
«Данные — это кислород». Да он просто упивался этим, своим превосходством, своей осведомлённостью. Он знал, что я сразу возьмусь проверять камеры, и ему это нравилось.
— Черт возьми, — прошипел я в тишину, сжимая кулаки. — Что они все от меня хотят⁈
Тихое шуршание и мягкий толчок в ногу заставили меня вздрогнуть. Я посмотрел вниз и увидел Момо. Она уткнулась в меня, требуя внимания. Её большие, выпуклые глаза смотрели на меня с неживотной серьёзностью. В них словно застыло: «Не волнуйся, я же рядом».
Я присел на корточки перед ней, схватил ее мордашку обеими руками и прижался лицом к её теплому лбу.
— Они все сумасшедшие, девочка моя, — зашептал я, закрывая глаза. — Все, а мы с тобой застряли в самой гуще этого безумия. И что нам делать, в конце концов?
Она хрюкнула в ответ, издав глубокий, гортанный звук, полный сочувствия, и потёрлась своим носом о мою щёку. Это был простой, ничем не приукрашенный ответ: «Держись. Я с тобой».
Мы сидели так, кажется, целую вечность — я на коленях посреди гостиной, она прямо передо мной. Мой единственный якорь в новой реальности, которая стремительно теряла всякие очертания. Её спокойное, уверенное сопение было единственным звуком, который имел смысл.
Наконец я поднялся, чувствуя страшную, выворачивающую наизнанку усталость. Все кости ныли, веки наливались свинцом. Адреналин отступил, оставив после себя лишь пустоту и изнеможение.
Я, пошатываясь, побрёл в спальню, с трудом стаскивая с себя одежду и бросая её на пол. Не было сил даже на мысли, только лишь одно желание — отключиться.
Я рухнул на кровать лицом в подушку. Наволочка пахла чистотой и немного Момо. Такой уютный и знакомый запах. Через мгновение я почувствовал, как кровать подрагивает под чьим-то весом. Я приоткрыл один глаз.
Момо, с характерным для бульдогов упорством, вскарабкалась на постель и устроилась на соседней подушке, свернувшись калачиком. Она вздохнула так, будто она только что пережила ночной допрос с пристрастием, ткнулась носом мне в висок и закрыла глаза.
Я протянул руку и уткнул пальцы в её тёплый, плотный бок, чувствуя под ладонью спокойный, ровный ритм её сердца.
Последнее, что я увидел перед тем, как черный провал сна поглотил меня, была её сопящая, беззаботная мордочка.
Сознание возвращалось медленно и неохотно, как будто продираясь сквозь слой липкой, чёрной смолы. Первым чувством стала тяжесть, свинцовая усталость в каждой мышце, тупая боль за глазами. Память о вчерашнем вечере нахлынула разом: ледяные глаза Кайто, его размеренный голос, слово «организация», рассказ про фургон электрической компании.
Я застонал и попытался зарыться лицом глубже в подушку, отгораживаясь от наступающего дня.
Тут что-то тяжёлое и тёплое устроилось у меня на спине, упёршись лапами мне в лопатку. Я повернул голову и приоткрыл один глаз, тут же ослеплённый резким утренним светом.
На меня смотрели два огромных, преданных карих глаза. Момо, уловившая моё пробуждение, решила лично поинтересоваться моими планами на завтрак. Её морда была расположена в сантиметрах от моего носа, и от её собачьего дыхания пахло… честно говоря, сногсшибательно.
— Доброе утро и тебе, — прохрипел я, пытаясь отодвинуться.
Она ответила одобрительным хрюканьем и зевнула мне прямо в нос, после чего сползла с кровати и принялась нетерпеливо скрести лапой по полу, издавая звуки, похожие на когтистый метроном. Тук-тук-тук. Я голодна. Тук-тук-тук. Покорми немедленно!
Сопротивляться было бесполезно. Она была воплощением неумолимой жизненной силы, простой и понятной потребности, из-за которой она и вытащила меня из постели.
На кухне царил привычный утренний хаос. Пока я грел воду для чая, Момо уже сидела у своей миски, не сводя с меня взгляда, полного трагического ожидания, словно она не ела несколько недель.
— Подожди, нетерпеливая моя, — буркнул я, насыпая корм.
Едва еда коснулась миски, как она с шумом набросилась на неё, чавкая и фыркая с таким экстазом, будто это был не сухой корм, а нектар богов. Я прислонился к столешнице, сжимая в руках тёплую кружку, и просто смотрел на Момо. Это был ещё один странный, почти медитативный ритуал. В её простом, животном удовольствии был какой-то гипнотический покой.
Мой завтрак был куда менее впечатляющим — вчерашний рис и омлет. Я сел за стол и попытался заставить себя есть.
Не прошло и минуты, как я почувствовал на своем колене пристальный взгляд. Я опустил глаза. Момо уже закончила свой завтрак и теперь сидела, приоткрыв пасть и переводя взгляд с моего омлета на меня и обратно. В её глазах читалась непоколебимая уверенность: логично, что следующую порцию еды должен получить я, но, раз уж я ем, то должен поделиться.
— Нет, — сказал я твердо. — Это моё. Ты своё уже съела.
Она наклонила голову набок, изобразив крайнюю степень недоумения и сердечной боли от такой жизненной несправедливости. Затем она подошла, аккуратно положила свою тяжёлую морду мне на колено и испустила глубокий, душераздирающий вздох, от которого вся нога затряслась.
— Не помогает, — сказал я пытаясь сохранять строгость, но углы моих губ уже предательски подрагивали. — Я тебя слишком хорошо знаю, и этот спектакль я уже видел.
Она подняла на меня взгляд, в этот раз полный такой чистой, неподдельной скорби, что я не выдержал. С проклятием я отломил крошечный, совсем микроскопический кусочек омлета.
— На, но это всё, поняла? Всё!
Она аккуратно, почти с трепетом, взяла угощение с моих пальцев, её хвост (от которого было только одно название) на секунду бешено завилял, а затем она снова уставилась на меня с тем же полным надежды взглядом. Цикл, естественно, повторился.
Эта абсурдная борьба за еду, её комичная настойчивость — это было именно то, что было нужно. На несколько минут все проблемы отступили, остались только я, моя собака и наше утреннее противостояние за право съесть омлет.
Она так и не получила ещё один кусок. но, когда я встал, чтобы помыть тарелку, она протопала за мной до раковины и снова ткнулась мордой мне в ногу — на этот раз просто так, без подвоха. Я наклонился и почесал её за ухом.
— Ладно, ладно, я тебя понял, — прошептал я. — Пойдем гулять.
Услышав заветное слово «гулять», она взорвалась вихрем радостного виляния и торопливого пофыркивания, помчавшись к двери и обратно, и путаясь у меня под ногами.
И глядя на её безудержный, щенячий восторг, я поймал себя на мысли, что впервые с вечера чувствую не парализующее напряжение, а нечто другое — решимость. Потому что за это, за эти утренние ритуалы, за это безрассудное виляние хвостом уже стоило бороться. Даже если против тебя вся служба безопасности корпорации вкупе с якудзой.
Воздух в отделе логистики был густым и насыщенным, как домашний бульон. Пахло свежесваренным кофе, стоял гул от жужжания принтеров и быстрых, отрывистых разговоров по телефону. На фоне этого шума я отчётливо слышал подчеркнуто спокойный голос Судзуки Кайки. Она не кричала, ведь не нуждалась в этом. Её голос, низкий и властный, резал общий гул, как горячий нож масло.
Я замер на пороге, наблюдая за этим отлаженным порядком в царстве хаоса. Всего пара недель назад здесь царила удушающая, парализованная страхом тишина эпохи Хосино. Теперь же отдел напоминал муравейник после дождя — кипящий, яростный, но такой живой.
Мой взгляд быстро нашел её. Она стояла у большого монитора, вокруг столпились трое сотрудников, тыча пальцами в график и что-то горячо доказывая. Судзуки слушала, скрестив руки на груди, её лицо было непроницаемой маской. Она кивнула, что-то коротко бросила в ответ и спор моментально утих. Спорщики кивнули почти синхронно и ринулись исполнять.
Она почувствовала мой взгляд на себе. Её глаза медленно поднялись от экрана и встретились с моими. Ни тени смущения или подобострастия, как, впрочем, и всегда. Только короткий, деловой кивок: «Я всё вижу. Всё под контролем». Я ответил ей тем же, и она сразу вернулась к работе, ведь её внимание уже привлекла новая проблема — Хиго, яростно жестикулирующий двумя папками в руках.
Я двинулся к пока ещё своему, бывшему Хосино и будущему Судзуки кабинету, и наш пути ненадолго пересеклись.
— Канэко-сан, — ее голос заставил меня остановиться. — Доброе утро, есть минута?
— Судзуки-сан, — я обернулся. Она уже стояла рядом, её планшет прижат к груди как щит. — Конечно, слушаю Вас.
— Инцидент с поставкой для завода в Йокогаме исчерпан, — отчеканила она без предисловий. — Перевозчик подтвердил новый маршрут. Задержка составит не более четырех часов, я лично уведомила производственный отдел. Они, конечно, не в восторге, но приняли новые сроки в работу.
Она говорила быстро, чётко, без единого лишнего слова. Это был не отчет начальнику, скорее военный рапорт командиру.
— Отлично сработано, — сказал я, и это была чистая правда.
— Ещё момент, — она не позволила разговору свернуть в благодарность и прощание. — IT снова затягивают с обновлением ПО для складского учета. Я направляю им уже четвёртое напоминание с копией их руководителю. Если в течение двух часов будет нулевая реакция, передаём проблему на более высокий уровень?
В её голосе звучала сталь. Она не просила разрешения, скорее предлагала план и ждала моего одобрения на эту крайнюю меру. Но для себя уже всё решила.
— Согласовываю, — кивнул я, чувствуя странную смесь гордости и лёгкой, щемящей тоски. Она была идеальна на этом посту, пожалуй, даже лучше, чем я мог бы быть.
«Она рождена для этого. А как же я сам?» — подумал и сразу усмехнулся. — «А я, видимо, для чего-то большего!»
— Принято, — она тут же сделала пометку на планшете, и с этим развернулась и ушла. Её внимание теперь переключилось на Накамуру, который манил её к своему столу с видом человека, обнаружившего пророчество в таблице на мониторе.
Я постоял ещё мгновение, глядя ей вслед. Да, отдел был в надёжных руках. Самых надёжных. И всё же, наблюдая за её безупречной эффективностью, я ловил себя на мысли, что мои собственные мысли уже витают где-то далеко. На другом уровне. В игре, где ставки были выше, а правила куда более жестокими и нелогичными.
Она управляла местным хаосом. Мне же предстояло вскоре оказаться на вершине, где этот самый хаос порождали.
Дверь в кабинет буквально взорвалась. Не открылась, а именно взорвалась, с грохотом, от которого я вздрогнул и чуть не уронил чашку с остатками кофе.
В проёме, запыхавшийся, с растрёпанными волосами и горящими как у пророка глазами, стоял Иоширо. Подмышкой у него торчал планшет, а в руках он сжимал распечатку какого-то графика, испещрённую кричаще-красными пометками.
— Канэко-сан! — выдохнул он, его голос звенел от непередаваемого восторга. — Вы здесь! Отлично! Это просто гениально! Я, кажется, понял!
Он влетел в кабинет, смахнул с моего стола стопку документов, которые я аккуратно подготовил для утреннего совещания, и водрузил на освободившееся место свой «манускрипт».
— Смотрите, — он тыкал пальцем в график, его руки слегка дрожали от возбуждения. — Это же очевидно! Алгоритмы прогнозирования спроса «сверху». Они не просто анализируют, они предвидят! Смотрите на этот всплеск заказов из Юго-Восточной Азии! Он совпадает не с экономическими отчетами, а с… — он сделал драматическую паузу, — с метеоданными о циклонах в регионе три недели назад! Они просчитывают логистический коллапс из-за штормов и запускают превентивные заказы! Это же гениально!
Он говорил стремительно, захлёбываясь, перескакивая с мысли на мысль. От него исходила почти физическая аура фанатичной энергии. Казалось, он не спал, и, вероятно всего, даже не ел.
— Иоширо, — попытался я вставить слово, но он уже достал другой лист.
— И это еще не всё! Бюджет на межрегиональные перевозки! Я нашел паттерн! Они закладывают процент на «непредвиденные обстоятельства», который коррелирует с…
— Иоширо! — Мой голос прозвучал даже резче, чем я планировал.
Он замер, его палец застыл в воздухе над очередной диаграммой. Он посмотрел на меня с искренним, неподдельным удивлением, как ученик, которого только что одёрнули за правильный ответ.
— Да, Канэко-сан?
Я медленно выдохнул, отодвигая от себя его «гениальные» графики. Мне вдруг до боли стало жаль его. Этот наивный, яростный энтузиазм, эта вера в то, что там, «наверху», сидят гении, а не просто циничные игроки в свои игры. Он был как котёнок, который радостно несет хозяину дохлую мышь, уверенный, что принес величайший подарок.
— Это… впечатляюще, — начал я, выбирая слова. Я видел, как его глаза снова загорелись надеждой. — Твоя проницательность… она поражает.
Он выпрямился, готовый лопнуть от гордости.
— Но, — я поднял руку, видя, что он уже готов ринуться в новую тираду. — Но «наверху», это тебе не университетская лаборатория. Это джунгли. И, прежде чем предлагать идеи по оптимизации глобальных потоков, — я аккуратно пододвинул к нему ту самую стопку документов, которую он смахнул, — нужно идеально разобраться с этим. Базовыми еженедельными отчетами по пока ещё нашему, старому отделу. С цифрами, которые мы знаем, и за которые отвечаем.
Его лицо вытянулось. Он посмотрел на скучные, серые отчеты, потом на свои яркие, многоцветные графики. Это был взгляд человека, которому предложили променять Ferrari на велосипед.
— Но… Канэко-сан… я уже столько изучил… такие возможности… — он пытался найти аргументы, запинаясь после каждого слова.
— Возможности открываются тому, кто не споткнётся о простые обязанности, — сказал я твёрдо, но без упрека. Я видел, как его энтузиазм начал сдуваться, как шарик. И это было жестоко, но необходимо. Слишком высоки были ставки, чтобы позволить ему натворить ошибок из-за перегрева.
Он молча кивнул, его плечи слегка ссутулились. Он бережно собрал свои «гениальные» папки, словно это были не документы, а разбитые мечты.
— Я понял, — произнес он глухо. — Я пошёл готовить отчётность.
В его голосе была такая неподдельная, детская обида, что у меня сжалось сердце. Чёрт возьми, я чувствовал себя последним засранцем, который только что отчитал того самого котёнка за чрезмерную любовь.
— Иоширо, — снова окликнул я его, когда он уже почти вышел. Он обернулся. — Твои идеи… они и правда блестящие. Сохрани их пока как черновик. Для того дня, когда мы будем готовы их обсудить.
Небольшая искорка вернулась в его глаза. Он кивнул, но уже не так безнадёжно.
— А сейчас, — я сделал последнее усилие, чтобы вернуть всё в практическое русло, — принеси мне, пожалуйста, кофе. Свежего. И себе тоже. Выглядишь так, будто последнюю неделю за тебя спал кто-то другой.
Его лицо озарила слабая, но настоящая улыбка. Простое, понятное задание. Поручение от начальника.
— Сию минуту, Канэко-сан! — выпалил он и выскочил из кабинета, уже не сметая всё на своем пути, а старательно обходя углы.
Дверь закрылась. Тишина кабинета снова оглушила меня, но теперь она была другой. Насыщенной энергией, которую оставил после себя Иоширо, и тяжким грузом ответственности за него. Я спас его от немедленного перегорания, но чувствовал, что это лишь отсрочка. Его фанатизм нужно было не ломать, а упорядочивать, научить управлять этим ураганом.
И я с содроганием думал о том, что у меня пока нет ни малейшего понятия, как это сделать.
После урагана по имени Иоширо в кабинете воцарилась тишина. Я пытался вернуться к цифрам в отчётах, но они расплывались перед глазами, превращаясь в те самые красные стрелки и зловещие графики, что принес мой неуёмный ассистент. В ушах все ещё стоял гул от его восторженного трещания, смешанный с ледяными интонациями Кайто. Мир распадался на части, каждая из которых требовала немедленного решения, и я чувствовал себя не стратегом, а пожарным, который безуспешно пытается потушить разом все пожары одним стаканом воды.
Мне нужен был воздух. Просто выйти. Уйти от этих четырех стен, которые начали медленно, но верно сжиматься вокруг меня.
Я вышел в коридор, намеренно направляясь не к кофемашине, а к дальнему окну в противоположном конце этажа. Просто чтобы пройтись. Чтобы заставить ноги двигаться, а кровь — циркулировать. И тогда я увидел её.
Ая.
Она выходила из соседнего кабинета, задумчиво просматривая какие-то бумаги. Она не видела меня. Я замер, воспользовавшись этой секундой, чтобы просто посмотреть на неё. Она была сосредоточена, её брови слегка сведены, губы поджаты. В её позе, в том, как она держала папку, была та самая деловая собранность, что так контрастировала с её робостью. Она выглядела… настоящей. Единственным реальным, неиспорченным и несломленным объектом в этом безумном калейдоскопе.
Она подняла голову, и наши взгляды встретились.
Всё произошло за долю секунды, но время растянулось, разбив этот миг на кадры.
Сначала в её глазах было лишь автоматическое, дежурное узнавание. Затем мгновенная вспышка чего-то тёплого, что заставило её глаза смягчиться и широко распахнуться. Почти незаметное движение её ресниц. Лёгкий, едва замеченный мною вздох, от которого приподнялась её грудь.
И затем — румянец. Не смущённая, суматошная краска, заливающая всё лицо, как раньше. А тонкий, яркий румянец, выступивший точками на самых выступающих частях её скул. Он выдавал не смущение, а волнение. Возможно, то же самое, что бушевало сейчас во мне.
Я кивнул. Всего один раз. Коротко, почти по-деловому. Но я чувствовал, как мышцы моего лица вопреки моей воле разглаживаются, а в уголках губ появляется непроизвольная, неподконтрольная мне тёплая улыбка.
И она ответила. Нет, не словом. Её губы также тронула улыбка. Маленькая, сдержанная, лишь лёгкий изгиб, скорее угадываемый, чем видимый. Но от этой улыбки её глаза засияли таким чистым, незамутнённым светом, что на мгновение мне показалось, будто в коридоре включили дополнительную лампу.
И затем взгляд был потуплен. Быстро, стремительно. Она сделала вид, что поправляет папку под мышкой, и прошла мимо, ускорив шаг. Её плечо едва не коснулось моего. Я уловил легкий шлейф её духов — что-то свежее, с нотками зелёного чая и ещё чего-то цветочного.
Не было сказано ни единого слова, ни единого звука не проронил каждый из нас.
Но в этом молчаливом диалоге, в этом обмене взглядами, длившемся не более нескольких секунд, было сказано больше, чем за весь наш вчерашний разговор за кофе.
Это было и «Я рада тебя видеть», и я «Я помню о нашем свидании».
Это было: «Я тоже нервничаю».
И это было: «До воскресенья».
Я стоял ещё несколько мгновений, глядя ей вслед, пока звук её шагов не затих в общем гуле офиса. Навязчивые мысли о Кайто, о Каору, о блокноте и «организации», всё это отступило, отодвинутое на второй план одним лишь её взглядом.
Оно того стоило. Всё это безумие, все эти игры с тенью, вся эта боль и страх — они того стоили, если в конце этого тоннеля был такой взгляд.
Я повернулся и пошёл обратно в свой кабинет. Походка моя стала тверже, а спина — прямее.
С таким настроем я был готов к этому дню.
Вечерний воздух был прохладным и густым, пахло мокрым асфальтом и далеким дымком откуда-то с окраин. Я вышел из подъезда, и Момо, почуяв свободу, тут же натянула поводок, желая исследовать ближайший куст. Я потянулся за телефоном, чтобы проверить, не было ли мне новых сообщений, как тут же услышал лёгкие, быстрые шаги за спиной.
— О, Канэко-сан! Какая встреча! — Голос был томным и слегка заигрывающим. Я обернулся.
Араи Асука стояла на ступеньках, одетая в лёгкое пальто цвета беж. Оно было подпоясано, подчеркивая ее тонкую талию. Вечерние тени мягко ложились на её лицо, делая взгляд из-под стильных очков ещё более глубоким и загадочным. Она улыбалась, и в этой улыбке было намеренно больше тепла, чем во время нашего вчерашнего чаепития.
— Араи-сан, — кивнул я, чувствуя, как Момо тут же насторожилась за моей ногой, но на этот раз без рыка. Просто заняла позицию молчаливого наблюдателя.
— Выгуливаете своего очаровательного телохранителя? — она сошла на мостовую, её движения были плавными, почти грациозными. Она приблизилась чуть ближе, чем того требовали нормы вежливого общения. От неё пахло дорогим парфюмом — не просто цветочным, а сложным, с нотами бергамота, жасмина и чего-то древесного, что звучало на её коже на удивление соблазнительно.
— Пытаюсь, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. — Пока он больше интересуется кустами, чем моей безопасностью.
Она рассмеялась. Звонко, слегка запрокинув голову.
— А у вас всегда такой самоироничный взгляд на вещи? — она склонила голову набок, и её волосы выбились из-под капюшона пальто, касаясь щеки. — Это же должно нравиться девушкам. Такой… загадочный, немного уставший герой из старого фильма.
Её слова висели в воздухе, нагруженные откровенным намеком. Она смотрела на меня прямо, её глаза блестели в свете фонаря. Это был уже не просто взгляд соседки. Это был взгляд женщины, которая оценивает мужчину и дает ему понять, что он ей интересен.
Момо тихо хрюкнула, тычась мордой мне в колено, будто напоминая о своем присутствии и о том, что вся эта ситуация ей глубоко подозрительна.
Внутри меня всё сжалось. Немногим ранее, месяц назад, даже неделю назад такой взгляд, такой настрой заставили бы мое сердце биться чаще. Возможно, я бы даже попытался парировать, вступив в эту лёгкую игру.
Но сейчас её слова ударялись о глухую стену. Я ловил себя на том, что анализирую не её улыбку, а возможные мотивы. Не её духи, а то, почему она вышла именно в этот момент. Это был не флирт. Это было упражнение в паранойи.
«Она пытается меня отвлечь? Зачем? Что она хочет получить? Информацию? Доступ? Или это просто игра?»
— Девушкам, наверное, нравятся мужчины, которые высыпаются, — сказал я наконец, делая вид, что поправляю поводок на руке. Мой голос прозвучал практически безэмоционально. — А я, кажется, забыл, что это такое.
Её улыбка не дрогнула, но в глазах промелькнула тень — легкое разочарование? Недовольство, что её обаяние не сработало?
— О, не говорите так! — она сделала шаг вперёд, и её пальцы легким, почти невесомым движением коснулись моего рукава. Прикосновение было быстрым, но намеренным. Электризующим. — Усталость — это временно. А вот шарм… он никуда не девается.
Она снова заглянула мне в глаза, играя в смелую соседку, и томно вздохнула.
— Жаль, конечно, что такие интересные мужчины в нашем доме уже кем-то заняты… — она надула губки в преувеличенной гримаске, но взгляд её был острым, сканирующим. Она ловила мою реакцию.
И тут это случилось. Внутри что-то щёлкнуло.
Эх, поздно. Слишком поздно. В моём сердце теперь только Ая.
Эти слова прозвучали у меня в голове с такой ясностью и силой, что стали почти физически реальными. Они сожгли весь налет её дешевого флирта, всю липкую паутину её игр. Перед моим внутренним взором встало другое лицо, зардевшееся румянцем, и с честными, чистыми глазами, которые не играли, а говорили правду.
Я не произнес это вслух. Я лишь позволил своей усталой улыбке стать чуть теплее, чуть более настоящей.
— Мне пора, Араи-сан, — сказал я мягко, но недвусмысленно. — Момо уже недовольна задержкой. Хорошего вам вечера.
Её лицо на мгновение стало гладкой, ничего не выражающей маской. Затем улыбка вернулась, но теперь она была просто вежливой.
— Конечно, не смею задерживать! Хорошей прогулки! — она помахала мне пальчиками и повернулась, чтобы уйти. Её каблуки чётко отстучали по асфальту.
Я шёл, испытывая странное ощущение. Когда-то давно, в другой жизни, я, наверное, пожалел бы об упущенной возможности. Сейчас же я чувствовал твёрдую уверенность в том, что только что прошел мимо красивой, но ядовитой ловушки.
— Пошли, девочка моя. — Я дёрнул поводок.
Момо, наконец-то получившая команду, радостно рванула вперёд, в темноту вечера, уводя меня прочь от этого места, от этого разговора, и этого опасного запаха духов, который всё ещё витал в воздухе, быстро смешиваясь с запахами города.
Прогулка с Момо вновь стала коротким островком забытья. Я позволил ей тянуть меня за поводок от столба к столбу, от куста к кусту, стараясь выбросить из головы и томный взгляд Асуки, и стальной голос Кайто, и лихорадочные глаза Иоширо. Я просто дышал, вдыхая прохладный ночной воздух, смотрел, как фонари рисуют длинные тени на асфальте, чувствовал упругое напряжение поводка — простой животный контакт с существом, которое живёт здесь и сейчас.
Вернувшись в квартиру, я ощущал почти физическое облегчение. Ритуал безопасности — проверка замков, беглый взгляд на приложение с камерами (все зелёное, все спокойно), был выполнен почти на автомате. Я сбросил куртку, налил себе стакан воды и рухнул на диван. Момо тут же устроилась у моих ног, тяжело вздохнув и закрыв глаза. Казалось, тишина наконец-то победила.
И в этот момент мир снова взорвался.
Тишину разорвал резкий, тревожный вибрационный сигнал телефона. Короткий, отрывистый, как серия предупредительных выстрелов. Телефон лежал на столе, экран ярко светился в полумраке. Но это не было сообщение от Кайто с его строгими отчётами. Не письмо от Судзуки по неотложному рабочему вопросу. Даже не одно из многочисленных рекламных уведомлений.
Надпись на экране заставила мои мышцы напрячься.
Сообщение было от Каору.
Я потянулся к телефону, и пальцем дотронулся до экрана. Буквы выстроились в одну строчку, сообщение было коротким. Слишком коротким для него, без свойственных ему восторженных смайликов и многословных учёных оборотов.
Только краткий текст, от которого повеяло чем-то опасным.
«Канэко-кун. Нам нужно встретиться. Срочно!!!»