— А еще нас возили на полигон, на тренировки. В рукопашку против троих труднее всего…
Антя вполуха слушал рассказ Арсены о виртуальных приключениях и думал о том, какая же она сейчас красивая. Щеки раскраснелись, глаза горят. Интересно, что ищут в искусственной реальности игроманы? Возможности оторваться от обыденного? Как это печально, ведь стоящая перед Тошкой девушка так прекрасна. У неё вся жизнь впереди, а она уже бежит прятаться…
Калистратов потер мочку уха и рассеянно покивал. Арсена зябко повела плечами и прикоснулась тонкими пальцами к стеклу.
— Меня всегда тянуло к звездам, Принц… кстати, а вы вправду принц?
— Я просто в спектакле играл, — сознался Антя и почувствовал, как горько сжимается сердце. Надо же, она думала… а он вот…
— Значит, вправду, — серьезно сказала девушка. — Я уверена, что порой мы нечто большее, чем кажемся.
Калистратов задумался над этими странными словами, но тут разошлись двери зала, выпустив наружу много музыки, визга и ора, и юноша оглянулся. Не обращая внимания на замершую у панорамного окна парочку, по холлу торопливо двинулся длинноволосый блондин в темных очках, недавно так удачно пришедший на помощь Леденцовой. Вид у него был что ни на есть озабоченный. Широко шагая и размахивая руками, мужчина исчез на лестнице, ведущей к гардеробным.
— Что-то с Катей? — Арсена встревожено ухватила Калистратова за плечо. — Ведь это он Владимиру Валериановичу помогал?
— Да не должно, — растерялся Антя, а потом подумал, а вдруг Катькина импровизация импровизацией вовсе и не была, и вздрогнул.
— Пойдемте всё же посмотрим, — предложила девушка и сама потянула спутника ко входу в зал.
Внутри был сумасшедший дом — охрана металась, не успевая гасить то тут, то там вспыхивающие очаги мордобоя. Шум вокруг стоял громче, чем во время концерта, за ним терялась даже всё еще звучащая фонограмма. Певца на сцене тоже сменили охранники — пытались удержать рвущихся за кулисы корреспондентов. Несмотря на явно сорванный концерт, публика расходиться не спешила, скандировала имя звезды и требовала продолжения.
— Что случилось? — Антя придержал за рукав несущегося мимо спортивного вида паренька в розовой футболке.
— Руки убрал! — вызверился тот и, разглядев, как одеты Калистратов и Арсена, раздраженно ощерился. — А ты, я погляжу, тоже из этих? Эстеты, мля, интеллектуалы и остальная богема, мать вашу за ногу! Крысю нашего забижать вздумали?
— Чего? — непонимающе нахмурился Антон, а фанат, не долго думая, направил внушительный кулак в калистратовский нос. Вернее, намеревался. Потому что был внезапно перехвачен и почти незаметным для глаза движением перекинут через колено.
— Мразь, — выплюнула Арсена и брезгливо отряхнула руки. — Ненавижу таких. Мозгов — ноль, зато в драку лезть горазды. Особенно когда отпора не ожидают.
Антя пораженно захлопал глазами и почувствовал себя вовсе уж неудобно.
— Нет, ну я вообще-то фехтовать умею, — пробормотал он, наблюдая, как беззвучно разевает рот поверженный противник. Правда, Арсена в таком шуме вряд ли услышала его оправдания, а тут от толпы и доктор отделился — размахивая руками, поспешно бросился навстречу.
— Где вы были?! — разъяренным ежом зафырчал Крутиков. — Я пол зала обыскал, был помят и, вдобавок, вот еще!
Владимир Валерианович продемонстрировал разошедшийся по шву рукав пиджака и возмущенно уставился на Антю.
— По какому, собственно, праву, вы уводите мою пациентку, а потом…
— Давайте выйдем! — крикнула Арсена и нежно улыбнулась доктору, отчего тот сразу затих. Ухватила мужчин под руки. — Слишком тут суматошно!
— А… он, — это Крутиков заметил пытающегося подняться фаната, — наверное, нужно помочь молодому человеку?
— С ним всё в порядке, мы проверяли, — проорал доктору Калистратов и подумал, что не иначе, клятва Гиппократа сильно осложняет медикам жизнь.
— Где Катя?! — набросился Антон на доктора, едва за ними закрылась дверь. — Что вы с ней сделали?
— Я-а?! — возмутился Крутиков и дернул себя за волосы. — Эта ваша подружка такое учинила! Отказалась от медицинской помощи, нагрубила, а потом пошла кидаться в артистов помидорами! Она точно не сумасшедшая?
— Точно, — заверил Калистратов и снова почувствовал себя неуютно. Ведь это он подал подруге идею про томаты. — Куда она пошла, не видели?
— Не пошла, а увели, — мстительно усмехнулся доктор. — Повязали и за кулисы уволокли. Придется ее теперь на поруки брать.
Калистратов мысленно обозвал себя, Катьку и звезду нехорошими словами и заозирался.
— У гардеробов был вход во внутренние помещения, — вспомнил он толпу корреспондентов, — только понятия не имею, как туда пробиться, там же охрана.
— Можно сказать, что мы свидетели. Или родственники, — Арсена задумчиво прикусила губу.
— Соколова! — возмутился врач. — Не вздумайте вмешиваться, у вас режим!
— Владимир Валерианович, миленький, но ведь нельзя бросать друзей в беде, — серьезно сказала пациентка, а Калистратов восхищенно подумал, до чего же девушке подходит ее фамилия. Такая же стремительная и честная, как сама Арсена.
— Но… — Крутиков нахмурился.
— А ведь вы, допустим, могли бы сказать, что она ваша пациентка и просто слегка не в себе. У вас же документы с собой?
— Но это обман!
— А Катя — девушка. И друг. И вообще, ей плохо было. Может быть, это последствия приступа такие и ее вообще спасать нужно?
— А-ай, пошли, — Владимир Валерианович с досадой махнул рукой, и троица поспешила к лестнице.
Возле гардеробных гвалт стоял не хуже, чем в зале. Великолепная акустика далеко разносила раздраженные голоса прессы и редкие взрыки держащей оборону охраны.
— А почему вы пропустили Гамбург? — надрывалась тощая рыжая тетка в оранжевом брючном костюме и с портативной налобной камерой с надписью «Нижегородское Информационное Агентство». — Где ваш патриотизм? Или для вас пустые угрозы про национальные конфликты важнее чести собственной страны? Россияне должны знать, что жизни их кумира ничего не угрожает!
— Так вы не пишите, что угрожает, они и беспокоиться не станут! — одернул ее круглолицый телохранитель, вызвавший у Калистратова ассоциации со сказочным богатырем.
— Нет, вы не понимаете! — заорали представители СМИ, наседая, а Крутиков, болезненно поморщившись, оглядел толпу:
— Серьезная преграда, однако.
— Будем прорываться, — Арсена коротко кивнула и повернулась к Тошке. — Антон, у вас телефон есть?
— Да, вот, — недоумевающий Калистратов протянул «Пионер», и девушка, подмигнув, неожиданно легко ввинтилась в буйствующую толпу.
— Соколова, стоять! — завопил Крутиков, но корреспонденты уже заслонили Арсену и, как Антя с Владимиром Валериановичем ни прыгали, пробиться сквозь живую стену им не удалось. Доктор, побледнев, вытер рукавом пот со лба, но тут пресса, как по команде, развернулась и рванула к лестнице, чуть не сбив с ног незадачливых штурмовиков.
Крутиков пискнул, вцепился Анте в плечо, а когда волна корреспондентов схлынула, мужчины узрели невозмутимо тыкающую в кнопки Арсену. Живую и здоровую.
— Соколова! — снова завопил доктор и ринулся к пациентке. — Что вы творите?
— Всего лишь расчищаю нам путь, — невозмутимо произнесла девушка и вернула Калистратову телефон. — Я просто демонстративно позвонила некоему шефу и сообщила, что Кристиан Грэй только что вернулся на сцену и говорит с народом.
Прислушивающийся к разговору «богатырь» присвистнул и показал девушке большой палец. Наверное, поэтому вялые объяснения Крутикова про сбежавшую душевнобольную пациентку охранниками были выслушаны внимательно и тотчас нашли горячий отклик.
Миновав заветные двери, троица оказалась в узком темном коридорчике, больше похожем на подвал.
— Ух ты, — пробормотал Калистратов, — а я и не знал, что храм искусства выглядит изнутри так прозаично. Интересно, теперь куда?
Из-за ближайшей двери донесся шум спускаемой воды, и в коридор выплыла грузная дама с прической-башней на голове.
— Извините, — обратилась к ней Арсена, — а вы не знаете, где здесь девушек допрашивают?
— Если вы о суете, которую устроили вокруг этого бездарного Грэя, — дама скривилась, — то это за углом, по лестнице на второй этаж. Боже, — она прижала пальцы к вискам, — куда катится современное искусство…
И торжественно поплыла по коридору, мыча себе под нос вокальные упражнения.
Спутники переглянулись и поспешили к лестнице. А на втором этаже и надобность спрашивать отпала — возле единственной открытой двери толпились любопытствующие. Антя узнал раскрашенных артисток, что открывали шоу, а чуть в стороне уже знакомый длинноволосый блондин о чем-то тихо беседовал с угрюмым мужиком неприметной наружности.
— Ну, с Богом, — Владимир Валерианович перекрестился и с решительным видом двинулся навстречу опасности.
— Пропустите! — гаркнул он, и народ в коридоре дернулся. Собеседник блондина шагнул к Крутикову, на что доктор, точно щит, выставил перед собой браслет с лицензией. — Я врач! Вы не смеете препятствовать медицинскому вмешательству. Эти — со мной!
Блондин придержал угрюмого, а Антя и Арсена вслед за Крутиковым вошли в маленькую душную комнатку с запахом пота, пудры и ношеных носков. Наверное, это было помещение технического персонала — столик с древним электрическим чайником, пластиковыми кружками и початой пачкой печенья, пара кресел с полинявшей обивкой, облупившийся сейф с лежащим сверху перфоратором да коробка с какими-то реечками, проводами и строительным инструментом — вот и вся обстановка. Окон в помещении не было.
— Что еще? — поднял голову рыжеволосый мужчина с короткой стрижкой и отложил в сторону планшет.
— Позвольте представиться. Доктор Крутиков, больница святого Пантелеймона, — отрекомендовался Владимир Валерианович, — а эта девушка — наша пациентка. У нее психологическая реабилитация.
Сидевшая в другом кресле бледная Леденцова удивленно захлопала ресницами, а Антя состроил ей страшные глаза.
— Вот за что мне это? — жалобно спросил рыжий у потолка и устало потер переносицу. — Сначала вот эта дама, — он кивнул в угол, и Антя узрел большеглазую корреспондентку в роговых очках и надписью «Гамбургское бюро» на бейджике, — толкует мне о нарушении прав человека. Потом подозреваемая бухается в обморок, и мне приходится отпаивать ее чаем. А в итоге в дело вмешивается представитель «Пантелеймона» и заявляет о том, что девица не в себе. А я, между прочим как начальник охраны комплекса обязан составить отчет о диверсии и передать нарушительницу в руки закона.
— Майн готт, ну какой диверсий? — затараторила гамбургская корреспондентка. — Фройляйн показал свой отношений к падений культура! Или у вас страна нет свобода слова? А, между прочим, на последнем Международном конгрессе…
— Помилуйте! — вскинул руки охранник. — Какое отношение? Она швырялась на сцену предметами! А это диверсия и срыв мероприятия! Она б еще на амвоне в храме арию спела!
— Я зналь! Я всегда говориль, что ваш страна не толерантный к женщинам и классической музыке! Это скандаль!
— С каких это пор овощи стали предметами? — неожиданно для себя подал голос начитанный Калистратов. — И вообще, закидывание плохих артистов — это историческая традиция! Вот в Древней Греции, например…
— Хватит! — рыжий стукнул кулаком по столу так, что кружки подпрыгнули. — Все вы тут одна банда! Пиджачки, платьица нескромные — я же вижу, что одного поля ягоды! Всех сдам как подозрительных!
— Простите меня, — громко всхлипнула Леденцова и, достав из сумочки кружевной платочек, принялась промокать абсолютно сухие щеки. По комнате поплыл легкий цветочный запах, а Антя вдруг подумал, какая же Катька слабая, доверчивая и несчастная. И очень-очень красивая. Рыжеволосый сморщился и тяжело вздохнул.
В коридоре неожиданно раздался шум, ропот, чей-то пронзительный голос потребовал пропустить, и в помещение ввалился раскрасневшийся Кристиан Грэй. В сценическом серебристом костюме и трогательных тапках-зайцах на босу ногу. Леденцова тут же перестала рыдать и, откинувшись в кресле, хищно улыбнулась.
— Катя, — трагически сказал певец, а девицы за его спиной дружно ахнули, — откуда ты здесь?
— Совершенно случайно, — глубоким голосом отозвалась Леденцова. — Шли с друзьями в консерваторию и заглянули сюда, ноты у Максим Степаныча забрать.
— Максим Степаныч — это кто? — поинтересовался охранник, но Леденцова даже не поглядела в его сторону. Рыжий набычился, метнул злобный взгляд в сторону Крутикова и вредным голосом поинтересовался. — И что вы на это скажете, господин врач? Пациентка, значит? Диверсия, как есть!
— Интерпретативный бред! — Владимир Валерианович назидательно поднял палец, а Катерина вздернула острый подбородок:
— Это я-то диверсия? Это, Крысенька, подружка твоя — ходячая диверсия! А я, между прочим, спасти тебя хотела. От позору и разорения.
— А помидором-то зачем? — Грэй хлопнул длинными ресницами. — И какая еще подружка?
— А это чтобы ты головой думал, прежде чем тащить в постель кого попало! — прошипела Катька и, выхватив из сумки телефон, бросила звезде. — Лови!
— Ложись! — проорал охранник, метнувшись из кресла, и закрывая собой Кристиана. Певец не удержался, покачнулся и загремел прямо в коробку с инструментами, увлекая за собой рыжего. Телефон бумкнулся на пол, одинокая тапочка-заяц заскользила к двери, точно снаряд керлинга[3], а Леденцова страдальчески закатила глаза. В коридоре кто-то нервно завизжал, и, мгновение спустя, в комнату втиснулся угрюмый.
— Эдвард Иринархович, вы живы?
— Девица Леденцова! — просипел барахтающийся в коробке рыжий. — Что вы себе позволяете? Семен, наручники!
— За что?! — возмутилась Катька. — Я вам вещественные доказательства предъявляю, а вы меня в острог? Лучше арестуйте этих аферисток Грэя, которые раритетами из-под полы в клозетах торгуют! Посмотрите видео — так всё сразу и поймете!
Семен тем временем вызволил из коробки и шефа, и звезду и что-то торопливо зашептал в пламенеющее ухо начальника, время от времени кивая в сторону возникшего в дверях блондина. Катька оглушительно чихнула, а потерявший парик, красный, точно рак, Кристиан подобрал с пола телефон и стал сосредоточенно тыкать в экран.
— Можешь забрать, — разрешила Леденцова, хлюпнула носом и криво ухмыльнулась, созерцая встрепанную темную шевелюру Крыси, — а блонд тебе всё равно не идет.
— Так! — подал голос начальник охраны. — Слушай мою команду! Всем разойтись, представление окончено. Только вы, девица Леденцова, не думайте, что вам удалось избежать наказания. Штраф вы всё равно оплатите, так что ждите квитанцию. И я вас запомнил, между прочим. А вас, — он кивнул блондину, — попрошу ко мне в кабинет, документы подписать. Господин, э-э…
— Не нужно имен, я на задании, — негромко ответил тот и, развернувшись, скрылся в коридоре.
— Ну ни фига себе, — хлопнула ресницами Катерина и еще раз оглушительно чихнула, — страсти какие…
Следующее утро стало для Калистратова сущим кошмаром. Накануне, уже после того, как их компанию выставил из подсобки начальник охраны, они чуть не столкнулись с толпой корреспондентов. И несчастной четверке пришлось срочно удирать запутанными коридорами комплекса, надеясь наобум найти запасной выход.
Так мало того, что Катька всю дорогу стенала — ей, видите ли, не дозволили на прощание плюнуть в звезду — Антя еще умудрился удариться мизинцем об откидную лестницу аэротакси. И палец всю ночь ныл, а голова, после насыщенного запахами и децибелами вечера, гудела не хуже колокола Кафедрального собора.
В довершение всех бед, разбудил Калистратова громкий звук. Юноша открыл глаза, встретился взглядом с выразительным портретом Рахманинова и застонал. Летевший из общежитского коридора топот множества ног показался Антону землетрясением, извержением вулкана и миграцией стада буйволов одновременно. Чей-то кулак настырно заколотил в дверь, и Калистратов, держась за голову, отправился выяснять, что стряслось.
— Пожар? — несчастным голосом спросил он раскрасневшегося однокурсника.
— Ты что! Концерт будет!
— Где?
Пробегающая мимо девушка задела Калистратова плечом и, коротко повинившись, умчалась в сторону лифтов.
— Говорят, во дворе. Четверть часа назад бригада прибыла, а с ней фура. И теперь бригада разгружает фуру, а в той колонки! И ударная установка! А на установке, — парень мечтательно закатил глаза, — бабочка и большими буквами «К. Г.» написано!
— Килограмм, что ли? — не понял Тошка.
— Вот балда! — сокурсник выразительно постучал себе по лбу. — Ты что, не знаешь эмблемы Грэя? Пошли скорее, а то все лучшие места займут!
— О, нет, — в ужасе пробормотал Калистратов и, захлопнув дверь перед носом растерявшегося юноши, дрожащей рукой утер пот со лба. Похоже, кошмар продолжался.
Из приоткрытого окна донесся визг зафонившего микрофона. Потом кто-то произнес «раз-два», и знакомый вокал полился в уши Калистратову, давая ответ на родившийся вопрос «Какого, собственно?!»
Тошка бросился к окну и захлопнул створки. И как прикажете учиться при таких вот серенадах? Впрочем, Леденцова должна быть в восторге — ее поклоннику понадобилась всего лишь ночь, чтобы посвятить девице песню. А он, Антя, хуже что ли? Нет, надо определенно брать пример с певца и добиваться благосклонности Арсены. К тому же, рядом с ней этот доктор со всеми своими преимуществами…
Мысль о Крутикове заставила Антона решительно рвануть с себя пижаму и, натягивая футболку, срочно искать телефон Ольги Котовой. И пусть себе доктор распушает перед девушкой хвост, пичкая ее пилюлями, Тошка сделает нечто более значительное. Он найдет людей, втянувших в игровую зависимость Арсену Соколову, и заставит негодяев отступиться от девушки. Как именно он будет их заставлять, Антя додумать не успел, потому что с того конца линии донеслось ровное «С добрым утром, Антон. Приятно слышать вас снова».
— Ага. Здрасьте, — сказал Тошка и, пропихивая одной рукой ремень в джинсы, попросил: — Можно, я приеду? Вы же предлагали, ну и вот, у меня совершенно случайно выдалось свободное утро. Я понимаю, что неожиданно и, может, не вовремя, но…
— Нет, все в порядке, — отозвалась трубка, — у нас как раз все дома и оборудование налажено. Только один вопрос позвольте. Вы давно обследование профилактическое проходили? На гибкость психики и склонности к неврозам? И с сердцем у вас как?
— Э… зимой у нас в академии медосмотр был. А, собственно, зачем?
— Ну, вы же захотите поиграть, — в голосе Котовой и вопроса не было — сплошная констатация факта, и Антя даже немного обиделся. За кого его принимают? За чокнутого игромана?
— Всё возможно, — сухо сказал он, — но, откровенно говоря, я бы предпочел теорию.
— Лады. Теорию так теорию. Но результаты профилактики все же прихватите, мало ли. Вы где сейчас? Пришлю за вами человечка, у нас транспорт от компании — всё на проезд тратиться не придется.
За окошком завизжало гитарное соло, и Тошка сморщился.
— Давайте, я буду ждать возле пончиковой «Синее небо». Знаете, где это? Малиновая, шесть.
— Через четверть часа. Вас Лиля заберет, — сказала Котова и разъединилась.
Так и не сообразив, кто такая эта неведомая Лиля, Калистратов набросил куртку и покинул общежитие через черный ход. Впрочем, пение великолепного Кристиана продолжало преследовать Антю, и когда он перебегал улицу, направляясь к зданию по соседству, и когда в наружном лифте поднимался на крышу, где располагалась пончиковая, и когда расхаживал возле площадки для аэромобилей, дожидаясь посланницу Ольги Рикардовны. И потому, стоило гостеприимно отъехать двери блестящей стильной машинки, Калистратов пулей влетел в аэромобиль, заставив сидящую внутри девушку вздрогнуть.
— Вас преследуют? — удивилась она, подняв на Тошку огромные серые глазищи, а тот наконец-то понял, что Лиля — это та самая хрупкая блондиночка, с которой Котова ушла с Врат.
— Можно и так сказать, — скривился Антя, — слышите музыку? Здрасьте.
— Нет, — дернула узким плечиком девушка, вбивая адрес в панель управления, — у меня звукоизоляция в машине. А что, вас настолько раздражает искусство? И вам не болеть.
— Смотря какое, — буркнул Антя, насторожившись от того, что Лиля не воспользовалась голосовой командой. Не желает светить адрес игровой конторы? Ничего, зрительная память у Тошки хорошая, и он при надобности сумеет сориентироваться в городе. Ведь не станут же ему глаза завязывать?
Так что, как ни старалась подозрительная девица крутиться левыми закоулками, попутно объясняя, что там движение меньше, здоровенный дом на набережной Калистратов узнал сразу. Дом был из тех, что стояли в Нижнем пару сотен лет — основательный, монументальный и внушительный, — и даже парковка была сделана в нем по старинке — во дворе.
Интересно, это какими деньжищами нужно ворочать, чтобы позволить себе такое жилье, подумал Калистратов, и от того сделался еще более подозрительным. Может, он совершает фатальную ошибку, в одиночку суясь в логово воротил игорного бизнеса?
— Что же вы? — подняла бровь Лиля. — Идёмте.
И, крутанув на пальце брелок от аэромобиля, зацокала на высоких каблучках к тяжелой и вычурной парадной двери. Антон вздохнул, представил себе грустные глаза Арсены Соколовой и, решительно тряхнув головой, отправился следом.