Консультант

Глава 2

Это было бы смешно. Серьезно, было бы. И даже, наверное, было – для стороннего наблюдателя. Рис Хаузер не смеялся, даже над собой и даже втихомолку. Сегодняшние события начисто отрубили ему – пусть временно – чувство юмора.

Из зеркала на него мрачно взирал лохматый полуголый тип с внушающей уважение мускулатурой, натягивающей золотистую кожу на напряжённых плечах и скрещенных на груди руках. Ещё одна особенность Аделаиды: оттенок кожи был один на всех. Не считая новичков, конечно, но даже у них рождались дети с тем, что когда-то, на Старой Земле, именовалось «голливудским загаром».

Тип в зеркале расцепил, наконец, руки, потёр покрытые «трехдневной» щетиной щёки, поджал губы, зачем-то оттянул в сторону уголок правого глаза и зло раздул ноздри тонко очерченного носа. Даже сейчас общее впечатление рокового красавца портили только глубоко посаженные глаза: накрепко запертая внутри ярость наполняла их чернёным серебром.

Так, что у нас в активе? В активе у нас то, что Рис Хаузер всё ещё жив, несмотря на серьёзные усилия в противоположном направлении, предпринятые неким неизвестным или неизвестными. Правда, заслуги самого Риса в этом не так много, как хотелось бы. Если бы не джокер, не вынутый даже, а выдранный из рукава Мелиссой Тевиан, сейчас отдельные части мистера Хаузера вылавливали бы ниже по течению Стикса. Или не вылавливали. Тот самый случай, когда закрасить проще, чем отскрести. И это, пожалуй, уже пассив.

Также (и даже в первую очередь) в пассив следовало записать саму попытку разобрать его на составляющие. А тут ещё Диксон, черти бы его драли, не соизволил проявиться.

Хотя встреча всё равно не состоялась бы. Не тот человечек (и не в тех обстоятельствах) Диксон, чтобы афишировать знакомство с ним. А сам Рис оказался сейчас под колпаком таким плотным, что это почти мешало дышать. На всём пути из клиники в номер его, не особенно скрываясь, передавали от одного сотрудника службы безопасности другому. И можно было нисколько не сомневаться: все его контакты будут рассмотрены в такой микроскоп, что ну его на фиг. И чем прикажете заниматься при таком раскладе? Впрочем, кое-что есть. Или будет, как только сообразятся некоторые нюансы.

Отражение повеселело, глаза заискрились синевой. А то, что рубашки без рукавов (регенерационный комплекс на бицепсе теоретически можно засунуть в рукав, но видок будет ещё тот) в его гардеробе нет – так на то и служба доставки. И не просто доставки. Побеспокоим-ка мы Младшего.

Полчаса спустя один из лифтов внешнего кольца номеров четвертого яруса открыл двери и выпустил в коридор целую процессию. Впереди, с вычурной корзинкой «хрустальных» бегоний в правой руке, шествовал мистер Хаузер собственной персоной. Полурасстегнутая белоснежная рубашка без рукавов являла миру грудь, в меру заросшую жёстким курчавым волосом, и регенератор на левом бицепсе.

Чуть позади скользил охранник. Ещё один пристально наблюдал за каждым движением съёжившегося, обильно потеющего официанта, направляющего движение тяжело нагруженного сервировочного столика. Заполняющие его яства на скорую руку собрал личный повар Хельгенбергеров, задачу которому Том-Младший поставил сам.

Рис отдавал себе отчёт в том, что его образ мыслей и действий ощутимо отдает паранойей, но предпочитал перестраховаться. Что характерно, Младший ничуть не удивился просьбе. А если и решил, что постоялец поехал крышей, то мнение своё засунул так глубоко, что справедливо гордящийся своим умением читать по лицам Хаузер ничего не заметил.

Третий секьюрити, неспешно прогуливающийся по коридору, спокойно кивнул и прикоснулся к сенсору рядом с дверью номера 4169.

– Да! – произнес слегка искажённый динамиком голос Мелиссы.

– Обслуживание в номер, мисс Тевиан! – отозвался Рис, становясь так, чтобы с гарантией попасть в поле зрения камеры.

Замок пискнул, и дверь отъехала в сторону.

Официанта и охранников Рис не пустил дальше порога. Незачем кому-то видеть, как он принюхивается к окружающему пространству. Принюхаться, кстати, было к чему.

Всё время знакомства ему не давал покоя тонкий аромат, исходивший от волос Мелиссы. Было в нем что-то очень знакомое, связанное с лучшими воспоминаниями. Понять бы только, с какими.

В номере аромат ощущался отчетливее, и Рис вспомнил. Тётушка (точнее, двоюродная бабушка) Клодия, единственная в семье, кто не только одобрял его представления о жизни, но и всячески развивал и поддерживал их, любила добавлять в чай разновсяческие травки. В частности, лимонную мяту. Мелисса…[10] ну конечно!

– Я на террасе, Рис. Проходи.

Хаузер пересек номер, небольшой по сравнению с его собственным, но весьма уютный, и вышел на террасу, заполненную цветами в горшках и деревьями в кадках. Все номера внешнего кольца, на каком бы ярусе они ни располагались, имели такую, оправдывая название отеля[11].

Четвертый ярус считался уже фешенебельным. И пусть номер состоял из всего одной, хоть и очень просторной комнаты, постоялец внешнего кольца четвертого яруса мог выбрать время года для террасы. Мисс Тевиан предпочла весну. Фрезии и нарциссы, тюльпаны и гиацинты заполняли терракотовые чаши, а над всем этим великолепием царили цветущие апельсиновые и лимонные деревца. Жаркое солнце нагрело пол, выложенный узорными плитками. Сонно гудели пчелы.

Принесённая корзинка с бегониями вдруг показалась Рису неуместной, но Мелисса… Мелисса пришла в почти детский восторг и даже попыталась привстать с шезлонга. Пришлось, отставив корзинку, собственноручно пресекать непотребство: вставать девушке явно не стоило. По сравнению с массивным агрегатом на колене вытянутой девичьей ноги, комплекс на его бицепсе сошёл бы разве что за банальный пластырь.

Девушка была одета странно. Просторные шорты – почти новые (не позднее прошлого сезона) и довольно дорогие – совершенно не сочетались с мужской рубахой, дешёвой и сильно поношенной. В паре мест Рис заметил аккуратную штопку.

Верно истолковав его взгляд, Мелисса улыбнулась:

– Я везде вожу с собой папину рубашку. И надеваю, когда мне плохо или больно. Помогает. И настроение поднимается, и заживает быстрее.

Рису оставалось только надеяться, что его ответная улыбка была такой же мягкой и в меру понимающей. Рубашки его собственного отца годились исключительно на то, чтобы непоправимо испортить настроение и растравить любую, самую зажившую, рану. Не говоря уж о том, что Руперта Хаузера ни один из его детей не называл «папой». Даже за глаза.

Он уже совсем собрался завести разговор ни о чём, большим мастером которого являлся, вылавливая необходимые сведения из невинных ответов на невинные вопросы, но не успел. Кольцо коммуникатора сыграло мелодию, установленную сигналом вызова на строго определенного абонента. Взгляд на дисплей браслета подтвердил то, что уже слышало ухо. Пришлось спешно извиняться («Дедушке попробуй не ответь!»), уходить в комнату и подключать поле отражения.

Для этого номера не существовало запретов на входящие. Человек, которому он принадлежал, имел право побеспокоить Риса Хаузера в любое время. И то, что он пользовался этим правом крайне редко, ничего не меняло.

Лет двенадцать назад, когда Рису Хаузеру было двадцать семь, тётушка Клодия умерла. Банально, от старости. Вернувшийся из деловой поездки Рис обнаружил её в гостиной маленького домика в пригороде. Прокуренные пальцы всё ещё сжимали потухшую тонкую сигару, в недопитой чашке травяного чая плавала муха.

Действия на такой случай были ими обговорены заранее: Клодия, наотрез отказывавшаяся от омолаживающих процедур, дни рождения не отмечала, но дату своего появления на свет помнила. И первой позицией в списке действий числилась отправка сообщения об обвале цен на углепластик. Сообщение следовало послать на номер, который Клодия сначала заставила Риса затвердить наизусть, а потом велела забыть до строго определённого момента. И вот момент настал.

А вслед за ним настал и день похорон. Как и следовало ожидать, никто из благонравного, благоразумного, благонамеренного семейства Хаузеров не появился. Родня активно не одобряла как саму Клодию, так и примкнувшего к ней Риса.

Женщине надлежит либо обзавестись мужем и детьми, а впоследствии внуками, либо скромно приживаться у родственников и знать своё место. Последнее – в любом случае и обязательно. Мужчина должен обзавестись женой и детьми, а также достойной честной работой. Чем тяжелее ему достается кусок хлеба, тем большего уважения он заслуживает. И, уж конечно, ни мужчина, ни женщина не вправе жить с удовольствием. Жизнь – тяжкий крест, который следует влачить с покорностью и смирением.

В покорности и смирении Клодию не смог бы уличить и самый предвзятый дознаватель. Она жила, как сама хотела, и научила тому же внучатого племянника. Должно быть, Руперт Хаузер тысячу раз проклял тот день, когда, в надежде хоть как-то призвать к порядку сестру покойного отца, подсунул ей на каникулы Кристиана. После этого лета мальчишка стал совершенно неуправляемым. Не помогали ни голод, ни порка.

Когда неблагодарному свинтусу исполнилось шестнадцать, он официально обратился в суд с требованием назначить его опекуншей Клодию Хаузер. И судья («Кто вообще пустил бабу на такую ответственную должность?» – возмущался Руперт Хаузер) приняла решение в пользу парня.

Из дома тётки Рис уехал в колледж. Сочетание выбранных им курсов приводило преподавателей в шок, но Клодия знала, что посоветовать «неправильному Хаузеру».

Она же проводила его в армию Аделаиды и полтора года спустя встретила у ворот базы: подтянутая, при умопомрачительном макияже, в красном спортивном кабриолете, с котом Фрименом и неизменной сигарой. Линяющий обормот, которого Рису пришлось взять на колени, безнадежно испортил парадную форму, что только насмешило всех, включая, похоже, самого кота. Пастораль, пусть и несколько фриковская.

Постороннему наблюдателю никогда не пришло бы в голову, что встретились не просто родственники, а деловые партнёры. А ведь они были партнёрами, с тех самых времён, когда затурканный папашей мальчишка попал под дурное влияние тётушки. И первое правило партнёрства гласило: «Наши дела не для чужаков».

Бизнес Клодии, построенный, в частности, на том, чтобы не привлекать излишнего внимания, состоял в добыче информации и передаче оной (за соответствующую плату) заинтересованным лицам. Именно этому – методикам сбора, обработки и анализа информации – учила Клодия Хаузер парня, которого она первая назвала Рисом.

Он мало что знал о Клодии. О своем настоящем тетушка говорила очень скупо, о прошлом – и вовсе никогда. Разумеется, кое-что он нарыл (к полному восторгу старухи), но этого было явно недостаточно для того, чтобы понять, кем на самом деле являлась эта женщина.

В день похорон Рис Хаузер в одиночестве стоял на солнцепёке и, скрипя зубами, слушал, как благонравный, благоразумный, благонамеренный пастор пытается найти добрые слова о Клодии. Пытается – и не находит.

Сам Рис слов не искал. Всё уже было сказано. Однажды. Давно. А теперь-то зачем?

Пьяные по обыкновению могильщики уже начали опускать гроб в яму, когда к раскрытой могиле подошел мужчина с охапкой белых лилий. Слишком молодой, чтобы быть любовником Клодии (хотя с тётушкой никогда и ничего не знаешь наверняка) и слишком светлокожий для внебрачного сына, он бросил цветы на крышку гроба и до боли сжал плечо Риса. Это была хорошая боль, правильная. Ты не один, говорила она. Не только ты любил и уважал её, не только ты будешь помнить о ней.

Много позже Рис почти случайно услышал, как полковника Натаниэля Горовица за глаза назвали «падальщиком». Ушлый господин, ведавший кадрами разведки Галактического Легиона, и не думал скрывать, что, по его скромному разумению, момент потери близких – один из лучших с точки зрения вербовки. А раз так, следует пользоваться. И он пользовался. На всю катушку.

А ещё полковник Горовиц полагал, что предложения, от которых невозможно отказаться – удел дилетантов. Профессионалы делают предложения, которые хочется принять.

Натаниэль Горовиц, по своему обыкновению, демонстрировал полнейшую невозмутимость. Но… показалось Рису, или в прищуренных глазах действительно мелькнуло облегчение?

– Привет, парень. Как жизнь?

– Странно, – коротко усмехнулся Рис.

– И в чём же странность?

– Да так… чуть не грохнули меня сегодня. И главное, никак не могу сообразить, кто и за что.

– Подробности! – отрубил Горовиц.

Тетушка Клодия учила Риса, что самое важное можно изложить в двух словах, а литьё воды следует оставить писакам различного толка. Так что много времени рассказ не занял, хотя все значимые подробности, затребованные полковником, были упомянуты.

– Забавная история, – пожевал губами собеседник Хаузера. Выглядел полковник, правду сказать, так себе, и вряд ли это была маска, натянутая «по случаю». Впрочем, он тут же улыбнулся с изрядной долей ехидства:

– Значит, рыжая кошка… а покажи-ка мне её.

У Риса возникло крайне неприятное ощущение. Если Горовиц узнал (или думает, что узнал) Мелиссу Тевиан по описанию, то не исключено, что Рис Хаузер вляпался значительно серьезнее, чем ему представлялось ещё минуту назад. Хотя, казалось бы, куда уж дальше…

– Так, – подытожил полковник через несколько секунд вдумчивого разглядывания изображения, присланного Рисом. В голосе звучало насмешливое удовольствие. – Говоришь, прикидывал, не попытка ли это подобраться вплотную? Молодец, правильно мыслишь. В смысле, хорошо, что ты подумал и о такой возможности. Но в данном конкретном случае… не говорил ли я тебе, что везение является одним из главных признаков пригодности к нашей работе?

– Мне говорила Клодия, – флегматично отозвался Рис.

– Правильно говорила. Ты везунчик, парень. Ты даже не представляешь, какой ты везунчик. Отлично. Просто отлично, Рис. Где она сейчас?

– На террасе.

– Своего номера или твоего?

– Своего. Я там же.

– Отлично, – повторил Горовиц. – Ты как, сможешь помочь ей добраться до комнаты? Вряд ли полноценное поле накрывает и террасу, а вот комнату – с гарантией. Если, конечно, я правильно понимаю, какой номер она сняла. Давай, шевелись, нашу кисоньку я сейчас предупрежу.

Мелисса в помощи не нуждалась. Когда Рис вышел на террасу, она уже стояла, балансируя на одной ноге и кивая. Лица её, окутанного отражающим полем, Рис не видел, но поза говорила сама за себя. Кажется, то, что он тогда, в первую встречу, принял за великолепную осанку, было на самом деле выправкой.

Поле отражения исчезло, и Рис Хаузер увидел незнакомку. Мелисса словно надела штурмовую броню, взгляд стал холодным и цепким.

– Пошли, – бросила она и, отмахнувшись от предложенной помощи и проигнорировав стоящую рядом с шезлонгом трость, ловко запрыгала в направлении кровати. Под гладкой светлой – не бледной, как часто свойственно рыжим, а просто очень светлой – кожей гуляли нешуточные мускулы, почти незаметные в состоянии покоя.

Массивный регенерационный комплекс вокруг колена явно ей мешал, и прыжки получались несколько кособокими. Двигалась красотка, однако, очень быстро, и уже несколько секунд спустя устроилась со всеми удобствами, подсунув под спину три подушки из четырёх.

Рис закрыл дверь на террасу, дождался вспышки сигнала звукоизоляции и подошёл к кровати. Девушка приглашающе похлопала ладонью по покрывалу. Потом произвела короткую манипуляцию сначала с пультом управления «начинкой» номера, а затем с собственным браслетом, и на повисшем в воздухе дисплее возникло изображение полковника Горовица.

– Так! – сказало изображение. – Первым делом следует познакомиться. Рис Хаузер он и есть Рис Хаузер, потому что никогда не был никем, кроме себя самого. Барышня справа от тебя успела кое-где засветиться в самом разнообразном качестве, поэтому представляю: Лана Дитц, в определённых кругах известная как Локи.

– «Горгона»? – понимающе сузил глаза Рис.

– Пока нет. Отпуск у человека, прикинь? Перед преддипломной практикой, – насмешливо фыркнул полковник. И тут же посерьезнел. – Шутки в сторону. Локи, отпуск накрылся.

– Я уже поняла, – кивнула девушка.

– Кто бы сомневался! – голос Горовица сочился сарказмом. – Ты мне вот что скажи: почему Рис?

– Понравился, – в исполнении отдельных продвинутых личностей даже банальное пожатие плечами может быть грациозным. – Я в отпуске, делаю что хочу. И с кем хочу.

– Резонно. Теперь к делу. У меня образовалась убыль гражданских агентов. Слишком серьезная, чтобы быть естественной. Твой случай, Рис – восьмой за неделю. Это только те, о которых мне достоверно известно. И ты единственный из восьми, кто выжил.

– Причины? – вклинилась Мелисса… Лана… Локи… а, да какая разница!

– Несчастные случаи. Аварии на транспорте. Всякая хрень, сама по себе не выходящая за рамки нормы, но…

– Многовато, – Рис с силой сжал губы и почувствовал, как напряглись скулы.

– Именно. О седьмом случае я узнал несколько часов назад и теперь занят тем, что пытаюсь связаться со всеми своими мальчиками и девочками, дабы оценить масштабы происходящего. Почему отрабатываю сам, объяснять надо?

– Мне – нет, – покачала головой девушка, раздражённо поправляя подушки. – Вы думаете, что утечка мало того, что в головной конторе, так ещё и на самом верху.

Горовиц обеими руками взлохматил свою порядочно побитую сединой шевелюру и скривился в мрачной, ничего доброго не сулящей усмешке.

– Может быть, ты назовешь и наиболее вероятную причину? С твоей точки зрения?

– Вот так, с ходу? Пожалуйста. Передел власти. Основа разведки – информация, основа информации – агентура. Нет агентуры – нет информации, нет информации – разведка плохо работает, плохо работает разведка – кто виноват? Правильно, засидевшийся в своем кресле шеф по кадрам. Стареет, наверное.

Глаза полковника полыхнули яростным огнем.

– Ну, точно папина дочка! Будь здесь старик Конрад – я бы купил шляпу и снял её. Да, девочка, передел власти, он самый. Я даже догадываюсь, кто. Но доказательств у меня никаких. Можно добыть, но только снизу, а вот сверху… он абсолютно вне подозрений! Все они вне подозрений, их всех вырастил я сам!

– Так вы же не комнатных собачек растили, – Лана с ненавистью покосилась на свою правую ногу. – А волки – они такие. Рано или поздно вожака пробуют на зуб. Значит, задание – подобраться к этому шустрику снизу?

– Умница. К этому или к другому… я сознательно не называю имен и должностей. Вы оба не из тех, кто подгоняет решение под ответ, но всякое бывает. Когда твоя нога придёт в норму?

– К вечеру, – гордо вскинула голову Лана.

– Завтра! – непреклонно отрезал Рис одновременно с ней.

– Значит, завтра. Займитесь, ребятишки. Займитесь. Будьте предельно осторожны. Доверяйте друг другу – и больше никому. И, ради всего святого, останьтесь в живых, у меня и так людей не до хрена!

Изображение померкло, и полковник Горовиц почти наверняка не услышал, как Лана, переглянувшись с Рисом, невесело произнесла:

– А это уж как повезёт.

Некоторое время они полулежали рядом, неподвижно и молча. Потом Лана изменила позу, садясь прямее и поджав левую ногу под себя. Невозможность согнуть правую её бесила, но приходилось терпеть. В клинике сделали всё, что могли и, уж конечно, куда больше, чем мог рассчитывать обыкновенный постоялец четвёртого яруса. Завтра или даже сегодня к вечеру проклятую колодку можно будет заменить обычным ортезом, но это к вечеру – и в лучшем случае. Сейчас же…

– Какие мысли? – поинтересовался Рис, усаживаясь по-турецки и подсовывая освободившуюся подушку под пострадавшую ногу девушки.

– Пока – никаких, – проворчала Лана. – Надо дождаться вестей от Младшего. Интересно, как долго его спецы будут возиться с твоим подвесом?

– Думаю, поесть мы успеем, – Рис, увидев подтверждающий кивок, спрыгнул с кровати и подкатил поближе сервировочный столик.

Он не успел полюбопытствовать, что конкретно им накрыли, но был совершенно уверен в качестве еды. Тем удивительнее была брезгливая гримаса Ланы при виде того, что лежало под термоизолирующим колпаком на центральном блюде.

– Ты чего?

Девушка покачала головой и нарочито плачущим голосом произнесла:

– Рис, я понимаю, что я кошка. Но разве это повод для того, чтобы всегда и везде подсовывать мне рыбу?!

Опешивший Хаузер едва успел подхватить бутылку белого вина, задетую в попытке быстро отвернуться и скрыть усмешку, и осёкся при виде выражения лица Ланы.

– Ты смеёшься, – выдала она прокурорским тоном, приняв донельзя оскорблённую позу.

– Нет.

– Ржёшь.

– Нет.

– Как лошадь.

– Да нет же!

– Как целый табун.

– Ничуточ… ай! Ну, ложкой-то зачем?!

– А ты предпочёл бы когти?

Кажется, девушка рассердилась всерьёз. Именно рассердилась – вряд ли «внучка» «Дедули Ната» была способна на такую глупость, как обида.

– Извини, – примирительно пробормотал он. – Уж кому бы смеяться, только не мне. Не будь ты кошкой… кстати, а ты действительно кошка? В смысле, мрина?[12]

– Действительно, – ухмыльнулась Лана. – Хочешь, мяукну? Могу ещё ногой за ухом почесать.

– Чего я хочу – вопрос отдельный, – демонстративно облизнулся Рис, с удовольствием наблюдая ответную игривую улыбку.

Понравился, значит? В отпуске, значит? Это хорошо. Хорошо, что не по заданию. Одно дело – девицы вроде Бернадетт, и совсем другое…

– Кстати, – снова посерьёзнел он, – я ведь тебя и не поблагодарил толком.

– А и не надо. Знаешь, – Лана говорила медленно, тщательно подбирая слова, – я не буду врать, что вынос человека на крыле – тривиальщина. Но меня этому учили. Правда, на практике я такое проделала только один раз, и там результат получился хреновый. Нас взяли в клещи, долбили и сверху, и снизу, Скунсу разнесли подвес, а я его поймала, но… чёрт, я ведь даже дотащила его до поверхности, только…

…Девятнадцать дырок, Рис. Мы насчитали в его спине девятнадцать дырок. Какая броня при такой плотности огня, ты о чём вообще… и получается, что не я его спасла, а он меня. Потому что, если бы его тело не прикрыло меня сверху, эти девятнадцать дырок были бы во мне. Для комплекта к двум моим собственным. Вот такая история.

Думаю, кто бы ни устроил тебе эту веселуху, Планетарно-десантный Дивизион в моем лице в их планы не входил. Ну, допустим, капрал. Почему вдруг сержант? Н-да? Ну, значит, учителя были хорошие. Тот же Скунс, яркой ему Радуги, такое порой заворачивал…

Где-где… на Джокасте. Рис, подбери челюсть, тебе не идёт. Ну, да. Ну, была. Много кто там был, и много кто там остался. Капитан наш, к примеру. Мне-то просто повезло.

Нам дали информацию об объекте, но то ли сами не знали, что да как, то ли сознательно пустили дезу… Там промзона была, металла в принципе до хрена, и людей столько же. Задачу поставили нейтрализовать сравнительно малочисленную группу террористов, а оказалось, что в противниках у нас… ну, армия – не армия, но нам хватило. И орбитёру поддержки досталось, и катерам – думаешь, почему мы выбрасывались на крыльях? Орбитальная станция защиты на все позывные правильно отвечала, а потом вдруг взяла, да и жахнула по нам.

«Лисы Фокса», шедшие в первой волне выброски, погибли процентов на семьдесят. «Вороны Рурка» – мы, то есть – успели сориентироваться и выскочить из катеров. И пока мы поливали огнем землю, «Ублюдки Бейкера» прорвались на станцию, захватили её и размазали там всех в полный форшмак, а потом присоединились к нам. Те, кто выжил.

Знаю, о чём ты хочешь спросить. Все спрашивают, кто слышит слово «Джокаста». Ответ – да. И нет. Загнали ли мы тех, кто сдался в плен, в их собственные коптеры? Дали ли пилоты наших уцелевших катеров залп из всех стволов? Загнали. Дали.

Лёгкая смерть. И быстрая. Эти… нет, звери такого не делают… существа… они её не заслужили – быстрой и лёгкой.

Странное дело. Помню их выпученные, побелевшие от ужаса зенки. Помню, как они выли, когда поняли, к чему идёт: мы ведь в те же коптеры затащили своих погибших. Но они мне не снятся. Никогда.

Мне другое снится, Рис. Люди, распятые на заборах и насаженные на вертелы над кострами. Беременная женщина, выпотрошенная, как свинья на бойне, и всё ещё тянущаяся к младенцу, вырванному из её чрева. Детская ладошка, зажатая в другой её руке. Одна только ладошка, тела мы так и не нашли. Много их было – детишек с отрубленными руками, а какое оборудование у десантуры? Мы ж не криминалисты…

А потом эти чистоплюи, правозащитнички долбанные, начали вопить о нарушении конвенции о правах военнопленных. Представляешь, они назвали живодёрами – нас! Легион устроил резню!!!

Здорово, наверное, сидеть в кабинете с кондиционером и рассуждать о гуманном обращении с пленными. Не чувствовать запаха палёной плоти. Не слышать, как кричит сошедшая с ума девочка с окровавленными ногами, силящаяся отползти от медика, который просто протянул к ней руку. Не пытаться понять… да, по локоть в крови!.. какого пола, уж хрен с ним, с возрастом, было при жизни вот это конкретное, лишённое кожи, тело.

Да, я убийца. И монстр. И живодёр. И всё остальное. Пусть так. Но если, не приведи Баст, я снова попаду в такие обстоятельства – сделаю то же, что делала на Джокасте. И пусть меня судит хоть весь мир. Включая тебя.

– Я не сужу, – тихо, очень тихо произнес Рис Хаузер. – Не мне судить. Я там не был.

– А если бы был? – севший голос Ланы полнился холодным, отстранённым любопытством.

– Отец заставлял нас учить Новый Завет наизусть. Я сопротивлялся, но кое-что в голове всё-таки засело. «И какой мерою мерите, такой и вам будут мерить»[13]. Как по мне – вы всего лишь отмерили своим противникам то, что они намеряли своим жертвам и вам самим.

Лана ещё раз пожала плечами. И теперь в её движении не было не унции грации, только усталость.

– Знаешь, мерой за меру – понятие, применимое ко всем. Наверное, когда-нибудь и мне отмерят – по Джокасте. Это ведь моя идея была. Насчет коптеров. У остальных были задумки покрасочнее. Только мринов погибло до хрена, а у марсари – наших воинов – принято огненное погребение. Вот я и влезла. Единственный командир на всю роту, который хоть как-то держался на ногах, остальные – кто без сознания, а кто и… Конечно, много чести тварям, но приношение на похоронах тоже в наших традициях. И не только в наших. Ладно, пускай мерят, как хотят. Плевать. Если хоть один подонок, прослышавший о том, что мы сделали, задумается, а стоит ли его представление о развлекухе риска нарваться на представление Легиона о справедливости, значит… значит, я уже в выигрыше. Все мы, двое суток после возвращения на базу пившие и трахавшие всё и всех, без разбору – в выигрыше.

Она помолчала, и добавила, спокойно и размеренно:

– Я не верю в вашего бога. А в бастианстве в принципе отсутствует понятие загробного наказания. Но если наказание всё-таки существует, мне бояться нечего. Я была на Джокасте – чем меня может напугать какой-то там «ад»?

Ответить Рис не успел: дверной сигнал разразился весёлой трелью.

– Это Младший, – прохрюкал (после соответствующей манипуляции с пультом) динамик сквозь отражающее поле, по-прежнему накрывающее комнату. – Можно?

Двое на кровати обменялись взглядами, и Лана ткнула пальцем сенсор, открывающий дверь. Одновременно с этим переместившийся поближе Рис приобнял её за плечи. К его радости, девушка не отстранилась. Даже, напротив, прижалась плотнее. Работа на публику? А, неважно… потом.

Младший вошел в номер, удивительным образом сочетая «как к себе домой» с неуверенной почтительностью незваного гостя. Понимающе (в случае Риса ещё и одобрительно с оттенком зависти) кивнул парочке на кровати. Подтянул ногой лёгкое креслице от туалетного столика.

– Ну-с, – начал он, – новостей у меня много. Разных. По большей части – странных. С какой начать?

Лана молчала, и это демонстративное предоставление права голоса вдруг согрело Риса. Нет, всё-таки – умница.

– С первой по времени.

– Мисс Тевиан, если вас не затруднит… дисплей, пожалуйста!

Для Младшего не составило бы никакой проблемы самому подключиться к «начинке» номера, но – этикет. Хозяйка здесь, пусть и сугубо формально, «Мелисса Тевиан», ей и карты в руки.

– Спасибо. Итак: записи сканеров слежения в окрестностях хранилища. Узнаёте?

– Но это же… это же Бернадетт! – ахнул Рис.

– Обратите внимание на дату, – с ноткой услужливости в голосе посоветовал Младший.

– Уже обратил, – Рис осторожно подвигал нижней челюстью, расслабляя сведенные яростью скулы. – Твою мать, это же то самое утро, когда я решил посмотреть, как летает Мелисса!..

– Для бешеного приступа ревности рановато, согласен. Даже если не принимать во внимание её заявленную профессиональную принадлежность.

Хельгенбергер заметно выделил голосом слово «заявленную», однако Риса сейчас интересовал несколько иной аспект:

– Я проводил её в порт на следующий день, она при мне прошла контроль!

– Прошла. И даже улетела. А потом, что довольно интересно, вернулась. Полиция у нас туповата, но, если правильно поставить задачу… любуйтесь.

Точёное личико облаченной в мимикрирующий комбинезон Бернадетт, лежащей в расщелине скалы, было спокойным, удовлетворенным и абсолютно безжизненным. Силуэт женщины несколько портили контуры гравиподвеса. Над плечами выступал каркас крыла. Не умеет летать?! Ну-ну… с-сука!

Рядом с телом валялась плазменная винтовка.

– Какой берег? – резко бросила Лана.

– Левый.

– Значит, по нам стреляла она. Больше, вроде, некому. По крайней мере, все повреждения… ч-чёрт, голова не варит совершенно. Она была одна?

Младший досадливо поморщился:

– Не знаю. Никаких следов. Кстати, крыло хорошее, славное крыло… визуально видно, а на сканерах пустота.

– А можно взглянуть на картину целиком? Есть схема? С расстояниями? Где мы, где эта дамочка…

Не тратя даром слов, Младший вывел на дисплей изображение, и Лана надолго прикипела к нему взглядом, бормоча себе под нос что-то, связанное с цифрами.

– Угу, – подытожила она, наконец. – А дай-ка мне крупным планом её ствол… замечательно. Мне нравится. Ты даже не представляешь, Том, КАК мне нравится.

Забылась она, или действительно входила в число людей, имеющих право обращаться к Младшему на «ты» и по имени, Рис не знал, но дал себе слово выяснить. Так или иначе, Младшего фамильярный оборот нисколько не смутил.

– Дальше интересно?

Лана опять замерла, давая Рису возможность главенствовать в разговоре.

– Интересно, – кивнул он, сжимая её плечо.

– Ваши подвес и крыло, мистер Хаузер, точнее, то, что с ними сделали – восторг. Полный. Если бы речь не шла о моем постояльце… впору восхититься. Работа была проделана ювелирная. Чего-то туда определённо напихали, вот только вся посторонняя начинка взяла, да и самоуничтожилась. Красота, что уж там. А самое интересное состоит в том, что самоуничтожилась она, судя по оставшимся следам, секунды через три после того, как Мелисса подхватила вас на свое крыло. И после того, как этой начинки не стало, крыло вернулось к рабочему состоянию. Осталось только что-то вроде сдвоенного таймера, настроенного не только на время, но и на конкретное по счету использование сенсора раскрытия крыла. Он тоже должен был испариться, но что-то не прокатило. По всей видимости, количество срабатываний. Или время свободного падения, закончившееся раньше расчётного показателя. Или и то, и другое. Вы что-нибудь понимаете?

Лана нетерпеливо поёрзала, и Рис убрал руку с её плеча.

– Что вы сделали с трупом? – Лана снова вернулась к официозу, и Том-Младший опять «не заметил» этого.

– Доставили сюда. Это МОЁ предприятие, мисс Тевиан.

– Не спорю, сэр. Но я хотела бы взглянуть на тело до вскрытия. Оно же будет, я права?

– Разумеется.

– Вы доверяете опыту своего патологоанатома?

– Доктор Джером Хьюз работает в Центральном полицейском управлении Флореса, и преподаёт в тамошнем университете. Так что да, доверяю.

Центральное полицейское управление столицы и её же университет… пожалуй, специалист действительно не из худших, подумалось Рису.

– Я хочу посмотреть, – повторила девушка. – Это возможно?

Младший поднял глаза к потолку, что-то прикидывая.

– Доктор Хьюз будет здесь примерно через четверть часа… возможно, конечно. Но что вы надеетесь увидеть?

– Узнаю, когда увижу! – отрезала Лана и начала сползать с кровати. – Рис, моя трость осталась на террасе, не мог бы ты…

Младший поморщился, что-то набрал на браслете, и в открывшуюся дверь номера величественно вплыло гравикресло.

– Прошу вас, мисс Тевиан. Надеюсь, вы позволите вам помочь. Мистер Хаузер, вы будете сопровождать?..

– А как же! – ощерился Рис. – Только трость прихвачу. На всякий случай.

А дальше были пустой коридор внешнего кольца, служебный лифт и морг.

Вряд ли это помещение являлось моргом в общепринятом смысле слова. Отсутствовали, к примеру, ячейки для тел, столь часто показываемые во всех детективных голосериалах.

Кстати, кто-нибудь когда-нибудь задумывался о предназначении верхнего ряда ячеек? Того самого, который расположен на уровне глаз, а то и выше человеческого роста? Как закладывать туда тело, как доставать его оттуда и как перемещать? Нет, конечно, сейчас существуют гравиподъёмники – там, где полицейские морги финансируются в достаточной степени. А если в недостаточной? А в старину на той же Земле как действовали? Гидравлика? А где она прячется? Или ручками? Со складной лестницы? Ну, сильны были предки, что тут скажешь…

Впрочем, остальные атрибуты – пробирающий до костей холод, сверкающий секционный стол, острая вонь дезинфекции и множество сканеров самого разнообразного назначения – наличествовали.

Стол был занят: на нём лежало прикрытое одноразовой простыней тело Бернадетт, уже раздетое и обмытое. Но главным действующим «лицом» – несмотря на лучи направленных светильников – являлось, всё-таки, сейчас не оно.

Рис задержался у дверей, дабы иметь возможность видеть всю картину разом. И, следует это честно признать, картина его не разочаровала.

Лана подрулила на своём кресле к столу, секунду или две потратила на разглядывание его «ноши», и буркнула: «Перчатки!».

Простимулированный грозным взглядом Младшего сотрудник метнулся к девушке с баллончиком «Универсальной работы» в руках, а дальше… дальше началось.

Лана не ограничилась тем, что покрыла спреем руки почти до плеч. Задействованы оказались и ноги, причем штанины шортов балансирующая на одной ноге девушка задрала, не стесняясь присутствия мужчин, практически до той точки, где сходились бедра. Мелькнул краешек кружевных трусиков. Кажется, стрингов. Интересно, Младший оценил качество депиляции?! Рис – оценил.

Снова усевшаяся в кресло, Лана подняла его повыше и оттянула правое веко покойной Бернадетт. Раздражённо поморщилась, изменила направление светильника, и снова принялась всматриваться, задействовав теперь – видимо, для сравнения – и левый глаз тоже. Подтянула сканер, привычно, не глядя, забегала пальцами по возникшей в воздухе клавиатуре.

Мужчины недоумённо переглядывались и пожимали плечами: пока было совершенно непонятно, что именно она ищет.

– Ясненько, – буркнула «Мелисса Тевиан». Рассматривать глаза трупа она уже закончила, и теперь совершала суетливые перемещения возле стола. Затем вдруг оказалась на нём. Верхом на теле. Будь у Риса время подумать, он бы ужаснулся. Или восхитился. Или даже попятился от откровенной непристойности происходящего. Или… времени ему не дали.

– Рис, помоги!

Подойдя к столу, он подхватил на сгиб локтя, создавая дополнительную опору, отставленную в сторону правую щиколотку женщины.

– Спасибо, милый! – пробормотала Лана «Локи» Дитц, не отрываясь от своих действий.

Действия были загадочными – с точки зрения стороннего наблюдателя. Лана ощупывала одновременно оба плеча лежащего на столе тела. Затем пришел черёд бицепсов и трицепсов… локтей… предплечий. Потом пальцы закрывшей глаза девушки надолго задержались на области чуть выше запястий. Она нажимала, поглаживала, с силой натягивала кожу в направлении от запястья к локтю.

Дошло и до кистей: придирчивому изучению подвергся каждый палец. Лана кусала нижнюю губу, видимо, не находя того, что, по её мнению, должно было здесь обнаружиться.

– Юная леди! – донёсся от входа в помещение хорошо поставленный мужской голос.

Хозяин голоса, невысокий господин заметно за шестьдесят, облачённый в старомодный костюм-тройку, грозно хмурил густые, очень широкие брови. Из-за его обтянутого твидом плеча выглядывал флегматичный лощёный субъект лет тридцати, по всем признакам готовый со временем превратиться в точную копию патрона.

– Юная леди, соблаговолите немедленно слезть с моего тела!

– На ваше я ещё не залезала, сэр, – сварливо отозвалась Лана, при помощи Риса перемещаясь обратно в кресло. – И, предупреждаю сразу, прогноз неблагоприятный.

Освещение шутило странные шутки: кошачьи глаза и должны светиться, но левый глаз девушки на секунду вспыхнул зелёным, а правый, почему-то, красным. Зрелище получилось жутковатое.

– Доктор Хьюз, – почёл за лучшее вмешаться Младший, – женщина, чей труп вы сейчас будете обследовать, пыталась сегодня убить мистера Хаузера и мисс Тевиан. Попытка не удалась, но… вы же видите.

– Вижу, – кивнул медик. Синяки и ссадины на видимых частях тела «мисс Тевиан» и регенератор на колене говорили сами за себя даже непрофессионалу. – И, тем не менее, мне потребуется рабочее пространство. Вскрытие не терпит присутствия посторонних, так что я прошу всех, кроме моего ассистента, покинуть помещение.

Младший кивнул подчиненным и направился к двери. Лана, однако, и не подумала двигаться с места.

– Мисс? – маститый патологоанатом вопросительно склонил голову набок.

– Доктор, есть несколько вопросов, ответы на которые я хотела бы получить.

– А именно?

– Во-первых, меня интересуют характеристики офтальмологического импланта, вживлённого в правый глаз этой женщины. Серийных номеров почти наверняка нет, но хотя бы общие данные, в особенности примерное время изготовления и установки. Во-вторых, я прошу вас провести тщательное сканирование и сравнительный анализ мышц рук, плечевых и локтевых суставов, обеих ключиц, а также кистей. Особое внимание – пальцам с первого по третий и рёбрам ладоней. Кроме того, я хочу, чтобы вы охарактеризовали состояние правого плеча в целом, лицевых мышц и области за ушами.

Хьюз скрестил руки на груди и ядовито усмехнулся:

– Милочка, если вас интересует, была ли эта особа профессиональным стрелком – так и скажите.

– Виновата, доктор, – коротко склонила голову Лана.

– Ого! – теперь в голосе патанатома звучал неприкрытый сарказм. – Девчонка может уйти из армии, а вот армия из девчонки… где вы служили, дорогуша?

– Там, где за такие вопросы сразу отрывают голову, – в тон ему отозвалась девушка. – И последнее. Я хочу знать, насколько внешность вашей «клиентки» соответствует её истинному возрасту. Быть может, об этом скажет имплант… а быть может, и нет. Посмотрите, пожалуйста, попристальнее.

– И что же заставляет вас думать о возможном несоответствии?

Лана насмешливо покачала головой и ничего не ответила.