Колдовские стёкла. Дочь Чёрного короля

Муравейник в осаде

— Твоё стекло было входом в мир теней. Они называют его Чёрным Миром. Нам уже не попасть туда сквозь осколки. Но тени хлынут к нам, как только поймут, что в стекле ещё осталось твоё колдовство.

Ирина села рядом и обняла меня за плечи. В моих руках появился стакан воды. Держать его было трудно: ладони дрожали и были скользкими от крови из-за осколков.

— Но ведь я разбила его.

— Звон стекла отпугнул тени, — кивнула Ирина. — Пока на сколах не погасла амальгама, они не посмеют подойти близко. Но когда осколки потемнеют, путь будет открыт.

Я уставилась на блестящую стеклянную крошку.

— Зачем им это?

— Мы заперли их в Чёрном Мире, укрыв его зеркалами. Прежде тени свободно парили всюду, во всех мирах, в вечных сумерках. После битвы при Волчьем ручье их загнали в зеркальную ловушку. Уже много лет они жаждут вырваться.

— Кому понравится сидеть взаперти, — буркнула я.

— До тебя никто не собирался по доброй воле создать стекло, ведущее в их мир. А ты создала.

— Госпожа Кодабра сама меня попросила!

— Нет. Её заставил король Эхогорт.

Я вздрогнула, выронив стакан. Брызги попали на тёмную мантию госпожи Ирины — лиловый бархат покрылся мелкими неровными пятнами. По комнате заметались багровые блики.

Кодабру заставил Эхогорт. Что это значит?!

Всё шло кругом. В виска́х словно гремел сухой горох. Было очень, очень холодно.

— Что теперь делать?..

— Ждать, пока вернётся госпожа Кодабра.

— Она не умерла? — прошептала я. — Она же не дышит!

— Жива. Пока, — мрачно ответила госпожа Ирина. — Она там, в переходе. Ждёт, когда покажутся первые тени. Она даст нам знак. У нас будет несколько часов, чтобы подготовиться… Чтобы защитить учеников.

— А что со старшими? — вспомнила я группку седых старух у окна. — Это тоже я… тоже из-за стекла?.. Состарились?..

Вопросы теснились в голове, и я боялась, что она просто лопнет. Болел ушибленный лоб и саднили израненные ладони; в ушах звенело.

— Всё вернётся, если сотворённое стекло исчезнет, — откликнулась Ирина.

— Как мне убрать его? — едва не плача, спросила я. В её молчании было что-то жуткое, что-то оттуда, из мира теней…

— Тебе — никак. Должно исчезнуть твоё колдовство. Для этого мы и ждём госпожу Кодабру. Только она может лишить тебя твоей колдовской сущности.

— Лишить?.. — пролепетала я. — Зачем?..

— Чтобы стекло, которое ты сотворила, и его осколки остались всего лишь стеклом и осколками. Чтобы из них ушла магия перехода. Чтобы ни одна тень не смогла сюда прорваться.

Что-то ударило в окно. Я резко обернулась и успела увидеть отпечаток перекошенного, нечеловеческого лица. Он растаял, как след дыхания на стекле, но ещё долго стоял перед моим мысленным взором.

— Они пытаются пробиться, — задумчиво и отстранённо произнесла госпожа Ирина. — Тени. Все тени, какие есть в этом мире. Они чувствуют, их братья близко… Они ждут.

И вдруг она вздрогнула — так, что я испуганно вцепилась в её руку.

— Госпожа Ирина! Что… В чём дело?

— Он забрал старших.

— Что?..

— Он забрал старших. Только что. Прежде, в кабинете Кодабры, он забрал их годы. А теперь — забрал души… затянул в мир теней.

Я задохнулась от ужаса, не в силах вымолвить ни слова.

Ирина подошла к окну. Я хотела встать следом за ней, но не смогла пересилить ни страх, ни слабость. Кто-то смеялся в моей голове. За окном, далеко за лесом, алела деревня.

Алела?

Я наконец сообразила, что за алые блики метались по комнате.

— Они подожгли деревню?

— И лес. Купол вокруг Муравейника пал. Последний оплот защиты — стены. Не выходи из школы, Кира. Один шаг — и это конец.

— Давайте… давайте я наоборот выйду к ним! — отчаянно предложила я, прекрасно понимая, что ни за что не отважусь на это. — И… если они схватят меня… моё колдовство на стёклах пропадёт?

— Нет. Тени разорвут тебя, но твоя колдовская сила не исчезнет. Хотя… — она обернулась и пристально поглядела на меня. — Кира. Не прячь глаза. Посмотри на меня. Пожалуйста.

Я обречённо подняла на неё глаза. И услышала то, чего так боялась.

— Он в тебе.

— Он… слышит нас? — прошептала я, едва владея собой. Хотелось вскочить и бежать, бежать прочь, в нашу маленькую, общую с Надеей комнату, где я только успела разложить вещи, а лучше — её дальше, забиться на чердак башни, где теням меня не достать. Или — домой, домой, и забыть всё это, как страшный сон…

— Сейчас — нет. Он слышит, видит и чувствует то же, что и ты, только когда ты не испытываешь сильных эмоций. Сейчас ты боишься, и для него страх скрывает всё остальное. Но в глубине твоих глаз я вижу его тень…

Я зажмурилась, сдерживая слёзы. Ну что со мной не так? Почему он выбрал меня? А всё было так здорово… так хорошо!.. Муравейник… колдовство… уроки…

Ирина говорила мне что-то. Я не слушала. Мне хотелось плакать, плакать, плакать… Вдруг она резко встряхнула меня за плечи.

— Кира! Ты слышишь меня? Это важно! Это очень важно! Они прорвали внешнюю защиту, они вот-вот явятся изнутри, из твоего стекла! У нас мало времени, милая. Слушай меня! Ты должна постоянно — слышишь? Постоянно! — испытывать сильное чувство. Страх, тревогу, радость, волнение — что угодно, иначе он увидит, что происходит вокруг тебя, сможет использовать тебя, чтобы явиться сюда!

— Как использовал госпожу Кодабру?

— Да! До тех пор, пока ты в этом мире и пока в тебе есть колдовство, ты не должна допустить его сюда!

— Что мне делать? Ждать и бояться?.. Но что ещё? Я не могу бездействовать!

— Мы должны дождаться Кодабру, — непреклонно пробормотала Ирина, отвечая скорее своим мыслям, чем мне. — А пока — собрать всех в башне, в Зале Витражей…

— Мне тоже нужно быть там?

— Да. Пока — да. Но держись в стороне. И если ты почувствуешь, что он рядом, что ты не можешь его удержать…

— Бежать?

— Нет. Нет, Кира, это бессмысленно… Иди к нему навстречу. Лучше столкнуться с ним в переходе, там, где ещё близок мир теней, там, где он ещё не обрёл плоти…

Я наконец расплакалась; может быть, от страха. Может быть, Ирина нарочно хотела напугать меня, что поделать. Я была уверена, что учителя всегда смогут прийти на помощь. Но случаются времена, когда им приходится не успокаивать, а отрезвлять. Чтобы мы не наделали ещё больших глупостей…

— Идём, — велела она, протягивая мне руку.

— А где Надея? И остальные?

— На уроках. В кабинетах. Мы не говорили ни о чём ученикам. И не будем — пока все не соберутся под защитой зала. Если объявить сейчас, начнётся паника. Тени — это страх неизвестности, Кира. Когда ты знаешь обо всём ясно, то без страха глядишь даже в средоточие тьмы.

Отсутствующий взгляд, тихий и мрачный голос — госпожа Ирина была глубоко, глубоко в своих мыслях. Кивнув неведомо чему, она встряхнула головой и сжала мою руку.

— Соберём всех в Витраже. А потом… потом я расскажу им обо всём.

Она рывком поставила меня на ноги, и я поспешила за ней — по переходам, комнатам и коридорам, из углов которых наползали тени, а за окнами сгущалась тьма.

Полчаса спустя школа перестала быть оазисом пёстрого колдовства.

Крепость среди факела леса, крепость в кольце теней. Школа была в осаде.

Я устроилась у самого входа в Витражный Зал.

С улицы тянуло холодом и влагой. Не нужно было принюхиваться, чтобы различить запах плесени и — внушающий хоть какую-то надежду — аромат мокрой осенней листвы. За стенами Муравейника хлестал ледяной дождь, и в башню били молнии. Пожар в лесу потух. Старшие — те, кто не успел зайти в кабинет к Кодабре, когда всё закрутилось, — шептались:

— Теням проще в сумерках, потому и дождь. Пожар кончился, и из-за туч темнее…

Над моим ухом захлопали крылья. Я подняла тяжёлую, словно чугунную голову. Конечно же, это был верный Пыхалка… Но что с ним случилось? Он стал каким-то фиолетово- синим, почти чёрным. Янтарные глаза полузакрыты и совсем не блестят, даже пушок на голове, всегда стоявший торчком, поник…

— Пых? Ты чего?.. — тихонько спросила я, сдерживая слёзы. — Как себя чувствуешь?

Он потёрся о мой лоб своим прохладным носом (надо же… даже похолодел, а ведь был таким горячущим!) и уселся на плече.

— Тоскуешь по солнцу?

Дракончик утвердительно кивнул.

— Так, может быть, станешь мышкой? Сразу полегче будет. Мыши же любят сумрак…

Пыхалка поднял головку и просительно заглянул мне в глаза.

— Прости, дружок, ничего я для тебя не припасла…

Не особенно церемонясь, Пых ущипнул меня за ухо. Я горько вздохнула.

— И ты туда же. Всем я теперь не нравлюсь…

И всё-таки его появление немного взбодрило. Хорошо, когда рядом хоть одно дружественное существо… Поглаживая дракона и упиваясь страданиями, я даже не заметила, как рядом присела Инна.

— Ой. Инн… Привет. Шла бы ты лучше к огню…

— Да, сейчас пойду. Только… Ты знаешь, почему он почернел? — спросила бывшая одноклассница, кивая на дракона.

— Почему?

Голос у меня звучал до того затравленно, что самой было тошно.

— Вытягивает негатив. Ты посиди с ним, но недолго… А то так и умрёт.

— Как?!

— Драконы очень преданные фамилиары. Если ты не попросишь его уйти, он будет с тобой до последнего. Будет высасывать из тебя тёмные мысли, делиться своим теплом. Но они ведь гораздо меньше нас… Не так-то много им надо, чтобы переполниться тьмой.

Я испуганно сжала дракошу, и он пискнул.

— Прости… Спасибо, Инна. Наверное, тебе тоже не стоит долго со мной сидеть. А то вдруг и ты… переполнишься. Спасибо… Я отпущу его.

Инна кивнула и отошла. Я сняла Пыхалку с плеча и погладила по чёрно-серебристому гребню.

— Дружок. Лети в зал. Там теплей… Я тебя разыщу, когда всё закончится, хорошо? Не мёрзни рядом со мной.

Он послушался сразу — только грустно фыркнул и снова потёрся лбом о мою руку. А потом мышью взмыл под самые своды Зала Витражей — и затерялся среди стеклянных мозаек и отражений туч.

Сколько прошло времени?.. Я сидела, прижавшись спиной к холодной стене, и старалась не глядеть в сторону очага, полыхавшего в самом центре.

В этом зале ученицы делали наброски и заготовки для будущих стёкол. Никто не создавал их так, как я, — махом и наобум. Ведьмы заранее изучали мир, в который собирались создать коридор, намечали на стекле контур витражной краской, продумывали, в какое время, в какое место будет вести стекло… Эта работа занимала не одну неделю, а заготовка-витраж требовал особенно тщательной проработки: лишняя линия — и на другом конце перехода окажется совершенно иное место.

Как я вообще умудрилась создать стекло без всего этого? Хотя чему удивляться, если мою руку направлял сам король Чёрного Мира. Как пафосно звучит — словно строчка из мрачного фэнтези. Неужели это происходит со мной?..

Я поёжилась и, позабывшись, обернулась к очагу. Ведьмы укладывались спать: кто-то из учителей создал у огня гору подушек и одеял. Девчонки разбирали её и устраивались, стараясь не отходить от очага слишком далеко. Кутались в пледы, укладывались на подушки… Я заметила небольшое оживление в стайке старших: что-то у них не ладилось, уж очень они копошились. В ту же минуту по залу пошёл запах палёной шерсти. Наконец кто-то из девчонок отошёл вбок, и я сообразила: это возится со своим пледом Анка. Кажется, умудрилась поджечь его от пламени очага… Вот ведь излом да вывих, права Надея. Да только кто бы говорил… Настоящая горе-ведьма здесь я, это уж точно.

…Интересно, а где все пилоты и защитники? Все мальчишки, имею в виду?

Я вспомнила костёр, разведённый мастером Клёёном на барбарисовой поляне. Всё было так просто и радостно в тот первый день. И было это меньше недели назад… Как всё могло встать с ног на голову всего за какие-то сутки? Из мрачного сырого сегодня прежние деньки виделись такими славными. Меня и вправду напрягала Нора? Серьёзно? Было бы из-за чего переживать…

В центре зала случилась небольшая потасовка: кто-то не поделил место. Конечно, кому хочется идти в тёмные углы, к стенам, вдоль которых в обычные дни зеленеют воздушные невесомые гирлянды, вьётся садовая земляника и цветут папоротники, а теперь — стыло и черно, так, что без свечи не разглядишь своей руки? Никому, само собой. Никому, кроме бестолковой одинокой Киры, страшной опасности для всех, кто собрался в этом зале…

Хорошенький пикник я им устроила. Вместо долгожданного веселья на поляне — жуткая ночь в Витраже…

Кто-то подошёл ко мне и тронул за плечо. Я услышала, как меня позвали по имени — почти шёпотом. Угадать, кто пришёл, по голосу я не смогла, и потому загадала: если это Ирина, всё закончится хорошо. Жаль, правда, что я так и не побывала ни на одном её уроке…

— Кир.

Я обернулась. Рядом со мной, держа под мышкой свёрнутое сиреневое одеяло, стояла Надея. Увидев, что я пошевелилась, она опустилась рядом и протянула одеяло мне:

— Возьми. Мёрзнешь тут.

— Спасибо, — пробормотала я, обнаружив, что из-за долгого молчания голос стал каким-то сиплым, как будто шершавым.

— Бери, бери, — велела Надея, но, видя, что я не собираюсь двигаться, сама расправила одеяло и набросила мне на плечи. Только тут я поняла, как замёрзла. По телу разлилось чудеснейшее тепло, мне сразу стало лучше, и даже тёмные мысли отступили. Так недолго и разомлеть… уснуть… Но так хорошо… Ну, ещё секундочку… чуть-чуть в тепле…

Я резко сбросила одеяло. Тело взбунтовалось: верни тепло! В ответ, не без странного злорадства, я представила себе тени и их короля. Сонную дремоту сняло, как рукой.

Не могу я наслаждаться тёплым блаженством. Если я задремлю, он запросто подкараулит меня во сне, и тогда — никакой надежды…

Тоска. Ожидание. Долгое, тупое ожидание.

Куда запропастилась Кодабра? Скорее бы вернулась и отобрала у меня эту несчастную колдовскую сущность. В первую минуту, когда госпожа Ирина объяснила, что без этого тени не остановить, я испугалась, отчаялась, впала в ярость! Но сейчас, понимая неизбежность, только тупо желала: поскорее бы… Это бесконечное бдение на краю осаждённого тенями зала, сырость, тьма, невозможность подойти к огню и забыться сном…

— Прости меня, Надея, — с трудом вспоминая, что она ни в чём не виновата и ничего не знает, пробормотала я. Надо объяснить ей… а то обидится… — Забери одеяло. Нельзя…

— В смысле — нельзя? — прошептала она, а потом приникла ко мне и отчаянно зашептала: — Это тоже из-за него, да?.. Госпожа Ирина рассказала нам с Сашкой про тебя… про Эхогорта… Сказала, ты поэтому и сидишь тут… Чтобы он не застал нас врасплох, если… если явится.

— Да, — безучастно ответила я. — Из-за него. Если согреюсь, то усну и прокараулю.

В светло-карих, ореховых глазах Надеи плескался ужас. Я попыталась улыбнуться.

— Ты не переживай. Иди в тепло. Всё будет хорошо, Надея.

— Это волшебная фраза, — на полном серьёзе произнесла она. Стянула с запястья одну из фенечек и протянула мне: — А это — волшебный браслет. Возьми, пожалуйста.

Я со вздохом протянула руку. Спорить не хотелось. Хотелось только, чтобы она скорее ушла. Меня тяготила необходимость слушать и отвечать. Гораздо проще было наедине со своими мыслями — так я могла держать под контролем то, что чувствую, могла накручивать себя, не давая успокоиться, и, значит, отодвигая тот миг, когда Эхогорт сможет ворваться в Муравейник…

Муравейник. Муравейник… Слово вспыхивало и разлеталось чёрными бабочками.

Надея накинула браслет мне на руку и завязала кончики. Вздохнула. Посидела со мной ещё минутку, а потом ушла, но одеяло всё-таки оставила. Глупышка… Хотя — она же не знает, наверное, про то, что страх, как и холод, — это моя защита…

В самый тёмный час очаг обернулся широким оранжевым шаром с жёлто-серебряным пламенем, экономно пылающим внутри. Шар поддерживали все находившиеся в зале учителя и кое-что из старших. Но их силы были небесконечны, шар бледнел и медленно, неумолимо уменьшался. К рассвету он был размером с некрупный грейпфрут.

Сонные ведьмы поднимали головы, перебирались поближе, сжимали круг, но, как ни старались учителя поддерживать свет, вскоре шар стал совсем бледным. Я видела, как, обтекая меня, внутрь сочились тени. Если раньше размытая туманная граница колыхалась у самого входа в зал, то теперь она волнами накатывала на горшки с цветами, на почерневшие листья папоротника… Листва, до этого тёмными силуэтами дрожавшая в воздухе, теперь чернела и опадала, словно замороженная властной, беспощадной стужей.

К восходу в зале уже не было спящих, а небо совершенно затянуло тучами. В воздухе висел привкус гари, во рту было горько и солоно. Постоянно хотелось пить. В ночь осады я не сомкнула глаз и теперь клевала носом, с трудом одолевая дремоту. Страха не было, было только оцепенение и прежнее жгучее желание: скорее, скорее бы всё закончилось.

Я удивлялась, как король до сих пор не явился. Видимо, оцепенение спасало не хуже страха, я старалась только балансировать на этой грани яви и сна. Мне представлялась туманная тропинка, по сторонам которой мокли чёрные блестящие камни, а за зарослями виднелся маленький белый одноэтажный дом… Сон? Предсказание? Случайное воспоминание или картинка из прошлого? Не знаю.

На тропе к дверям Витража заскрипел гравий. За спиной легли лёгкие шаги. Я знала: это король. Он явился в мой сон и сейчас, вот-вот, сумеет попасть в Муравейник… Но во сне случаются разные чудеса, иногда — ещё чудесней, чем в обыкновенной колдовской школе. И поэтому во сне всё было ясно и просто: я знала, как победить его. Подождав, пока шаги приблизятся, я бесстрашно развернулась, выставила вперёд руку…

Кто-то перехватил мою ладонь и резко согнул пальцы в кулак. От боли я проснулась.

— Не нужно создавать лишних стёкол, Кира. И так достаточно, — спокойно произнесла Кодабра, отпуская мою руку. — Ты не заставишь короля убраться обратно в Чёрный Мир одним лишь новым стеклом.

Я вгляделась в её лицо — осунувшееся и постаревшее, очень усталое, как будто она не спала тысячу лет, — и бросилась ей на шею.

— Вы живы… Я думала, что убила вас!

Как и госпожа Ирина, она не пыталась меня успокоить. И всё-таки легонько погладила по спине. А потом отстранилась и произнесла:

— Я только что вернулась из перехода. Подлатала наш конец, но вряд ли надолго. Тени будут здесь к утру, Эхогорт настроен решительно. Давно у них не было случая вернуться во все миры. Прорвавшись, они заполонят мир Муравейника, а за ним хлынут во все остальные… Есть только один способ прекратить это. Ты знаешь. Ты должна отказаться от своей силы.

— Я знаю, — прошептала я. И, разрывая оцепенение, что-то горячо и яростно взорвалось внутри. Отказаться? От колдовства, от того, чем владею всего несколько дней? Отказаться от этого чуда, от теней в театре, от колдовских ягод на лесных полянах, от фейерверков над черепичными крышами по щелчку пальцев, от волшебных шипучек и новых подруг, рыжего пилота и магических книг, трав, рун, древних сказок?

— Если колдун отрекается от своей силы, всё навеянное им колдовство исчезает. Только так можно отогнать тени и бесповоротно истребить созданное тобой чёрное стекло и его осколки.

Как будто требовалось это повторять.

Да, Ирина уже объяснила мне всё. Но… Госпожа Ирина — мягкая, спокойная и терпеливая… Может быть, из-за этого я воспринимала её слова как сказку. Как что-то страшное, но обязательно с добрым концом. И все эти часы, что я сидела у входа в зал, — казалось, что это случится не со мной, а если и со мной, то ещё нескоро, а где-то далеко-далеко…

— Кира. Ты должна сделать это сама. Я могу только помочь.

— Госпожа Ирина сказала, что вы способны лишить меня колдовской сущности…

Гроза Муравейника, первая после ректора, строгая и принципиальная преподавательница колдовских стёкол, отвела глаза. А потом произнесла — чуть слышно:

— Да. Я могу. Но это не поможет снять твоё колдовство со стекла. Ты должна решиться на это сама. Ты должна сама отречься от колдовства! И оно развеется, как ненужная вещь. Исчезает в небытии.

Исчезнет в небытии. Слова звенели, как хрустальные колокольчики, только смысл у них — как утюг; как обухом по голове…

За спиной вновь послышались шаги, и я, неисправимая оптимистка, всё-таки загадала ещё раз: если это госпожа Ирина, всё будет хоро…

— Госпожа Кодабра, позвольте нам с Кирой сходить в башню к мастеру Орею. Вдруг он всё-таки сможет…

Я обернулась и жалко улыбнулась Ингвару, благодаря за попытку спасти. Но всё безнадёжно, безнадёжно, рыжий мальчик… Надо же — в минуту, когда я вот-вот должна была лишиться своего колдовства, частички себя, — ко мне пришёл именно он.

Но Кодабра кивнула! Кивнула! У меня, должно быть, глаза полезли на лоб.

— Госпожа Кодабра…

— Идите. Ингвар, идите! Но если ничего не выйдет, к утру Кира должна быть здесь, рядом со мной. Я помогу ей… расстаться с колдовством. Иначе — тень.

Ингвар молча кивнул и взял меня за руку. Искорка согрела ледяные пальцы. А потом пилот полетел прямо в сердце столпившихся у порога теней, увлекая меня за собой, рассекая темноту пламенеющими рыжими волосами.