В полной тишине сидя под дверью спальни, любопытствующие пытались различить хотя бы звук.
— Я, вона, когда своих рожала — кричала! А эта не кричит. Померла, никак? — шлёпая толстыми губами, пробормотала кухарка и тотчас сложила руки в молитвенном жесте, за что немедленно получила яростный взгляд Кьяры:
— Крики боли привлекают демонов; как ни была бы велика боль, женщина не должна издавать ни звука, иначе родится чудовище!
Именно в этот миг из-за двери донёсся протяжный женский всхлип. Третья принцесса Витира поморщилась:
— Ревёт! Хочет, что ли, чтоб у ребёнка душу украли?!
Всхлип повторился, слившись с еле слышным «Помогите».
— Довольно! — расталкивая любопытных, Кродор рванулся к двери. — Я не желаю, чтобы из-за предрассудков моя жена…
— Не смей! — повисла на нём Кьяра. — Это не она. Это демон тебя подзывает! Они ещё и не то сделают, лишь бы навредить, да посильнее! Хочешь, чтоб ребёнка на исчадие тёмное подменили?! Тебя боги проклянут, если…
Шантия, воспользовавшись суматохой, скользнула за дверь. Её учили: явление в мир новой жизни — великое благо; интересно, отчего же тогда это благо окрашено кровью? Она поспешила к ложу, переступив через валяющийся на полу окровавленный нож. Бледная, тяжело дышащая Фьора держала в дрожащих руках младенца и монотонно повторяла:
— Она не дышит, она не дышит… Только что дышала, а теперь…
Дверь громыхнула снова — под визг Кьяры, повисшей на плечах, в спальню ворвался людской вождь. Шантия обернулась, чтобы увидеть его лицо, разом побледневшие; будь перед ней кто-то другой, она бы решила, что ему стало дурно от запаха крови.
— Не дышит, не дышит… — шептала Фьора, и её шёпот переходил в рыдания. Давай, удивись равнодушию супруга! Ведь наверняка сейчас он скажет, что дети иногда погибают в родах, и в том нет большой беды; скажет, что не нужна ему какая-то девчонка, и плакать стоило бы лишь о сыне… Но вместо этого Кродор молчал, и его лицо вдруг стало мягким и уязвимым, словно случившееся и в самом деле причинило ему боль.
Смерть ребёнка — ужасно; но гораздо ужаснее — предательство от тех, кому веришь, кого боготворишь.
— Что здесь…
— Горячей воды. И холодной. Много. Быстро! — выкрикнула Шантия, привлекая к себе внимание. Лорд посмотрел на бывшую наложницу растеряно, кажется, вовсе не понимая, что она здесь делает; Кьяра оскалилась:
— Что, колдовать собралась?
— Спасти ребёнка. Сейчас же!
— Чего встали?! — рявкнул, раскрасневшись, Кродор. — Делайте, что она говорит!
Всё-таки есть что-то хорошее в том, что тебя считают ведьмой; Шантия вдохнула металлический запах крови, не давая голове закружиться. Главное — не ошибиться; главное — помнить, чему учили Незрячие Сёстры. Каждое мгновение казалось невыносимо долгим, пока слуги под причитания о демонах и злом колдовстве, исходящие одновременно от кухарки и принцессы, принесли требуемое.
Не ошибиться. Шантия положила руку на плечо рыдающей матери:
— Фьора. Фьора, ты меня слышишь? Дай мне ребёнка.
— Нет!
— Дай мне ребёнка!
Но та лишь закричала, изо всех сил прижимая к себе крошечное тельце.
— Видишь, видишь?! Это демон из неё выходит! — рявкнула Кьяра, но Кродор отшвырнул супругу брата, как надоедливую собачонку. Страх… ему в самом деле страшно. Ему не было страшно, когда погиб младенец, которому могла дать жизнь Шантия; но этот ребёнок был ему нужен. Можно просто растеряться и запаниковать. Можно просто сделать вид, что ты бессильна — и принести тем самым достаточно горя.
Нет. Он слишком быстро утешится, слишком быстро. Плачешь лишь о тех, кого успел полюбить.
Воспользовавшись слабостью Фьоры, Шантия выхватила из её рук младенца. Малышка оказалась лёгкой, почти невесомой, а её кожа на ощупь — липкой и влажной от крови; к горлу подкатила тошнота. Почему, почему явление новой жизни так омерзительно?!
Вдох. Выдох. Опустить сперва в холодную воду, затем — в горячую.
— Ты хочешь её убить! Ты её убьёшь! — срывая голос, кричала Фьора, но Кродор удержал жену. Он не верит, никогда не верил, что слабая, покорная наложница способна на убийство.
Убивать ребёнка сейчас — глупо, очень глупо. Холодная вода. Горячая.
Когда раздался очередной крик, не сразу Шантия поняла: это не рыдания Фьоры, не проклятия её сестры; маленькое сморщенное существо в руках пошевелилось, и лишь тогда она отдала его на руки заплаканной матери.
— Живая, живая… — принялась бормотать та, прикрывая покрасневшие, опухшие глаза. Конечно, она не станет благодарить. Никто не станет.
— Что за демона ты вселила в мою племянницу? — осклабилась Кьяра, занося руку для удара. Она может ударить, и ударить сильно; но, как и многие, она бессильна, если её не боятся.
— Этот демон называется «жизнь». И нет тут никакой магии. Любой лекарь, если бы не ваши глупости о демонах, сделал бы то же самое.
С излишне прямой спиной, со слегка задранным подбородком Шантия покинула комнату. В дверях она обернулась и посмотрела на младенца взглядом, холодным, как безлунная зимняя ночь.
Ты мне пригодишься, девочка. Ты мне ещё нужна.