Кондитер Ивана Грозного 2

Глава 7

Сдобренный настоянными в нем березовыми вениками кипяток от столкновения с камнями моментально превратился в ароматный пар, наполнивший скудно освещенную лампадками парную моей личной бани.

— Ух-х-х! — схватившись за сермяжную ушанку, Данила склонил голову и поплотнее натянул шапку на голову.

— Благостно! — заявил я, избегая глубоких вдохов.

Жарко очень, и если молодой я к этому уже привык, пожилой Дворецкий всея Руси в такие баньки отродясь не ходил, и держится на одной лишь калёной силе воли. Как это — сопляк иноземный стоически жар терпит, а важный боярин позорно сбежит из парилки? Нет уж — будет Данила сидеть до потенциального обморока или пока я не выйду. А я и выйду — мне трупешник министра средневекового МВД на руках ну совсем не нужен. Щас, только еще немножко посидим, иначе боярин не осознает всего величия омовения в русской баньке.

— Тело человеческое что железа кусок, — принялся я читать лекцию. — Закалять его в жаре и холоде дело благое, для здоровья и духа полезное. Сейчас тяжко нам с тобою, но потом сам почувствуешь, насколько страдания сии окупятся.

— В сравнении со страданиями истинными это — потеха, — мужественно заявил Данила. — Жар — не холод, костей не ломит. Спустившись с полка, боярин зачерпнул полный — потому что я черпал половину — ковш и плюхнул на камни.

Не ошпарился, но камни, как и ожидалось, немного «залил».

— По половинке ковшика надо, Данила Романович, — беспощадно приложил я его. — Камни жар быстро воде отдают, и ежели воды много, получается как щас, когда выкипает она долго, жару не прибавляя, а одной только влаги воздушной.

Профессионально проглотив оплеуху от более знатного человека, Данила смиренно кивнул:

— Благодарю за совет твой добрый, Гелий Далматович.

— Идем, снежком оботремся! — ловко спрыгнул я с полка. — Дадим камешкам жару набраться, а сами охладимся!

Дверь в парную низенькая, поэтому и мне, и более высокому Захарьину пришлось нагнуться. Вышли мы не на улицу, а в «помывочную» — здесь у нас кран с кипятком из печного бака, пара кадушек с водицей холодной, две скамейки, полочка с мылом и крючки с мочалками.

По сравнению с парной здесь почти прохладно, поэтому гость издал почти незаметный вздох облегчения. Из помывочной мы попали в «зону отдыха» — стол, покрытые льняными тряпицами скамеечки, пара слуг, готовых по первому велению поставить на стол чего душа любителей бани пожелает. Мне бы еще банщика в штат профессионального, но готового специалиста на Руси я едва ли найду — тут кто-то с навыками массажиста нужен, а эта сфера деятельности у нас не развита.

Из «зоны отдыха» — в сени, с надеванием бархатных тапочек на кожаной подошве. Понт отличный — дорогая фигня, а нужна только через сени до улицы добежать да обратно.

В сенях у нас березовые, дубовые и пихтовые венички сушатся. Имеются здесь и стол с лавками — сейчас не нужны, но буду пользоваться в теплое время года. Банька моя окружена высоким плетнем, поэтому «неглиже» сверкать можно смело. Снежок беленький, на территории поместья такого уж давно нет, все очищено, утоптано и промышленным комплексом припорошено. С реки носят — там вдоль берегов снежок что надо.

Обтираться снегом — это приятно, но гораздо лучше сделать как мы с Данилой, плюхнувшись в насыпанный нещадно эксплуатируемым пролетариатом сугроб.

— У-у-у-х! — с совсем другими, полными бодрости, интонациями ухнул гость.

— У-у-у-х! — согласился я, пару раз перекатился по сугробу и поднялся на ноги. — И обратно, чтоб хворь поганая зацепиться не успела!

Мы недостойной потомков древних могущественных родов трусцой вернулись в парилку, и я протянул Даниле ковшик, демонстрируя доверие, но проверяя, насколько хорошо он усвоил урок. Ухмыльнувшись, боярин наполнил ёмкость аккурат наполовину и плеснул на камни.

Забравшись на полок, мы погрелись и принялись орудовать друг по дружке веничками. Сплачивает, как ни крути — недаром три четверти важнейших моих сделок в прошлой жизни было заключено в банях да саунах.

Еще три цикла снежок-парилка, и мы сочли, что нам хватит. Мыться самому Даниле не по рангу, а мне пришлось соответствовать, доверив процесс слугам. После омовения мы осели в «зоне отдыха», потягивать теплый компотик из шиповника, яблок и груш под пирожки с богатым разнообразием начинок.

— Благодать! — отхлебнув компота, Данила поплотнее запахнул льняной белый халат. — Себе такую баньку обязательно заведу.

Осознал потенциал.

— Подарки полезные да духовные это хорошо, — решил направить разговор в более конструктивное русло гость. — Да только обижен на тебя немного Государь за то, что писем ты ему окромя записок к подаркам приложенных не пишешь.

— Не считал себя достойным, — честно ответил я. — Напишу, ежели так. В переписке с Иваном Васильевичем состоять — милость великая, и я с трепетом буду ждать ответа.

Интересно очень — в прошлой жизни неоднократно слышал высокие оценки эпистолярного наследия Ивана Грозного, который письма писать любил и врагам, и друзьям, демонстрируя при этом свой могучий интеллект и завидное чувство юмора.

— Привезенные мной дары ответные не токмо порадовать тебя уготованы, но и послание передать. Словами его передам, ежели дозволишь, Гелий Далматович.

«Не считаю тебя тупым, просто помочь хочу — молод ты еще».

— Буду благодарен, — дозволил я.

— Икона Государем тебе дарованная, «Богоматерь Владимирская», что в окладе из золота с эмалями да каменьями, означает высшую степень духовной твоей близости к самому Ивану Васильевичу. Фамильная она, посему береги аки зеницу ока. Частокол — это хорошо, но потребны еще хотя бы ров да вал земляной, — неожиданно, но в целом логично свернул с основной темы.

— Прямо «потребны»? — вздохнул я. — Ежели что, в монастырь сбежим, из пушек по разбойникам пальнем пару раз, и они разбегутся.

— А здесь останется пепелище, — обвел рукой невидимое сквозь стены поместье. — Убыток, ежели репутации неспособного за себя, людей своих да землю постоять труса не убоишься, одними только деньгами многолетним упадком обернется. Не дашь денег на вал и ров сейчас, потом десятикратно платить придется. И трусом тебя считать станут — ежели один раз поместье бросил да у Божих людей аки лиса напуганная спрятался, стало быть и в другой раз тебя грабить легко будет.

— Со словами твоими спорить не стану, Данила Романович, — признал я правоту боярина. — Выйдем отсюда, сразу же Сергея с Климом кликну, подумаем. Ежели мудростью да опытом с нами поделишься, благодарен буду.

— Отчего бы не поделиться? — улыбнулся — приятно моё доверие — боярин. — Дело интересное, чай не в землице копаться.

— Вал-то он из землицы, а со рва ее ж вынимать надо, — напомнил я.

— Твоя правда! — хохотнул гость.

— Подарки, — напомнил я.

— Шуба с Царского плеча, — посерьезнев — тема-то важная — продолжил Данила.

Когда ее принесли, я едва удержался от хохота в силу ассоциации со всем известной киноклассикой.

— Означает публичное признание заслуг твоих пред всеми боярами.

Типа орден, да.

— Кубок золоченый с гербом твоим…

— На нем гравировка сама за себя говорит, — перебил я. — «За печи изрядные и книгу печатную пожаловал Царь и Великий князь всея Руси Иван Васильевич боярина своего Гелия Палеолога сею чашею».

— Ценишь слова Государевы, запоминаешь, — одобрительно улыбнулся Данила дословной цитате, не обидевшись на «перебивание».

По делу же.

— Ценю, — подтвердил я.

Еще один «орден», уже за конкретные деяния.

— Книга из личной Государевой библиотеки, Евангелие-апракос, лучшими писцами московского Чудова монастыря писана.

Обложка чеканного серебра с каменьями.

— Показывает, что Государь ценит твой книжный дар и любовь к Слову, и дарит тебе книгу сделанную с таким же тщанием, но по старому сделанную, дабы не забывал ты красоты труда рук человеческих, самим Господом ведомых.

— Поблагодарю в письме Ивана Васильевича за мудрость сию, — пообещал я.

— Вотчину тебе даровать Государь хотел, с Митрополитом потолковать сбирался о том, чтобы землицу эту для тебя у Церкви выкупить. Негоже Палеологу на Руси на земле чужой сидеть, неужто вотчины для такого уважаемого и толкового человека не найдем?

Мне даже как-то взгрустнулось, и грусть вылилась во вздох:

— Такие люди за меня, сирого, хлопочут.

— По заслугам и праву рождения, — отмахнулся Данила. — Теперь подарки боярские.

— Доспех родом твоим подаренный чудо как хорош, — повторил я то, что сказал когда впервые его увидел.

Зерцало из полированных стальных пластин с вытравленным двуглавым орлом и золочением, шлем-«шишак» тож золоченый, с кольчужной бармицей да наручами под стать этому. Под зерцало надевается бехтерец, кольчужно-пластинчатая «рубаха». К наручам прилагаются другие элементы для защиты рук — налокотники и кольчужные рукавицы с пластинами. Заедешь этаким «кастетом», и вражина зубы по оврагам неделю собирать будет.

За защиту ног отвечают набедренники в виде латных пластин, анатомической формы наколенники, «наголенники» и сапоги из толстой кожи со стальными наносниками и железными пластинами в остальных местах. Совсем сверху на доспех надеваются округлые «наплечи» и кольчужный воротник.

Очень тяжело такой комплект носить — килограммов двадцать пять-тридцать в нем, а ведь сверху еще саблю надо вешать. Эргономика, однако, великолепная — благодаря ремням и подкладкам вес распределялся по всему телу. Даже прыгнуть пару раз у меня получилось, но заплатил я за это моментально выступившим потом и одышкой. Ходить в этом добре нужно тренироваться: я изо всех сил буду стараться держаться подальше от поля боя (побаиваюсь и не стыжусь этого, а еще я объективно гораздо полезнее в тылу), но средневековая жизнь может в любой момент преподнести неприятный сюрприз. Этот доспех даже полного «чайника»-меня превратит в проблему для голозадых врагов.

— Мирный ты человек, Гелий Далматович. Вижу сие — по душе тебе созидать да хозяйство преумножать, но за мир и процветание свое с мечом в руке порою постоять приходится, — еще раз увел разговор в сторону Данила. — Покуда молод, ловок да силен ты, учиться делу ратному тебе нужно. Хотя бы дубиною махать как должно научиться, но лучше — мечом, как пристало человеку твоего положения.

— Я себе пищаль планировал заказать, — признался я. — Бах такой в татарина! — изобразил процесс.

— Забываю порой, что молод ты еще, Гелий Далматович, — улыбнулся Данила. — Вижу, и сей совет добрым сочтешь.

— Уже счел, — кивнул я. — Тяжело с тобой, Данила Романович — и рад бы поспорить, да не о чем.

Гость хохотнул и вернулся к основной теме:

— Меч тебе Алексей Александрович добрый справил. Вот им владеть Дмитрия тебя научить и попроси.

— Попрошу, — кивнул я.

И Тимофея попрошу, чтобы у учителей была конкуренция и от нее мотивация. Не хочется на самом деле. Очень не хочется — какой бы умелый мечник ты ни был, тебя в любой момент могут тупо задавить числом, подстрелить из лука, арбалета, пушки да пищали. Ну или камнем из катапульты приложат — этот военный девайс, полагаю, еще в ходу. И потом — это ж сколько времени и сил уйдет!

К тому же классические творческие произведения учат нас, что как только встанешь на «путь меча», сразу же начнут валиться на голову движимые спортивным или не очень интересом враги. Ладно, это утрирую — если враги и придут, то полноценным боевым отрядом. Может пушку себе отлить попробовать? Ежели картечью заправить, по очень легкобронированным разбойникам шарашить милое дело.

— А пушки на Руси заряжают кусочками металла мелкими? — перевел тему и я.

Некуда спешить, все обсудить успеем.

— Дроб железный-то? — не удивился Данила. — А то ж — не глупей других поди.

— Дурного-то не думай, — укоризненно посмотрел я на него. — Вижу, что не глупей, а и превосходят меня многие русичи многократно. Сергей мой тот же — без него ничего бы я не построил. По верхам многое за жизнь нахватал, а в глубины токмо кулинарные и погружался, — предался самокритике. — Недавно я на Руси, всего не ведал и едва ли до конца дней своих проведать успею.

— И в мыслях не было, Гелий Далматович, вот те крест, — перекрестился на Красный угол гость.

— А пробовал кто в этакий мешочек легко поджигаемый припас огненный складывать? — изобразил руками. — Вместо засыпания пороху его суешь, сверху — заряд боевой, получается быстрее.

— И мера припаса огневого всегда одна, — задумчиво кивнул Данила. — Не слыхал. Узнаю. Ручаешься?

— Не ручаюсь, — покачал я головой. — Краем уха слыхал, буду Господа молить о том, чтоб не подорвался никто.

— Окромя врагов, — ухмыльнувшись, уточнил Данила.

— За врагов — о милости к душам их заблудшим, — согласился я.

Меч — классический «полуторник». У Данилы и дружинников такие же — общепринятый универсальный боевой «инструмент» на Руси это нынче. Для тех, кто может себе его позволить — у кого-то лук да сабелька из плохонького железа, тегиляй латанный да «поняшка» под седлом старенькая. Называется — «ориентализация». Наследие монголо-татарского ига, помноженное на нищету и необходимость иметь большое число боевых «юнитов». Считай — деградация «арматуры» до образца среднего конного степняка. Не хорошо это и не плохо, а единственное доступное сейчас решение, а потому — неизбежность сравни стихийному бедствию.

Гарда моего меча из грозно выглядящей вороненой стали. Заканчивается навершием в виде львиной головы. Рукоять обтянута — максимальный понт! — акульей кожей, чудовищно редким и дорогим импортом. Узор, а заодно улучшающий хват элемент на ней выполнен проволокой из красной меди и серебра. Ножны из обтянутого сафьяновой кожей дерева. На них — три массивные оковки из ценного, черненого серебра. Они покрыты тончайшим, издалека похожим лишенный смысла орнамент, гербами Палеологов.

— Далее — конь ногайской крови, седло с серебряными луками, златой уздечкою да ковром персидским заместо попоны. Достоин самого Государева выезда, что говорит о желании нас, старейших и могущественнейших бояр Руси, видеть тебя в своих рядах.

— Приятно, — признался я.

Но не обольщаюсь — сожрут и не подавятся.

Допив за беседою квас, довольные мы переоделись в «парадно-домашнее» и по опустившейся на Русь, освещенной многочисленными факелами поместья темноте в сопровождении несущих факелы же охранников и слуг добрались до усадьбы, осев за столом в горнице, велев накрывать нормальный ужин — аппетит после баньки лично у меня ого-го! — и кликнуть ключника с архитектором, да велеть последнему захватить все потребное для планирования защитных укреплений, в частности подробный крупномасштабный и от этого исполинский план поместья.

Данилу такой мощи топографический памятник впечатлил — как и любой толковый человек, доживший до таких лет и чинов, серьезный подход к делу он сильно уважает. В процессе сдобренного гречневой кашей с рублеными куриными котлетками обсуждения боярин показал крепкое знание особенностей строительства укреплений, заодно проверив на прочность Сергея Петровича. Термины лились рекой, отряженные в черновики кусочки бересты покрывались линиями, перечеркивались и выбрасывались, а я думал лишь об одном — во сколько драгоценных человеко-часов обойдется мне сомнительной полезности укрепление поместья?

Впрочем, выбора нет — хотя бы профилактическую функцию вал со рвом выполнят, отпугнув неготовых помирать в штурмах врагов. Они же грабить пришли, а не головы класть, поэтому лучше поискать наживу в менее «зубастом» месте.