Королева воздушного замка [СИ]

Путь отчаяния. Глава VIII

Из спальни Шантия теперь почти не выходила: всё виделись ей бледные лица перешёптывающихся слуг, сторонящихся её женщин, всё слышался шепоток «Сжечь». Даже снилось порою, как она горит, как воет от боли, катаясь по земле, а женщина-огонь стоит чуть поодаль — и смеётся, то склоняясь, то вскидывая к небесам руки. Снилось столь часто, что уже перестала страшить мысль об очищающем пламени: потомки великанов жестоки, они любят выдумывать для жертв совсем уже дикие наказания.

Она никогда не обращала внимания на гобелены, украшавшие спальню, теперь же нашлось вдоволь времени, чтобы разглядеть каждое изображение. Большую часть украшали затейливые орнаменты, но один выделялся: не узоры покрывали его, но маленькие фигурки. Псари с собаками на прочных поводах, господа в ярких одеждах и вытканных блестящими нитями драгоценностях, лошади… В самом центре вздымалась на дыбы лошадь, на спине которой восседал, очевидно, предводитель охоты с заткнутым за пояс рожком; из-под копыт пыталась увернуться женщина, чьё платье тянули за подол сразу два пса. Венисса пела вдалеке — наверное, именно об этой истории, изображённой на гобелене. Пела прекрасным голосом, так неподходящим к злодейской сущности, о неверной жене, вздумавшей бежать от мужа — страстного охотника — с одним из его слуг. Леди из Тиарна должна была повстречаться с ним близ лагеря, приготовленного для грядущей охоты; возлюбленный вызвался добыть для них лошадей. Лорд узнал обо всём, но не поспешил уличить супругу в измене: нет, он приказал убить лишь любовника. А после, зная, что в лесу бродит неверная жена, которая не может теперь вернуться домой, как ни в чём ни бывало отправился на охоту, где зверем, которого с гиканьем загоняли захмелевшие знатные господа, оказался не кабан, не волк, не медведь, но леди из Тиарна.

Тогда, услышав звуки песни, Шантия хотела пойти на них, как прежде, взглянуть в глаза женщине, обманувшей её. Быть может, обвинить, а может, простить, как надлежало бы смиренной дочери Джиантаранрир: гнев — порождение Трёхглавого, нельзя ему поддаваться. На обвинения не хватало смелости, на прощение — великодушия; она осталась лежать в постели, закрыв глаза. Не слушала бы, да вот только не выходило: по-детски хотелось знать, чем же всё-таки кончилась песня.

Хей!

Убегай, милый зверь!

Хей!

За тобой по пятам!

Хей!

Нет пощады — поверь!

Хей!

Псы бегут по твоим следам!

В матушкиных сказках герои порою спасались и из более жутких приключений, но довелось убедиться — сказки варваров не таковы. Под весёлый смех, разговоры о грядущем ужине и звуки охотничьего рога леди из Тиарна растерзали псы. Шантия слегка поскребла гобелен, потянула за него: почему-то захотелось сдёрнуть со стены напоминание о жестокой песне. Остановил её голос неожиданного посетителя:

— Что ты делаешь?

И снова — это знакомое чувство неловкости. Как положено обращаться к брату правителя, особенно если сам правитель в отъезде, а ты — всего лишь одна из многих его «жён»? Но Киальд ждал ответа — и пришлось говорить:

— Мне не нравится этот гобелен. У людей слишком жестокие лица.

Он внимательно посмотрел на фигурки, погладил ладонью, посмотрел снова.

— Псовая охота — не для женщин. Выслеживать и загонять зверя — дело грязное и тяжёлое… Зато какой азарт!

Нет, даже он, среди варваров более всего походящий на героя старинных легенд, который спасает заточённых в замках принцесс, не понимает. А может, дело только лишь в незнании?

— Здесь изображена сцена из «Тиарнской охоты». Той песни… которая про неверную леди и её мужа-охотника.

— Вот уж не предполагал, что тебе известны наши предания.

Кивнуть? Ведь согласие будет ложью. Нет, не известны, лишь пара-тройка сказок и песен, подслушанных случайно. Но и отрицать не стоит — можно разозлить собеседника. Шантия предпочла просто улыбнуться — да, самый верный выход. Пусть сам решает, какой ответ означает улыбка.

— Это же просто сказка, чтобы учить детей. Неужели она тебя и в самом деле так пугает? — и рассмеялся. — Говорят, будто ты — ведьма. Ведьма, которая боится выдуманных историй?

— Наверняка леди из Тиарна когда-то существовала. А вы думаете, что…

Смех Киальда между тем не утихал. Кажется, «герой» даже за живот ухватился, будто боялся лопнуть.

— И тебя называли ведьмой… О боги! Ты просто глупое дитя.

Дитя? Даже смешно слышать такое от мальчишки, который едва ли годами старше. Киальд тем временем, пытаясь устоять на ногах, ухватился за гобелен, повис на нём… Послышался треск, и его накрыло с головой. Живой?! Карниз, на котором висел изукрашенный кусок полотна, достаточно тяжёл, чтобы проломить череп. Но, судя по чиханию и несмолкающему смеху, брату лорда Кродора он нисколько не повредил.

Там, за тканью, обыкновенная каменная стена, от которой исходит холод: в замке ковры висели не только лишь для украшения, но и потому, что кое-как сохраняли тепло. Шантия приподняла край гобелена, и Киальд выбрался наружу, не переставая хохотать:

— Не могу! Ведьма! Да они ума лишились!

Смешливый мальчишка, так похожий на почти забытых соплеменников. Нет, не мог он стоять там, на крепостной стене, с оружием в руках; не мог скинуть вниз человека-зверя. Разве может тот, кто кажется ребёнком, так легко и беспечно лишать жизни? Шантия думала — и вскоре пришла к выводу, что сказочные герои никогда не страдали, убив очередное чудовище.

Киальд наконец-то успокоился и откинул пыльный гобелен. Вновь лицо его обрело серьёзное и важное выражение: не иначе как вспомнил о приличиях и о цели своего визита.

— Я постараюсь успокоить людей. Не желаю, чтобы о моём брате говорили, будто бы он спутался с ведьминским отродьем. Ты не под арестом, но помни: страх иногда вынуждает людей… на странные поступки.

Страх… такое знакомое и почти уже родное чувство! Хотелось рассказать обо всём, рассказать, как устала притворяться при виде Кродора влюблённой или хотя бы безучастной, как хочется покинуть опостылевшие стены, не защищающие от холодов, и вдохнуть солёный морской ветер. Ведь он бы понял, точно понял, единственный из варваров…

Загудел за стенами рог, извещая обитателей замка: король возвращается с войны.