Уважительное, церемонное рукопожатие мужчин неожиданно почти растрогало Лану. К конфликтам как таковым она относилась спокойно, но терпеть не могла, когда конфликтуют люди, близкие ей, или те, чье конструктивное сотрудничество было необходимо для дела. Здесь, однако, ничем настораживающим и не пахло. Разве что взгляд, которым окинул Шрам Риса, более подобающий обеспокоенному родителю… ладно, разберёмся.
– Лана преувеличивает, – добродушно усмехнулся Силва, опускаясь на стул и рассеянно пробегаясь пальцами по пульту. У кабинки тут же стало четыре стены, а отражающее поле накрыло стол и сидящих за ним людей. Шум общего зала исчез. – Я, конечно, начал её тренировать, но в дальнейшем кто-то определённо подключился к процессу.
Лана постаралась придать своему лицу максимально невинное выражение, хотя про себя потрясённо ахнула.
– И с чего ты это взял?
– Девочка… девочка… на этом бауле два чехла, а двум клинкам я тебя не учил. Спорить будешь?
– А вдруг содержимое второго принадлежит мне? – Рис постарался придать себе максимально простодушный вид.
– Ну, конечно! – снисходительно фыркнул капитан Силва. – Вы уж меня извините, сеньор Хаузер, но я только что пожал вашу руку. Вы – не «клинок»[19]. Более того, вообще не фехтовальщик. Что-то вы определённо делаете. Скорее всего – стреляете. Но меч? Нет. Кстати, дорогуша, – развернулся он всем корпусом к Лане. – Скажи-ка на милость, чего ради ты с этими лоботрясами с «Попрыгунчика» полезла разбираться вручную? При владении двумя клинками?
Лана кивнула на баул:
– Открой тот чехол, что подлиннее.
Силва удивлённо шевельнул правой бровью, но послушался. Минуту спустя в его руках оказалась спата в ножнах, не менее, а то и более потрёпанных, чем его собственные. Он потянул за рукоять. Вгляделся. Показалось Лане, или в глазах седого капитана мелькнули слёзы?
– Помнишь, что сказал, когда дарил её мне? «Без дела не доставай…
– … без славы не вкладывай», – закончил Шрам. Он был тронут, и не скрывал этого.
– Вот именно. Какая-то пьяная матросня… тут и дела-то нет никакого, что уж говорить о славе.
Понимающе покивав, Силва бережно вложил клинок в ножны и застегнул чехол. Потом немного помолчал и задал, должно быть, давно занимавший его вопрос:
– А где ты потеряла Тима? Я-то думал…
– Разошлись дорожки, – девушка слегка пожала плечами. – Собственно, потому и два клинка. Когда меня под конец первого года службы перехватили в десант, инструктор лагеря «Крыло» сначала долго ругался по поводу разбитой «клинковой пары», а потом взялся исправлять положение.
Шрам покачал головой, не поймёшь – не то неодобрительно, не то удивленно. Что-то вертелось у него на языке, но капитан, должно быть, решил, что вопросы и замечания (наверняка – язвительные) подождут. Дело – прежде всего.
– Ладно, подробности твоего тёмного прошлого сейчас не имеют большого значения. Настоящее важнее, согласна?
– А как же, – Лана повертела в пальцах вилку, отложила её и вздохнула. – У меня проблемы, Аль.
– Сидела б ты тут, если бы их у тебя не было, – в тон ей отозвался Шрам. – И что же тебе нужно для того, чтобы их решить?
– Время. Свобода маневра. И некоторое количество дополнительных стволов – или клинков – за спиной.
– Ну-у… – протянул Силва. – Время в чистом виде – товар дорогой и редкий, детка. Его тебе, боюсь, никто не продаст. А вот свободу маневра, в принципе, можно купить и у меня. Как и клинки со стволами. И время их использования как раз вполне вписывается в условия сделки. Так о чём речь?
– Сначала нам надо попасть на Большой Шанхай. Там, вероятно, придётся побегать и, не исключено, пострелять. А потом… не знаю, Аль, что потом. Надо смотреть по обстоятельствам. Рассчитывай пока на двухнедельный фрахт.
– Бои в пространстве?
– Не исключено.
Некоторое время Альберто Силва внимательно рассматривал своих потенциальных нанимателей, что-то прикидывая в уме. Потом поморщился и скривил губы в невесёлой усмешке. Шрам, и без того весьма впечатляющий, натянулся и начал багроветь. Казалось, старая рана вот-вот закровоточит вновь.
– Видишь ли, лапочка, в чём дело… У меня плохо с боезапасом. И с энергией не фонтан. Выдалась пара неудачных рейдов, пришлось потратиться на ремонт. Так что, боюсь, выйдет дороговато. Знаешь, какие здесь цены?
Лана начала было прикидывать, какие ресурсы может вложить в предприятие, не привлекая ненужного внимания к своей персоне и производимым операциям, но тут вмешался Рис.
– Сеньор Силва, кораблем какого класса вы располагаете?
– «Звёздный ястреб», а что?
Лана окончательно сникла. «Звёздный ястреб» был кораблем, прямо скажем, не самым маленьким. Боезапас и энергия… впрочем, Хаузер отнюдь не выглядел смущённым. Даже улыбнулся:
– А то, что «ястреб» в принципе способен, оттолкнувшись от Руби, уйти на Шанхай одними Вратами. Если, конечно, навигатор знает своё дело. Ваш – знает?
– Конечно!
Вскинувшийся Силва явно счёл вопрос оскорбительным, и Лана, не понявшая пока, к чему клонит Рис, была полностью согласна со старым знакомым.
– В таком случае предлагаю решать проблемы по мере их поступления. Сначала отправляемся на Шанхай, а потом…
– И что нам это даст? – вклинилась Лана.
– Женщина, ты устала. Твои мозги заржавели и скрипят, – снисходительно усмехнулся Хаузер, и Лана, задохнувшись от возмущения, даже не сразу нашлась, что ответить на столь наглое заявление. А Рис продолжил: – При одних Вратах на переход нам обеспечена на старте защита станций охранения Руби, а на финише – станций охранения Шанхая. Так что боезапас – здесь – неважен. А там я обеспечу нам любую разумную скидку с цен, которые и так существенно ниже местных, поскольку, в отличие от Руби, Большой Шанхай – порто-франко[20].
– Рис, – выдохнула Лана, которой разом расхотелось скандалить, – ты гений!
– Я знаю, – с подчеркнутой скромностью улыбнулся мужчина, склонил голову набок и постучал себя указательным пальцем по щеке: – Сюда, пожалуйста.
Девушка послушно чмокнула указанную точку, потом снова посмотрела на Силву и вопросительно приподняла брови:
– Что скажешь, Аль?
– Что скажу… если боезапас вы берёте на себя, то сумма контракта составит… – он пробежался пальцами по сенсорам браслета и протянул руку через стол. – Устроит?
Для окончательного завершения процесса найма требовалось соблюсти небольшую формальность, и дон Альберто снова завладел пультом. Отражающее поле исчезло, четвёртая стена кабинки, представлявшая собой что-то вроде роль-ставней, намоталась на вал и скрылась в тут же закрывшемся потолочном коробе.
Теперь любой желающий, а их, естественно, была… эээ… сущая горсточка – все, присутствующие в «Папаше» – мог видеть, как капитан Силва, демонстративно усевшийся на одну сторону стола с нанимателями, торжественно открывает бутылку. Такова была неизменная традиция всех «семейных» кабаков. Как и накрывшая зал тишина: всем хотелось услышать, какими именно словами будет закреплён состоявшийся фрахт.
– Я предлагаю выпить за удачу, – пророкотал поднявшийся на ноги капитан, и его голос, вроде бы и негромкий, наполнил кабак величественным гулом. – Да будет она к нам благосклонна.
– Куда она денется, – задиристо бросила также вставшая Лана. – Быть благосклонной к нам – святая её обязанность. Не мы ли её солдаты?! Впрочем, ты прав, Аль: здоровье Её Величества Удачи!
Наполненные всклень стаканы сошлись над центром стола с мелодичным звоном, и Рис Хаузер мельком подумал, что такое качество стекла попадается не во всяком заведении тремя классами выше. Изрядная часть светло-янтарной жидкости выплеснулась на столешницу, остаток перекочевал в желудки собеседников, которым, наверное, ещё не раз предстояло стать собутыльниками.
Рис обратил внимание на то, как пьёт Лана: обычно так – слегка раскрутив пойло в стакане и забросив его в горло одним комком – пили мужчины. Причём, как правило, те из них, кто стремился продемонстрировать окружающим свою лихость. Он удивлённо покосился сначала на девушку, потом на Силву, который не преминул снисходительно ухмыльнуться:
– Смотри-ка, научилась! – и пояснил: – Это я ей подсказал, как пить крепкое, чтобы не обжечь язык. Она тогда совсем девчонкой была, ещё и пиво не пробовала, а вот поди ж ты! Запомнила!
– Что тебя удивляет, Аль? – Лана притворилась, что слова Силвы задели ее, но в глазах девушки мелькнуло что-то, подозрительно похожее на нежность пополам с ностальгией.
– Ничего, малышка. Просто никогда не знаешь, что именно задержится в голове ученика, особенно если этот ученик – подросток. Ладно, к чёрту лирику, – махнул он рукой, и вдруг взревел так, что опустевшие стаканы подпрыгнули: – Экипажу «Хвоста Трубой» немедленно вернуться на борт! Мальчики и девочки, мы – зафрахтованы!
Ответом ему был восторженный вопль примерно десятка глоток. У кабинки начали собираться люди – и не только. Во всяком случае, первой к столу подоспела та самая мрина, с которой Лана перекинулась несколькими словами по дороге к стойке.
– Грета Дальберг Кейн рри[21] Зель-Ли, – коротко отрекомендовалась она. – Бортовой врач. Что с твоей ногой, сестрёнка?
– Светлана Дитц Кронберг Ордоньес Лазарев рри Зель-Гар, – в свою очередь представилась Лана, и Рис удивленно хмыкнул про себя: столь многоэтажного имени он не ожидал даже после представления врача. Светлана… – Стукнулась коленом, а регенаратор пришлось снять до того, как он отработал программу.
– Ясно, – если врач и удивилась использованию регенератора при банальном ушибе, который подразумевал легкомысленный тон Ланы, то никак это не проявила. Просто приняла информацию к сведению. – Сейчас я ничего не сделаю, а на борту посмотрим, что, к чему и почему. Идти можешь?
– Запросто! – фыркнула Лана, закрывая вопрос.
Судя по слегка нахмуренному лбу, девушка не была вполне уверена в своих силах, но и терять лицо перед соотечественницей не собиралась. Ладно, в крайнем случае, Рис и донести её может. Людей хватает, кто-нибудь да подсобит с баулом. Строго говоря, Лану тоже мог нести кто-то ещё, но это удовольствие Кристиан Хаузер твердо решил оставить себе.
Четверть часа спустя стало предельно очевидно, что может Лана идти, не может – не важно. Идти придётся. И, вероятно, не только идти. Потому что, когда они свернули на одну из «улиц» порта, ведущую к частным посадочным площадкам, дорога оказалась перекрыта. Причём и спереди, и сзади.
– Ч-черт! – процедил сквозь зубы разом напрягшийся Силва. – «Попрыгунчики», мать их!
Лана наскоро прикинула диспозицию. Впереди человек двадцать, за спиной… угу, ещё столько же. А их всего четырнадцать, причем не все трезвы и как минимум двое, она и Рис, успели уже сегодня подраться, устали и хотят спать. В принципе, прорваться можно, особенно если с «Хвоста» подоспеет подмога, вот только возможные потери неоправданно велики. Что ж, пришла пора выкинуть коленце.
– Сворачиваем влево, – бросила она тем самым тоном, которым пользовалась, отдавая команды своему отделению.
– Сдурела? Там «мертвяк»! – вскинулся Шрам.
– Вот именно, – отозвалась Лана. – Я знаю, что делаю, Аль. Топаем в темпе, некогда объяснять. Вызывай своих на южную границу зоны, и двинули.
И первой шагнула в узкий, зловонный проход между двумя складами. За ней, переглядываясь и держа руки на оружии, пошли остальные. Спорить, что характерно, никто не стал. То ли доверяли нанимателю, то ли произвели мысленно те же выкладки, что и она. А выкладки, строго говоря, были несложными.
В любом порту, и «Руби-Центр» не являлся исключением из правила, существовали зоны, в которые без крайней надобности совались только самоубийцы. Как бы вольно ни толковались планетарные законы в портах, «мертвяки» не признавали и их, живя по своим собственным. И одним из таких законов являлся категорический запрет на разборки чужаков. Банды, «держащие» «мертвяки», право убивать, грабить и даже просто дышать на своей территории оставляли за собой.
Что же до полиции и разного рода служб безопасности, то их руководство считало, что компактность наиболее маргинальной публики дело хорошее. А потому в таких местах блюстители порядка появлялись лишь в случаях редких облав, когда обитатели зоны переходили негласные границы дозволенного.
Так что расчёт был довольно простым. Пусть даже «попрыгунчики» рискнут пойти за ними, в самом «мертвяке» они ничего не сделают. Если, разумеется, хотят добраться до выхода хотя бы сравнительно целыми. И, кстати, все будут сзади. Конечно, существовала ненулевая вероятность нарваться на хозяев территории, но на полтора десятка вооружённых людей могли напасть, а могли и пропустить, просто так или за плату. И тут у Ланы имелся нехилый козырь. Хотелось бы, конечно, придерживать его и дальше, уж больно хорош… не жадничай, подруга. Скупой платит дважды.
Поэтому, когда метрах в пяти перед по-прежнему хромавшей впереди Ланой материализовалось, небрежно поигрывая чем-то малоприятным, существо неопределенного возраста, цвета кожи и даже пола, она и не подумала нервничать. Лишь скрестила над головой пустые руки:
– Хромому Чарли привет от Кошки. За ним должок. Он в курсе. Свяжись и проверь, – по опыту общения с местными обитателями Лана знала, что чем короче слова и фразы, тем лучше.
Из почти неразличимых в темноте – фонари в «мертвяке» встречались редко – щелей выбрались ещё несколько индивидуумов, так же, как и первый, разрисованных светящимися татуировками с головы до ног. Предводитель что-то прошипел, освещая лицо девушки тонким лучом фонарика. Говорить внятно ему мешали разрезанный надвое и усыпанный пирсингом язык и покрытые рельефными шрамами губы, но тот, к кому он обращался, понял. И задал вопрос, который главарь не без труда озвучил:
– Ффффто ты хофффеффф?
– Свободный проход для меня и всех моих до границ «мертвяка». Если за нами погоня – отсечь.
Кто-то за ними определенно шёл, но «попрыгунчики» или местные, Лана не была уверена. Судя по поднимаемому шуму… с другой стороны, демонстративность никто не отменял…
– Фффпифффать?
– На усмотрение Чарли. Его территория, ему и решать. Хочет – пусть списывает.
Размалёванная физиономия переговорщика жутковато перекосилась, являя миру полный набор остро заточенных зубов. Наверное, это был его эквивалент удовлетворенной усмешки. Лана спиной чувствовала, как напряглись некоторые из стоящих за её спиной людей.
Что, крутовато заворачиваю? Ну, извините. Лана Дитц всяким хамящим недоноскам в няньки не нанималась. Глядишь, одних грохнут – другие два раза подумают, прежде чем лезть, куда не просили. Если уж на то пошло, там и без них тесно. И вообще, надо доразобраться с этим гомункулусом. Вон, уже получил указания, по всему видно.
– Ефффли мы фффделаем, долг фффакгоефффя?
– Да, долг закроется.
– Уфффлыфффано.
Аборигены расступились, и компания, состоящая из экипажа «Хвоста Трубой» и их нанимателей, снова двинулась вперёд, теперь уже куда быстрее и увереннее.
Правда, света почти не прибавилось, а потому чистокровным людям следовало не столько даже смотреть, сколько нащупывать, куда поставить ногу. Мринам тоже доставалось: скудный свет не был помехой для них, но здешнее закоулки «благоухали» так, что существам с чувствительным обонянием приходилось дышать ртом. Тем не менее, ощущение хоть какой-то безопасности придавало сил всем участникам предприятия. Напряжение отпускало, послышались шуточки. Да и идти, в сущности, было всего ничего.
До границы «мертвяка» оставалось метров двадцать, когда шедшая впереди Лана наткнулась на труп.
Хорошо – слишком хорошо для «мертвяка» и даже просто для грузовой зоны порта – одетый мужчина лежал, скорчившись, в луже крови. Правая рука, казалось, только что соскользнула с запястья левой. Широко открытые глаза все ещё вглядывались в погасший экран браслета. Мужчина умер буквально несколько минут назад, кровь ещё не успела остыть.
Лана, не задерживаясь (что она, покойников не видела?! Ха!), перепрыгнула через тело и успела отойти на пару шагов, когда за её спиной Рис сдавленно ахнул:
– Диксон? Диксон!
– Ты его знаешь? – резко развернулась девушка.
Хаузер коротко дёрнул головой, подтверждая. В неверном свете фонарика одного из сопровождающих лицо его напоминало застывшую маску.
– Мы должны были встретиться сегодня, – проскрипел напарник. – Я ради этой встречи и прилетел. Он не вышел на связь, да и мне было не до того, а теперь… вот.
– Ясно.
Лана присела на левой ноге, отставив правую в сторону. Вгляделась. Один арбалетный болт под правой лопаткой, второй по касательной порвал бедро, ещё одна рана в районе печени… убийца или убийцы явно не собирались шуметь. Грохнули дядьку точно не здесь, след тянется от границы мёртвой зоны. Видно, решили, что ран вполне достаточно для смерти (и, кстати, правильно решили), а что в «мертвяк» уполз, так это и к лучшему. Здесь-то уж точно труп растворится, как цинковая пластинка в соляной кислоте. С той только разницей, что даже и запаха не останется.
– Ваша работа? – не поворачивая головы, спросила она.
– Нет, – предводитель местных замотал головой так, что выкрашенные в ядовито-синий цвет сальные косицы несколько раз хлестнули его по носу. – Чуфффые.
– Угу. Как, по-твоему, Рис, у него в браслете есть что-нибудь нужное тебе?
– Может, и было, – Хаузер уже совладал с голосом. – Только это, если ты не заметила, вживленный «Рампарт». Когда хозяин умирает, вся информация уничтожается.
– Не сразу, – процедила Лана сквозь зубы. – Далеко не сразу. Зависит от времени, которое прошло с момента смерти. Тут – сестричка, поправь, если я ошибаюсь – минут десять, не больше.
Она окунула палец в кровь, принюхалась, лизнула, покосилась на проделавшую ту же операцию Грету. Та кивнула, соглашаясь.
– Ну, четверть часа, в пределе. Аль, у тебя есть в команде толковый ломовик?
Подошедший поближе Силва заложил большие пальцы за широкий ремень и почти незаметно качнулся на каблуках ботинок.
– У меня есть всё. Вот только если мы выйдем отсюда с покойником на руках…
– А разве кто-то что-то говорит о ЦЕЛОМ покойнике?
Поднявшаяся на ноги и переместившаяся за спину Риса Лана уже открывала чехол на бауле. Тихое пение рассекающей воздух стали, мгновенный отблеск на клинке – и отрубленная чуть повыше браслета рука отделилась от тела. Девушка, не чинясь, обтёрла спату об одежду мертвеца, и снова упаковала её в чехол. Завёрнутая в первую попавшуюся рубашку кисть скрылась под клапаном баула.
– А вот теперь идём очень быстро, – негромко, буднично сказала Лана. – Минуты решают. Чем быстрее доберёмся, тем больше инфы удастся снять. Рис, если я начну падать – понесёшь. Аль, предупреди ломовика. Полная боевая, ясно? Бывай, парень. Передай Чарли, что Кошке он больше ничего не должен.
– Уфффлыфффано, – с неожиданным достоинством кивнул проводник. – Фффагли гоффффогит, ты ему нгафффифффя. Мне тофффе. Удафффи.
– Я тебя шокировала?
Хороший вопрос. И как прикажете на него отвечать?
Прошло около двух часов с тех пор, как Рис и Лана оказались, наконец, на борту «Хвоста Трубой». Непосредственно в переходном тамбуре приплясывал от нетерпения парнишка кровей столь смешанных, что определить доминанту не представлялось возможным. Выхватив из рук Ланы отрубленную конечность, он практически растворился в воздухе, только ботинки простучали.
Саму Лану доктор Дальберг непреклонно повлекла в лазарет, и это, в целом, было весьма к месту: хромала она так, что даже смотреть было больно. Желая сохранить ясность восприятия, анестетиками из собственной аптечки она не воспользовалась, и теперь вполне закономерно расплачивалась за это.
Но здесь, на борту защищённого (и дружественного; это важно!) корабля, да ещё и под присмотром проверенного медика, можно было позволить себе если не всё, то очень многое. Так что Лана отбыла для того, чтобы, по её собственному выражению, «оторвать и выбросить эту хрень». Риса же хозяин корабля препроводил в каюту («Я правильно понял, вам одной на двоих хватит?») и предложил обживаться.
Предложение показалось Хаузеру дельным. Покрытие расстояния от Руби до Большого Шанхая одним прыжком требовало длительного разгона и не менее длительного торможения. Так что как минимум на ближайшие часов двадцать этому помещению предстояло стать их с Ланой домом.
Каюта понравилась Рису. До сих пор ему не доводилось летать на кораблях класса «Звёздный ястреб», хотя технические характеристики он знал. И теперь не без удовольствия осматривался в не слишком просторном, но вполне функциональном и где-то даже уютном помещении.
Рис вообще любил каюты на грузопассажирских кораблях. Даже, пожалуй, больше, чем апартаменты дорогих отелей и круизных лайнеров. В таких каютах – и это выгодно отличало их от апартаментов – можно было не притворяться. Роль богатого балбеса, вынужденно играемая им, временами весьма чувствительно напрягала простого, в сущности, парнишку с Аделаиды. И хотя «парнишке» было уже под сорок, сути дела это не меняло.
В предложенной каюте можно было не играть.
Довольно узкое, вряд ли шире двух с половиной метров, помещение не содержало никаких излишеств, и при этом предоставляло своим временным обитателям весь необходимый комфорт. Две койки располагались одна над другой, но нижнюю можно было разложить вдвое, превратив почти в королевское ложе. То, что при этом до противоположной стены со встроенным шкафом и входом в санитарный блок оставалось меньше метра, большой роли не играло. В конце концов, танцевать здесь никто не собирался.
Одна из дверец шкафа частично откидывалась, образуя небольшой столик. Продуманная система освещения позволяла как организовать интимный полумрак, так и провести, в случае надобности, хирургическую операцию.
Вряд ли, кстати, светло-зеленый с серебристым растительным узором бархатистый пластик стен входил в стандартный комплект поставки, как и подобранное в тон постельное белье. Да и ковровое покрытие на полу, цвета тронутых инеем сосновых иголок, выгодно отличалось от общепринятого серого. Кто-то поработал над этой каютой уже после того, как корабль был приобретён, и поработал с душой.
Рис как раз заканчивал разбираться со светильниками, когда в каюту почти ввалилась Лана. Судя по блаженному выражению лица и несколько нетвёрдой походке, её под завязку накачали чем-то предельно специфическим.
Пробормотав: «Можно, я первая в душ?», девушка, не дожидаясь ответа, проскользнула в санитарный блок. Рис только вздохнул. Он и сам не отказался бы от душа, но все его, немногочисленные теперь, пожитки обретались в бауле Ланы, а копаться там без ведома хозяйки он считал неприличным. И, строго говоря, небезопасным. Некоторые наблюдения подсказывали Рису Хаузеру, что данный конкретный предмет багажа не предусматривает несанкционированного доступа. Как, впрочем, и его собственные сумки, следующие сейчас в направлении Рамзеса, так что жаловаться не на что.
Когда Рис, в свою очередь приняв душ, вернулся в каюту, оказалось, что Лана разложила нижнюю койку, на каковой и возлежит, прикрыв ноги одеялом. Выше одеяла наблюдалась поношенная вылинявшая футболка: видимо, в бауле нашлось место только сугубо функциональным вещам. Не то, чтобы Рис рассчитывал увидеть шёлковую финтифлюшку… но нарочитая практичность его несколько озадачила.
А тут ещё этот вопрос…
– Не слишком, – решил не врать Хаузер, осторожно присаживаясь на самый краешек койки. Одеяло было большим, пухлым, и Рис не мог уверенно определить, где под ним находится раненая нога. – Вот капитана Силву ты, боюсь, шокировала по полной программе. Надо думать, он помнит тебя девочкой и…
Лана невесело усмехнулась.
– Всё гораздо сложнее. Аль помнит меня девочкой, которой я никогда не была. Мы познакомились через два земных года после того, как папа Конрад меня купил. Тогда я уже могла сойти за юную леди из приличной семьи. Большой прогресс по сравнению с забитым зверёнышем.
Рис решил, что ослышался.
– Что, ты сказала, сделал твой отец?
– Купил меня, – улыбнулась Лана, и даже опытный физиономист затруднился бы сказать, чего больше в этой улыбке: счастливых воспоминаний или горечи. – У биологического папаши. Как тот подумал – на предмет развлечься с малолеткой. За… если по тогдашнему курсу… ну да, за один галэн. Недорого, конечно. Зато я совершенно точно знаю, сколько стою. Многие ли могут сказать о себе то же самое?
Она продолжала улыбаться, а Рису вдруг вспомнилась тётушка Клодия. Тётушка – и её любимые сигары. По ТРИ галэна. За штуку.
История, которую рассказывала, посмеиваясь, Лана, была настолько дикой, что Рису стало холодно. И ему внезапно захотелось снять шляпу перед незнакомцем по имени Конрад Дитц. Просто потому, что эта женщина может – смеяться.
Над своей уверенностью, что купивший её вулг[22] сейчас трахнет своё приобретение. Даже ноги раздвинула, радуясь, что один, а не четверо разом – а он «так перекосился, что я решила – тут мне и конец, убьёт на месте!», и принялся её врачевать.
Над сумасшедшей юной влюбленностью в красавца-инструктора: «Шрам на пол-лица? Да я его и не замечала! Зато видел бы ты, как Аль танцевал, что со спатой, что без! Феерия! Когда он мне показал „Розу ветров“, я месяца три толком не спала! Потом уже, освоив два клинка, перекроила танец под них. Надо будет показать ему на досуге.
Аль мог меня получить, просто щёлкнув пальцами. Да ну, ты о чём, вообще? Он был инструктором, а я ученицей. И ребёнком – как он думал. Зря думал, кстати, ну да ладно.
Короче, я лезла из кожи вон, чтобы доказать, что достойна его. Сгорающий от ревности Тим лез из кожи вон, чтобы доказать, что достоин меня. А Шрам… конечно, всё он понимал прекрасно, не семи… эээ… четырнадцатилетней девчонке дурить мужика за пятьдесят. В общем, он направлял энергию в нужное русло и тоже лез из кожи вон. Чтобы слепить из нас с Тимом „клинковую пару“».
Над сегодняшним шоком, вполне возможно, испытанным капитаном Силвой: «Он прожил на Алайе недолго. И общался, в основном, с обычными людьми. Вулгами, как их называют на моей родине. Так что для него, бедняги, всё это было действительно чересчур, наверное. Одни мои знакомства чего стоят!
Мрины – не вполне люди, Рис. Конечно, мы sapiens. Но в первую голову, всё-таки, felinus. В нас слишком много от кошек. Жестокость, непостижимая для тех людей, которым нравится считать себя нормальными. Практичность на грани той самой жестокости. Неразборчивость в средствах. Злопамятность. Лёгкое отношение к крови и смерти – своим и чужим. Склонность к демонстративным действиям туда же запиши.
Заметь, Грету я не шокировала. Для мрины мое сегодняшнее поведение было абсолютно естественным, от предложения „списать“ погоню до отрубленной руки этого твоего Диксона. Но я даже боюсь предположить, сколько людей порвало с Планетарно-десантным Дивизионом после того, например, что я учинила на Джокасте. Разумеется, ВСЕ лавры я себе не присваиваю, но думаю, это было… захватывающе – с точки зрения мринов. А вот с точки зрения вулгов…».
Разглагольствования внезапно посерьёзневшей Ланы были прерваны гулом и усиливающейся вибрацией. Динамик над дверью скрипнул, хрипло кашлянул и разродился голосом капитана Силвы:
– Дамы и господа, мы стартуем. Пассажирам рекомендуется не покидать каюту во избежание… короче, во избежание. Барбитураты находятся в аптечках у изголовья коек. Отсчет пошел.
Рис неохотно поднялся на ноги.
– Ну что, спать?
– Хаузер, – голос Ланы полнился ехидством и чем-то ещё, от чего кровь начинала быстрее струиться по жилам. – Ты что же, собрался вот так просто бросить меня здесь? В холодном одиночестве?
– Я пытаюсь продемонстрировать хорошее воспитание. И учти – не так-то это просто, – навис над койкой Рис.
– Воспитание? – женская улыбка дразнила, звала за собой, затягивала в омуты почерневших глаз. – Лучше не надо. Воспитание – это скучно. И потом, должен же кто-то поддержать честь армии Аделаиды перед Галактическим Легионом?
Колено Риса уперлось в матрац, руки словно сами собой потянулись к вороту футболки, сжали его, тонкий трикотаж затрещал, готовый разорваться.
– Женщина, ты рискуешь!
Хриплое рычание – вот и всё, на что было способно сейчас его горло.
– Ты тоже. Рискнем, Рис?
А дальше было только сбившееся, неровное дыхание… и огненные волосы, рассыпавшиеся по измятой подушке и, позже, по лицу… и шёлк кожи под ладонями… и исступленное «да, да, да!», срывающееся с искусанных губ… чьих?!. и взрыв, которому позавидовал бы и устроитель Армагеддона.
– Вообще-то, – с добродушным сарказмом заметил капитан Силва, когда («Хвост Трубой» уже начал оттормаживаться перед Большим Шанхаем) Рис и Лана ввалились в кают-компанию, – нормальные люди при прохождении Врат спят.
Возразить было нечего. Прокол реального пространства, в просторечии именуемый Вратами, давал самые разные эффекты, по большей части неприятные для… эээ… подопытных. И те, кто был вынужден испытывать это сомнительное удовольствие в состоянии бодрствования, выглядели, как правило, не лучшим образом.
Налитые кровью глаза и посеревшая кожа были самыми безобидными внешними проявлениями. К примеру, у Дона, ломовика Силвы, заметно подрагивала левая рука, а сам капитан время от времени вертел головой, словно его душил невидимый ошейник. Почему сон (естественный или медикаментозный) сводил всё это безобразие на нет, не знал никто, но «нормальные» люди предпочитали не рисковать.
Лана себя к нормальным не относила как минимум с того момента, когда Зов[23] не пришел к ней, трехлетней по меркам Алайи. Кроме того, в этом полете она впервые занималась сексом в момент, когда корабль вошел во Врата. И, как и Рис, признала опыт достойным многократного повторения. Разумеется, об этом Шраму знать было совершенно необязательно… правила приличия и всё такое…
Поэтому Лана ограничилась небрежным сообщением о том, что на данный момент максимальное количество Врат, которые она подряд проходила без сна, равняется восемнадцати. За сутки. В общем, Аль, не ворчи.
– Восемнадцать? – ахнул Шрам. – За сутки? Madre de dios![24] На чём?! А главное, зачем?!!
– На курьере, – пояснила Лана. – Он же маленький. Оттолкнуться может даже от песчинки, но и отрезки пути короткие. И кают там, кстати нет. И коек. Только кресла. А зачем… к Конраду спешила, Аль. Па умирал, а мне слишком поздно сообщили, – голос внезапно «дал петуха», на глаза навернулись слёзы, казалось бы, выплаканные давным-давно. – Следовало, конечно, поспать, майор Рипли, к примеру, сразу всё понял, но я… не до того мне было.
Силва выбрался из-за стола, подошёл к девушке и осторожно притянул её к себе. Брови – нормальная правая и изуродованная шрамом левая – сошлись на лбу скорбным «домиком».
– Прости, маленькая. Прости. Я не знал.
– Всё в порядке, Аль. Извини, что-то я… – она провела ладонью по лицу и смущённо улыбнулась.
– Не извиняйся. Он был хорошим солдатом и хорошим отцом. Хотел бы я, чтобы на моём надгробии написали что-нибудь в этом роде.
Лана неожиданно развеселилась и уже вполне бодро ткнула Шрама локтем в бок:
– Только давай договоримся: что бы ни написали, пусть повременят ещё лет… много. Согласен?
– Нет, знаешь ли, – иронии Силвы не было предела, – не согласен! Вот прямо сейчас возьму и помру!
– Тебя закопать, сжечь или просто за борт выбросить? – деловито осведомилась девушка, и дружный хохот собравшихся окончательно разрядил возникшую было в кают-компании напряжённую атмосферу.
– Там видно будет, – фыркнул капитан. – Вы Дона слушать будете? Всю дорогу возился парень, даже во Вратах спать не стал.
Рис усадил Лану на диванчик, присел в кресло у торца стола, и повернулся к надувшемуся от сознания собственной значимости ломовику.
– Я весь внимание, Дон. Есть что-нибудь?
– Не так много, как хотелось бы. Сеньорита Дитц сделала всё возможное, но «Рампарт»…
– Я понимаю. И всё же?
– Уцелел в основном список контактов. Я скопировал его для вас, конечно. И последнее сообщение, которое этот деятель набирал, должно быть, уже умирая.
– Сообщение – какое? И кому?
– Некоему Хамелеону…
– Хамелеон – это я, – дёрнул головой Рис. – Что там было?
– «Роза пахнет розой, хоть розой назови её…». Это всё.
Недоуменное молчание в кают-компании было прервано Рисом, чей голос вдруг стал сухим и скрипучим:
– Шекспир? Да что я ему, барышня, что ли?
Все заговорили одновременно. Даже Грета Дальберг, в данный момент обводящая правое колено Ланы портативным сканером, добавила несколько слов, нецензурность которых явно не имела ничего общего с медициной. Манипуляции врача мешали сосредоточиться, но всё же…
– При чём тут Шекспир и какая-то там барышня, Рис? – поинтересовалась Лана из-за плеча Греты.
Хаузер, умудрённый, должно быть, имеющимся уже опытом, нейтральным тоном полюбопытствовал:
– Ты знаешь, кто такой Шекспир?
– Ну-у… – протянула девушка. – Это был типа сценарист такой, с тысячу лет назад. Или около того. Правильно?
– Сценарист! – хмыкнул Силва. – Ох уж эта мне нынешняя молодежь! Ты когда-нибудь слышала такое слово – драматург?
– Нет, – спокойствие Ланы было непоколебимо. – И не страдаю. Так при чём тут барышня?
– «Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет» – знаменитейшая цитата из знаменитейшей пьесы Шекспира «Ромео и Джульетта», – внёс ясность Рис.
После вопроса «Кто такая Джоконда?» он решил не удивляться ничему и просто предоставлять Лане необходимую информацию. По мере необходимости.
– Это история двух юных влюбленных, чьи семьи враждовали. Всё кончилось очень плохо, конечно. Но суть не в этом, а в том, что посылать отрывок из монолога Джульетты мужчине, да ещё и перед смертью… Вообще-то, мне казалось, что у Диксона вполне стандартная ориентация, а вот поди ж ты!
Что-то разгоралось в мозгу Ланы. Не иначе, предки решили проснуться[25]. Нет уж, умники, спите дальше, мы тут как-нибудь сами!
– К поганым крысам[26] ориентацию. С чего ты вообще взял, что речь идёт о какой-то там истории?
Хаузер вскинулся было, но вовремя оказавшийся рядом Альберто Силва надавил на его плечо, заставляя сесть и посчитать. Конечно, не до десяти, но до трёх – точно.
– А что увидела в этой фразе ты?
Лана потёрла виски. Мысли, изысканно изгибаясь, отплясывали кирталь[27], но даваться в руки отказывались наотрез.
– Ты говоришь, что это – цитата. Самая знаменитая цитата из самого знаменитого произведения.
– Ну да, – кивнул Рис. Хотел было плечами пожать, да руки капитана Силвы не позволили пошевелиться. Ох, и руки же! Клещи…
– Ты знаешь, кто такой Шекспир. И Диксон знал, что ты знаешь?
– Естественно! Он был знатоком и ценителем, мы даже спорили с ним…
Отмахнувшись от доктора Дальберг, Лана поднялась на ноги и начала описывать круги по довольно тесной кают-компании.
– А кем он был? Диксон? Я имею в виду, по жизни?
– Врачом.
– То есть, он понимал, что умирает?
Рис только неопределённо качнул головой, но на заданный Ланой вопрос немедленно ответила Грета Дальберг:
– Не мог не понимать, сестрёнка. Если был хоть сколько-нибудь толковым врачом – не мог. Такие повреждения…
– Спасибо, – проходя мимо, Лана рассеянно провела костяшками пальцев по щеке бортового врача, отчего та прямо-таки расцвела.
Вулгам не понять, как много значат прикосновения в кошачьем обществе, и как мало – половая принадлежность прикасающегося. Да и пусть их. Ущербные, что с них взять…
– Итак. Врач, понимавший, что умирает, попытался отослать тебе цитату из давно умершего сценариста… Аль, я помню – драматурга. На хрен подробности… а можешь ты хотя бы предположить, Рис, чего вообще могла касаться информация, которой собирался с тобой поделиться Диксон?
Рис помрачнел. Не слишком-то ему хотелось распространяться в этой компании… с другой стороны – а какая, в сущности, разница? Тем более, капитану Силве довелось послужить в Галактическом Легионе…
– Легиона, лапочка. Он сообщил мне, что располагает информацией, напрямую относящейся к Легиону. Диксон знал, – Хаузер неопределенно пошевелил в воздухе длинными, почти изящными пальцами, – что я имею какое-то касательство к тому, кто знает того, кого могут заинтересовать сведения о Легионе.
Лана почувствовала, как волосы начинают вставать дыбом. И, пожалуй, не только на голове.
– Диксон умирал, Рис. Понимал это – и постарался передать информацию тому, кого она касалась напрямую. Барышня, ха! Знаешь, как прочитала бы это сообщение я?
– Ну?
– Не нукай, не запряг. Короче. Я почти ничего не знаю о каком-то там драматурге. И не уверена, ЧТО именно имел в виду Диксон. Так что речь идет только о догадках. Но. Диксону надо переправить сведения о чём-то важном. Переправить так, чтобы никто посторонний не догадался. И он пытается написать фразу, которую почти наверняка не расшифруют те, кого она не касается. Известная вам обоим цитата из давно почившего писаки… а если смысл в самом его имени? Я преклоняюсь перед этим дядькой, на самом-то деле. Даже готова извиниться за отрубленную руку. Такое самообладание… мороз по коже.
– И?
– Что, если, прочитав сообщение, ты споткнёшься об автора высказывания? Ведь Шекспир – не только имя. Это название планеты. Закрытой планеты, Рис. Планета Шекспир. Где, вполне возможно, происходит что-то, имеющее самое конкретное отношение к Легиону. Что-то, что, как его ни назови, пахнет розой… или дерьмом. А?
Рис, ловко вывернувшийся из захвата капитана Силвы, встал, добрался, огибая мебель, до Ланы, и решительно подхватил её под руку.
– Пошли.
– Куда?
– В нашу каюту. Нам обоим надо поспать – или, хотя бы, подремать, – а потом подумать ещё раз.