Королева Кандеса

Глава 9

Венера на девять десятых еще дремала, и воображала, будто подушка, которую она тискает, — это спина Чейсона. Подобные чувства — что ты в безопасности, что ты нашел свое место, — были так редки для нее, что вся остальная жизнь по контрасту казалась бесплодной пустошью. Как будто все, что она когда-то натворила, все школьные уроки и соперничество с сестрами, все пугающие разговоры с отцом, все манипуляции и ложь, — все было смыто этим ощущением: только спокойствие, его дыхание, его запах, и его шея под ее щекой.

— Проснитесь и пойте, миледи!

Гарт Диамандис раздернул занавески в комнате, обнажив кирпичную стену, и сердито взглянул на них, оттого что на пальцах остались лохмотья бархата. В свете фонаря вокруг него столбом стояла пыль.

Венера села, и в челюсть выстрелила режущая боль.

— Вон! — Она секунду шарила вокруг в поисках оружия. — Подите вон!

Под руку попал фонарь и — не то чтобы не раздумывая, но скорее со злобным удовольствием — она метнула его в Диамандиса.

Гарт пригнулся, и фонарь разбился о стену. Пламя свечи коснулось занавесей, они немедленно занялись.

— Ох! Неудачная мысль! — Он сорвал занавески и, выхватив из камина кочергу, начал сбивать пламя.

— Вы слышали меня? — Она отбросила затхлое одеяло и побежала к нему. Схватив обломок ножки стула, она потрясала им, как мечом. — Подите вон!

Он легко парировал и резким движением запястья отправил ее импровизированный меч в полет; потом пихнул ее кочергой в живот.

— Уфф! — так и села она. Гарт продолжал сбивать пламя. Древнюю спальню клана Буриданов наполнял дым.

Когда Венера перевела дыхание, то встала и подошла к боковому столику. Вернувшись с кувшином воды, она перевернула его над тлеющей тканью. Потом безразлично отпустила кувшин — он разбился вдребезги — и поглядела на Гарта.

— Я была со сна, — сказала она.

Он повернулся к ней, на его челюсти дергался мускул. Она в первый раз заметила, что у него красные глаза. Спал ли он?

— Что случилось? — спросила она.

С тяжелым вздохом он повернулся и побрел прочь. Венера пошла было вслед, сообразила, что обнажена, и вернулась одеться. Когда она вернулась к Гарту, он сидел в прихожей и возился с сапогами.

— Это она, да? — спросила Венера. — Вы искали ее?

Он встревоженно взглянул на нее:

— Как вы...

— Я исследовательница человеческой природы, Гарт, — она повернулась. — Зашнуруйте меня, пожалуйста.

— Вы могли сжечь все поместье дотла, — ворчал он, пока дергал — чуточку слишком резко — шнуры ее корсета.

— Мой самоконтроль не так хорош, если меня застать врасплох, — пожала плечами она. — Теперь вы знаете.

— Ну да. — Он взял ее за бедра и повернул лицом к себе. — Обычно вы так же хорошо скрываете свои страдания, как это умеют делать люди вдвое старше вас.

— Предпочитаю считать это комплиментом. — Сообразив, что его руки касаются ее тела, женщина отступила назад. — Но вы ушли от вопроса — вы нашли ее? Ваше выражение сулит скверные новости.

Он встал.

— Не ваше дело. — И пошел прочь.

Венера закусила губу, прикидывая, не стоит ли извиниться за нападение. Дальше мысли это не пошло.

— Хорошо, — сказала она, какое-то время прошагав за ним, — для чего вы подняли меня ни свет ни заря... — Она поглядела по сторонам. — А который теперь час?

— Середина утра. — Он тоже осмотрелся вокруг; комнаты поместья были погружены во мрак за исключением мест, где горели случайные фонари. — Дом запечатан, помните?

— Ох! Прием!

— Да. Мастера-коневоды ожидают в переднем зале. Они чрезвычайно нервничают, поскольку ни при их жизни, ни при жизни их предшественников за целые столетия, никто ни разу не ревизовал их работу.

— Я не ревизую, Гарт, я просто хочу поглядеть на каких-нибудь лошадей.

— Да пожалуйста — но у нас проблема посерьезнее.

— И что это? — Она задержалась, чтобы посмотреться в потускневшее зеркало. Ей было слышно, как где-то внизу передвигали вещи: они наняли бригаду рабочих, чтобы отчистить здание, как раз перед тем, как усталость одолела ее и заставила искать убежища в этой побитой плесенью спальне.

— Там вас ожидает вторая делегация, — пояснил Диамандис. — Стая мажордомов от великих семейств.

Она остановилась.

— Ага. Хотят оспаривать?

— Можно и так сказать. Вы приглашены посетить церемонию Конфирмации. Чтобы формально установить вашу идентичность и титулы.

— Конечно, конечно... — она снова пошла. — Проклятье, они на шаг впереди нас. Нам придется откатывать ситуацию обратно. — Венера обдумывала это, пока они спешили вниз по широкому крыльцу. — Гарт, пахнет от меня дымом?

— Увы, миледи, вас окружает пикантный аромат пылающих занавесок.

— Ну, с этим, видимо, ничего не поделать. Оспаривающие — это те? — она указала на группу витиевато одетых людей, стоявших в центре прохода. За ними неуверенно толпилась пестрая группа людей в рабочей одежде. — Тогда те, должно быть, конюхи.

— Джентльмены, — сказала она с улыбкой, пройдя мимо официалов. — Я так сожалею, что заставила вас ожидать, — обратилась она к конюхам.

— Кхе! — проговорил сзади нее властно звучащий голос.

Венера принудила себя закончить с рукопожатиями, прежде чем обернуться.

— Да? — сказала она со сладкой улыбкой. — Что я могу для вас сделать?

Седеющий мужчина с морщинами и дуэльными шрамами на лице объявил:

— Вы призваны предстать...

— Простите, вам назначено?

— ...предстать перед — что?

— Прием. — Она подалась ближе. — Вам назначен прием?

Будучи не в силах игнорировать протокол, тот с неохотой желчно признал:

— Нет.

Венера взмахнула рукой, отделываясь от него:

— Тогда условьтесь о нем с моим слугой. В данную минуту приоритет у этих людей. Им прием назначен.

В его глазах мелькнуло изумление. Венера против желания осознала, что обращалась не к какому-то лакею, но к закаленному царедворцу одного из великих семейств. И раз она только что пыталась устроить пожар в своем новом особняке и убить своего единственного в этом забытом богами месте друга, то могло статься, что она не настолько рассудительна, какой ей следовало бы сегодня быть.

Она бросила взгляд на Диамандиса, который демонстративно прикусил язык.

С глубоким вздохом она склонилась перед делегацией:

— Сожалею. Где мои манеры? Если мы уладим наше дело в сжатые сроки, я смогу разобраться с другими назначениями, ни у кого не играя на нервах. К кому я имею честь обращаться?

Смягчившись самую малость, он ответил:

— Я Джекоби Сарто от нации Сакруса. Ваше... возвращение из мертвых... вызвало некоторый ажиотаж среди великих семейств, леди. Требуются доказательства, которые вы должны представить, прежде чем вас признают за ту, кем вы являетесь.

— Я понимаю, — просто сказала она.

— В следующий четверг, — проговорил он, — в четыре часа в здании Совета. Принесите ваши доказательства, — и повернулся, чтобы идти.

— Ох. О нет, — застонала она. Он с угрожающим взглядом обернулся. Венера изобразила униженное раскаяние. — Тут такая небольшая проблема... собственно, даже вопрос возможностей. Так вышло, что я попала в затруднительное положение... у меня уже есть ряд обязательств на тот день. Мои прежние должники и кредиторы... но я не пытаюсь избежать вашего требования! Никоим образом. Почему бы нам не условиться на восемь вечера, в главном салоне моего дома? Такие условия встречи позволили бы мне исполнить мои обязательства и...

— Да какая разница? — Он отошел посовещаться с прочими; совещание было кратким. — Пусть будет так. — Он близко подступил к ней и взглянул сверху вниз, как глядел на нее отец, когда она была девчонкой. — Никаких штучек, — очень тихо сказал он. — Здесь на кону ваша жизнь. — Потом он сделал резкий жест остальным, и они последовали за ним прочь.

Гарт наклонился и пробормотал:

— Какие обязательства? У нас ничего не было запланировано на этот день.

— Теперь у нас есть, — ответила она, наблюдая за уходящими Сарто с его спутниками. Она рассказала Гарту, что у нее на уме, и у того потрясенно расширились глаза.

— За неделю? Этот дом — руины!

— Тогда вы знаете, чем заняться остаток дня, — колко заметила она. — Наймите столько людей, сколько вам нужно — обратите в наличность несколько моих жемчугов. И, Гарт, — сказала она, когда он повернулся идти, — я приношу извинения за случившееся.

Он фыркнул.

— Я встречал первые утренние реакции и похуже. Но от вас ожидал лучшего.

Отчего-то эти прощальные слова уязвили ее куда сильнее, чем любое из того, что он мог — по ее представлениям — ответить.

— Вы не рассказали о лошадях, — заметил он позже тем вечером. Гарт толкал дальний конец ужасно тяжелого винного стеллажа, в то время как Венера тащила за ближний. Громоздкое деревянное чудище медленно проскрежетало еще несколько дюймов по полу погреба. — Что — уфф! — вы о них думаете?

— Я все еще раскладываю в уме по полочкам, — сказала она, делая паузу, чтобы крепче упереться ногами в клепаное железо фундамента особняка. — Они прекрасны и ужасны. Тренеры называли их Дали-конями. Видимо, слово «Дали» значит — любое четвероногое животное, выращенное при гравитации меньше той, к которой его приучила эволюция[5].

Гарт кивнул, и они какое-то время толкали и тащили. Стеллаж близился к стене, там, где проделала свой вход маленькая ячейка повстанцев — пробитой в кирпичной кладке дыре, которая вела к заброшенному воздуховоду. Гарт исследовал несколько ярдов туннеля за дырой; Венера опасалась, что за ней бунтари могли устроить ловушки.

— Что я заметила первым — запах, — сказала она, когда они устроили еще один перерыв. — Непохоже на любую встречавшуюся мне рыбу или птицу. Воняет, но можно к нему привыкнуть, вероятно. Они держат лошадей в месте, называющемся паддок — такой загон для животных, вроде рабского. Но звери… они были огромны!

Со стороны центрального вестибюля особняка просочились голоса и глухие стуки. Две рабочих бригады, нанятых Гартом сегодня, спорили, кто первым начнет работать в кухнях.

За дверью погреба метались тени. Особняк теперь кишел людьми. Повсюду зажигались фонари и отдавались эхом переклички, вместе с шумом молотков и пил и гулом катящихся тележек. Венера надеялась, что гам не даст соседям заснуть. У нее была неделя, чтобы сделать дом пригодным для приема гостей, а это означало работающие кухни, бальную залу без осыпающейся штукатурки и запахов тлена — и, конечно, под завязку забитый винный погреб. Банда бунтовщиков, уходя, убрала все признаки своего присутствия, но оставила за собой дыру, через которую они пробрались. Поскольку у особняка был только один вход — парадный, черный еще не открывали, — Венера сочла благоразумным сохранить этот запасной выход. Но если она собиралась сохранить секретный выход, ему следовало быть секретным; отсюда винный стеллаж.

— Отлично, — заявила она, когда до стены оставалось примерно три фута. — Я собираюсь полить смазкой пол у дыры, так что мы сможем сдвинуть стеллаж в сторону, если потребуется спешно выбираться. — Она небрежно бросила на пол банку, взятую у одного из рабочих, и закатала рукава.

— Нам придется какое-то время порыскать там в поисках ловушек, — резонно отметил Гарт.

Венера сощурилась на него:

— Может быть, но не сегодня. Вы выглядите так, Гарт, будто вот-вот свалитесь. Это гравитация действует?

Он кивнул и поморщился.

— И гравитация, и просто возраст. Когда хозяйничаешь в новой весовой категории, уходит больше энергии, чем я привык за долгое время. Я думал — я в хорошей форме, но...

— Хорошо, немедленно приказываю вам взять два дня отдыха. Управлюсь с рабочими сама. Потратьте один день на отдых, возможно, на второй вы склонитесь к... гм, это тема, на которую вы со мной не станете разговаривать.

— Какая тема? — спросил он невинно.

— Все нормально, — улыбнулась она. — Я понимаю. Вы долго были в ссылке. В достатке времени подумать о людях, отправивших вас туда. Ручаюсь, вы проработали план мщения в утонченных деталях.

Гарта ее слова, кажется, шокировали.

— Мщение? Нет, это не — ну, пожалуй, первые несколько месяцев я много думал об этом. Но, знаете, через месть переступаешь. Через несколько лет начинаешь смотреть на вещи под другим углом.

— Да, и в этом опасность, разве нет? В семье нас учили лелеять наши обиды, дабы не забыть.

— Но почему? — Он отчего-то выглядел искренне расстроенным.

— Потому, что стоит тебе раз простить, — вымолвила она, как бы разъясняя маленькому ребенку, — как ты подставляешься под новое предательство.

— Вот чему вас учили?

— Никогда не давай оскорблению сходить с рук, — проговорила она, мало сознавая, что цитирует строки, многократно повторенные ей отцом и сестрами. Она отсчитывала пункты по пальцам. — Никогда не давай пройти незамеченным, никогда не забывай, строй реалистичные планы своей мести. Ты либо выше, либо ниже других людей, и ты всегда хочешь быть выше. Если они обидят тебя, ты должен сшибить их вниз.

Теперь он погрустнел.

— Так вот из-за чего вы все это делаете? — Он указал на стены. — Чтобы вернуться и взять над кем-то реванш?

— Чтобы вернуться вообще, — серьезно ответила она. — Я должна отомстить. Иначе я паду навсегда и никогда не смогу возвратиться домой. Потому что иначе... — ее голос пресекся.

«Потому что иначе у меня нет причин возвращаться».

Его выражение, выражение сострадания, взбесило бы ее, будь оно на лице любого другого человека.

— Вы рассказывали мне о лошадях, — тихо проговорил он.

— А. Да. — Она была признательна Гарту за смену темы. — Ну, у них эти огромные бочкообразные тела и элегантные длинные шеи. Длинные головы, как на моем кольце. — Она подняла его кверху, растопыривая пальцы. — Но их ноги! Гарт, их ноги вдвое длиннее тел — как паучьи ноги, невозможно длинные и тонкие. Они выступали по паддоку как... ну, как пауки! Не знаю, как еще описать это. Они были как сон, который только-только начинает оборачиваться кошмаром. Не уверена, захочу ли снова видеть их.

Он кивнул.

— Между некоторыми поместьями есть выгоны для скота. Я их видел, они смотрятся так же. Поймите, на городских колесах для выращивания домашнего скота нет места.

Венера взломала колпачок на банке смазки и подобрала кисть.

— Но теперь, когда нация Буридана возвратилась, лошади — наша ответственность. Есть издержки... похоже, не меньше дюжины великих наций взяли на себя заботы о той или иной части поместья Буриданов. Часть — наши арендаторы, которые не платили ренту столетиями. Остальные — как клан Гвиневера — заботились о лошадях. Тут необъятная паутина отношений и зависимостей, и у нас чуть меньше недели, чтобы все это привести в систему.

Гарт задумался.

— Первым делом, — наконец сказал он, — вам нужно поднять сюда наверх жеребенка-другого и вырастить их в усадьбе. — Он состроил гримасу в ответ на ее выражение лица. — Я знаю, что я только что сказал, но это важный символ. Кроме того, эти комнаты будут переполнены людьми, только дайте им шанс. Почему не выделить сейчас несколько для лошадей?

— Подумаю об этом.

Они расчистили место за стеллажом, и придвинули его к стене. Стеллаж удачно вписался поверх дыры. Они отошли полюбоваться на свою работу, и Гарт сказал:

— Смешная штука время, знаете ли. Оно смывает гнев и ненависть. Но оставляет нетронутой любовь.

Она подхватила его под руку.

— Ах, Гарт, вы такой сентиментальный. Вам никогда не приходило в голову, что именно поэтому вы и угодили в Большой Спайр, где прозябали, роясь тут и там последние двадцать лет?

Он поглядел ей в глаза:

— Честно говоря, нет. Мне это никогда не приходило в голову. Если что, я бы сказал, что я угодил туда потому, что не любил достаточно крепко, не потому, что слишком крепко любил.

Она вздохнула:

— Вы безнадежны. Хорошо, что я здесь, чтобы позаботиться о вас.

— А я-то думал, что это я забочусь о вас.

Они покинули погреб и вновь вернулись в строительный бедлам, охвативший особняк.

Той ночью начались головные боли.

Венера точно знала, что происходит, она уже страдала раньше от таких болей. Весь день ее беспокоила челюсть; как будто в глотке встала железная лапа, тянущаяся к черепу, стискивающая его. Около обеда у нее в глазах появилось странное бесформенное пульсирующее пятно, и медленно расширялось, пока она не перестала видеть что-либо вообще. Она ретировалась в спальню и стала пережидать.

Долго ли будет длиться этот приступ? Приступы могли продолжаться несколько дней, а у нее этих дней не было. Венера расхаживала туда-сюда, спотыкаясь, гадая, достаточно ли будет просто отоспаться. Но нет, у нее горы бумажной работы впереди, а времени нет.

Она вызвала Гарта. Увидев ее и бросившись к ней, он воскликнул:

— Вы же белая, как новая стенка!

— Неважно, — сказала она, отстраняясь от него и забираясь на кровать. — Принесите бухгалтерские книги. Это просто головная боль, у меня бывает. Я нездорова, но нам нужно разобраться в этих бумагах.

Он начал в подробностях зачитывать различные контракты Буридана. Каждое слово отдавалось в ее голове крохотным взрывом. Венера пыталась сконцентрироваться, но через десять минут неожиданно перегнулась через край кровати, и ее вырвало.

— Вам надо поспать! — Его руки взяли ее за плечи. Гарт осторожно уложил ее обратно в кровать.

— Не будьте смешны, — пробормотала она. — Если мы в этой чуши не разберемся, то не сможем убедить совет, и они нас обоих вывезут на телеге в цепях. — За левым глазом расцвел цветок мучительной боли. Несмотря на всю свою браваду, Венера осознавала, что ей придется валяться в постели до тех пор, покуда мигрень не соизволит ее отпустить.

Гарт притушил лампы и ходил на цыпочках, в то время как она валялась как сломанная кукла. Далекий стук молотков звучал так, как будто стучали в ее собственной голове, но остановить ремонт она не могла.

Наконец пришел сон, но она проснулась с тенью боли, и стоило Венере пошевелить головой и открыть один глаз, как боль принялась за нее всерьез. Все так, как и ожидалось. В этих головных болях была виновата пуля: раздробив ей скулу, она проехалась по каким-то контактам внутри венериной головы, и теперь в тяжелейшие из моментов на нее из засады накидывались муки. Прежде у нее всегда имелась безопасная гавань домашней спальни, куда можно было отступить — путешествие на «Ладье» милосердно обошлось без подобных эпизодов. Она пользовалась приступами для потакания худшим чертам характера: нытья, обвинений, оскорбления любого, кто случался рядом, и требований угождать всякой ее прихоти. Она утопала в жалости к себе, давая всем понять, какая она несчастная жертва судьбы, и что никто и никогда не чувствовал таких страданий, которые она храбро переносит.

Но на этот раз она действительно погибла, если даст этой штуке распоряжаться собой. Не то чтобы рядом не было никого, кто бы мог ее побаловать; но никакая жалость в мире не спасет ее жизнь, если она не провернет аферу, задуманную ею и Гартом, до конца. Так что в середине утра Венера решительно выбралась из кровати. Она повязала поверх глаз шелковый поясок, залепила уши свечным воском, и подобрала пустой ночной горшок. В таком виде она неверной походкой вышла из комнаты.

— Принесите мне халат, — сказала она в ответ на еле слышный вопрос горничной, — и приведите мастера Фланса.

Ослепленная, полуглухая — она тем не менее ходила по рабочим командам, в то время как Гарт следовал за ней и зачитывал гроссбухи. Она говорила ему, в каких местах подчеркнуть для нее — чтобы позже посмотреть; справлялась о работе и давала указания; и то тут, то там отворачивалась в сторону, чтобы изысканно поблевать в ночной горшок. Ее мир сузился до чувства ковра или камня под ногами, шороха слов в ухе и катастрофического размеренного биения, отдававшегося внутри ее черепа. Она продолжала воображать, как бичует, расстреливает, топчет и жжет Джекоби Сарто и прочий его важничающий совет, имевший безрассудство противостоять ее воле. Внутреннюю свирепость было не заметить снаружи, ибо она разговаривала тихо и сдержанно, пассивно позволяя себя водить.

Вся эта «кипучая» деятельность должна была что-то ей дать в итоге , но, рухнув этим вечером в кровать, Венера сообразила, что ничего не помнит из того, что сказала или сделала сегодня. Всё затягивала зловещая красная мгла боли, повсюду преследовавшей ее.

Она была приговорена. Она ни за что не подготовится к допросу, который планировал совет. Венера перевернулась, разрыдалась в подушку, и наконец просто улеглась в кровати, принимая свою судьбу. Пуля одолела ее.

С этим пониманием на нее снизошло что-то вроде покоя, но она слишком страдала, чтобы задумываться об этом. Она просто так и лежала с сухими глазами, нахмурившись, пока ее не одолел сон.