Стрелок Двенадцать-Пятнадцать схватился за пыльную тревожную ручку в форме стремени и потянул что было сил. Раздался громкий треск, и красная рукоятка осталась у него в руке.
Стрелок выругался, привстал и попытался достать конец шнура оповещения, который теперь торчал из дыры в бронеколпаке. Он стукнулся головой о стекло, и вся стрелковая ячейка закачалась, заставив шнур выскочить в воздух снаружи. Тем временем снаружи продолжало происходить невозможное; штуковина находилась уже в четверти мили над ним, и почти за пределами досягаемости.
Стрелок Двенадцать-Пятнадцать сидел здесь вот уже шестнадцать лет. За это время он превратил овальную огневую ячейку из холодного и пронизываемого ветром узилища в подобие гнездышка. Он залатал дыры в металлической броне тряпками, а позже и варом. Он натаскал вниз одеял и подушек, и под конец даже вытащил первоначальное металлическое сидение и с величайшим удовлетворением сбросил его на две мили вниз, на Большой Спайр. Он заменил сиденье чем-то вроде дивана с откидной спинкой, поставил маркизы против резких лучей Кандеса и убрал часть боковой брони, чтобы встроить книжную полку и бар. Единственное, чего он не тронул — приклад самого пулемета.
Никто бы не узнал. Ячейка, металлический стручок, подвешенный над облаками на протянутых через Большой Спайр тросах, принадлежала ему одному. Когда-то здесь было три смены часовых, дюжина глаз одновременно следила за тросом подъемника, который шел между городскими колесами Малого Спайра и заброшенной башней Буридана. В ходе сокращений и оптимизаций это число наконец дошло до единицы: одна двенадцатичасовая вахта для каждого из шести пулеметных гнезд, что окружали трос. Стрелок Двенадцать-Пятнадцать не сомневался, что прочие стрелки модернизировали свои позиции тем же образом; тот факт, что никто сейчас не отвечал на экстренный сигнал, означал, что они не обращают никакого внимания на объект, наблюдать за которым их тут посадили.
Вот и он не обращал; если бы не случайный блик солнечного света от граненых стекол кованой подъемной кабины, он мог бы и не узнать, что Буридан вернулся к жизни — до тех пор, пока с прочими часовыми на смене не предстал бы перед военным судом.
Он отодвинул пуленепробиваемый колпак и еще раз постарался ухватиться за изношенный тревожный шнур. Тот мотался в трех дюймах от его растопыренных пальцев. Ругаясь, он рванулся к шнуру и чуть не выпал, потому что колпак был отодвинут. С колотящимся сердцем он уселся снова.
Что теперь? Он может выпустить несколько очередей по другим гнездам, чтобы привлечь их внимание — но тогда он рискует кого-нибудь убить. В любом случае, не предполагалось, чтобы он стрелял по поднимающемуся лифту, только по объектам, спускающимся по канату.
Стрелок всматривался, застыв в нерешительности, пока подъемник не пробил еще один слой облаков и не исчез. Он обречен, если не сделает чего-нибудь прямо сейчас — и сделать было можно только одно.
Он потянулся к другой красной рукоятке и дернул за нее.
В оригинальной конструкции огневых ячеек в основании кресла стрелка встраивалась ракета-катапульта. Если он был ранен или ячейка вот-вот должна была взорваться, он мог дернуть за ручку, и ракета уносила его вместе с сиденьем вертикально вверх по длинному тросу в лазарет Малого Спайра. Конечно, первоначального сиденья уже не было.
Остальные стрелки, вздрогнув, очнулись от дремы или оторвались от чтения при неожиданном зрелище дивана с подушками, взмывающего в небо на колонне пламени. Вслед за исчезающим в серой мгле диваном неслись крутящиеся одеяла, книги и бутылки джина.
Дневной офицер связи изумленно взвизгнула, когда Стрелок Двенадцать-Пятнадцать ворвался к ней. Поперек холста, который она тщательно размалевывала, теперь красовался широкий синий след.
Она уставилась на видение в дверях.
— Что ты тут делаешь?
— Прошу прощения, мэм, — сказал дрожащий солдат. — Но Буридан ожил.
На мгновение она заколебалась — картина была загублена, если только она немедленно не удалит этот мазок, — потом поразилась виду стоявшего перед ней человека. Да, так и есть, это определенно один из часовых. Лицо у него было бледное, а волосы словно из-под вентилятора. Она бы поручилась, что от седалища его кожаного летного костюма идет дымок. Он дрожал.
— Ты о чем, солдат? — потребовала она. — Не видишь, что я занята?
— Б-Буридан, — пробормотал он. — Лифт. Он поднимается. Он, может быть, уже здесь!
Она моргнула, потом настежь открыла дверь и взглянула на ряд сигнальных колокольчиков, выстроившихся в коридоре. Колокольчики были древние и позеленевшие, и ни один из них точно недавно не звонил.
— Тревоги не было, — обвиняющим тоном сказала она.
— Тревожный шнур порвался, — объяснил стрелок. — Мне пришлось выбрасываться, мэм, — продолжал он. — Там было, э-э, облако, я не думаю, что другие часовые видели подъемник.
— Ты хочешь сказать, что было облачно? Что ты не уверен, что ты видел подъемник?
Он еще больше побледнел, но решительно стиснул зубы. Однако прежде чем офицер связи успела распалить себя, чтобы напуститься на него как следует, один из колокольчиков дернулся. Она уставилась на колокольчик, полностью позабыв все то, что готова была высказать.
— Ты видел?..
Шнур дернулся снова, и колокольчик слегка качнулся. Потом шнур неожиданно резко забился, и колокольчик затрясся в облачке зеленоватой пыли. При всем этом он сумел издать только тишайшее звяканье.
Она вытаращилась на него.
— Это... это лифт Буридана!
— Я это и пытался... — Но офицер связи пронеслась мимо него к ступеням, которые вели вверх, к станциям подъемников.
Подъемники нельзя было жестко крепить к движущемуся ободу города-колеса; поэтому сходящиеся нити тросов, подымавшихся из различных поместий, встречались в узлоподобных скоплениях структур в зоне нулевого веса. Уже от них канаты вели к осям самих колес города. Офицеру пришлось пробежать вверх по винтовой лестнице, чтобы добраться до верха города (той же самой лестнице, по которой только что сбежал вниз стрелок); по мере того, как уменьшался ее вес, ступеньки делались круче, а подъем становился все отвеснее. Задыхающаяся и почти невесомая, она достигла верха меньше, чем через минуту. Она глянула сквозь одну из стрелковых щелей блокгауза и как раз увидела замысловато украшенную кабину, которой оставалась сотня ярдов до лифтовой станции.
Сзади пыхтел вверх по ступеням стрелок. «Подождите меня!», — обессиленно позвал он. Офицер его ждать не стала, а ступила в открытый круглый проем, и метнулась через пустой воздух.
У открытой двери к буридановскому лифту ее ожидали двое. Волосы на голове офицера связи зашевелились, потому что выглядели они совершенно экзотично, именно так, как она бы и вообразила какого-нибудь пришельца из Буридана. Ее первая реакция (вбитая в нее предшественником) — считать, что любой визит из заглохшей нации обязан быть мистификацией, погасла, как только один из новоприбывших заговорил. Женщина. Ее акцент не походил ни на один из акцентов Верхнего Спайра.
— Это все, что они выслали нам навстречу? — голос женщины источал насмешку. Она была среднего роста, с четко очерченными бровями, подчеркивавшими пронзительные глаза; на голове высилась копна обесцвеченных волос.
Офицер связи сделала в воздухе поклон, и ухватилась за ближайшую балку, чтобы остановиться. Она отчаянно постаралась умерить дыхание и выглядеть спокойной, после чего объявила:
— Я дежурный офицер связи между Буриданом и Спайром. К кому я имею честь обращаться?
Ноздри женщины раздулись.
— Я Амандера Трейс-Гайлс, наследница Буридана. А вы? Вижу, какая-то мелкая сошка... хотя, наверное, сойдет и так, — сказала она. — Любезно направьте нас в наши апартаменты.
— Ваши... — Апартаменты Буридана существовали, уж это офицер знала. Никому не было позволено вторгаться, перестраивать или уничтожать собственность Буридана, пока не был определен статус нации. — Сюда, пожалуйста.
Она быстро соображала. Как-то раз, не один год тому назад, на открытой галерее Колеса Семь она повстречалась с одним из старейших офицеров-наблюдателей. Они прогулялись мимо широкого участка крошащейся стены и вышли к заложенной кирпичом арке.
— Знаешь, что это? — шутливо спросил он. Когда она покачала головой, он улыбнулся и молвил:— Почти никто сегодня не знает. Это вход в поместье Буридана. Оно все еще там — башни, амбары, спальни и оружейные, — но другие нации строили и перестраивали вокруг да поверх него так долго, что туда больше нет пути. Оно как шрам или, может быть, мозоль посреди города.
Как бы то ни было, здесь был главный вход. Раньше к нему вела широкая лестница, пока ее не снесли и не устроили вон там двор. Этот вход официальный, он открывается только государственным ключом. Если к тебе когда-нибудь явятся посетители из Буридана, они могут доказать, что они те, кем сказались, если сумеют открыть дверь за этой стеной.
— Пройдите со мной, — произнесла теперь офицер. Сопровождая своих посетителей к канату, который направлялся на Колесо Семь, она мучилась вопросом, где ей в такие сжатые сроки взять артель землекопов с кувалдами.
Снос кирпичной стенки дал достаточную задержку, чтобы позволить показаться первым из министров Малого Спайра. Венера бормотала себе под нос ругательства, глядя, как они заполняют галерею: пятеро мужчин и трое женщин в ярких шелках, все с серьезными лицами. Вокруг них порхали, как мотыльки, секретари и всякие прихлебатели. Во дворе внизу росла толпа любопытных горожан.
— Надеюсь, это сработает, — пробормотала она Диамандису.
Тот поправил свою маску. Под ней невозможно было прочитать его выражение.
— Они так же напуганы, как и мы, — сказал он. — Кто знает, осталось ли что-нибудь по ту сторону этого? — Он кивнул на быстро выпадающие камни в арке.
— Леди Трейс-Гайлс! — Один из министров выступил вперед, изящно приподнимая свои шелковые одеяния над цементной пылью. Он лысел и отращивал второй подбородок, через нос шла полоса покрасневшей кожи, на мясистых руках — коричневые пятна. — Вы так похожи на вашу пра-пра-пра-бабушку, Леди Бертицию, — радушно произнес он. — Ее портрет висит в приемной моего офиса.
Венера глянула на него свысока.
— А вы?..
— Олдос Адай, исполняющий обязанности председателя Комитета Малого Спайра по общественным работам и инфраструктуре, — представился он. — Назначен Верхней палатой Великих семейств — органом, сохраняющим кресло для вас, все эти годы in absentia укрытое бархатом[3]. Я должен сказать, что это волнующий, я бы даже сказал — поразительный день в истории Верхнего...
— Я хочу убедиться, что наше поместье по-прежнему в сохранности, — сказала она и повернулась к Диамандису. — Мистер Фланс, дыра достаточно велика, чтобы вы в нее проникли. Прошу вас пройти вперед и сообщить мне, что наша дверь не повреждена. — Тот поклонился и пошел исполнять распоряжение.
Они с Венерой носили найденные ими костюмы, сохранившиеся в провощенной бумаге в шкафах башни Буриданов. При всей архаичности стиля одежда была куда практичнее штучек, излюбленных нынешним поколением Спайра. Венера надела мягкие кожаные бриджи и черный жакет поверх корсажа, отделанного и расшитого серебром. Простой пояс с двумя пистолетами. Лоб охватывал серебряный обруч, который они нашли в спальне наверху. Диамандис оделся сходно, но его кожаный наряд был в глубоких оливково-зеленых тонах.
— Великая честь — вновь видеть вашу нацию после столь долгих лет, — продолжал Адай. Если у него были подозрения по поводу ее личности, он их не выдавал. Она обменивалась с ним любезностями сквозь стиснутые зубы, стараясь держаться в профиль, чтобы ни он, ни другие не могли видеть ее челюсть. Венера приложила все усилия, чтобы спрятать шрам и обесцветила волосы какими-то противными химикатами, найденными в башне; но кто-то, слышавший о Венере Фаннинг, мог ее признать. Был ли Адай со своими людьми в курсе новостей из внешнего мира? Диамандис так не думал, но сама она не имела представления, насколько широко разлетелась слава о ней.
То обстоятельство, что параноидальные сообщества Спайра редко сообщались, играло ей на руку.
— Сакрусу не захочется, чтобы кто-то знал, что вы были у них в руках, — указал однажды вечером Диамандис, когда они сидели бок о бок в башне, а в камине весело горел разукрашенный стул. — Если они решат демаскировать вас, это будет равноценно признанию, что у них есть сношения с внешним миром — и, что более важно, они не подадут виду, что у них Ключ к Кандесу. Не думаю, что мы услышим от них хоть писк, по крайней мере открыто.
Рабочие кончили выбивать последние кирпичи и отступили как раз тогда, когда Диамандис высунул голову из-за угла арки.
— Дверь здесь, мэм. И замок.
— А, хорошо.
Венера прошествовала мимо рабочих, стараясь удержаться от нервного покручивания кольца на паьлце. Это был пресловутый момент истины. Если ключ не сработает...
Кирпичная стена разгораживала поперек лестничную площадку, которая простиралась на пятнадцать футов и заканчивалась большой окованной железом дверью, похожей на ту, в башне Буриданов. Министры столпились за Венерой, по-ястребиному поглядывая, как она перчаткой смахивает пыль с замочного механизма.
— Джентльмены, — сказала она холодно, — здесь пока смотреть не на что — хотя, я полагаю, у вас есть некоторый естественный скепсис по поводу моей подлинности. Не размышляйте над этим. — Она воздела кольцо-печатку. — Я и есть мое собственное свидетельство, но если вам нужны осязаемые символы — возможно, вот этот подойдет. — Она прижала ключ к оттиску-выемке в запоре.
Ничего не произошло.
— Извините. — Диамандис выглядел встревоженным, и Венера подавила побуждение отколоть какую-нибудь шутку. Она не должна терять уверенного вида, даже на секунду. Склонившись, чтобы осмотреть замок, она увидела, что за годы его занесло песком. — Щетку, пожалуйста, — сказала она скучным голосом, протягивая руку. Через минуту кто-то вложил в ее ладонь щетку для волос. Она старательно поскребла какое-то время замок, затем подула на него и снова попробовала кольцо.
На этот раз в глубине послышался щелчок, и за стеной глухо заскрежетало. Двери медленно отворились.
— Вы совет по... инфраструктуре, так? — спросила она, смерив министров холодным взглядом. Адай кивнул. — Хмм, — заметила она. — Хорошо. — Она повернулась, готовясь ускользнуть, как та избалованная принцесса, которой была когда-то, через открытую дверь в темноту.
Громкое «бух» и осыпающаяся с потолка пыль заставили ее застыть. В галерее внезапно поднялась суматоха. Министры в смятении столпились, в то время как крики и стоны вторили эху взрыва в воздухе. За спиной Адая Венера увидела вьющуюся колонну дыма или пыли, которой не было секунду назад.
Стоя с ногой, занесенной над порогом поместья, Венера обнаружила, что оказалась на время забыта. По всему колесу выли сирены, она слышала стук солдатских ботинок по тротуарным плиткам. Во дворе кто-то плакал, раздавались крики о помощи.
Сохраняя бесстрастное выражение лица, она вышла на галерею и заглянула через плечо Адая.
— Кто-то бросил бомбу в толпу, — сказала она.
— Это ужасно, ужасно, — простонал Адай, заламывая руки.
— Вряд ли это было заранее спланировано, — резонно заявила она. — Кто же это тогда разгуливает таким вот утром, таская бомбу?
— Это повстанцы, — бешено проговорил Адай, — бомбисты, ассасины... Это ужасно!
Кто-то ворвался во дворик и побежал к самым пострадавшим из людей. Венера с удивлением поняла, что это Гарт Диамандис. Он выкрикивал распоряжения оглушенным, но в остальном невредимым жертвам; понемногу приходя в себя, те повиновались, рассыпались по двору и стали осматривать павших.
До этого мгновения Венере не приходило на ум, что она тоже могла бы оказывать помощь. Она почувствовала мгновенный укол удивления, потом... что это, гнев? Она, надо думать, гневается на Диамандиса, на кого же еще. Но она вспомнила битву на борту «Ладьи», когда атаковали пираты, и ее последствия. Такой страх и мучения, и в те моменты любая малость значила так много для страдающих людей. Авиаторы делились не раздумывая — помощью, перевязкой, кровью.
Она повернулась взглянуть на ступени, но было уже поздно: прибыли медики. Насупясь, Венера смотрела, как их белые униформы рассыпаются по почернелому щебню. Тогда она зажгла свою лампу и ступила обратно в арку.
— Когда мой слуга завершит дела, пошлите его ко мне, — негромко сказала она, и в одиночестве шагнула в долго простоявшее запечатанным поместье Буридана.
В заброшенной спальне продуваемой ветрами башни, где раскачивались полы и жалобно вздыхали трубы под зданием, Диамандис рассказывал Венере истории Буриданов и многого другого.
— Они были повелителями лошадей, — говорил он. — У них была непрактичнейшая из продукций — существа, которым требовались уйма еды и бесконечное пространство для бега, которые не могло и дня прожить в невесомости. Но создания столь прекрасные, что посетители Спайра неизменно влюблялись в них. Держать лошадь было высшим знаком могущества, ибо это означало — у вас есть гравитация, которой не жалко.
— Но ведь это было много сотен лет назад, — возразила она.
Венера с трудом слышала Диамандиса, хотя двери комнаты были плотно закрыты, а окна отсутствовали. Башню затопляли звуки, от потрескивания балок и рева ветра до мощного басового гула, похожего на жужжание пчелиного роя — от него вибрировали все поверхности. Еще не успели глаза Венеры приспособиться к темноте внутри здания, еще не успела она проникнуться стерильным запахом комнат и коридоров, по которым много столетий гулял ветер, – а громогласный/оглушительный вопль Буридана чуть не выгнал ее обратно наружу.
Им потребовался час, чтобы найти источник этого басового плача: лабиринт огромных труб, выступавших из дна башни Буриданов, работал как колоссальный ветряной орган. Он беспрестанно гудел и стенал, вздыхал и завывал.
Диамандис похлопал по стене. Восьмиугольную комнату наполняли разномастные горшки, сковородки и прочая кухонная утварь; в ней, однако, было потише по сравнению со спальнями и гостиными прежних обитателей.
— Расцвет Буридана был очень давно. — В свете масляной лампы вид у Гарта был чуть ли не оправдывающийся. — Но у народа Спайра долгая память. Наши записи восходят к сотворению мира.
Той ночью, когда они улеглись спать, он стал рассказывать ей о былой славе Спайра, а на следующий день они бродили среди царящего в башне хаоса. Позднее, в воспоминаниях Венеры, рассказанные им былины и образы опустевших, покинутых палат станут неразрывны. Величие, древность и отчаяние служили фоном голосу Гарта; величие, древность и отчаяние отныне будут окрашивать ее мысли о древней Вирге.
Он рассказывал ей истории о громадных — размерами больше иных городов — машинах, которые однажды построили сами стены Вирги. По словам Диамандиса, это были живые и разумные машины, и их потомство включало и машин, и людей. Проведя столетия в пути, они населили холодные черные пространства на окраинах звезды.
— Однако! — воскликнула Венера. — Расскажите мне еще.
Тогда он рассказал ей о первых поколениях мужчин и женщин, что жили в Вирге. Мир был их игрушкой, но они делили его с созданиями куда могущественнее и мудрее их самих. Им было несложно делать места вроде Спайра — но при этом они тратили много сырого материала Вирги. Машины возражали. Произошла война непостижимой жестокости; Вирга гудела, как колокол, ее оболочка раскалилась от жара, и нестойкие формы жизни, которые посеяли в ней люди, были истреблены.
— Нелепо! — сказала она. — Можно было поступить и поумнее.
Спайр был крепостью человеческой фракции, поведал он. Отсюда была предпринята кампания, в которой машины были разгромлены. Они отступили в мрачном молчании, чтобы создать собственное поселение с другой стороны солнца — но некоторые остались. В дальних промороженных бессолнечных уголках мира спали забытые солдаты. Их, обросших за столетия пылью и грибами, легко путали с астероидами. Некоторые свисали, как замороженные летучие мыши, со скорлупы мира — айсберги с невидящими глазами. Если суметь их разбудить, можно было получить мощь и дары свыше желаний смертного; или можно было спустить с привязи смерть и разорение для всего мира.
Люди медленно отстроили экологию Вирги, но их изначальные богоподобные силы сократились. Сыновья и дочери тех, кто строил Виргу, забыли историю и соткали свои собственные мифы, чтобы объяснить мир. Новые нации рождались дюжинами, новые горячие солнца ожили в черной бездне. Люди повернулись к прошлому спиной.
Потом начались слухи о некоем странном нашествии сквозь холодные межзвездные пустоши... Новая сила, ширящаяся в стороны как круги в пруду. Она пришла из их древнего дома. У нее было много имен, но лучшим описанием служило «искусственная природа».
— А! Понятно, — заметила Венера.
Они сделали много вылазок под рассказы Диамандиса. Каждый набег начинался и заканчивался в центральном атриуме старого здания. Стремящиеся вверх арки формировали здесь восьмигранный атриум, который поднимался на пятнадцать ярусов к блестящему витражу купола. Ромбы янтарного и лимонного, розового и индигового света очерчивали головокружительный ряд галерей, уходивших ярусами вверх.
На второй день, исследуя верхние комнаты, они набрели на следы истории, которой Гарт Диамандис не знал. Венера, рывшаяся в стенном шкафу, услышала его тревожный вскрик. Прибежав, она застала его стоящим на коленях рядом с фигурой человека в броне. Тело было древним, сморщенным и иссушенным ветром. Рядом валялся меч. А в соседней комнате лежали еще тела.
Этих людей настиг некий ужасный и драматичный конец. Венера с Гартом нашли дюжину мумифицировавшихся солдат; все оставались там, где пали в свирепой схватке. Среди давно высохших луж черной жидкости лежали разбросанными ружья и лезвия. Расположение тел предполагало атакующих и защищающихся; заинтересовавшись, Венера проследовала по пути, которым должны были проследовать незваные гости.
Высоко в башне, за забаррикадированной дверью, на просторной кровати с балдахином лежала почерневшая человеческая фигура. Белое кружевное платье, которое носила мумия, все еще колыхалось на ветру, заставляя Венеру каждый раз испуганно вздрагивать, когда она взглядывала в ту сторону.
Она систематически обыскивала комнату, пока Диамандис стоял и созерцал тело. Здесь, в ящиках столов и шкафчиков, лежали все документы и свидетельства, нужные Венере для обоснования подлинности своей личности. Она даже нашла генеалогию и фотографии. Здесь хранились и лучшие из одежд, и этим вечером, вместо того, чтобы слушать истории Диамандиса, Венера начала сочинять свою собственную — историю осады длиной в многие поколения, добровольной ссылки, наконец прерванной последним членом нации Буридана, Амандерой Трейс-Гайлс.
Детали проступали из темноты медленно. Венера стояла там, где однажды был мощеный двор, на который выходил украшенный колоннами фасад буридановского поместья. Из строения вниз глядели черные окна; некогда сквозь них лился солнечный свет в пышные залы внутри. Когда-то давно темные контрфорсы опирались на гладкие белые крылья здания, чтобы поддержать соседние строения — заросли стен и арок, слоями оплетающие его, как наросты чешуи неведомого огромного чудища. Некоторое время поместье еще должно было видеть небо, ибо из многих окружающих стен выглядывали окна. Все они теперь были заложены. В конце концов поверх крыш поместья были возведены арки из камня и кованого железа, и в какой-то миг последняя щелочка, должно быть, пропустила издали солнечный свет, чтобы осветить заброшенный карниз или глаз гаргульи. Потом запечатали и ее, и Буридан закуклился в ожидании.
Это было понятно В подобном городе-колесе размеры пространства конечны; если живущие в нем обитатели не могли разобрать поместье Буриданов, то они решительно разобрались с ним по-иному.
От того места, где стояла Венера, вверх вели две блестящих палласитовых лестницы — одна влево, одна вправо. Она нахмурила брови, потом направилась к темной арке, зев которой открывался между ними. Ее ноги бесшумно ступали в глубокой пыли.
Несомненно, помещения наверху должны быть самыми роскошными; и, вероятно, обчищены. В любом случае, она не сомневалась, что должна узнать побольше об обычаях и истории нации, изучив жилища слуг.
В темноте нижнего коридора Венера опустилась на колени и присмотрелась к полу. Затем вытащила один из пистолетов и сняла предохранитель. Напряженно вслушиваясь, она осторожно двинулась вперед.
Этот проход для прислуги уходил в неизвестность, через регулярные интервалы по обе стороны открывались проемы. Черные квадраты на стенах когда-то были, наверное портретами; здесь и там, как затаившиеся призраки, жалась к колоннам зачехленная мебель.
До нее донеслись искаженные и неясные звуки. Шли они сзади или спереди? Она глянула назад; поперек далекого квадрата входа двигались силуэты. Но этот ускользающий звук... Она задула лампу и бочком наощупь двинулась вдоль стены.
Нет сомнения: вдоль потревоженной пыли коридора скользнул лучик света, и затанцевали тени от движущихся у противоположной стены фигур. Венера подкралась к открытому дверному проему, заглянула за угол, и тут же столкнулась взглядами с кем-то, идущим с той стороны.
— Эй! Они уже тут! — Женщина была младше Венеры, с выступающими скулами и длинными тонкими волосами, одетая в темную кожу на городской манер. Венера прыжком встала у нее на пути, держа пистолет в дюйме от ее лица.
— Не двигаться.
— Шиллы! — взвыл кто-то еще.
Венера не знала, что такое шилл, но все равно тоже взвыла:
— Нет! Я новая хозяйка этого дома.
Тонковолосая таращила сведенные в точку глаза на дуло оружия. Венера бросила взгляд мимо нее вдоль длинного низкого помещения, которое, похоже, изначально служило винным погребом. В ключевых точках горели лампы, освещая, несомненно, чье-то убежище: здесь стояли кушетки, штабели ящиков, даже пара столов с развернутыми на них картами. Полдюжины людей поспешно хватали вещи и устремлялись к выходу в противоположной стене; еще несколько целились из ружей в Венеру.
— Ага. — Она взглянула по другую сторону от тонковолосой головки. Люди с ружьями вопросительно поглядывали на одного из своих товарищей. Не отличаясь возрастом от прочих, этот последний выделялся среди остальной молодежи сверкающими глазами и ироничной полуулыбкой, как мог бы выделяться среди своих студентов профессор. — Привет, — сказала ему Венера. Она убрала пистолет в кобуру, не без удовлетворения отмечая удивление на его лице.
— Вам лучше поторопиться со сборами, — заявила она, прежде чем кто-то смог двинуться. — Они будут здесь в любую минуту.
Стволы по-прежнему целились в нее, но уверенно выглядящий юноша выступил вперед, щурясь на нее поверх собственного оружия. У него были аккуратно подстриженные усы и что-то вроде дуэльного шрама[4] на щеке.
— Кто вы такая? — требовательно спросил он с протяжным выговором высших классов.
Она поклонилась.
— Амандера Трейс-Гайлс, к вашим услугам. Или, может быть, наоборот, вы к моим.
Он усмехнулся:
— Мы никому не слуги. И вам не повезло, что вы нас видели. Теперь нам придется...
— Хватит, — огрызнулась она. — Я в ваши игры не играю — ни за вашу сторону, ни за Спайр. У меня собственные заботы, и вашим планам может пойти на пользу, если вы будете смотреть на меня как на потенциального союзника.
Снова ощущение приятного удивления. Венере уже слышались голоса снаружи холла.
— Ведите себя очень тихо, — проговорила она, — и затушите эти огни.
Шагнув назад, она взялась за створки дверей и закрыла их.
В глубине коридора подпрыгивали фонари.
— Леди Трейс-Гайлс? — Это был Адай.
— Здесь. Мой фонарь погас. Как бы то ни было, тут ничего интересного. Исследуем верхние этажи?
— Пожалуй. — Адай неприязненно огляделся вокруг себя. — Это, похоже, зона для простолюдинов. Да, давайте вернемся по нашим следам.
Они шли в молчании, и Венера напряженно старалась уловить любой предательский шум из комнаты позади. Никакого шума не было; наконец, Адай спросил:
— Чему мы обязаны чести вашего визита? Буридан вновь присоединяется к ведущим нациям? Собираетесь ли вы возобновлять торговлю лошадьми?
Венера фыркнула:
— Вы превосходно знаете, что для таких животных в башне нет места. Нам едва хватало пищи из садов на крыше и из сетей, которые мы натягивали под миром. Нет, больше нет лошадей. И я последняя из своего рода.
— О-о.
Они начали взбираться по давно не хоженным ступеням к верхним помещениям.
— О том, что вы последняя в роду… род может быть омоложен, — деликатно сказал Адай. — И что касается лошадей… рад сообщить, что в этом случае вы ошибаетесь.
Она искоса поглядела на него:
— Что вы имеете в виду? Не играйте со мной.
Адай в первый раз самоуверенно улыбнулся:
— Лошади живы, миледи. Содержатся и разводятся за счет правительства в выгонах на Большом Спайре. Они всегда там были, все эти годы. Ожидали вашего возвращения.