Консультант

Глава 6

Изначально Большой Шанхай задумывался как пересадочный модуль. Расположение материнской звезды делало именно эту точку пространства наиболее удобной для построения Врат. И между звездой и планетой повисла гигантская бронированная сигара. А дальше – понеслось.

Где станция пересадки, там и ремонтные блоки, и заправочные терминалы, верно? Им нужен персонал, как и производству топлива и запчастей, которые элементарно дешевле производить на месте, поскольку транспортные расходы отсутствуют, а гравитация, в отличие от планеты, может быть ЛЮБОЙ. Разумеется, и на планете вполне реально создать пониженную силу тяжести, на то и антигравы, но энергетические затраты несопоставимы с созданием повышенного притяжения в зоне невесомости. А энергия в точке Лагранжа доступнее, поскольку светило вдвое ближе.

Таскать людей с планеты вахтовым методом – замаешься и разоришься, проще селить на месте. Так было принято решение о строительстве планетоида, который включил бы в себя жилые и промышленные зоны.

Кормить работников надо? Надо. В ходе проектирования планетоида к производственным и жилым секторам добавились агротехнические. Изменение технологий позволило впоследствии не слишком напрягаться по поводу производства пищи, но производство кислорода никто не отменял. Так что без оранжерейной оболочки не обошлось.

Жизнь человеческая заключается не только в работе. Людей надо хоть как-то развлекать, а то дело добром не кончится. Ещё – одевать, обувать и снабжать, допустим, половниками и стульями. А также туалетной бумагой, цветами в горшках, рыболовными крючками – в планетоиде имелись и рукотворные озера, напоминающие чаши. Кроме того, не помешают домашние питомцы и корм для них, занавески и скатерти, иголки для вышивания и лак для ногтей, спортивные и танцевальные залы, кабаки и игорные дома, студии красоты и тату-салоны, мюзик-холлы и дамы, не обременённые предрассудками… всего не перечислишь.

Сейчас Больших Шанхаев было, по сути, два. Первый, именуемый «старым портом», располагался в «сигаре». Второй и главный представлял собой многослойный шар диаметром около сорока километров, проткнутый, как засахаренное яблочко, колонной искусственного светила.

Один из самых крупных рукотворных объектов в обитаемой Галактике, свободный порт Большой Шанхай давал приют людям самых разнообразных сословий.

Впрочем, производственные мощности, располагавшиеся поначалу в самой станции, постепенно были перенесены в окружающее пространство; и работяг, как таковых, среди жителей Шанхая было не так уж много. Просто потому, что пространство внутри шара облюбовали для себя люди, жаждавшие свободного места, но отнюдь не склонные делить его с обладателями промасленных спецовок.

Простая арифметика: объём, кислород и вода конечны. Их хватит на вполне определённое число организмов. Поэтому организмы отбирались строжайшим образом. И получить статус «жителя» было ох как непросто. Да и с рабочими визами возникали немалые сложности. Правда, не для всех.

Разумеется, примерно двести тысяч людей, населявших Большой Шанхай, включали в себя и некоторое количество аналогов обитателей «мертвяка» порта «Руби-Центр». Любому обществу – а общество Шанхая было довольно жёстко структурировано – нужны те, на кого даже девица из дешёвого борделя может смотреть сверху вниз.

Но большинство принадлежало либо к персоналу, обслуживающему агротехнические зоны, пересадочные терминалы, туристические объекты и прибывающие корабли, либо к «тёмным лошадкам» всех мастей. Либо – и это было самое главное – к известным гангстерским Домам, штаб-квартиры которых и располагались здесь, в конечном итоге вытеснив путающуюся под ногами промышленность.

Когда-то, в самом начале истории порта, часть акций пересадочных блоков принадлежала государству материнской планеты. Но это было давно. Теперь никакого государственного участия Большой Шанхай не предусматривал по определению. Только частный капитал, причем попахивал этот капитал порой странновато. И страшновато.

Разного пошиба авантюристов, которых как магнитом притягивал свободный порт, это не смущало ни в малейшей степени.

Кто-то жил здесь постоянно, кто-то заглядывал на огонёк. На Большом Шанхае проворачивались делишки, скользкие и тёмные по меркам почти любой планеты, но вполне респектабельные с точки зрения порто-франко. Термин «экстрадиция», к примеру, отсутствовал в местном словаре. Зато вполне практиковались действия «охотников за головами», и человек, доказавший, что он биэйч[28], действующий по контракту, не подлежал преследованию. Как не подлежала сочувствию его жертва. Достали болезного? Сам виноват.

Всё это варево кипело и булькало, давая порой на выходе продукты настолько диковинные, что даже опытные повара, возглавлявшие добрый десяток Великих Домов, только диву давались.

Большой Шанхай был местом, где реализовывались возможности. Любые. Принцы становились нищими, нищие – принцами. Шестёрки выходили в джокеры, били тузов направо и налево, сваливались в двойки… и никого это не удивляло.

Постепенно сформировалась своеобразная философия, а на её основе – не менее своеобразная идеология. На Большом Шанхае (как и в Галактическом Легионе, кстати) считалось, в частности, что происхождение и прошлое человека – его личное дело.

Конечно, никто не гарантировал, что любопытства не будет вообще. Или что любопытствующему не удастся удовлетворить его тем или иным способом. Но за вопрос на любую из упомянутых тем можно было нарваться на кулак, нож, пистолет или предельно формальный вызов на дуэль. Идеология влияла и на моду: на протяжении многих десятилетий перчатки являлись неизменной деталью гардероба местных жителей, обеспечивая упомянутые формальности.

Причиной вызова, кстати, могло стать и пренебрежительное обращение с женщиной определённой профессии. Фраза «Я – честная шлюха!» здесь не казалась смешной никому. Новичку или снобу приходилось быть максимально осмотрительным: девица, с которой он только что договаривался о широко известной торговой операции, вполне могла швырнуть перчатку в лицо недостаточно вежливому «покупателю». И попробуй отказаться от поединка! Проще сразу свалить и никогда больше не показываться в этих краях.

Дуэли не только не запрещались – они приветствовались. Ибо, с точки зрения правящих Домов, всецело способствовали естественному отбору. А естественный отбор – дело неплохое. Особенно там, где в силу немногочисленных писаных законов и неписаных, но свято соблюдаемых традиций, об искусственном не могло быть и речи.

На собеседовании, последовавшем за тем, что Дедуля честно назвал вербовкой, Лане задали абсолютно стандартный вопрос: «Что вы можете предложить в качестве расширения и улучшения разведывательной деятельности Легиона?».

Слегка пожав плечами, капрал Дитц заявила, что не располагает данными о том, какие возможности уже используются. Но если бы речь шла о чистом листе, она предложила бы создать на Большом Шанхае консалтинговое агентство. Конечно, бордель – там же – тоже неплохо. Но агентство лучше.

– О! – наставительно поднял вверх указательный палец полковник Горовиц, присутствовавший на собеседовании. – О!

Ей тут же сообщили, что, во-первых, агентство уже существует и отнюдь не процветает. А во-вторых, инициатива наказуема исполнением.

Лану не обескуражил ни один из упомянутых пунктов. И некоторое время спустя на Большом Шанхае объявилась Катрина Галлахер.

Обучение в заведении, подчиняющемся Натаниэлю Горовицу, предполагало уйму теории – но ещё больше практики. Прошло всего несколько месяцев, и рыжую «кошку» знал уже весь Шанхай. Агентство, которое чуть позднее она же переименовала в «Кирталь», уверенно пошло в гору. Статус «жителя» был получен ею в кратчайшие сроки, постоянно сменяющийся персонал агентства не испытывал никаких сложностей с рабочими визами. На Большом Шанхае умели ценить профессионалов. А эта огненноволосая девица с разноцветными кошачьими глазами на изукрашенном кошачьими полосами лице если и не была профессионалом изначально, то быстро становилась таковым.

Постепенно распространились весьма полезные для работы слухи об исполнительности агентов «Кирталя» и их же предельной неразборчивости в средствах достижения цели. Информация исправно поставлялась клиентам (а уж сколько её находилось помимо официальных контрактов! Дедуля Горовиц только чертыхался). Нежелательные для заказчиков персонажи покидали сцену: одни – тихо и элегантно, другие – с большим шумом и треском. Зависело от сути заказа.

Неизменным оставалось то, что, какие бы действия ни производились сотрудниками агентства «Кирталь», ни один из них не был найден и пойман теми, кому полагалось искать и ловить.

Они возвращались с результатом, а это на Большом Шанхае являлось практически единственным мерилом успеха.

Катрина Галлахер, возглавлявшая агентство, не щадила себя – что уж говорить о других? Любая попытка наехать пресекалась жесточайшим образом. Дуэли поначалу следовали одна за другой – но закончились довольно быстро. Попросту не осталось дураков. Как не осталось желающих совать свой нос в дела девицы, то появляющейся ниоткуда на несколько недель, то исчезающей на пару месяцев в неизвестном направлении. Небезопасно, знаете ли. Неосмотрительно.

Связи на Большом Шанхае значили если и не всё, то очень многое. И миз Галлахер занялась созданием и всемерным расширением оных. Её замечали в самых неожиданных местах и в самом неожиданном обществе.

«Эта кошка» не брезговала пить с портовыми грузчиками и с удовольствием танцевала с представителями местной «аристократии». Её приглашали на вечеринки в приличные дома – и в Дома приглашали тоже, уже на приёмы. Ей приписывали кратковременные, но весьма выгодные любовные связи с самыми разными людьми, и она никогда не считала нужным опровергать эти слухи. Или подтверждать их.

Первый же отпуск, проведенный, как и последующие, на Руби, принёс ей знакомство с обоими Томами Хельгенбергерами. Насколько близким оказалось знакомство, спрашивать никто не рисковал: связываться что с отцом и сыном, что с бешеной кошкой кретинов не нашлось.

Однако в узких кругах очень быстро стало известно, что девица сначала сделала то, чего ей никто не поручал, разрулив тем самым некий кризис до того, как он возник. Потом она выполнила уже то, что поручили. Выполнила быстро, хладнокровно, не стесняясь в средствах, происхождение которых не афишировалось, но само наличие не вызывало сомнений… и результат понравился людям, удовлетворение которых стоило куда дороже денег.

У неё появилось несколько учеников в фехтовальных залах, и желавшие улучшить навыки обращения с холодным оружием готовы были платить недурные деньги за редкие и нерегулярные уроки, даваемые обоерукой бестией. Имелись и учителя – она не упускала ни одной возможности для совершенствования.

Конечно, среди учителей время от времени находились те, кто в качестве платы за урок хотел получить благосклонность дамы. Однако самовлюблённые на Большом Шанхае не выживали. А самолюбивые довольно быстро приходили к выводу, что скучающее, почти презрительное «За такое – не жалко!» наносит тщательно лелеемому самолюбию неприемлемо большой урон.

Красивые женские тела не такая уж редкость, хватило бы средств. «Клинкам» их, как правило, хватало. Как хватало ума и гордости понять, что готовность Катрины Галлахер натурой платить за науку превращает самого запросившего именно такую плату в товар. Причем дешёвенький.

Чем дальше, тем больше становилось тех, кто хотел присоседиться к выгодному дельцу. Одним – большинству – она отказывала. Других привечала. Спрашивала за работу строго, но и платила, не скупясь. А что у самой ещё молоко на губах не обсохло… разные бывают губы, и молоко тоже разное. Кто-то и в колыбели взрослеет – если хочет выжить. Катрина Галлахер хотела. И, что куда ценнее, выжила.

Количество и качество её друзей и врагов целиком и полностью соответствовали шанхайской точке зрения на респектабельность. Жизнь постепенно налаживалась.

Лана Дитц, выбравшая из полусотни предложенных вариантов имя «Катрина Галлахер»… Лана Дитц, не боявшаяся ни бога, ни чёрта, ни даже командования, и после смерти отца ценившая собственную жизнь не дороже заплаченного им когда-то галэна, а чужую – так и вовсе в сантим, да и то не всякую… Лана Дитц, готовая играть по правилам, если ей не мешают перекраивать их под себя и вводить во всеобщий оборот собственные… Лана Дитц за четыре года, последовавших за собеседованием с полковником Горовицем, стала довольно заметной фрикаделькой в густом, переперченном супе Большого Шанхая.

Проще говоря, ей здесь нравилось. Как правило. Однако сегодня приходилось иметь дело с на редкость гнусным исключением.

«Хвост Трубой» заканчивал маневр торможения, когда Лана направила в диспетчерскую службу запрос о своём лимите гостевых виз. Впервые проявленное по данному поводу любопытство не было праздным. От того, каков будет ответ, зависело, прежде всего, место стыковки.

Швартовка к старому порту стоила существенно дешевле и в принципе не требовала соблюдения никаких дополнительных формальностей. Но для того, чтобы пристыковаться к планетоиду и проникнуть внутрь, нужна была виза для самого корабля, команды и пассажиров, предоставленная от имени «жителя» или кампании, зарегистрированной во внутреннем объёме. Разумеется, пересадочные терминалы и окружающие их отели, казино и торговые центры пачками выдавали туристические визы. Но для того, чтобы оказаться глубже второго уровня, такой визы не хватало. Только рабочая или гостевая.

Кроме того, гостевые визы, оформленные «жителями», давали своим обладателям определенные преимущества, причем в некоторых вопросах весьма значительные. И если скидку на плату за воздух можно было смело не принимать в расчёт – что там той скидки! – то разрешение на дополнительное оружие заслуживало самого пристального внимания.

«Житель» отвечал за поведение своих гостей, отвечал в самом прямом смысле слова головой. Но при этом гости «жителя» пользовались такими преференциями в плане обеспечения безопасности, которые и не снились обладателям виз, выданных организациями.

Никаких проблем с визой для корабля возникнуть не могло по определению. «Житель», в конце концов, Катрина Галлахер, или так, погулять вышла?! Но люди, люди! Сколько? Сколько человек она сможет взять с собой внутрь, туда, куда не было хода транзитным пассажирам и большинству туристов?

Число «50», высветившееся на дисплее, заставило Лану хмыкнуть, одновременно удовлетворённо и удивлённо. Нет, она, разумеется, не сомневалась в том, что круче неё только горы, да и то не всякие, но всё же… приятно, дамы и господа. Действительно, приятно.

Что ж, раз проблемы с визами отсутствовали, следовало выбрать точку стыковки. А это в случае Большого Шанхая было задачей нетривиальной. Ибо проектировали и строили его гении, не превзойденные и сейчас, когда с начала их работы прошло две с половиной сотни лет.

Так бывает: есть всё. Чертежи и схемы. Состав материалов. Производственные карты. И принцип компоновки ни от кого не скрывается, и технологий новых понапридумывали – куда там предкам. А превзойти не получается. И даже просто повторить. Не гении потому что.

Говорят, они забавно смотрелись рядом.

Мигель Эспозито, широкоплечий красавец, был на полторы головы выше приземистого щуплого Чун Ли, чье лицо даже в молодости цветом и фактурой напоминало печёное яблоко.

Пылкий ибериец смеялся над всем. Флегматичный азиат не смеялся никогда. Правда, говорят, оба могли убить взглядом… что ж, бывает и не такое.

Говорят, каждый из них считал другого бездарью и ничтожеством. Говорят, они бесконечно уважали друг друга.

Говорят, от их перебранок рассыпались монолитные конструкции. Говорят, ни один из них ни разу не повысил голос на другого.

Говорят, они дружили семьями. Говорят, они были любовниками.

Говорят, что в тот день, когда Чун Ли, принципиально не пользовавшийся страховками, разбился насмерть, Мигель Эспозито отдал распоряжения о похоронах и вернулся в студию, чтобы ещё поработать. Там и нашёл его вечером самый храбрый из ассистентов – уже остывшего.

Много чего говорят. И чем больше проходит лет, чем меньше остается тех, кому кусочек картинки известен хотя бы из рассказов прадедушки, тем труднее отделить правду от вымысла в мутном потоке пустой говорильни.

И сейчас достоверно было известно лишь одно: инженер-конструктор Чун Ли и архитектор Мигель Эспозито придумали и создали Большой Шанхай.

Конструкция космической станции типа «шар в шаре» не нова. В сущности, все было изобретено давным-давно. Но именно Чун Ли додумался до «скользящих оболочек». Хотя, возможно, додумывались и до него, а вот воплотить идею в жизнь удалось ему первому.

Наверное, он страдал манией преследования. И даже, пожалуй, наверняка. Во всяком случае, принцип несовпадающих шлюзов, реализованный на Большом Шанхае, об этом не говорил даже, а попросту орал. Благим матом.

Суть состояла в том, что внешняя, броневая, густо нафаршированная боевыми постами оболочка планетоида вращалась вокруг первого из внутренних слоев. Направление и скорость вращения постоянно менялись, и прибывающему кораблю приходилось ждать, пока шлюзы совпадут. Алгоритм вращения являлся самым охраняемым секретом Большого Шанхая. К слову сказать, секретом, до сих пор не раскрытым. Катрина Галлахер попробовала подобраться: из спортивного интереса и самолюбия. Но не преуспела. А уж казалось бы – и времени хватало, и ресурсов…

Отработанная до мелочей технология высадки пассажиров и разгрузки трюмов позволяла внешней оболочке не задерживаться надолго в одном положении. В случае нападения непосредственно на планетоид шлюзы разъединялись мгновенно, оболочки смещались друг относительно друга, прикрывая точки проникновения, а что или кто остался в зонах перехода, не интересовало никого.

Впрочем, Большой Шанхай уже давненько не атаковали. И дело заключалось не только и не столько в мощи многочисленных крепостей, окружающих планетоид. Просто… Гангстерские «семьи» могли враждовать между собой сколько угодно, но перед внешним противником вставали сомкнутым строем. И гибель по «внешней» причине главы даже одного из Великих Домов грозила уж очень большой кровью слишком многим корпорациям, государствам и целым планетам.

Тем не менее, протокол безопасности продолжал соблюдаться до мелочей. И после того, как скоростной лифт, миновав броневой слой, доставил Лану, Риса и десять членов команды «Хвоста Трубой» на второй уровень, у них оказалось около трёх часов до открытия ближайшего окна, через которое можно было попасть ещё глубже.

Время следовало потратить с пользой, поэтому Рис в сопровождении Силвы отправился на деловую встречу. Там, где можно было оказаться только с гостевой или рабочей визой, он побывал лишь однажды, но на втором уровне появлялся частенько. Встреча с агентом, занимавшимся поставкой боеприпасов, была назначена ещё до стыковки, а теперь настало время уточнить список и расплатиться.

Лана же решила просто прогуляться, и обязательно в одиночестве. Ей действительно нравилось на Большом Шанхае. А, кроме того, после более чем недельного отсутствия она хотела принюхаться к окружающей обстановке. Проникнуться биением колоссального пульса планетоида. Войти в его ритм. Иначе нельзя, иначе – смерть, причём глупая и бессмысленная. Слишком опасным местом, при всей своей привлекательности, был Большой Шанхай.

Случайные визитеры не успевали этого прочувствовать, да им и не требовалось. Потому что они не были частью этого организма. Они не были, а Катрина Галлахер – была. И какая бы взаимная любовь ни связывала её с Большим Шанхаем, она знала, что этот монстр, не задумываясь, сожрёт её, если она позволит. Несколько часов на втором уровне позволяли настроиться на нужную волну, и Лана с удовольствием бродила по окрестностям окна Лоэнгрин.

До назначенного времени общей встречи оставалось около четверти часа, когда стало очевидно, что на Лоэнгрин они, пожалуй, не успеют.

Устроившись за столиком одного из многочисленных кафе, Рис Хаузер исподтишка поглядывал на Лану. Желание девушки погулять без сопровождения не вызвало у него никакого удивления – кажется, он потихоньку начинал её понимать. Однако Рис не видел никаких оснований отказывать себе в удовольствии полюбоваться столь неожиданно обретенной напарницей и любовницей. А полюбоваться было чем.

Сейчас Лана стояла перед рекламной голосферой сети магазинов «Горячая штучка», и придирчиво рассматривала полуголых красоток, демонстрирующих новую коллекцию.

Шнурованные по боковому шву брюки… высокие ботинки («Сондерсы», разумеется, и Рис не рисковал даже предположить, что дизайнеры внесли в конструкцию по заказу клиентки – лезвия в мысках? Взрывчатка в каблуках? Он не удивился бы и портативному антиграву)… короткая, до высокой талии, тонкая кожаная куртка поверх поношенной мужской рубашки… пара клинков в заплечных ножнах…

И вот на эту-то предельно брутальную фигуру, скрестившую на груди руки в мягчайших перчатках и выстукивающую ногой одной ей слышимый ритм, наплывали одно за другим роскошные женские тела, чью наготу лишь подчеркивало изысканное бельё.

Прохожие обтекали её, словно Лану прикрывал невидимый щит. Но хватало и тех, кто останавливался понаблюдать, так же, как и Рис, завороженные удивительным контрастом.

Правда, в отличие от посторонних, Хаузер прекрасно знал – из собственного опыта – ЧТО эта женщина носит под подчеркнуто практичной одеждой. Так что его совершенно не удивлял интерес, проявляемый Ланой к показу фривольных мод. Его даже собственная реакция удивила не слишком. Конечно, он уже далеко не мальчик, но смотреть, ничего не предпринимая, как грубые штаны натягиваются поверх шелковых чулок с широкой кружевной каймой – это, знаете ли, чересчур. В общем, они чуть не опоздали к высадке, и капитан Силва опять ехидничал. Да и чёрт с ним.

Рис ненадолго отвлёкся, расплачиваясь с официанткой за предельно крепкий кофе. Когда же он снова повернулся к Лане, оказалось, что не у всех наблюдателей хватило ума держаться на расстоянии. Какой-то молодой, но уже начавший расплываться господин, одетый столь же богато, сколь безвкусно, стоял совсем рядом с девушкой и что-то говорил, вальяжно указывая на голограммы. Не надо было обладать слухом мринов или умением читать по губам, чтобы понять суть: «Детка, я куплю тебе всё это! И вообще всё, что пожелаешь!»

Лана, не отводя взгляда от дефилирующих моделей, недвусмысленно качнула головой – раз, и ещё раз. Произнесла несколько слов, почти не разжимая губ и не удостаивая невесть откуда взявшегося кавалера даже толикой внимания. Дальнейшее произошло почти одновременно.

Мужская пятерня облапила обтянутую штанами попку, локоть левой руки Ланы врезался в солнечное сплетение стоящего сбоку ловеласа, кулак – в пах. Нога девушки ловко подцепила щиколотку приставучего господина, обе руки взлетели к плечам, и перед валяющейся тушкой и парой телохранителей, бросившихся на выручку к нанимателю, возникли два клинка. И, для комплекта, два пистолета – Рис совершенно не собирался оставаться в стороне.

И, уж конечно, не далее, как через пять минут все участники стычки оказались в полицейском участке. Переход через окно Лоэнгрин был безнадёжно упущен.

Человечество уже давно не нуждалось в очках как инструменте коррекции зрения. Те, кто побогаче, исправляли возможные недостатки зрения детей ещё в утробе матери. Те, кто победнее, просто прибегали к оперативному вмешательству, стоившему сущие гроши и входившему в минимальный соцпакет практически на всех планетах.

Однако очки не исчезли из обихода даже после того, как повсеместно распространились офтальмологические импланты. Находилось немало людей, которые использовали очки как аксессуар. К их числу, в частности, относился Морис Финч. Правда, в его случае очки были, скорее, элементом психологического давления на оппонента, и пользовался им известный адвокат на полную катушку.

Сейчас, однако, он отдавал себе отчёт в том, что ни холодный взгляд поверх стекол, ни прикушенная дужка не сработают. Даже с полицейскими. Что же до клиента… нет, ну с какими же идиотами приходится работать! Уму непостижимо!

И ведь вроде бы серьезный человек, судя по общедоступному досье и состоянию счёта… почему, ну почему он до сих пор не знает, что в сложной ситуации НЕЛЬЗЯ говорить без адвоката? Хотя… что бы ему, интересно, дало молчание? При том, что все без изъятия туристы перед спуском на второй уровень лично подтверждали прохождение инструктажа по технике безопасности и правилам поведения?

Должность ведущего адвоката «Галактического круиза» обязывала Мориса Финча в любых обстоятельствах защищать клиента компании. Однако, как житель Большого Шанхая, он всецело был на стороне нападавшей. Этот тупица прошёл инструктаж? Прошёл. Даже расписался. Собственноручно. Так какие вообще претензии могут быть к миз Галлахер?

Финчу не было необходимости сверяться с текстом «Инструкции по выживанию на Большом Шанхае». Потому, хотя бы, что текст этот, от первого до последнего слова, когда-то написал он сам. Написал, ещё будучи студентом-старшекурсником, меньше чем за час, просто на спор. Кто ж знал (тогда!), что подсевший в баре разбитной незнакомец окажется хедхантером, и уже через неделю «Галактический круиз» пригласит мистера Финча на собеседование по поводу занятия должности с умопомрачительным окладом!

Да, так оставив воспоминания и вернувшись к текущей ситуации… к миз Галлахер не было бы никаких вопросов, даже окажись она проституткой на временном контракте. Но, к несчастью мистера Воленко (и к несчастью его адвоката), проституткой с рабочей визой она не была. «Житель» – полбеды. Но «житель» ранга «плюс три соло»…

Упомянутый ранг означал, что Катрина Галлахер имеет право родить на Большом Шанхае троих детей, не заморачиваясь такими пустяками, как пусть даже сугубо формальное наличие мужа или постоянного партнера. Одно это многое говорило об общественном и финансовом положении означенной молодой особы. Так что не было ничего удивительного в том, что подоспевшие патрульные и дежуривший в участке лейтенант сначала взяли под козырёк, а потом расстелились ковриками.

А уж если обратиться – как и следовало изначально – к упомянутой инструкции… её зачем писали? Для собственного удовольствия автора? Ну, допустим, изначально – да, а всё-таки? «Будьте предельно вежливы, предлагая встреченной даме кратковременный контракт по оказанию услуг интимного характера». «Открытое ношение оружия означает способность и право носящего воспользоваться им в любой момент». «Не пытайтесь навязать своё общество кому-либо вне зависимости от его или её пола, возраста и видимого общественного статуса».

Все эти пункты инструктажа заносчивый господин нарушил. Последовательно и параллельно. И, кстати, отделался на редкость дёшево. Потому что в соответствии с обычаями Большого Шанхая, заменявшими законы в подавляющем большинстве случаев, миз Галлахер имела полное право убить его на месте.

Тем более что, по её же собственным словам, «девушка должна заботиться о своей репутации». Ну, ещё бы! Глава одного из небольших, но весьма известных консалтинговых агентств. Да к тому же и «активный консультант»: невинный шанхайский эвфемизм, в просторечии означавший ни много, ни мало – киллера. В лучшем случае. Активный консалтинг предполагал (при необходимости) готовность и способность развязать даже межпланетную войну. Мистеру Воленко не выпустили кишки потому лишь, что оформление протоколов по случаю его смерти заняло бы довольно много времени. А миз Галлахер только что вернулась из утомительной поездки, и хотела как можно скорее отдохнуть. Окно Лоэнгрин она пропустила, не хватало ещё опоздать на Форсайт!

Именно это и пытался втолковать Финч своему трижды проклятому клиенту. Безрезультатно. Дело закончилось тем, что, после выписки штрафа в пятьсот галэнов, подвыпившему скандалисту категорически порекомендовали вернуться на корабль и не покидать его до окончания пребывания круизника на Большом Шанхае. И правильно. Нам тут своих беспредельщиков хватает, ещё чужих терпеть?

Окно Форсайт Лана не любила. Точка прибытия в этом случае располагалась в не самом удобном для её целей месте, да и сама по себе терраса Форсайт была местечком довольно поганым. Даже по меркам Большого Шанхая, что само по себе значило немало.

Тем не менее, дожидаться Чингисхана или, сломя голову, мчаться через половину второго уровня, чтобы успеть проскочить через Цельсий, Лана не хотела. Ну их, эти приключения. Кто знает, что или кто ещё вклинится между ней и домом? Потому что за четыре года Большой Шанхай действительно стал домом. Домом, в который хотелось вернуться. Так что пусть будет Форсайт.

Перед уходом миз Галлахер пожертвовала причитающуюся ей часть штрафа в фонд помощи вдовам и сиротам полицейских, погибших при исполнении служебного долга. Приятно удивлённый лейтенант посчитал, что слова благодарности стоят дёшево, а потому решил действовать и предоставил ей и её гостям сопровождение до окна.

Бравые парни в форме двигались сквозь толпу, как горячий нож сквозь кусок подтаявшего масла, и всё же Лана со спутниками чуть не опоздали к лифтовой капсуле. Более того, сначала ей показалось, что даже своевременное прибытие ничего им не даст, поскольку капсула уже практически заполнилась. Но старший из патрульных так грозно навис над диспетчером, что двенадцать мест немедленно нашлись. Недовольным пассажирам, выдворенным из капсулы, Лана тут же приобрела билеты для окна Чингисхан, и вопрос закрылся. Чему немало способствовала пригоршня чипов, призванная скрасить ожидание.

А ещё минуту спустя погас последний красный сигнал не застёгнутого страховочного ремня, створки гигантского шара сомкнулись, и капсула отправилась в двухкилометровое путешествие сквозь оранжерейный слой до террасы Форсайт.

Шарообразная конструкция лифтовых капсул, немало удивлявшая людей несведущих, имела самый, что ни на есть, практический смысл. Потому что как броневой слой проворачивался относительно второго уровня, так и второй уровень проворачивался относительно внутреннего пространства и оранжерей. Но если по поверхности брони, второму уровню или оранжереям можно было ходить пешком, в каждый момент времени представляя собой перпендикуляр к центру шара, то внутри планетоида такой фокус не проходил.

Во времена Мигеля Эспозито и Чун Ли искусственная гравитация и антигравитация уже существовали и широко применялись, но нынешнего совершенства ещё не достигли. Поэтому для максимального использования объема шара требовалось жёсткое вертикальное ориентирование в пространстве наполнявших его объектов. Так что человек, воспользовавшийся обыкновенным лифтом (из тех, к примеру, которые соединяли поверхность со вторым уровнем) рисковал прибыть в точку назначения вверх тормашками. Естественно, подобное решение транспортной проблемы не сделало бы чести ни одному из создателей Большого Шанхая. А честью своей они дорожили.

Так появились шары, которые во время движения изменяли свое положение в соединительных тоннелях. И как бы ни располагались относительно внутреннего объема пассажиры капсулы на старте, на террасе они оказывались головой вверх, а ногами, соответственно, вниз. Удобно, как ни крути.

Сколько бы ни изгалялись последователи и подражатели Чун Ли, пытаясь переплюнуть признанного мэтра, получалось так себе. Потому что львиная доля лавров всегда достается первопроходцу. Даже если он не успевает прожить достаточно долго, чтобы насладиться произведенным эффектом и его материальной составляющей, буде таковая его волнует.

Ну вот кому (в здравом уме и твёрдой памяти) могло прийти в голову, что расширения жилого пространства и усиления конструкции планетоида можно добиться за счет параллельных террас, играющих одновременно роль рёбер жёсткости? Кем надо быть, чтобы в целях экономии энергии, идущей на функционирование антигравов, воспользоваться опорными колоннами, выполнявшими также роль лифтовых шахт, и вантовыми конструкциями?

Не исключено, правда, что в последнем случае сказал свое веское слово Мигель Эспозито: что ни говори, а этот конкретный архитектор обладал безупречным вкусом и чувством стиля. Хотя, если уж совсем начистоту, теперь, по прошествии двух с лишним веков, далеко не все детали совместного творения зодчего и инженера отличались красотой.

Терраса Форсайт была не только самой протяжённой, но и самой тёмной из всех террас Большого Шанхая, поскольку располагалась на экваторе. Если старые планы где и сохранились, то только в сейфах муниципалитета, защищенных так, что банковским хранилищам оставалось лишь ржаветь от зависти. Поэтому на первый взгляд определить суть изначального замысла не представлялось возможным. А вот то, во что с течением времени превратилась терраса Форсайт, восторга отнюдь не вызывало.

В первую голову, здесь было темно. Не так темно, как в том же «мертвяке» порта «Руби-Центр», но свет центрального светила почти не пробивался через нагромождения разномастных лачуг и лабазов. Что же касается верхнего освещения, предусмотренного создателями, то какие-то его части просто вышли из строя, какие-то – пострадали от вандалов, а чинить никто не спешил. Не стоила публика, населявшая Форсайт, того, чтобы присылать ремонтников. Это ж на одну охрану сколько потратить придется!

Разумеется, существовала категория работников, которых не трогали нигде и никогда, но озеленители – статья особая. Тут и говорить не о чем. От их деятельности зависела жизнь обитателей планетоида, всех вместе и каждого в отдельности, а потому даже самые законченные отморозки имели прошитую где-то на подкорке чёткую инструкцию: озеленителей трогать НЕЛЬЗЯ.

На Большом Шанхае можно было избежать ответственности за многие действия, которые жестоко карались в более законопослушных местах. Особенно, если учесть, что местные силы охраны порядка защищали лишь платежеспособных граждан. Платежеспособных – и озеленителей. Хотя… кто и где видел неплатежеспособного озеленителя? Уж точно не на Большом Шанхае.

Так или иначе, терраса Форсайт была местом не только неэстетичным, но и небезопасным. Впрочем, компактной группе, состоящей из дюжины вооруженных до зубов людей, ничего особенного не угрожало: дураки на Большом Шанхае не приживались. Зато – конкретно на Форсайт – вполне себе приживались попрошайки. И всю дорогу до стоянки аэротакси, больше похожей на хорошо защищенный блокпост, Лану и сопровождающих её людей преследовали когда плаксивые, а когда и нахальные голоса.

Это было плохо даже просто для короткой прогулки от лифтовой капсулы до такси – что уж говорить о бизнесе? Когда Катрина Галлахер впервые объявилась на Большом Шанхае, агентство, в котором ей предстояло работать, располагалось именно на террасе Форсайт. И что касалось Ланы, то у неё не было ни малейших сомнений в том, почему работа агентства не приносит той отдачи, на которую рассчитывала разведка Легиона, организуя его.

Ну, кто станет доверять агентству, расположенному в такой дыре? Только какая-нибудь мелкая шушера. А толку с такой? Да, в сущности, тогдашняя жалкая конторка и не заслуживала названия консалтингового агентства. Все четыре года Лана недоумевала: почему Натаниэль Горовиц не разглядел потенциала Большого Шанхая, как школы подготовки кадров? Или просто не нашлось никого, кто, будучи преданным Легиону, по-настоящему органично вписался бы в эту среду? Лана Дитц – вписалась.

И очень быстро поняла, что возможны лишь два варианта: либо она сделает агентство первоклассным заведением, либо станет неудачницей, не оправдавшей надежд приёмного отца. Допустить второе было никак нельзя, и после первого отпуска Лана, не колеблясь, вложила собственные накопления в аренду помещения на террасе Цельсий.

К этому моменту безрукий и безмозглый (с точки зрения Катрины Галлахер) глава агентства уже был отозван посмеивающимся Горовицем, и новая хозяйка развернулась вовсю. С Цельсия она перебралась на весьма респектабельную (для террасы, конечно) Краун, с Краун – полгода назад – на платформу Картье, считавшуюся уже серьезным бизнес-центром.

Вот туда-то им и надо было попасть. Только не сразу.

– Подайте! Подайте Христа ради!

До стоянки такси, на которую заранее был вызван рассчитанный на полтора десятка пассажиров аэрокар, оставались считанные шаги; здесь попрошайки уже, как правило, не попадались. Но вот – откуда-то вывернулся этот субъект, нахально игнорирующий раструбы станнеров над входом. Тощий, нескладный, сутулый, с клочковатой пародией на бороду, облаченный в вонючие лохмотья…

– Христа ради! Христа ради!!!

Лана, не сбавляя шага, сунула руку во внутренний карман жилета и высыпала в подставленные грязные ладони столько чипов, сколько сумела захватить.

– Благословенна будь! Благословенна!..

Массивные двери сдвинулись за спинами, отсекая визгливые вопли. Хмурый, смахивающий на гориллу таксист – попробуй у такого выручку отнять! – уточнил: «Платформа Центурия, мисс?», все расселись по местам, и кар стартовал.

К слову, Лана нисколько не преувеличивала, когда говорила Серхио, что в планетоиде на крыле особенно не полетаешь. На первый взгляд, пространства хватало с лихвой: гроздья соединенных лифтовыми пилонами платформ, парящие вокруг осветительной колонны, располагались довольно далеко друг от друга. Однако существовал взгляд второй, которому открывались серебристые нити связывающих пилоны монорельсов и сотни снующих во всех направлениях аэрокаров.

Не говоря уж о том, что система рециркуляции воздуха, завязанная на оранжерейный уровень, создавала предсказуемую, но от этого не менее рискованную схему воздушных потоков, которые вполне могли уронить и тяжелый кар. Впрочем, это было не так уж и важно. Полетать можно и где-нибудь ещё, а вот такое изумительное сочетание красоты и целесообразности Лане Дитц не попадалось больше нигде.

Она совсем уже настроилась спокойно поглазеть в иллюминатор, готовясь к предстоящей работе, но тут к ее плечу прикоснулся капитан Силва:

– Слушай, а зачем ты подала этому придурку? Он же не калека, просто бездельник и пьяница. И твои деньги он пропьёт, только и всего!

– Дело не в нём, – пожала Лана плечами, не без сожаления отворачиваясь от иллюминатора. – Он попросил ради Христа – ради Христа и получил. Пропьёт – так пропьёт, его дело, не мое.

– И когда это ты успела уверовать? – удивлению Силвы не было предела.

– Никогда, Аль. При чём тут вера? Если даже через две с половиной тысячи лет после смерти человека его слова и поступки находят последователей, такой человек заслуживает уважения. Чьим бы там сыном он ни был.

– То есть, – осторожно уточнил слегка опешивший эстреллиец[29], - ты подала потому, что уважаешь Христа? Именно уважаешь?

– А что в этом такого? Па его тоже уважал, хотя и считал идею искупления одним человеком всего, что накосячило Человечество, довольно странной. Правда, и величественной. Я тебе больше скажу, Аль: если бы люди умели путешествовать в прошлое, я бы с удовольствием выучила все нужные языки и отправилась в Иудею. Просто чтобы послушать, что же на самом деле говорил своим ученикам сын плотника Иосифа и женщины, которую звали Мария.

– А Библия тебя не устраивает? – заинтересовавшийся Рис развернул свое кресло так, чтобы видеть лицо девушки.

Отцовское воспитание привило ему что-то вроде идиосинкразии по отношению к Новому Завету и, уж конечно, никакого желания слушать Христа у него не возникало.

– Не устраивает, – покачала головой Лана. – Как-то я не уверена, что то, чем пичкают современных христиан, имеет много общего с тем, что говорил Иисус.

– Почему?

– Сложности перевода. Вот смотри: и мринг[30], и интерлингв имеют в своей основе языки Старой Европы с упором на английский. Однако есть понятия, которые на мринге выразить можно, а на интере даже и пробовать не стоит. Верно и обратное. Принято считать, что Иисус говорил и проповедовал на арамейском. Евангелисты записывали его слова на койне, разговорном греческом – у арамейского очень слабая письменность. Впоследствии был сделан перевод с греческого – по сути, перевода! – на латынь, а дальше – переводы уже с этого перевода на языки верующих. Но, Рис, арамейский, латынь и греческий принадлежат к разным языковым группам! Тут даже общей основы не доищешься!

Девушка разгорячилась, глаза полыхнули огнем:

– А сколько зависит от личности переводчика? От того образования, которое он получил, от того, в каком мире он живет? Для тебя и Аля Шекспир – драматург; для меня, в первую очередь – эксперимент сумасшедшего богача. Мы по-разному воспринимаем это слово, и, значит, концепция включающего его текста тоже будет разной, понимаешь? А переписчики?! В том же русском языке слова «день», «пень» и «лень» отличаются в написании только на одну первую букву. И в некоторых древних шрифтах эти буквы, особенно в строчном варианте, очень похожи. Плохое освещение, плохое состояние исходного материала, потрёпанного и полустёртого. Переписчик устал, перепутал одну – одну-единственную, Рис! – букву… что станет с текстом в целом?

Лана глубоко вдохнула, выдохнула, и угрюмо закончила:

– И вообще… сдается мне, Христу не помешал бы в ближайшем окружении один толковый мечник – в дополнение к двенадцати трусам, слабакам и предателям.