Королевская кровь-13. Часть 1

Глава 13

12 мая, Рудлог

Алина

Принцесса Алина просыпалась медленно и неохотно. Она просыпалась, улыбаясь — потому что обнимала ее тяжелая горячая рука и крыло, укрывавшее их обоих, грел спину мужской живот, а затылка касалось привычное дыхание. Вот сейчас шевельнется она — и он шевельнется, на секунду прижмет к себе плотнее, вздохнет тяжело — и вдруг напряжется, отпустит.

Теперь она знала, почему он так делал.

Она просыпалась, и сквозь веки пробивался зеленоватый свет — так солнечные лучи освещали листья папоротников, и птицы начинали петь громче, а ящеры, к ору которых по ночам Алина привыкла так, что не обращала внимания, наоборот, замолкали.

Только вот было тихо. И сначала по сердцу ударило предчувствие опасности — значит, враг рядом, значит, надо вставать, бежать! — а потом только она распахнула глаза.

Реальность Лортаха сворачивалась, уходила в память, таяла, оставляя после себя резные столбики кровати, зеленые занавески на окнах, сквозь которые еле-еле пробивался свет, тревожную кнопку на прикроватном столике — ей принцесса вызывала медсестру, — тяжелое одеяло, под которым она вспотела, мокрую от пота подушку и волосы. Алина протянула руку назад, но за спиной было одеяло. И одна из кос. Переход от сна к реальности был так болезненен, что принцесса дернула за нее, сунула в рот, стиснув зубами, уткнулась лицом в подушку и замычала, сжимая ее до боли в пальцах.

Говорят, люди, потерявшие руку или ногу, часто забывают об этом — и испытывают фантомные боли, ощущая, что мерзнут пальцы, которых нет, или ноют мышцы, которых нет.

С людьми, которых теряешь, то же самое.

Алина так привыкла спать рядом с Троттом, прижиматься к нему, греться об него, чувствовать себя в безопасности рядом, под его рукой, что мозг никак не мог осознать, что теперь она одна. Она сейчас много спала, и каждый раз, просыпаясь, она просыпалась в обман, в иллюзию. И с каждым разом это было все больнее.

Потеря Макса словно разблокировала ее память, и она вспоминала, как много лет назад после смерти матери вечерами в полудреме ей казалось, что мама подходит к ней, целует, поправляет одеяло, сидит на кровати, положив руку на спину. А сейчас каждое утро Алина просыпалась, чувствуя Макса за спиной — и каждое утро приносило ей боль.

Принцесса тяжело дышала в подушку и представляла себе, что бы было, если бы она не испугалась тогда, в долине Жреца. Если бы она не была так изломана пережитым в твердыне, а Тротт не был таким упертым и совестливым. Он бы прошел портал и был жив, и сейчас бы они жили как муж и жена, и, конечно, были бы счастливы, а все проблемы решали легко. И каждый день она просыпалась бы с ним, в их общей постели, и он так же замирал бы, когда она начинала бы шевелиться, и прижимал бы ее к себе.

Напряжение перешло в крик, и она, рывком выдернув из-под себя подушку, накинула ее себе на голову и заорала в кровать, чувствуя, как дрожат слабые руки. А затем вскочила, встала, пошатнувшись, и побрела к гардеробной. Натянула то, что одевалось быстро — какое-то длинное платье, шлепанцы, и, не умываясь, с усилием открыла дверь в гостиную.

Там дремала медсестра. За окнами стояли сумерки — похоже, только-только рассветало. Часы показывали пять утра.

Алина, шаркая по ковру, направилась к выходу. Лицо было мокрым.

— Ваше высочество? — услышала она сонный изумленный голос медсестры.

— Меня не надо сопровождать, — сипло ответила она. — Я скоро вернусь.

— Но…

— Не надо, — ровно повторила она. Руки ее тряслись, и ей было так больно, что она боялась, что начнет сейчас кричать на добрую женщину.

Дверь в покои поддавалась тяжелее — но и она открылась. В светлом коридоре, поблескивающем золотом отделки, медленно фланировали под потолком бабочки-искрянки. Гвардейцы вытянулись по струнке. Дежурный лакей склонил голову.

— Ваше высочество?

— Прикажите подать машину, — попросила она и схватилась за дверной косяк, потому что в глазах на мгновение потемнело. — Немедленно.

В салоне было зябко — или это ее знобило? От Адигель по проспекту тек туман, народу на улицах было немного — работали сейчас в основном государственные службы, ремонтники да пищевые предприятия. Водитель ехал осторожно, стараясь не поглядывать на принцессу, охранники замерли на переднем сидении и рядом, а она, напряженная, как струна, с бешено колотящимся сердцем, смотрела в окно — на серое небо с низкими облаками, на разрушенные дома, на редкие огонечки в окнах — там, где кто-то собирался на работу и использовал свечи. Электричества еще во многих районах Иоаннесбурга не было.

За эти дни она успела совсем немного. Встретилась с Матвеем — он пришел к ней во дворец, и они бродили с передышками и остановками по местами растоптанному, местами сожжённому парку, в котором вовсю велись восстановительные работы. Матвей держал ее за руку так бережно и осторожно, так приноравливался к ее шагу, что ей становилось неловко.

Да, она очень повзрослела на Лортахе. Словно махом на десять лет. И теперь многое понимала и замечала.

От него шла сила и тепло, и ей было с ним хорошо. Но не так. Совсем не так. Однако это не исключало того, что Матвей воспринимался ей как один из самых близких людей в мире.

Они еще раз, теперь не спеша, рассказали друг другу то, что происходило с ними — а Матвей еще и показал, как вызывает клинок Четери, и Алина охнула, глядя как ладно он лежит в крупной ладони друга.

— Теперь тебе точно нужно учиться у Чета, — сказала она убежденно. — Вот он проснется, вернешься с Юга и попросись к нему.

— Придется, — не очень уверенно хмыкнул Ситников. — Странно иметь оружие и не уметь им пользоваться, да?

Они гуляли очень медленно, но Алина все равно устала. И Ситников повел ее во дворец, рядом с которым гудели несколько генераторов электричества.

— Александр Данилович еще восстанавливается, — говорил он, — он на фронт пойдет не раньше, чем через две недели. А мы с Димкой уходим уже завтра в тот полк, которым он будет командовать.

— Ты только навещай меня, если будет возможность, — попросила Алина. — А не будет — пиши, ладно?

В покоях принцессы их ждал обед — полноценный для Матвея и пюрированный супчик для Алины. А после обеда принцесса прислушалась к себе — спать хотелось, но не критично, а затем посмотрела на часы. И неуверенно спросила:

— У тебя есть еще время? Не хочешь съездить в университет? Я очень хочу увидеть Аристарха с Ипполитом, Матвей.

Здание университета было тихо, а вот около общежитий было много людей — сюда временно поселили тех, кто потерял жилье, оставались здесь и студенты, которым некуда было ехать. Матвей рассказал, что учебный процесс свернули, потому что огромное количество преподавателей ушли на фронт, а оставшихся студентов обучали тому, что могло пригодиться при прорыве врага в город — первой помощи, элементарным боевым заклинаниям. Студенты помогали при больницах виталистам и в патрулях боевым магам.

— Интересно, будет в этом году поступление? — полюбопытствовала Алина, которую Матвей перенес прямо к крыльцу МагУниверситета.

— Конечно, — отозвался Ситников невесело. — Столько магов погибло, Алин. Нужно растить новую смену, на год откладывать нельзя.

— А как же тогда решат вопрос с тем, что мы не доучились полгода? — пробормотала она.

— Либо укрупнят группы и к вам добавят поступивших, либо вас переведут на второй курс, но впихнут еще программу второго полугодия, — предположил Матвей, пока они поднимались по ступенькам.

— А вы как же?

Матвей пожал плечами.

— Седьмой курс, насколько я знаю, весь был на войне, Алин. Александр Данилович намекал, что это зачтут экзаменами, а вот диплом придется писать и защищать в следующем году.

Сторож, увидев их, махнул рукой.

— Ситников, кто это с тобой? — ворчливо спросил он, и принцесса вдруг поняла, что ее-то с ее внешностью тут не знают. И что она бы хотела доучиться спокойно, как Богуславская, а не как Алина Рудлог.

Но не успел Ситников ответить, как стены завибрировали.

— Михалыч, пропусти, — раздалось многоголосое ворчание, — это к нам.

— Не положено, — насупился сторож.

— А вот мы ректору расскажем, что там у тебя не положено, — ответили ему. И он под хохот погрозил куда-то в воздух кулаком.

— Но недолго, — сдался он и показал, мол, проходите.

— Козочка наша! Солнышко! А исхудала как! Да как тебя ветер не сносит! — сюсюкали камены не хуже бабушек. Алина стояла, держась за Ситникова, посреди коридора, и вертела головой то в одну сторону, то в другую. На глаза навернулись слезы.

— Как жаль, что я не могу вас обнять, — проговорила она. И, наконец, сделала несколько шагов к Ипполиту, расцеловала его в каменные щеки, затем — к Аристарху. — Как вы здесь?

— Скучно, — признался Аристарх, звучно чихнув: Алина салфеткой протирала ему нос. — Без студентов скучно. Последнее веселье было, как стрекоз отбивали. И на бой богов смотрели.

— Думали, развеемся вот-вот, — подхватил Ипполит, — но Черный вовремя вернулся. Еще б немного, и не встретились бы мы с тобоююю, — и он для пущей убедительности взвыл.

— Не гуди, Полик, — сварливо оборвал его Аристарх. — Вот что козочка, ты расскажи, где была?

— А то мы тебя после того, как энтот рыжий тебя на руках из аудитории унес, и не видели, — подхватил Ипполит.

Алина вздохнула.

— В другом мире я была, — сказала она. — Долго очень рассказывать.

— А мы никуда не торопимся, — захихикал Ипполит.

— Тшш ты, — шикнул Аристарх. — Не видишь, девонька вымотанная вся. Ты приходи к нам, — попросил он, — как сможешь, вот и расскажешь.

— Хорошо, — Алина снова вытерла со щек слезы. — Я приду, правда. — Она снова вздохнула. — А вы случайно не знаете, — спросила она, — вот если человек растворился в родственной ему стихии, то как его оттуда достать?

Камены замолкли, открыв рты и глядя на нее.

— Сдается мне, от нас утаивают что-то очень интересное, — проворчал Аристарх. — Я теперь до твоего прихода изведусь, принцессочка. Как там? Как человека достать из стихии? Он целиком в ней растворился или только душа уплыла?

— Целиком, — Алина улыбалась и всхлипывала одновременно.

— Эк его угораздило, — растерянно протянул Ипполит. — И кто это?

— Мой муж, — ответила принцесса и показала браслет. — Профессор Тротт.

Ор каменов слышали наверняка даже в Лесовине.

— А я говорил, — самодовольно сказал Аристарх. — А я понимал. А я видел.

— Да что там, будто он раньше девиц не обхаживал, — буркнул Ипполит, и Аристарх снова шикнул на него. И обратился к принцессе, которая стояла, прижавшись к Матвею.

— Ничего не могу сказать. Библиотеку университетскую прошерстим, хотя я большинство учебного материала там наизусть помню. Но, может, в монографиях что-то найдется.

— Спасибо, — вздохнула Алина. — А то Жрец сказал, что это так же невозможно, как отделить соль от воды в море.

— Ну, чисто теоретически, это возможно, — гнусным учительским тоном протянул Ипполит. — Если океаны нагреть так, что вся вода испарится. Или выморозить, а уже оставшийся сверхсолевой раствор сам выпадет в осадок. Особенно если туда бросить крупный кристалл — подобное к подобному, все дела, он вызовет цепное кристаллообразование.

— Чисто теоретически и я знаю, — проговорила Алина и зевнула. Глаза закрывались. — А вот чисто практически?

— Поищем, — повторил Аристарх. — А ты, Ситников, неси-ка ее спать. Совсем слабая девонька, эх. Не идет девкам этот замуж на пользу, от не идет.

Алина смотрела в окно машины и заставляла себя не плакать. Брачный браслет покалывал холодом и казался тяжелым, будто на запястье надели булыжник. Но пока она ощущала его — существовала и брачная связь. По крайней мере так сказал добрый шаман Тайкахе, у которого она побывала накануне коронации йеллоувиньского императора.

Алина, несмотря на слабость и почти постоянный сон, несколько дней назад заставила себя написать Поле письмо с вопросом, может ли она прямо завтра в час дня по Бермонту навестить и ее и шамана. И получила ответ: «Конечно, да!!!»

Поля приняла ее бурно и радостно.

— Когда окрепнешь, я тебя сюда на неделю зазову, — говорила она возбужденно, с сестрой под рукой медленно спускаясь из зала телепорта к выходу из замка, — покажу весь замок, знаешь, какой он красивый? И по Ренсинфорсу погуляем. Здесь такой воздух, Алина!

В замке, меж серыми, сложенными из крупного камня стенами, увешанными зелеными гобеленами, оружием и вырезанными из дерева панно с животными, пахло деревом и зеленью. Хорошо тут пахло, уютно — и Поля тут была счастлива.

Значит и она, Алина, могла быть счастлива, уехав из дворца в дом к Максу.

За ними шагах в десяти следовали гвардейцы в гъелхтах и в цветах Рудлога, шли они и впереди — открывали двери. Алина с любопытством оглядывала каменных медведей — Поля, хвастаясь, погладила одного по носу, и тот, замерцав зеленоватыми глазами, зевнул, лениво двинул лапами, улыбаясь, как собака.

Пятая Рудлог умилилась, но как-то приглушенно. Чувства, притупленные после возвращения из Нижнего мира, так и не стали по-прежнему яркими. Раньше бы она полчаса бегала вокруг варронта, задавая Поле тысячу вопросов, а сейчас хотела только побыстрее увидеть Тайкахе. И поскорее вернуться домой, в кровать. Словно ее способность ярко ощущать осталась там, на Лортахе, — или рассыпалась пылью вместе с Максом.

Алине все еще было непривычно называть его так — но она упорно называла про себя. Макс. Не профессор, не лорд Тротт, только Макс. Это словно протягивало еще одну нить между ними, словно не давало ему отдалиться.

— Тайкахе сейчас принимает людей на площади. Я предупредила его, он ждет нас, — продолжала Полина. — Я рассказала ему вкратце о твоей проблеме, но ему нужно посмотреть на тебя.

Шамана Алина помнила по обряду возвращения Пол. Она знала, что осталось всего несколько дней до того, как Поля будет свободна от ухода в медвежью ипостась, и ждала этого, и это наполняло ее сердце надеждой — ведь если уже почти удалось вернуть Полю, то могущественный Тайкахе сможет помочь и ей?

Мощеная брусчаткой площадь перед скалой с замком была полна людьми. Шумели пышные, тронутые нежно-зеленой весной кроны у домов с цветными крышами, качались на ветру деревянные вывески. Совсем немного прошло с божественного боя и разломов земли, которые не пощадили и Бермонт, а вот — на площади уже организовалась ярмарка и люди и берманы торговали всем, чем придется, покупали, выменивали, смотрели кукольное представление, сидели на деревянных лавках и пили что-то горячее из высоких деревянных стаканчиков. Люди и берманы видели королеву, кланялись ей, уступали дорогу охране, но как-то сдержанно, уважительно, без криков и ликования. Словно понимали, что у ее величества тоже могут быть дела.

— А почему у вас так тепло? — удивилась Алина. — Мне кажется, лишь на пару градусов холоднее, чем в Иоаннесбурге, а мы насколько южнее, Поля!

— Демьян говорит, тут стало теплее с тех пор, как мы поженились, — пожала плечами сестра. — Я усилила его, а сила Бермонтов помимо прочего делает климат более плодородным и теплым, отодвигает льды. Без Бермонтов большая часть страны была бы покрыта ледником, представляешь? Но когда воцарился Михаил, льды стали отступать…

Алина с любопытством смотрела на сестру. Да, Полина действительно полюбила эту страну. А люди Бермонта полюбили ее.

Тайкахе, в пестрых выцветших одеждах, улыбающийся и жующий что-то похожее на вяленое мясо, сидел на полу в яранге, покрытой шкурами внутри и снаружи. На очаге кипел котелок с чем-то темным, горьковато пахнущим. Дым уходил в дыру в вершине яранги, но дышать было легко — пахло травами и землей.

— Хорошо. Хорошо. Ты пришла, сестра моей солнечной королевы, — проскрипел он с удовольствием, вытирая руки о штаны. Но тут же плеснул на руки что-то из маленькой фляжки, протер лоскутным одеялом.

— Здравствуй, Тайкахе, — тепло проговорила Полина. Склонилась и ласково поцеловала его в чумазую щеку.

Впрочем, если бы он сделал для Алины то, что сделал для Поли, она бы ему и руки целовала.

— Здравствуйте, Тайкахе, — повторила пятая Рудлог за сестрой и уважительно поклонилась ему.

— Не надо, не надо, — довольно проговорил старик, глядя на нее так, будто все видел и все понимал. — Впору мне тебе кланяться, птаха, помогшая выйти Черному. От же диво, не думал я, что увижу женку крылатую, а вот вижу тебя своими глазами. Садись же, садись рядом, вот тут, — и он похлопал рядом с собой ладонью.

— Я бы одна не помогла, — покачала головой Алина, не без усилия, с помощью Поли садясь. Сама Пол села с другой стороны.

— Но и без твоего огня ничего не вышло бы, — сказал он, раскуривая трубку и глядя на Алину. Зрачки его расплывались, выцветшие глаза становились черными, и голос понижался. — Понимаю твою беду, понимаю, пташка сильная, вольная. Но скажи о ней. Духи говорят, хорошо озвучивать небесным сферам то, что желаешь, если это угодное желание. Слова ведь — те же заклинания.

Алина глубоко вздохнула.

— Я хочу, чтобы мой муж, Максимилиан Тротт, растворившийся в темной стихии, вернулся ко мне, — проговорила она четко.

Дым из трубки вдруг потек спиралью, расширяясь. И Тайкахе мягко взял принцессу за руку с брачным браслетом.

— Вижу, что связь есть, дочь Красного и Черного. Есть брачная связь. Ай, хорошо. Значит, не мертв он. Ведь не может вернуться мертвое. Только живое.

Алина перевела дыхание. Какая-то часть напряжения ушла с этими словами.

— Можно ли позвать моего мужа через эту связь? — спросила она сипло.

Шаман думал, качаясь, держа ее руку в руке и попыхивая трубкой, думал, думал, а затем запел вибрирующим низким голосом, от которого Алину повело. Она словно поднималась спиралью с дымом трубки, словно летела наверх, раскинув руки, а вся тоска, и боль, и слабость оставались позади — она видела потоки стихий и черное-черное огромное небо с далекими звездами… а затем все схлопнулось в темному.

В себя она пришла от вкуса алкоголя и полыни на губах. Приподняла голову — поила ее Поля, а Тайкахе все так же курил, печально глядя на нее.

— Ай-ай, слаба ты очень, пташечка, — проговорил он, — но что надо, увидел я твоими глазами. Звать можно, да не откликается он, эх, бездумен, безволен. Было бы тело, было бы дело. Хоть прядь волос, хоть капля крови… А сейчас, эх… эх. Как жена ты можешь позвать его, а я усилить твой зов, но, чтобы позвать, в твоем теле должны быть силы. Много сил. А ты мерцаешь едва-едва. И то, боюсь, не хватит моих умений, надо круг собирать, надо вместе петь — и то, тело бы… хоть кусочек плоти бы… Прядь волос, одного-двух не хватит… Не будет, то нательную одежду нестиранную, но это слабее, хуже, сильно хуже…

— Я все сделаю, — пообещала Алина. — Я все найду, Тайкахе.

Поля коснулась ее лица, и принцесса поняла, что оно мокрое. А затем взглянула на сестру — в ее глазах стояли слезы, и смотрела она с такой болью и пониманием, что Алине стало еще горше.

Тайкахе достал из сумок две склянки — одну с тягучей зеленой жидкостью, другую с чем-то золотистым, переливающимся изнутри.

— Ешь, спи, гуляй на солнце, пей огонь, пей тьму, — проговорил он и передал ей пузырьки, заткнутые темными пробками. Золотистая была такая теплая, что Алина улыбнулась и приложила ее к щеке, а зеленая покалывала холодом. — Тут вытяжки из растений, что раздуют твой огонь и твою тьму, пташечка. Капай утром на мед огонь, а вечером на мед тьму, поможет быстрее встать на ноги. И приходи ко мне месяца через три. Попробуем еще, попробуем.

Поля на прощание обняла ее крепко-крепко.

— Есть надежда, — шепнула она ей.

— Пока мы живы, есть надежда, — ответила Алина то, что так часто говорил ей Макс на Лортахе. — Спасибо, Пол.

Поход к Тайкахе дался ей так тяжело, что она, вернувшись, проспала часов семь и затем, поужинав, до самого утра.

Дома расступились — машина выехала на площадь перед Храмом Всех Богов. Тело остывало после сна, но напряжение в душе не уходило, заставляя Алину трястись мелкой дрожью. Она чувствовала, как то проявляются, то исчезают за спиной крылья, но даже выдохнуть не могла — боялась, что снова закричит.

Когда водитель подвез ее к храму, она открыла дверь, не дожидаясь, пока откроют ей, и тяжело, покачиваясь, побрела к арочному входу. Храм, кругло-шестиугольный, по размеру похожий на небольшой стадион, наливался предрассветными серо-розоватыми тенями. Большие двери были закрыты, но всегда была открыта маленькая дверь — для таких, как Алина, которым нужно было к богам прямо сейчас.

Она вошла внутрь. Издалека глянули на нее Великие Стихии, окутанные туманом — а она посмотрела на них и пошла к ним по песку, который, холодный и липкий, тут же набрался в шлепанцы. Идти было трудно и больно, и потому она оставила обувь и побрела дальше босиком. Сердце заходилось так часто, что началась одышка.

Не так далеко стояли боги от входа — метров двадцать, не больше, и виднелись за ними монастырская, хозяйственная и лечебная часть — но Алине казалось, что шла она вечность, и чем ближе подходила, тем дальше они становились.

«Точно как на Лортахе», — вспомнила она и невесело улыбнулась. Да, она уже не раз проходила это и потому упорно брела вперед. А когда остановилась, боги, безмолвные, мраморные, прекрасные, пахнущие маслами, пропитавшими песок, нависли над ней, безучастно взирая сквозь нее пустыми глазницами.

И она подняла голову и посмотрела каждому в глаза. Крик, который она так долго сдерживала, застрял где-то в горле. Но и страха не было, как не бывает его у умирающих или у тех, кто уже много раз прошел через смерть.

Ее шатало — короткий проход по песку отнял силы.

— Вы ведь все должны мне, — прошептала она горько. — Все. Ты — она ткнула пальцем в Ворона, — потому что забрал того, кого я люблю, и заставил его пользоваться моей силой, чтобы донести тебя. Ты, отец, — она повернулась к Красному, который будто бы чуть начал светиться — или казалось ей? — потому что не защитил меня. Да ты никого из нас не защитил! — крик, наконец, начал пробиваться наружу, а с ним — и ярость, заставляющая слезы вскипать на глазах. — Вы, — указала она на Зеленого, Желтого и Белого, — потому что видели, как все начиналось, и ничего не делали. Вы же боги, как вы могли допустить все это? — и она повела руками вокруг, указывая на весь мир, на всех тех, кто потерял своих близких за месяцы войны и за последний бой, указывая на себя, маленькую, растрепанную, краснолицую, истощенную, стоящую перед ними. — И ты, Матушка! — крикнула она. — Ты сняла с меня свою защиту. Ты отправила меня в тот мир. Я справилась, правда ведь? — она всхлипнула. — Я справилась! Так почему ты не можешь помочь мне? Почему ты не можешь вернуть? Вы все — почему? Вы не можете или не хотите, потому что есть что-то важнее, чем моя боль? Чем боль какой-то там девчонки?

Боги молчали, да и не думала она, что они ответят, но все равно всматривалась в беломраморные лица с той надеждой, с какой ребенок выпрашивает что-то безнадежное у родителей. Туман тек по песку, обнимал ее своими щупальцами — и словно теплее становилось на душе, спокойнее.

Алина вдруг ощутила, что сейчас рухнет — она будто выплеснула в этот крик все оставшиеся крохи сил, — и потому добрела до статуи Синей, прижалась спиной к той стороне, где не было чаши с маслами и села на песок. Ее трясло, и она откинула голову на теплый мрамор и закрыла глаза. И качнулась под ней земля, как будто морской волной, и жаркое что-то коснулось лица, будто кто-то ласково погладил ее крылом.

«Бессмысленная трата энергии, — сказал бы ей Макс. — Будьте рациональны, Богуславская. У вас есть план. Сначала восстановитесь. Потом действуйте».

Она старалась. Но хуже горького горя была слабость. Слабость не давала собраться с мыслями, уводила в сон каждые два-три часа, заставляла во время прогулок садиться на скамеечки или прислоняться к деревьям каждые сто-двести метров. Слабость сделала ее тупой и бесполезной.

Она четко выполняла всю программу реабилитации — питалась бульонами, супами-пюре, лечебным питанием, гуляла, спала. Но лучше становилось даже не по капле — по полкапли, по волоску.

— Мы делаем все возможное, ваше высочество, — говорил ей врач, — но вы должны понимать, что у организма есть предел того, что он может потребить. Вы истощены и потребуется не меньше двух-трех месяцев, чтобы органы вернулись к полноценному функционированию. С мышечной массой еще сложнее — ее нужно восстанавливать, но интенсивные занятия вас только истощат больше. Ходьба, массажи, плавание, — это вся доступная вам нагрузка.

Она отказалась ложиться в королевский лазарет и теперь ежедневно упорно таскалась туда на дрожащих ногах, с поддержкой сиделки-медсестры, которую к ней приставили. Капельницы, физиотерапия, работа виталиста, амулеты для поддержания сердечного ритма и давления.

Сестры окружали ее максимально возможным вниманием, но у них были и другие важные заботы: у Василины — восстановление страны и дозачистка Юга Рудлога, у Ангелины — Пески, у Марины — беременность и Дармоншир, Поля вот-вот должна была вернуться в человеческий облик окончательно, а Каро, бедняжка, была заперта в Йеллоувине. И это было правильно. Они были вместе — но каждая все равно должна была пройти свой путь сама.

Пока ее путь состоял из сна, прогулок на трясущихся ногах, процедур и питания. Она пыталась отвлечь себя книгами — не получалось, засыпала. Решила пойти с делегацией Рудлога на коронацию в Йеллоувинь — но на прогулке ее сморило, и она только успела договориться с Мариной, что на днях придет навестить ее и заодно поговорит с друзьями Макса, как глаза стали слипаться.

Отец и Каролина проводили ее до домика Каро, и там под присмотром служанок Алина и проспала до вечера. Там же, где она спала в первый день после своего возвращения в Рудлог — земля Йеллоувиня снимала тревогу и отчаяние лучше любого антидепрессанта, и она даже подумывала остаться там, чтобы прийти в себя. Но дома все равно было лучше.

— Ты просила мне сказать, если мне будет сниться что-то про тебя, — проговорила Каролина, когда уже после праздника провожала их с Василиной и Марианом к арке телепорта.

— Да? — с сонным интересом отозвалась Алина, разглядывая парящие над дорожками фонарики и всполохи фиолетового в небесах — будто там продолжался фейерверк, который и разбудил ее с час назад.

— Я видела, как ты стоишь на коленях на троне, — прошептала младшенькая ей на ухо.

— Перед троном? — уточнила Алина, соображая, где это она может постоять. — Троном Рудлогов?

— Нет, — мотнула головой Каролинка. — На троне. Прямо на сидении, спиной к спинке, но на коленях. И это точно не наш трон. Наш золотой и красный, с соколом наверху, а этот деревянный и черный. И очень-очень старый.

— Странное видение, — проговорила Алина. — Точно пророческое?

— Ну Алина, — обиженно протянула младшая. — Ну я же говорила, что уже умею определять, когда это не просто сон. Так что это точно будет. Или, — она задумалась, — не будет, если кто-то изменит настоящее.

— Спасибо, — вздохнула Алина.

— Ты только расскажи, как исполнится, — потребовала Каролина. — Это мне потом пригодится, чтобы толковать видения точнее.

— Хорошо, — улыбнулась пятая Рудлог. — Обещаю. Расскажу.

Мрамор за спиной грел, и Алина снова задремывала, словно откинувшись на материнские руки. Василина рассказала ей, что на Королевском Совете присутствовал Жрец в теле Макса, что теперь он будет править Тидуссом, которому предстоит слиться с Туной — и она спала беспокойно, и ей хотелось разбудить Зигфрида и потребовать перенести ее в Тидусс, в Нарриви. Зайти во дворец и хотя бы просто посмотреть на него.

Просто посмотреть.

Она засыпала, но не заснула — ее разбудили шаги. Алина едва разлепила глаза и, с трудом сфокусировав взгляд, разглядела перед собой Его Священство с дымящейся чашкой в руках.

— Я сделал какао, принцесса, — проговорил он, улыбаясь. Протянул ей тонкую старческую руку, и она приняла ее, с трудом встала. Ее кольнула совесть.

— Я разбудила вас? — спросила она, принимая чашку. Не горячую, не холодную — но согревшую руки. Какао ей было нельзя, но она коснулась его языком и вдохнула запах, прикрыв глаза. Даже запахи сейчас казались ей приглушенными, как и весь остальной мир.

— Я просыпаюсь, когда нужно проснуться, — покачал он головой. — Значит, я нужен был вам, принцесса. Зачем? Ваша сестра писала, что вы хотели со мной встретиться, но, насколько я помню, мы договорились на следующий вторник. Решили поспешить?

— Да я не совсем к вам пришла, — пробормотала Алина стесненно и укоризненно взглянула на спины богов. — Только вот те, к кому я пришла, мне не отвечают.

— Как знать, как знать, — проговорил Его Священство, улыбаясь. Вокруг глаз у него собрались лучистые морщинки. — Так что вы хотели узнать на встрече, ваше высочество?

— Я хотела узнать, есть ли еще брачная связь между мной и моим мужем, — сказала она и все же отпила чуть из кружки. — Но мне уже ответили на этот вопрос.

И она показала запястье с браслетом.

— Есть, — кивнул старый служитель.

— Вы знаете, да? — догадалась Алина. — Что с ним случилось?

— Мне многое ведомо, ваше высочество, — ответил он, снова улыбаясь.

— Тогда расскажите, что может дать богам силу помочь мне, если сейчас у них нет возможности это сделать, — попросила Алина. — Я говорила с Игорем Ивановичем Стрелковским. Он служил у вас. И рассказал мне об аскезе. Что она может дать великую силу.

Его Священство печально покачал головой.

— Аскеза действительно работает, дитя мое, — сказал он. — Но не для вас.

Алина облизнула соленые губы. Выдохнула.

— Потому что вернуть его невозможно? — спросила она.

Старик подошел ближе и осторожно, очень сочувственно и деликатно погладил ее по плечу.

— Потому что вы уже прошли самую тяжелую аскезу, которую только возможно вообразить, — объяснил он. — Боги и так вам должны, ваше высочество, и никакая дополнительная аскеза не сможет сделать их долг больше. Они вернут долг, как только смогут.

— Я хочу, чтобы это было поскорее. И чтобы у них были силы смочь, — упрямо проговорила Алина, сжимая чашку. — Научите меня, святой отец.

Он внимательно посмотрел на нее. И снова улыбнулся.

— Почему вы улыбаетесь? — слегка угрюмо поинтересовалась принцесса.

— Все Рудлоги так узнаваемо сокрушительны и решительны, — проговорил Его Священство и взглянул туда, где стоял Красный Воин, от которого ощутимо веяло жаром. — Но в вас чувствуется и вдумчивость, и терпеливость. Дивные сочетания стихий. Хорошо же. Я помогу вам, принцесса, — он снял с пояса серую ленту и отдал ей. — И нашим божественным господам тоже. Однако послушайте меня. Брат Игорь должен был рассказать вам, что для аскезы нужно отказаться от чего-то важного. Чего-то, что составляет человеку счастье и удовольствие каждый день. — На его поясе оставалось еще с десяток лент, а он был очень старый, почти такой же немощный, как Алина сейчас. — Но вам сейчас не от чего отказываться, принцесса. Вам нужно восстанавливать себя.

— Зачем тогда вы дали мне ее? — непонимающе поинтересовалась Алина.

— Потому что кроме аскезы смирения и отказа есть еще аскеза действия, — сказал Его Священство задумчиво. — Паломничество, помощь убогим, молитвенное правило, — он отстегнул от пояса крошечную, размером со спичечный коробок книжечку и протянул ее принцессе. — Вот, читайте третью страницу каждый вечер, дитя. Читайте и будьте уверены, — тут в его голосе прорезалась ощутимая ирония, — что читаете прямо нашим небесным господам в уши.

— Но они же и так нас слышат? — подозрительно осведомилась принцесса, покосившись на спины мраморных богов.

— Это так, — улыбнулся Его Священство. — Но вы просили силы. Это и будет вашей аскезой и даст им силы. А если добавите что-то еще из аскезы действия — то вас будут слышать еще отчетливей.

— А вас… ну, не накажут за это? — разволновалась Алина.

— Нет, — отчего-то развеселился старый служитель. — Вы же просили ответа, ваше высочество, так? — И пока она соображала, добавил. — Тем более, я же не сделал ничего за вас, дитя. Делать — это самое трудное. Если бы люди хотя бы пять минут в неделю уделяли аскезе, — вздохнул он, — мы бы давно жили в совсем другом мире, поверьте.

На обратном пути она продела ленту в кольцо на кожаном корешке книжечки и повесила ее на шею. Собственно, принцип ежевечерней молитвы ее рациональная часть вполне себе понимала. Если каждый вечер привлекать к себе внимание, боги сделают все, чтобы ты им больше не надоедала.

Обратно во дворец она приехала, когда еще не было и шести. Поблагодарила водителя и, поддерживаемая охранником, пошла в свои покои, где благополучно и проспала до десяти утра.

А за завтраком ей принесли письмо — от Марины, где она говорила, что ждет ее к обеду — сегодня в Вейн придет Александр Свидерский, и будет возможность пообщаться с друзьями Макса.

Алина успела еще полежать под капельницей и подремать до того, как пришло время идти к Марине. И вновь все повторилось — только вместо Поли ее встречала пополневшая коротко стриженая Марина, и из зала телепорта пришлось не опускаться, а подниматься в столовую.

Друзья Макса ждали ее за накрытым столом в теплой золотистой столовой, пронизываемой солнечным светом. Постаревшего Александра Даниловича она видела у бункера и потому сразу отметила, что он стал выглядеть куда моложе и бодрее. А вот леди Виктория и барон фон Съедентент ввели ее в изумление, и пусть Марина предупреждала, что они сильно постарели и сейчас восстанавливаются, она все равно несколько секунд разглядывала их.

А они — ее.

— Я вас оставлю поговорить, — деликатно проговорила Марина. — И потом провожу тебя к телепорту, Алиш.

За старшей сестрой закрылась дверь. И Алина вновь повернулась к таким взрослым друзьям Макса.

— Здравствуйте, ваше высочество, — улыбнулся ей Александр Данилович.

— З-здравствуйте, — сказала она и глубоко вдохнула. Подошла ближе и села за стол. — Спасибо, что согласились встретиться со мной. Макс говорил, что ближе вас у него никого нет, и я думаю, что он хотел бы, чтобы вы знали о том, что с нами происходило. И я хотела бы, х-хотела бы, чтобы мы вместе подумали, как его можно вернуть.

— Подумаем, — пообещал ей улыбчивый Мартин и подмигнул. И как-то сразу на душе стало полегче.

— Я записала то, что хотела рассказать и что хотела спросить у вас, — застенчиво проговорила принцесса. На лицах собеседников появилось непередаваемое выражение, когда она достала свой блокнотик.

— Собственно, уже понятно, что вы с Малышом — идеальная пара, — хмыкнул барон. — Он тоже все записывает.

— Мартин! — укоризненно посмотрела на него леди Виктория.

— Что? — возмутился он. — Мы, можно сказать, почти одна семья.

— И правда, — пробормотала Виктория, задумчиво глядя на Алину. — Удивительно, как мы не замечали этого ранее.

И трое друзей с пониманием переглянулись. А она поняла.

— Макс рассказал мне о… о полковнике Севастьянове, — сказала она с неловкостью. — Мы… я… я еще спрошу у вас о нем. Но не сейчас.

— Конечно, ваше высочество, — с мягкостью ответил Александр Данилович.

Все с пониманием замолчали, расправляясь с гуляшом и пюре. И чтобы разбавить тишину, Алина спросила:

— А почему «Малыш»?

Этот вопрос чуть разрядил атмосферу. Друзья Макса заулыбались.

— Он был мельче нас всех, когда мы познакомились, — объяснил барон. — А потом вырос выше всех.

Алина невольно улыбнулась. Маги смотрели на нее выжидающе, и нужно было начинать рассказ об их с Максом приключениях. Сколько раз она уже повторила его — для сестер, для Матвея, для службы безопасности, и с каждым разом с души словно снималось немного тяжести, словно разговор покрывал тонким слоем обезболивающего ее раны.

А еще каждому нужно было рассказать по-разному, и если с сестрами она могла быть откровеннее, то служба безопасности и вовсе узнала лишь событийную и географическую сторону. А как рассказать друзьям Макса? Что для них важно?

— Вы знаете, что в университете у нас были не очень хорошие отношения, — проговорила она. — Но там, в Нижнем мире, все изменилось. Он нашел меня, когда я пряталась от ловчих, и фактически спас — меня бы или поймали и принесли в жертву, или я бы умерла от голода и жажды. И потом много-много раз меня спасал…

И затем она рассказывала долго-долго, почти два часа, опуская самое личное, опуская их ссоры и то, как отталкивал ее поначалу. Рассказывала, улыбаясь, как добывал ей обувь и одежду, и мед, как учил драться и прятал, как тяжело было поначалу угнаться за ним, и как потом уже любые пробежки переносились легко. Как бился он за нее вместе с дар-тени и потом, в твердыне Алиппа, и как местами нес на себе, и как грел в горах, и как отказался исполнить свой долг и пронзил себя мечами. Щеки краснели, но она продолжала рассказывать, и друзья Тротта слушали, широко раскрыв глаза, и даже барон, который поначалу отпускал шуточки, притих.

— Да, — наконец проговорил Александр Данилович, — я читал отчеты Матвея, но только сейчас понял, насколько это было грандиозно. Ну Макс…

— А я все удивлялся, как это он решился жениться, — хмыкнул барон. — Ну что могу сказать, я вас понимаю, Алина, я бы в него тоже влюбился.

И Алина, вытирая слезы, засмеялась.

— Я была у шамана Тайкахе, — сказала она, — я говорила с Его Священством. И выходит, что остается только собирать информацию и ждать. Что от меня, от нас ничего не зависит — а зависит только от богов. Но так же нельзя! Надо же действовать!

— Сейчас, к сожалению, мы не можем почти ничего, как и вы, принцесса, — проговорила Виктория. — Только думать, искать варианты. Нам нужно восстанавливаться, а затем нас ждет фронт. Очистим Туру от остатков иномирян, освободим Инляндию и Блакорию и тогда упремся в Макса. И будем решать.

— Обязательно, — пообещал барон. — Куда мы без Макса? Будем биться, пока не вернем его.

Свидерский молча кивнул.

И именно в этот момент Алина осознала, что даже не будь ее — они втроем действительно сделали бы все, чтобы Тротта вернуть.

— Ничего, — проговорила она, — мне уже сказали, что не надо торопиться, мне тоже понадобятся силы. — Я только хотела попросить, — она покраснела, — не могли бы вы перенести меня к его дому? Он дал мне ключи от щитов…

Барон присвистнул.

— Вот теперь я верю, что и он с потрохами ваш, принцесса.

— И, — проговорила она, — если есть возможность сделать мне амулет-переноску, чтобы я могла сама ходить туда и обратно…

— Сделаем, — пообещала Вики. — Сейчас отведем вас туда и сделаем.

Они вышли из Зеркала за кругом зеленых дубов, поднимающих к небу сочные мелкие листья. Алина с растерянностью посмотрела на них — дома она не видела. Вокруг стоял дремучий темный лес.

— Дом и щиты за охранниками, — объяснил барон фон Съедентент, — не подходите, принцесса, они очень опасны, сейчас будем их замораживать.

Пока он говорил, деревья одно за другим начинали шевелиться, словно расправляясь и вытягиваясь — у Алины создалось полное впечатление, что они поворачиваются к ней.

— Постойте, — проговорила она, — так это и есть дубы-охранники? Макс сказал, что ключ сработает и на них.

— Главное, чтобы этот гений ничего не перепутал, — проворчал барон. — На всякий случай не подходите на расстояние удара, принцесса. И я накину на вас щит, если позволите.

Алина подошла ближе. Дубы шевелились, дубы склонялись к ней, дубы тянули к ней веточки.

— Здравствуйте, — сказала она, — вот вы какие. Пропустите меня? Я жена вашего хозяина, — и она протянула вперед руку с черным браслетом. — А это его друзья, мои гости.

Деревья шевелились, по ним туда-сюда прошла волна, как от порыва ветра.

— А если ударят? — услышала она тревожный голос Виктории.

— Да вот что-то… в прошлый раз они сразу выступать начали, — заметил барон. — А сейчас словно присматриваются.

Алина шагнула еще ближе.

— Vita mirabilis, — шепнула она почти беззвучно.

Деревья затрепетали так сильно, что с них начали сыпаться листочки и веточки, а затем отклонились в стороны, подтянув корни — и между ними образовалась тропинка, которая шла прямо к дому.

— Сейчас будет еще щит, он перекрывает рощу посередине, — предупредил барон. — Мы будем двигаться за вами, принцесса.

Дубы тревожно зашелестели.

— Этих людей не трогать, — предупредила принцесса строго. — Это мои гости.

Ей было боязновато, тем более что часть коры дубов посверкивала, будто там, под корой, текло настоящее серебро. Однако друзья Макса двигались за ней, и ни одна веточка не встала на их пути.

Алина через некоторое время наткнулась на преграду. Та мягко, словно предупреждающе, кольнула током, но принцесса, выдохнув, приблизила к ней лицо и вновь прошептала «Vita mirabilis».

И преграда растаяла под дружный выдох сзади.

Дверь дома перед ней открылась сама. Алина с трепетом вошла в темный проем, в котором вспыхнул свет. Медленно, опираясь на стенки, прошла по дому — узнавая его и после прошлого посещения. Темной тоской плескала помять об увиденном в озере тимавеш. Алина заглянула в спальню с задернутыми шторами, постояла, глядя на широкую, аккуратно застеленную кровать. Открыла дверь в ванную — и там прижала к лицу полотенце, тонко пахнущее свежим гелем для душа. И вернулась в гостиную, где ждали ее за столом друзья Макса.

— Я подзарядил накопители в его оранжерее, — проговорил Александр.

— А я убрала отовсюду пыль, — Вики поставила перед Алиной чай с молоком. И сочувственно погладила ее по плечу. — В холодильнике продуктов немного, но они свежие, сохраняющий кристалл еще полон.

Барон молчал, ковыряясь в каком-то украшении. Затем протянул его Алине. Она посмотрела — это был холодный платиновый зажим для галстука с одиноким скромным сапфиром в навершии.

— Стащил у Малыша в шкафу, — подмигнул он, улыбаясь. — Думаю, он не будет на меня за это ворчать. Это переноска, принцесса. Касаетесь сапфира — и отсюда вас переносит к крыльцу вашего дворца. Благо, у меня там накопителей наставлено, есть на что ориентироваться. А откуда угодно — переносит сюда.

— Спасибо, — сказала она, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. Слишком много было слез за последние дни. — Спасибо, что верите, что его можно вернуть. И что любите его так же, как я. С-скажите, — она обвела всех взглядом, — не знаете ли вы, не хранит ли он где-то свою кровь или другой генетический материал?

Она рассказала о разговоре с Тайкахе. И о его просьбе.

— Сложно, — вполне себе серьезно заметил фон Съедентент. — Макс в этом плане был параноиком, уж извините, принцесса. Да и все мы… первая безопасность мага — не разбрасывать свою кровь, чтобы она не попала в чужие руки. Возможно, есть где-то в его лаборатории, в заморозке?

— Надо еще спросить у Тандаджи, — подсказал Свидерский. — Не верю, что этот лис не воспользовался возможностью взять кровь для базы.

— Я об этом тоже подумала, — кивнула Алина. — Разговор с полковником входит в мои планы.

— Пунктом номер три? — развеселился Мартин.

— Номер четыре, — улыбнулась Алина. За время разговора неловкость почти ушла, и она стала ощущать себя в окружении дядюшек и тетушки. В принципе, так оно и было.

Друзья Макса удалились, оставив ее в доме, и Мартин пообещал, что объяснит Марине, куда она делась. А Алина, прихватив с собой плед и чашку чая с молоком, вышла на крыльцо. Села на скамеечку у дома, укутавшись в плед. И долго сидела там, глядя, как дубы шуршат и тянут к ней свои веточки, словно желая ей что-то сказать.

Она побывала в лаборатории — но в холодильниках не было ничего, напоминающего кровь. Открыла сейф и погрузила руки в накопители — один из них, ярчайший синий янтарь размером с кулак был так мощен, что от него по рукам пробегало электричество.

— Жизнь удивительна, — шептала она на древнесеренитском, открывая закрытые двери и сейфы, и ей казалось, что это Макс ей шепчет обещание и надежду. — Жизнь — удивительна!

Она перебирала его одежду, гладя идеально выглаженный хлопок костяшками пальцев. Муж ее был ужасным чистюлей — и где теперь найти нестиранную одежду, а? Она гуляла по оранжерее, вдыхая аромат тропических цветов и слушая жужжание пчел. И, догадавшись наконец, пыхтя и обливаясь потом, сняла с его постели простыню и аккуратно сложила ее на стул — а сама нашла свежую и перестелила.

Алина обнаружила у Макса почтовый телепорт и отправила Василине записку, что остается ночевать у мужа и вернется во дворец утром. Василина ответила через пять минут, и Алина ощутила угрызения совести — видимо, за нее беспокоились. Но в письме не было ни слова упрека.

«Мы тебя ждем, — написала сестра. — Мы тебя всегда ждем, милая».

Когда стемнело, Алина легла в его постель, уткнулась носом в подушку и заснула.

А наутро, вернувшись во дворец, получила письмо от Ангелины о том, что проснулся Четери.