Колодец Ангелов [СИ]

Глава 9

Антон сидел за роялем в учебной комнате общежития и битых четверть часа терзал заковыристый пассаж для левой руки. Оголодавшая утроба глухо заурчала, напоминая, что время обеда давно миновало, и Калистратов подавил глубокий вздох. Через неделю экзамен по специальности, а тут такие события и вообще… в голове одна Арсена. Как там советовала писательница Котова, песню сочинить? Со стихосложением у Тошки никогда не ладилось. Теоретически можно было, конечно, сходить на поклон к Томусику…

Калистратов оборвал пассаж и двумя руками поставил мягкий аккорд. Помурлыкал под нос, а потом с досадой покачал головой. Не станет Тома сочинять, да если бы и стала, вряд ли результат Арсене понравится. Тут нужно что-то нежное и серьезное. И про космос…

Дверь скрипнула. В музыкальный класс просунулась любопытная физиономия Леденцовой.

— А, вот ты где. Я тебя битый час разыскиваю.

— М-м? — Антя поднял от рояля синие очи.

— Сосредоточься.

Катька сделала строгое лицо и, толкнув дверь, замерла на пороге. Калистратов продолжал задумчиво наигрывать.

— Антон! — Катька повысила голос и демонстративно приподняла над головой распущенные волосы, — ты будешь помогать или нет?

— А что сделать?

Леденцова вздохнула и постучала пальцем себе по лбу.

— Как минимум — восхититься. Антя, я тебе наряд демонстрирую, в котором на концерт собираюсь, а ты…

Девушка надулась.

— Извини.

Тошка поднялся из-за рояля и сфокусировал рассеянный взгляд на сокурснице. Стройную фигурку облегало глухое черное платье в пол. Единственным ярким пятнышком выделялся приколотый к груди нежно-фиолетовый цветок орхидеи.

— Гармонично, — одобряюще покивал Антя, а Катька прищурилась.

— Это всё?

А после, нехорошо усмехнувшись, медленно повернулась. Взору Антона открылась голая спина и весьма волнующий вырез, заканчивающийся значительно ниже талии. Калистратов от неожиданности шумно сглотнул и выдавил:

— И это. Эротично.

— Вот, — довольно заявила Леденцова и деловито поинтересовалась через плечо: — Лопать пойдешь?

— А то!

Анте как наяву представилась светлая студенческая столовая с витающим в воздухе ароматом супа и приправ. Все невзгоды временно отошли на второй план.

Друзья ненадолго вернулись в комнаты — Катька переодеваться, а Антон — забросить ноты. Дожидаясь подругу, Калистратов остановился возле полочки со старинными книгами. Нет, он, конечно, привык к электронке, однако очень любил бумажные издания. Потертые переплеты грели ладони, а шелестящие страницы немного напоминали звуки осеннего сада.

Тошка медленно провел пальцем по корешкам и остановился на томике стихов поэтов Серебряного века. Пусть там было не про космос, но отчего-то подумалось, что Арсена обязательно оценит затейливость и красоту слога.

И Калистратов решился. Сегодня он возьмет в Пантелеймона книгу стихов и попросит Арсену выбрать самый-самый. А потом положит на музыку и подарит.

Из коридора послышались шаги, и Калистратов, воровато ухватив с полки книжку, поспешно бросил ее в рюкзачок. Как бы приземлённая реалистка Катерина снова не обсмеяла романтичного приятеля. С неё станется.

— А мне билеты принесли, — возбужденно провозгласила Леденцова, появляясь на пороге, уже в джинсах и свитере.

— Глянул бы я на того, кто отважится не выполнить твою просьбу, — скривился Антя и закинул рюкзачок на плечо. — Давай сразу после столовки в Пантелеймона забежим?

— Ага, — довольно согласилась Катерина, — я такая! Давай.

Народу в столовой оказалось немного — основная часть студенчества давно уже отобедала, и сейчас в зале было необычно просторно и тихо. Ректор академии слыл человеком консервативным и, мало полагаясь на работу бытовых роботов, по старинке держал штат поварих. Сунув румяной тетке студенческий браслет и получив отпечаток пальца, Антон осторожно понес к пластиковому столику полный поднос. Леденцова плыла следом с видом королевы на прогулке.

— И что ты нашла в этой окрошке? — пробормотал Антя, расставляя тарелки и алчно принюхиваясь к благоухающей порции володайских пельменей.

— Ничего ты, Тошка, не понимаешь, — снисходительно заявила девушка и, усевшись, вытерла руки влажной салфеткой.

— Во-первых, это полезно, во-вторых — вкусно, а в-третьих, — она поелозила ложкой в тарелке, разгоняя горку сметаны, — экзотично. Там, откуда я родом, такого блюда отродясь не едали.

— Всё равно, — не согласился Калистратов, — мясо — это мясо, а твоей картошкой с квасом и не наешься ни фига. Кстати, я думал, ты местная.

— Ну… мы переехали. А это мясо, Тошенька, между прочим, когда-то бегало и на мир смотрело, вот совсем как мы с тобой!

Калистратов презрительно скривился и, с наслаждением жуя пельмешку, показал вилкой в Катькину тарелку:

— Ага. А этот огурец, между прочим, умер, чтобы ты блюла фигуру.

Девушка усмехнулась и демонстративно отправила в рот зеленый ломтик. Кто-то из столовских негромко включил органную музыку, и Леденцова блаженно улыбнулась.

— Слушай, Кать, — расправившись с пельменями, Калистратов принялся возюкать по тарелке кусочком хлеба, собирая остатки кетчупа, — можно, я спрошу? У тебя же вкус хороший?

— Если ты об окрошке или о Бахе, — Катька настороженно прищурилась, — то да, мне нравится. А что?

— Вот и я о том. Барокко любишь, классику опять же. И собираешься на этого. С сегидильей. Кать, он же чушь поет!

— Так, — Леденцова бросила ложку и посмотрела на сокурсника исподлобья. — Мои вкусы — моё дело. Я, может, человек разносторонний. Мне вообще любая музыка нравится, была б хорошей.

— Ты что, действительно считаешь, что у этого Рэя хорошая музыка?

— У Грэя! Тоша, он гениален, а если ты этого не видишь, это твои проблемы! У Крыси аншлаги на концертах!

— Знаю, миллионы мух не могут ошибаться, — печально ответил Антя и ухмыльнулся: — Крыся…

— Калистратов!

Звонкий Катькин голос взвился под потолок, а из раздаточной высунулось заинтересованное лицо поварихи.

— Я на тебя обижусь! Нет, я уже на тебя обиделась! Думала, ты мне друг, а ты… ты…

Катька вскочила, залпом выпила компот и, брякнув стаканом о стол, рванула к двери.

Антон обалдело посмотрел ей вслед, а потом, растерянно улыбнувшись хмурой поварихе, тоже побрел к выходу, под неодобрительными взглядами окружающих ощущая себя чудовищем.

Катька нашлась на скамейке у фонтана — каменного поваренка с дуршлагом, и Калистратов раскрыл рот от неожиданности. Леденцова, насмешливая красавица, всегда такая самоуверенная и ехидная, рыдала в три ручья, размазывая по щекам тушь.

— Ка-ать… да ты что, — Антон присел рядом и осторожно тронул подругу за плечо, — я ничего такого в виду не имел. Извини меня, пожалуйста. В конце концов, ты же скульптурой занимаешься, а вкусы у всех разные, и я…

Леденцова, порывисто обернувшись, обняла Калистратова и, уткнувшись ему в плечо, пробормотала:

— Вкус… скажешь тоже. Думаешь, я не знаю, что он фигню поет? У-ууу…

Антя бережно похлопал сокурсницу по спине и покрутил головой — Катькино отчаяние давило внушительно.

— И смысл тогда расстраиваться? — осторожно уточнил он.

— Ты не понимаешь, — всхлипнула Катька, — это он, это из-за него…

— Что?

— Я на жертвы пошла, а он… он…

— Не понял, — сморгнул Калистратов, — ты чего, знакома со звездой?

— Звязда, — выплюнула в Тошкино плечо Леденцова и, отстранившись, принялась вытирать нос батистовым платочком, — если бы не я, фигу бы он звездой был.

— Чего-о? — похлопал глазами Антя и подумал, что, не иначе, Катька где-то подхватила манечку величия.

— Старая история, — Леденцова высморкалась. — Не хочу вдаваться в подробности. Но, в общем и целом, это из-за него я из дома ушла. Когда отец стал ремнем грозиться.

Антя фыркнул. На фоне грандиозных сцен, которые так любила закатывать сыну Зоя Прокопьевна — с четко выстроенной драматургией и обмороками, Катькин ремень выглядел несерьезно.

— Ты точно не понимаешь, — Леденцова покопалась в сумочке и, достав антикварное зеркальце, помуслякала платок и принялась оттирать размазанную тушь. — Я — взрослая и гордая! А они со мной, точно с девчонкой сопливой. Батя так орал, аж люстра громыхала. Не бывать, говорит, в нашем роду музыкантам, или я, говорит, за себя не ручаюсь. Я и слиняла. Думала, Крыся оценит, а он… он…

— Бросил? — жалостливо скривился Калистратов.

— Хуже! На гастроли умотал! Позже, сказал, разберется, а так — у него турне первое, видишь ли, горело.

— А ты?

— А я похожа на дуру, которая будет полгода в окошко смотреть, дожидаючись?

— Не…

— А теперь, — Катька снова всхлипнула, — я его увидела и поняла, что по-прежнему скучаю. Сволочь…

— Так и кинь на сцену помидор, — Антя хихикнул, — а я тебя патронами обеспечу.

Катерина круглыми глазами посмотрела на сокурсника, а потом тоже прыснула. Калистратов долго не продержался, и спустя мгновение друзья уже хохотали, как сумасшедшие. Голубиная стая испуганно порскнула в небо.

— Времени сколько? — спросила Катька, отсмеявшись, и снова утерла глаза.

— Без четверти, — глянув на экран «Пионера», Антон нахмурился. — В Пантелеймона опаздываем.

— Ничего, нас лысый Витя в любое время пропустит.

Катерина выудила из сумочки губную помаду и, подмигнув Калистратову, велела ловить такси.

Виктор Комаров студентов не обманул и даже приветственно помахал, сияя улыбкой и бритой макушкой.

— А чего это у вас тут лифт не работает? — поинтересовалась запыхавшаяся Леденцова и милостиво позволила охраннику чмокнуть запястье.

— Может, авария? — Виктор нехотя отпустил девичью ручку. — Я когда поднимался, всё работало. А вы, Катерина Тарасовна, чудесно выглядите нынче.

— Я вам отчества не называла, — подозрительно прищурилась девушка и спрятала руки за спину.

— А я в прошлый раз документы изучал, так запомнил, — Комаров подмигнул Антону. — Служба, знаете ли.

— А вы? Виктор…? — Леденцова изогнула бровку.

— Для вас — просто Витя. Кстати, спешу обрадовать. Доктор Крутиков на операции, так что можете особо не торопиться.

— Хорошая новость, — Катерина мило улыбнулась, а Антон, заметив в глазах подруги знакомый кокетливый блеск, приуныл. С надеждой покосился на медсестру — может, снова мораль читать станет? Впрочем, на посту, уткнувшись в читалку, сидела совершенно другая девушка, и Антя понял, что диалог Катьки и охранника может затянуться.

— Я пойду зайду, наверное, — негромко заметил Калистратов, на что Комаров кивнул, а Леденцова и вовсе не отреагировала.

Антя бочком просочился в палату и замер на пороге, в самое сердце сраженный открывшейся мирной и такой домашней картиной. Арсена, по-турецки сидя на кровати, с увлечением ловила ложкой консервированные сливы из трехлитровой банки.

— При… приятного аппетита, — сказал Калистратов, а девушка подняла на него невозможно глубокие карие глаза и улыбнулась:

— Здравствуйте, Принц.

Уронила ложку в стеклянного монстра — такие посудины Антон видел только в бабулиной кладовке — и виновато ойкнула.

— Хотите? Меня доктор Крутиков угостил.

— Нет, что вы, сами кушайте! — испугался Тошка и почти на цыпочках пройдя по палате, чинно уселся на стул у окошка. За окном одуряюще пели птицы; рассыпая по подоконнику солнечную пыльцу, буйствовала весна, а Калистратов, глядя, как Арсена пытается двумя пальцами подцепить черенок ложки, отчего-то почувствовал прилив настоящего счастья.

— Любите сливы? — он ощутил, как губы расползаются в совершенно идиотской улыбке, но ничего не смог с этим поделать.

— Очень, — созналась девушка, отставляя банку, — у нас в Туле такие сады растут…

— Здорово. Я там не был, но пряники ел. У вас там потрясающие пряники.

— В Туле? — Арсена нахмурила загорелый лоб.

— Ну, да, — Калистратов растеряно улыбнулся, а потом, решив, что может каким-то образом навредить хрупким воспоминаниям, поспешно полез в рюкзачок.

— А я вам принес кое-что. Не уверен, конечно, но вы в прошлый раз кроссворды разгадывали, так я и подумал, что, может, читать любите… вот, нашел.

И Антя, немного смущаясь, протянул заинтересованной девушке потрепанный томик. Пальцы их на мгновение соприкоснулись, и Тошка, чувствуя, как жар хлынул по щекам, и отчаянно злясь на свою дурацкую натуру, тряхнул головой.

— Стихи. Вам нравятся стихи?

— Не знаю…

Арсена бережно погладила потрепанный переплет и, открыв наугад, прочитала:

— красиво…

— Правда? — оживился Калистратов. — Вы почитайте еще, там много красивого есть. Я вам книжку оставлю.

— Спасибо, Принц, — серьезно ответила Арсена, и сердце юноши в который раз ощутимо ткнулось под ребра.

Она потянулась к тумбочке, пряча книгу, и Калистратов углядел в ящике свернутую газету и планшет для рисования.

— Рисуете?

— Рисую.

Девушка перехватила Тошкин взгляд, улыбнулась и вытащила планшет.

— Я просила доктора принести маркеры, но он притащил вот эту штуку. Поначалу было очень неудобно, а потом привыкла.

— А можно посмотреть? — осторожно спросил Антон, недоумевая, почему простая рисовалка оказалась вдруг новинкой для Арсены.

— Смотрите. Но учтите, художник из меня никакой.

Калистратов повел пальцами по экрану и с интересом стал рассматривать пейзаж. Раскинувшаяся до горизонта степь с темно-зелеными коробками допотопных машин на колесах, перекати-поле на переднем плане и белые барашки облаков на темно-синем небе. Следующий рисунок изображал узкую улочку, змеившуюся между каменной кладкой сероватых стен, а сверху, в просвете между домами, виднелось всё то же глубокое небо.

— А вы хорошо чувствуете цвет, — похвалил юноша, — психологично получается.

— Цвет как цвет, — пожала плечами Арсена, — я по памяти рисую.

Калистратов кивнул и замер, уставившись в глаза того же синего цвета. Лицо нарисованного мужчины, несмотря на нарушенные пропорции, казалось живым. Короткие светлые волосы обрамляли высокий загорелый лоб, изрезанный полосками морщин, а упрямо сжатые губы и волевой подбородок свидетельствовали о недюжинной внутренней силе натурщика.

— Это кто? — поинтересовался Антя, отчего-то сразу почувствовав неприязнь к светловолосому.

— Виктор, — на лицо девушки набежала тень. — Виктор Лобов, наш командир.

Калистратов мрачно вгляделся в нарисованные черты, стараясь запомнить, в который раз обещая себе найти человека, возможно, подсадившего Арсену на игру.

Дверь за спиной скрипнула, впуская сияющую Катерину, а пациентка настороженно кивнула.

— Привет-привет, — пропела Леденцова, подходя к Калистратову, — прости, но шоколад сегодня мы купить забыли. О, симпатичный паренек.

— Отдай, — сухо сказала Арсена и, забрав у Антона планшет, снова полезла в тумбочку. Катька недоуменно подняла бровь и дернула плечиком.

— Вы пришли забрать отчет? — коротко поинтересовалась пациентка, а Леденцова заморгала:

— Какой еще отчет?

Арсена вскинула пытливый взгляд и криво улыбнулась.

— Простите, подумалось просто. Ничего.

Леденцова хмыкнула, подпрыгнув, уселась на подоконник и, болтая ногами, принялась трещать о распродаже в ближайшем бутике, на что Арсена угрюмо помалкивала, а Тошка тщетно пытался сжечь подругу взглядом. В конце концов, пересказав весь ассортимент, Катька соизволила заметить однокурсника и невинно поинтересовалась, подарил ли Тошенька девушке сарафан.

Калистратов удивленно моргнул, а Катька, подтянув к себе сумку, извлекла голубой скользкий сверток.

— Вот, — сунула она презент в руки Калистратова, — мужчины все одинаковые. Дари давай.

Антя недоуменно тряхнул воздушную ткань, тотчас превратившуюся в голубое платье на веревочках, а Арсена тихо ойкнула.

— Это что? Мне… мне не надо.

— А Тошка, между прочим, сам выбирал. И очень переживал, что вот выйдешь ты из больницы — по жаре и надеть будет нечего. На той неделе уже двадцать градусов обещали. С гаком.

— Но…

— А он обидится. Правда, Тошка?

— Арсена, действительно, — кивнул Калистратов, мысленно желая придушить Леденцову с этими её финтами, — нам это вовсе не сложно, а вам приятно будет. Нам… мне казалось…

Легкая улыбка проскользнула по губам пациентки, и, осторожно взяв сарафан кончиками пальцев, девушка кивнула:

— Спасибо, Принц. И вам спасибо…

— Катя, — подсказала Леденцова, безмятежно глядя, как любопытный воробей прыгает по веткам за окном.

— Катя, — кивнула Арсена. — Мне очень редко дарят подарки.

— Вот и хорошо, — Катька спрыгнула с подоконника и, покосившись на табло, показывавшее время, температуру воздуха в помещении и строки молитв Целителю Пантелиймону, деловито одернула свитерок.

— Вот только я б на твоем месте не показывала платье этому эскалопу Крутикову. Могу представить, как он будет возмущаться, что мы протащили в палату нестерильный материал.

— Владимир Валерианович хороший, — Арсена хихикнула и стала сворачивать подарок, — просто чересчур старательный. А кто такой эскалоп?

— Врач такой был, вроде бы, — Катька почесала висок. — Под подушку прячь.

— Ага, хорошо прожаренный, — скривился Калистратов. — Арсена, а Владимир Валерианович не говорил, когда вас выпишут?

— Пока неизвестно. На завтра снова назначили какое-то обследование, так что… — девушка пожала худыми плечами, а Антя разочарованно вздохнул. Он, было, собрался показать ей Нижний.

— Ну все, пошли, — поторопила друга Леденцова, — нам еще переодеваться и до «Юпитера» тащиться полчаса.

— Мы придем еще, вы не против? — Антя посмотрел на пациентку и снова вздохнул. Уходить не хотелось категорически. — Может, вам нужно что-то?

— Конечно, приходите. И… — девушка ненадолго замялась и, покосившись в сторону навострившей уши Катерины, выпалила. — Вы сможете посмотреть списки пациентов?

— Найти этого вашего Лобова? — помимо воли скуксился Калистратов, но мужественно кивнул. — Ладно. Я попробую выяснить.

— Спасибо, Принц, — тихо сказала Арсена, а Леденцова помахала ручкой и первая толкнула дверь палаты.

Интересно, а как управляется с волосами этот голосистый Грэй? — Тошка в который раз попытался пристроить длинную челку, больно прошелся зубьями расчески по уху и рассержено зашипел. — Или звезды в париках выступают?

Честно говоря, Калистратов давно бы соорудил на собственной голове нечто удобное и практичное по типу спортивной стрижки, но не хотел нервировать маменьку. Зоя Прокопьевна была натура трепетная и свято верила, что чем больше растительности на голове у особи мужского пола, тем больше он соответствует эстетической категории Прекрасного. Интересно, что сказала бы она о поп-звезде Кристиане?

Совушка на стене протиснулась сквозь резную дверцу модных ходиков «под старину» и хриплым голосом объявила начало седьмого. До концерта оставалось всего ничего, и Антон, махнув рукой на непослушную прическу, ухватил с вешалки плащ и отправился за Катькой. Впрочем, до девичьих комнат он не дошел — Леденцова уже топала навстречу, блестя глазищами и нервно теребя крупные сиреневые пуговицы на плащике.

— Ого! — она оценивающе оглядела сокурсника. — Тоша, а ты уверен, что костюм и бабочка — лучшее, что можно напялить на себя, отправляясь на эстрадное шоу?

— Кать, я не собираюсь брать пример с чокнутых фанатов — это раз. Во-вторых, прости, но я не привык являться в храм Искусства в футболке, пусть даже там поют про сегидилью. И, в-третьих, — Калистратов набросил плащ и галантно подставил локоть, — должен же я соответствовать спутнице.

Леденцова ошарашено хлопнула ресницами, хмыкнула и торжественно оперлась на руку Калистратова.

Несмотря на обилие транспорта над «Юпитером», такси, на котором друзья прилетели на концерт, без задержек и проволочек опустилось на посадочную площадку. И возможно, дело было вовсе не в везении, а в профессионализме распорядителей, что в светоотражающих комбинезонах сновали по крыше и ловко регулировали движение. Антон еще на подлете к комплексу прилип к окошку, завороженный открывшейся картиной — на фоне вечернего неба в ореоле сияющих бабочек танцевала огромная голограмма древнеримского божества. Когда такси мягко ткнулось о крышу, разглядеть эффектную картину в вышине уже было затруднительно — обзор то и дело закрывали снующие тени машин да бил по глазам безумный блеск реклам над входом в «Юпитер». Калистратов оторвался от окна и обернулся к подруге.

— Идем?

— Ага. Только… стой, Тошка. Как я выгляжу?

Леденцова взволнованно поправила локон и криво улыбнулась.

— Веду себя, как дура.

— Кать…

Странно, но вид потерявшей всегдашнюю уверенность однокурсницы придал самому Антону сил, и юноша, пожалуй, впервые в жизни почувствовал себя взрослым и мужественным.

— Ты очень красивая девушка. С хорошим вкусом и неглупая. А если кто попробует тебя обидеть, я же рядом. Или для чего тогда нужны друзья?

— Тош, спасибо.

Леденцова порывисто чмокнула Калистратова в щеку, а потом смущенно хихикнула и закинула на плечо ремень кожаной лиловой сумки.

— А я, между прочим, по твоему совету, помидорами запаслась.

— Серьезно? — Антя округлил глаза, а после ухмыльнулся. — Смотри, как бы нас фанатки не разорвали.

— Пусть попробуют, — нехорошо усмехнулась Катька, а потом, двумя пальцами утерев пот со лба, кивнула. — Ну, пошли.

Калистратов толкнул дверь такси, и их накрыло многоголосым гулом и утробным буханьем ударных льющейся со всех сторон музыки.