Королевская кровь-13. Часть 1

Глава 10

Йеллоувинь, 10 мая

Всех приходящих в этот день в Императорский город Пьентана встречало дивное благоухание — то созрели на отцветших кустах жасмина новые грозди бутонов, и сейчас, прикрытые, покачивались на утреннем ветерке, предсказывающем дневной зной и разносящем аромат свежести по всей столице.

Цвели лотосы в каналах и озерах прекрасного города, напоминавшего сад камней с террасами, водопадами и реками, цвели розы и пионы, ландыши и первоцветы, вынырнувшие из-под растаявшего снега и притаившиеся в сырой тени деревьев. Цвели вишни и яблони, груши и сливы. Горожане, вспоминая коронацию Хань Ши чуть более двадцати лет назад, говорили, что в тот раз все было так же, а плоды с зацветших внеурочно деревьев и кустарников зрели удивительно вкусные и целебные.

Цвели степные цветы, окружавшие дворец матери Вей Ши, и розы на фасаде дома Каролины Рудлог тоже раскрылись.

Весь Императорский город был наполнен не только ароматом, но и звуками радости — пели пташки-равновесники, выводя гармоничные, складывающуюся в единую торжественную и радостную песню трели, пели обычные птицы, и даже деревья шумели так, как только шумит стремительный весенний ветер в едва позеленевших ветвях.

По всему Йеллоувиню неслось сейчас счастье, как при ожидании праздника в детстве, и народ страны готовился отметить восшествие на престол Цэй Ши, достойного сына своего отца, сливовым вином, медом и хлебом, молитвой Желтому и танцами до рассвета, как положено было испокон веков,

Огромная семья Ши во главе с наследником Цэй Ши в это утро была занята. Одетые в простые и скромные наряды бабушки и мамы, отец, дядя и тетушки, сестры и сам Вей, а также многочисленные двоюродные и троюродные родственники, супруги и наложницы сначала посетили стоявшую в густой персиковой чаще семейную часовню Ши. Часовней она из-за обилия семейства называлась лишь номинально, а на самом деле была гигантским храмом с прозрачными солнечными стенами из желтого хрусталя и крышей, завивающейся спиралью. У дальней стены в позе лотоса сидел Желтый ученый, в одной руке держа весы, а в другом — свиток с законами. Семья, зайдя на раннюю службу, убедилась, что золотая корона династии, украшенная фиолетовыми и желтыми сапфирами, небольшая, с невысокими зубьями, исчезла с постамента, на котором она хранилась после смерти императора.

Бывало уже, что корона оставалась на месте — и тогда наследники понимали, что чем-то рассердили первопредка, и уходили еще на три дня поста, чтобы понять, чем вызвали неудовольствие и исправить проступок. Но сейчас Желтый был благосклонен и улыбался, рассеивая от себя волны равновесия и спокойствия на всех своих многочисленных потомков, поющих благодарственные гимны.

У выхода из часовни ждали семью придворный маг и Ли Сой. Старый маг, показывая придворному плетения и координаты, создал большой переход на другой конец страны, к городу Менисей. Туда, где в поле, еще не просохшем от крови, в поле, взрытом артиллерией, усыпанном оружием и патронами, покрытом ошметками хитина и тушами инсектоидов, окруженном великанами-деревьями, из которых призывал Хань Ши равновесников, стоял гигантский шатер золотого вьюнка.

И там семья, и мужчины, и женщины, поклонившись стихийному духу и месту памяти своего отца и деда, засучив рукава, принялась за работу.

Цэй Ши попросил вьюнок сделать в одной из сторон большой полукруглый проход — и сплелись побеги вьюнка спиралью, обрамляя его. Женщины тем временем, повязавшие на волосы платки от солнца и надевшие широкие соломенные шляпы, чтобы не обгореть, широкой горстью разбрасывали вокруг вьюнка семена.

Цэй Ши зашел внутрь, под купол размером со стадион, и за ним зашли все остальные. Зашел и Вей. Отец прошел к противоположной от входа стене, приложил руку к земле и просвистел молитву-призыв. Задрожала земля, и из-под руки Цэй Ши пробился широкий, в два метра, колодец с тяжелой, зеркальной, будто ртутной водой. То пришел по зову еще один старый дух — и по воле наследника над колодцем образовалась гигантская зеркальная статуя Желтого, ровно такая, какая была у них в семейной часовне.

Мин Ши, дядя Вея, тем временем работал с землей внутри вьюнка — поднимал кругом валы, оформляя их как скамейки, укрытые плотной зеленой травой, устилал травой пол под вьюнком.

Старшая сестра Вея, зайдя под купол, подняла руки к плетеному потолку — и потекли вниз побеги, образуя под потолком шестьдесят шесть вместилищ для магических светильников. Ли Сой, подождав, пока закончит принцесса, наполнил их холодным золотым огнем, что будет разгораться в ночи и гаснуть с восходом солнца, и купол будет сиять издалека.

А Вей Ши, прикрыв глаза, прикоснулся к вьюнку и прошептал:

Здравствуй, дедушка. Помоги мне, пожалуйста.

И затем вспомнил, каким видел деда в бою — в развевающихся одеждах, тонкого и прямого, несломленного и жесткого, противостоящего силе не меньше своей. Под руками принца справа от входа создавалась из побегов вьюнка ниша, а в ней вставал из них же дед — высотой в пять человеческих ростов, великий и могущественный, любящий свою страну и свою семью. За спиной его стелился огромный тигр — его вторая ипостась.

Вей Ши поклонился статуе деда и пошел дальше по стене. И там под его руками из узлов и побегов вьюнка создавалась история боя — та, что видел он в видениях девочки Каролины, те, что застал он сам. Тигр и всадник на охонге. Невидши вокруг. Первое столкновение. Появление Вея. Победа деда. И на другой стороне от статуи первопредка семьи рисовал побегами он то, каким помнил дедушку во дворце — вспоминал фотографии его коронации, его в домашней обстановке с женами и детьми, его же на троне и среди министров…

Лишь одну картину не создал Вей — ту, где он мечет в горло врагу кинжал и где побеждает. В этой истории победитель — Хань Ши, а ему, Вею, нет чести строить себе памятники при жизни.

Зазвучали в храме, созданном из посмертного дара деда песни птиц-равновесников, вызванных отцом. Будут они звучать здесь вечно, а духи будут сменять друг друга, и для них всегда здесь будет лакомство и благодарность. Встали вокруг мемориала из семян, посеянных женщинами семьи, прекрасные сады. И кусты сирени обрамили дорожку, ведущую к храму, и проступившие по велению Ли Соя из земли булыжники вымостили ее на тысячу метров от входа.

А затем Ли Сой вышел в поле и раскинул руки, и все останки инсектоидов поднялись в воздух и собрались в огромный черный хитиновый курган на противоположном краю дорожки. Курган по приказу Цэй Ши тут же оплели растения — будут питаться гниющей плотью, и останется черный холм рядом с золотым храмом вечной памятью тем событиям.

Семья стояла полукругом за отцом, глядя на плоды его работы, а Вей стоял рядом с сестрами и то и дело бросал взгляды на мать. Успокоившееся от молитвы и доброй работы его сердце снова ныло. И он чувствовал, что ее — тоже.

Ли Сой отвел семью обратно в Императорский город, и все разошлись по своим дворцам. Ждали их слуги — помочь надеть церемониальные облачения.

Было по времени Пьентана всего семь утра, а коронация была назначена на десять. Любили Ши раннее утро, что поделаешь.

— Все у этих Желтых не как у людей, — проворчала я, ослепленная представившейся картиной.

Нас с Люком, леди Лоттой, Берни и Маргаретой, разодетых в торжественное серебро с лазурью — цвета Дармоншира, — проводили к коронационной арене. Был с нами и Таммигтон в серебре с зеленью. И он был также потрясен, как и мы.

— Ты разве не видела фотографий арены? — удивился Люк, придерживая меня, пока я садилась.

— Нам показывали на истории правящих домов, — призналась я, — но я не была очень внимательна, каюсь. Но зато я помню последовательность церемонии.

Арена представляла из себя круглое озеро с серебряной водой, на которой в дымке покачивалась золотистая пагода, соединенная с берегом тонким мостком. С озером что-то было не так, но я никак не могла сообразить что. Вокруг него ступенями поднимались созданные из земли ложи с сидениями, оплетенными травой и какими-то вьюнками, заполненные людьми, и все это похоже было на цветок с зеркальной сердцевиной и многими-многими лепестками. Все йеллоувиньцы оделись в цвета дома Ши — золото лилось с голубых небес от солнца, золотом сияли одежды. В большой ложе, украшенной желтыми и фиолетовыми цветами, прямо напротив пагоды сидела многочисленная императорская семья: там было несколько сотен человек, которые расположились рядов на двадцать наверх.

Почетных гостей усадили на первых рядах, прямо у воды, в ложах поменьше. Я видела совсем рядом ложу серениток, где на первом сидении в окружении маленьких братьев и сестер сидела царевна Агриппия, а за спиной ее с двух сторон расположились женщина, очень похожая на Иппоталию, и вторая, с вьющимися темными волосами и умными карими глазами, увешанная магическими амулетами. Я видела делегации эмиратов и Тидусса.

Я видела своих сестер. Ангелина в синем, белом и красном расположилась рядом с Нории, окруженная множеством драконов и такая величественная, что казалась выше соседей. Каролина сидела рядом с ней и отец тоже. Василина в соседней ложе, одетая, как и дети, в красное. Мариан в алом офицерском мундире с орденскими лентами, как и на Васе. Там же была Алина, а за ними — премьер Минкен, куча знатных царедворцев и первых фамилий страны. Увидела Демьяна в традиционном гъелхте, одетом на белоснежную рубашку с кружевными манжетами и воротником. Была там и матушка Бермонта. За их спинами тоже виднелось массивное берманское представительство.

В Бермонте сейчас было семь утра и Полине предстояло спать еще пять часов. Благо, до ее освобождения от вынужденного сна оставалось всего три дня. И она должна была прийти на торжественный ужин — вчера мы болтали с ней, и она говорила, что будет в зеленом платье с вышитым красно-золотым шиповником.

Я тоже добавила в свое серебро красный. Мы всегда помнили, кто мы и откуда.

С сестрами мы поздоровались благочинно, изящно подняв руки и пошевелив пальчиками, обменявшись улыбками и кивками. Внезапно оказалось, что я не только помню все уроки, но даже то, как делала это мама.

Люк сидел рядом, слегка настороженный, и я прямо ощущала, как он хочет курить.

— Воспринимаешь как репетицию? — спросила я таинственным шепотом. Говорить громко было боязно — вдруг спугну благолепие, разлившееся вокруг, и стану причиной срыва коронации.

Он хмыкнул и чуть расслабился. И хотел что-то ответить, но тут зазвенели гонги и на пагоду ступили шесть священников во главе с Его Священством, настоятелем главного Храма Всех Богов в Йеллоувине. Ритмичный звук гонгов подхватили золотисто-фиолетовые птахи, во множестве порхавшие то тут, то там, и даже меня начало накрывать торжественностью и красотой момента.

Следом одна за другой прошли на пагоду три тонкие и красивые женщины с белыми лицами и в белых одеждах, с прическами, соответствующими провинции, откуда они были родом, без украшений и босые — то были жены наследника, и скромно встали они у ближнего к озеру края пагоды.

Жрецы пропевали благодарность всем богам и призывали Великого Ши обратить внимание на свою страну и дать корону наследнику, если он достоин, и вся толпа йеллоувиньцев, начиная с императорской семьи ряд за рядом вставала и молитве подпевала. Это звучало очень красиво — несся над ступенями арены, над деревьями, окружавшими ее, величественный гимн.

Под гимн этот в проходе между земляными ступенями показался наследник, принц Цэй Ши, маленький по сравнению с огромным озером и уходящими ввысь ложами. Под непрекращающееся пение он, босой, статный, одетый в трехслойные фиолетовые одежды, с расплетенными длинными волосами, прошел на пагоду к супругам. И стал снимать с себя одежды. Верхнюю отдал старшей жене, среднюю — средней, и нижнюю — младшей. Остался он нагим и встал у края пагоды, глядя вверх, на солнце.

Священство продолжало бить в гонги и петь, а жены, положив на землю вещи, одна за другой облили мужа из кувшинов благоухающей водой.

— Я читала, — прошептала я Люку, не в силах сдерживаться, — что здесь три воды. Одна с розой, символизирует благородство корней и наследие Ши. Другая — с жасмином, символизирует честность и чистоту. И третья — с древесной корой, символизирует стойкость и смелость.

— Раздеться на глазах такой толпы действительно требует смелости, — проворчал мой муж, и я задумалась, вспоминая, не придется ли ему, как претенденту на трон Инлия, тоже пройтись голышом.

Вода начала подрагивать в такт гонгам, а над ней продолжала возноситься к небесам песня. И тогда Цэй Ши шагнул вперед с пагоды (я беззвучно ахнула) и ступил на поверхность воды. И легко, как тигр, мягко, тихо, пошел вперед, к середине озера.

И я вдруг поняла, что не так — в озере не отражался ни он, ни мы. Я вдруг увидела над водой и в воде желто-золотые потоки и осознала, почувствовала, что это не озеро, это древнее и мыслящее существо. Покосилась на сестер — ощущают ли они это? Алина, которая была погружена в себя, очнулась и смотрела на озеро с восторгом, Ангелина — будто с узнаванием, а Василина — с почтением и любопытством.

Цэй Ши остановился. Затихла песня и замолкли гонги. И тогда он встал на колени и проговорил тихо, но его услышали все:

— Отец! Я пришел взять корону и ответственность за страну, которую ты оставил нам. Клянусь быть справедливым и добрым правителем, и каждому воздавать по делам их. Если считаешь ты меня достойным продолжить твой род, возложи на меня корону.

Слова его затихли, как брошенный в воду камень. Потянулись секунды томительного ожидания.

И вдруг над поверхностью озера стало закручиваться золотисто-фиолетовое свечение, в котором проступала фигура Желтого ученого — сидящего в позе лотоса, с прекрасными миндалевидными глазами и черными волосами, смотрящего на все четыре стороны. Он улыбнулся и проговорил полными губами, и голос его был вибрирующим и многоголосым, и сопутствовало ему птичье пение и шум ветра:

— Ты достоин, сын мой.

Распускались на ложах цветы, на воде — лотосы, усилилось благоухание. И нас всех, и меня пронзило такое умиротворение, что я чуть не заплакала. Дети в животе затолкались, как после хорошей дозы сладкого, и я положила руку на живот. Люк прижал сверху свою ладонь — и дети затихли.

Авторитетом у них заранее была не я.

Закрутились вокруг Цэй Ши ртутные зеркальные щупальца, оплели его по рукам и ногам, вздернули в воздух, побежали вверх по нагому телу. И сплелись на теле — роскошными золотыми одеждами и фиолетовой мантией, а на голове — сияющей короной с золотыми и фиолетовыми камнями.

Статуя Желтого потускнела и народ выдохнул, закричал, заплакал в изумлении. А Цэй Ши, мягко опустившись на воду, поклонился тающей статуе и сказал:

— Я буду достойным тебя, отец.

Зазвучал торжественный йеллоувиньский гимн. Все встали. Подданые Цэй Ши поклонились новому императору, гости ниже рангом — склонили головы, склонила и я, а моя сестра и Владыка Нории, Демьян и маленькая внучка Иппоталии подняли левые руки, приветствуя нового брата.

Я, не поднимая головы, покосилась на Люка. Он был задумчив. Я бы тоже задумалась, да.

Затем был торжественный выход гостей с арены в один из огромных дворцов, за столы, ломившиеся от изобилия. Нового императора его жены проводили до трона и подождали, пока он сядет туда, а сами сели на троны поменьше, и наследник его, Вей Ши, сел у его ног. Были подарки от делегаций и поздравительные речи. Люк подарил драгоценный янтарный набор посуды, на которой из камня были вырезаны листики и желуди, и судя по тому, как смягчился взгляд нового императора и как переглянулись жены, он очень угодил.

— Таких наборов по миру было изготовлено всего пять, — тихо сказал мне Люк, когда мы отходили от трона. — Их делал мастер Окива́ро три века назад, и мой прадед купил его за стоимость, равную стоимости графства.

— Не жалко? — спросила я.

— Каждой вещи нужен свой хозяин, который ее оценит, — покачал головой Люк. — У нас он стоял как музейный экспонат, а здесь им будут пользоваться.

Таммингтон, сдержанный и холодный, как настоящий герцог, преподнес Цэй Ши собрание сочинений какого-то йеллоувиньского мудреца в старинной кожаной обложке. Судя по всему, этот подарок тоже пришелся императору по душе. Я, признаться, переживала — потому что лорд Роберт после падения герцогства остался без всего. И я знала, что Люк предлагал ему выбрать подарок из сокровищницы Дармонширов. Но у Тамми оказался на редкость стойкий характер. Он, заявив, что бесконечно благодарен, однако лучше сделает бедный подарок, но от себя, сходил телепортом к себе в дом в захваченном Лаунвайте, объяснив, что дом его закрыт щитом на накопителях, и принес вот эту книгу. Книга, полагаю, стоила больше, чем дом в столице.

К царственным братьям и сестрам, к моей Василине и к маленькой Агриппии император спускался, обнимал их церемонно и трижды целовал в щеки. Мариан стоял настороженный, а Демьян воспринял это с абсолютной невозмутимостью.

Нории и Ангелину император расцеловал обоих, и я вновь задумалась — как называется монархия, где король и королева равновелики?

После был пир, где глава каждой из сотни провинций поднимал чашу и славил императора, благо, это было быстро, хоть и скучновато: чаши поднимались по цепочке. А еще я поглядывала на восхищенную Каролину, на маленькую внучку Иппоталии, на месте которой я бы давно заснула, а она держала спину прямо и строго и благосклонно смотрела на всех, так очевидно копируя бабушку, что становилось горько.

Закончился пир. Супруги императора поднялись так непринужденно, будто не просидели без еды на тронах три часа, и пригласили нас на легкую прогулку по парку. А сам император пригласил правителей, в том числе и Люка с лордом Робертом, на Королевский совет.

И мне было очень любопытно, что будет там, но напрашиваться я не стала.

Мы с еще слабенькой и медленно шагающей Алиной и Каролиной в сопровождении слуг с подносами и напитками, среди гостей, движущихся большой змеей, шагали по дорожкам дворца, а за каждый поворотом нам являли чудеса. То танец гибких девушек на тонких нитях, натянутых меж деревьев, то торжественный хоровод с песнями, то бабочки, принесшие каждому из гостей по крошечной баночке меда, то красные карпы, сложившиеся в иероглифы «долголетие» и «счастье». Нас водили, как детей в зоопарке, от одного чуда к другому, от беседок со сладостями до фонтанов с вином и золотым чаем. В половину четвертого по местному времени в сопровождении фрейлин прибыла Полина, и мы, благочинно поприветствовав друг друга, беседовали с сестрами, рассказывали ей о церемонии, прижимались друг к другу, и я расслабилась, поддалась очарованию этого дня и чужой, такой сложной и красивой культуры, и просто шла куда идут.

Но иногда все же думала о том, что же происходит там, на Совете?