Пансион неблагородных девиц

— Ну, заходи!

Я приоткрыла дверь и… провались.

Полёт был коротким, приземление — мягким, удар по самолюбию — тяжёлым. Я вскочила на ноги и вцепилась в рюкзак. Что за шуточки? Или здесь так проверяют новичков?

Надо сказать, после вчерашнего вечера я резко стала нервной; внезапные сюрпризы больше не по мне. Но кто бы меня спросил…

Секунду спустя сверху свалился мой чемодан; я едва успела отскочить. Чемодан раскрылся, платья, футболки, книги и пучок проводов разлетелись по полу, а прямо из полумрака передо мной возникла фигура девушки с пронзительно-алыми волосами, цветными ногтями и массой фенечек и браслетов. На вид она показалась мне ровесницей. Я моргнула, чтобы сфокусировать взгляд, и на миг перед глазами мелькнула яркая картинка: бархатные ирисы, вышивка крестиком, горькие шоколадки, фольга и цветные бусины. Не знаю, как это получается, но я всегда запоминаю человека с первого раза — только не в лицо, а по таким вот картинкам, которые вспыхивают в голове, стоит взглянуть на незнакомца.

Улыбаясь, девушка протянула мне руку, и феньки дружно брякнули, пёстрой вереницей скользнув к запястью. Среди пёстрых цепочек я различила широкий ремешок часов с голубой подсветкой.

— Вставай. Добро пожаловать в Муравейник!

Муравейник? Снова?! Отпихнув тревожные предчувствия, я буркнула:

— Неплохо у вас встречают.

Отряхнулась, ощупала руки-ноги, проверила, целы ли кости, и обратилась к девице:

— Могла бы предупредить. Я-то думала, у благородных девиц и нравы благородные.

— Где ты нашла благородных девиц? — расхохоталась аловолосая. У неё и вправду были совершенно неподобающие благородной девице огненные косы и ногти пяти оттенков сиреневого — в тон платью. Классный цвет, кстати! Всегда хотела покрасить в такой волосы…

Но вообще-то что это? Снова шутка? Или она местная бунтарка? Я чувствовала себя сбитой с толку. Ночь без сна, утомительная дорога и почти безрезультатные попытки убедить себя в том, что всё, произошедшее накануне, — плод воображения; совпадение; просто нервы — от волнения и страха перед новой школой.

Снаружи, кстати, она оказалась ровно такой, каким я и представляла пансион благородных девиц: колонны, бежевая штукатурка, замысловатый герб, розарий и гранитный памятник какого-то просветителя перед фасадом.

Но стоило шагнуть за ворота, как я наткнулась на эту аловолосую трещотку, которая сказала, что должна встретить меня и проводить на уроки. А потом, уже внутри — этот глупый розыгрыш с падением в темноту. Не очень-то приятно, особенно когда ты разбит трёхчасовой тряской в автобусе и мечтаешь только об ужине и отдыхе! Хорошо, кстати, что я приехала довольно рано — по крайней мере, не пришлось добираться впотьмах; стоило солнцу скрыться, как мне за каждым углом начинала мерещиться всякая жуть.

— Идём, идём! — поторопила девушка, помогая мне запихать в чемодан рассыпанные вещички. — Оставишь сумки, переоденешься, и на занятия. Первый урок без пятнадцати полночь.

— У вас уроки всегда ночью? — подозревая новый «сюрприз», мрачно спросила я. Настроение было отнюдь не шутливым: сегодня я впервые уехала из дома так надолго, а вчера до смерти испугала брата. К тому же мне предстояло пробыть в пансионе, как минимум, одну четверть — мы с родителями решили, что этого времени достаточно, чтобы точно понять, нравится мне здесь или нет.

— Конечно, ночью, — без тени усмешки ответила девица, налегая на широкую массивную дверь. — Ночь — ведьмино время. А вот мальчишки учатся днём. Ночью, наоборот, спят, как цуцики.

Я поперхнулась и едва не оступилась: вообще-то я думала, что отправляюсь в пансион для девочек! Выдавила:

— И много у вас тут мальчиков?

— В два раза больше, чем нас — в каждом отряде, кроме ведьмы, должны быть пилот и защитник.

Пилот? Защитник? Ведьма?!

Обстановку слегка разрядил грохот неподалёку. Мы синхронно обернулись: что-то обрушилось прямо на клубу, и какая-те девчонка, отряхиваясь, поднималась с колен.

— А… Анка. Излом да вывих. Везде, где можно вляпаться, вляпается, споткнётся и упадёт. Горе-ведьма, хоть и старшая.

— К-какая ведьма?

— Горе-ведьма, — хихикнула аловолосая. — А вообще — разные бывают. У нас большинство — рунные, травницы и водные. Несколько солнечных есть тоже. Хорошо, кстати, травницам: у них зимой занятий нет, почти три месяца каникул.

— Почему? — растерялась я.

— Да потому что трава зимой не растёт! — Моя провожатая рассмеялась и предостерегла: — Смотри не тупи так на уроках. Особенно у Кодабры.

— Кодабры?

— Она ведёт колдовские стёкла у старших. А у нас, во время пикника, — лекции по профориентации.

Я с силой прижала ладони к глазам и прислонилась к стене. Если эта девочка решила меня разыграть, надо объяснить, что со мной такие штучки не пройдут.

В один прыжок я оказалась прямо перед ней и зловещим шёпотом произнесла:

— Эй, ты! Запомни, со мной шутить не надо. Что ты тут плетёшь про колдовские уроки? Проводи меня в мою комнату — если уж тебе велели меня проводить, — и скажи, где посмотреть расписание. Уроки ночью. Нда. Ты реально думаешь, что я на это поведусь?

— Так говорю же: ночь — ведьмино время! — воскликнула она, отступая. — За что ты на меня злишься?

Я шагнула к ней и резко щёлкнула пальцами у самого носа. Аловолосая вздрогнула, как будто ждала, что с моей ладони сорвутся искры, взвизгнула и бросилась прочь. Я довольно усмехнулась и не торопясь пошла следом.

И замерла, не донеся ногу до земли: вспомнила, как вчера, точно так же, от меня отшатнулся брат.

Что происходит?! Ладно. Ладно. Я разберусь во всём этом, дайте срок. Но завтра. А сейчас — я слишком нервничаю и устала.

За окном смеркалось — самое время принять душ, разобрать вещи, перекусить и устроиться в кровати. Может быть, немного поваляюсь с электронной книгой, а может, сразу усну. Хорошо бы выспаться перед первым учебным днём… Дома я была лучшей, и здесь тоже должна стать первой. Хотя, если здешние девчонки пугают друг дружку сказками про мётлы и ведьм… Это будет не слишком-то сложно.

* * *

Коридор, устланный пёстрыми, восточно-узорчатыми коврами, кончился, и я оказалась у широкой арки, за которой виднелась просторная комната. В ней было полно узких белых дверей, но кроме них не было ничего — за исключением огромного окна во всю противоположную стену. Частый переплёт делил его на множество ячеек, и каждая золотилась так ярко, словно с другой стороны в стекло било ослепительное солнце.

— Мощная подсветка, — пробормотала я, кое-как перетаскивая чемодан через высокий порог.

Подойдя ближе, я разглядела сквозь одно из стёклышек розовый от закатного света луг, сквозь другое — бирюзово-лимонные волны с гребешками пены, сквозь третье — старинный город и кирпичную башню с часами и черепичной крышей…

Волоча чемодан, я подошла к окну вплотную и зачарованно уставилась в самую крайнюю ячейку: за ней виднелась обыкновенная улочка, усыпанная осенней листвой. Над двухэтажным домом раскинулся старый тополь, а у ограды засыхал брошенный цветник, очень похожий на… на мой цветник! Тот самый, который я забросила из-за подготовки к экзаменам! Это была моя улица, мой дом, откуда я уехала только сегодня утром…

В горле защекотало, и, не задумываясь, что делаю, я протянула руку и дотронулась до стекла. Но стоило пальцам коснуться прохладной поверхности, как стекло задрожало. По нему, как по луже, в которую капает дождь, побежали расплывчатые круги, а все картинки мгновенно заволокло серебристым густым туманом, ледяным и мокрым на ощупь.

Я отшатнулась; в глубине вскипело недоброе предчувствие. Там, в тёплом цветном стекле, таилось что-то… Что-то… Я зябко повела плечами и прошептала:

— Что это?..

— Обычное колдовское стекло. Не трогай, пока не научишься им пользоваться, — произнёс серьёзный голос за моей спиной. Я обернулась и увидела девушку в форменном фиалковом платье. В отличие от моей провожатой, на ней был приталенный бордовый жилет — может быть, такой в пансионе носили старшие ученицы. Склонив голову, она рассматривала меня, как будто я была диковинной птичкой.

Мне же она напомнила красивое фарфоровое блюдо с замороженными ягодами: подёрнутая инеем голубика, рассыпчатая малина, твёрдая клубника с мелкими зёрнышками по бокам. Надо сказать, у блюда с ягодами были очень острые края…

— Нечего на меня так смотреть, — не слишком-то вежливо и одновременно с опаской бросила я.

— Не нужно сердиться, — медленно улыбнулась девушка, протягивая мне руку. — И ссориться со мной тоже не советую, раз уж будем жить в одном доме.

— Как тебя зовут? — разглядывая значок с гербом пансиона, приколотый к её жилету, поинтересовалась я.

— Нора, — так же протяжно ответила она. — Иди, оставь вещи в комнате и поторопись на урок. В Муравейнике не любят опозданий.

— Ещё одна, — процедила я, игнорируя её предупреждение. — Хватит меня разыгрывать! Что за шутки с Муравейников, с какими-то ведьмами… Вы все тут сумасшедшие, что ли?

— Не серди меня, девочка, — негромко произнесла Нора. Она улыбнулась, пристально глянула мне в глаза, и я с ужасом поняла, что мой язык одеревенел.

Я замычала, но не смогла произнести ни слова. И бросилась на неё с кулаками. Но добежать не смогла: Нора с усмешкой растаяла в воздухе, а через секунду появилась около одной из белых дверей.

— Твоя комната здесь. За другой дверью живут два пилота. Третья дверь — моя. Не заходи туда, если не хочешь совсем разучиться разговаривать. А теперь иди. Первый урок у малышей — руны и узоры. Попросишь госпожу Ирину вернуть тебе речь.

Загрузка...