Колдовские стёкла. Дочь Чёрного короля

Тёмное слово. Тайный гость

Я собралась с духом и открыла электронную почту. Откладывать было некуда.

«Рит, привет! С походом в августе никак не получится, и в сентябре тоже. Помнишь, я рассказывала про новую школу, куда меня хотят запихнуть?..» — набрала я. Вернее, думала, что набрала: подняв глаза от клавиатуры, я увидела на экране одно-единственное слово. «Муравейник».

Что ещё за муравейник? Может, не поставила курсор? Ерунда какая…

Я зевнула, сделала свет поярче — ненавижу темноту! — стёрла надпись и начала набирать сообщение заново. «Рита, привет! Хочу сказать, что с походом ничего не вый…»

Монитор мигнул. «Муравейник» — вновь замаячило на экране.

— Да что такое!

Удалила и попробовал опять. Но что бы я ни писала, на экране светилось одно и то же слово. «Муравейник».

Я раздражённо оттолкнула ноутбук. Кривые лиловые буквы дрогнули и рассыпались сотней чёрных бабочек. Как только последняя упорхнула за край экрана, ноутбук погас.

Пощёлкала мышкой — никакой реакции. Попробовала перезагрузить — безрезультатно. Что ж, на этот раз брату придётся самому объяснять родителям, на каких сайтах он лазил и где поймал вирус. Мне надоело! К тому же очень скоро меня здесь не будет.

Я злорадно усмехнулась, отлепив от стола ярко-жёлтый стикер со списком дел. Что там осталось до отъезда?

«Собрать документы», «мелки и нитки», «покормить пыхалку».

Так-с, документы, мелки и нитки я взяла, пыхалку покормлю перед выходом из дома. Вроде всё… Я с улыбкой перечитала строчку «Покормить пыхалку» (пыхалкой я называю запасной аккумулятор от ноутбука), и вдруг, у меня на глазах, буквы расползлись по бумаге мелкими жирными каплями. А потом, словно паззл, сложились заново.

На меня упорно глядело слово «Муравейник».

Я внимательно всмотрелась сверкающее чёрными искрами слово, выискивая следы какого-то фокуса, и едва не подпрыгнула, когда хлопнула дверь.

— Кира!

Слово исчезло со стикера, словно стёртое влажной губкой. Я быстро смяла бумажку. В комнату влетел маленький вихрь — смесь сладостей в пёстрых обёртках, тетрадей в клетку, разодранных коленок и коллекции автомобильчиков — мой брат.

— Сколько раз просила тебя так не врываться, Кирилл!

— Кира! Смотри! — брат сунул мне блестящую и гладкую картонку. — Что это?

— Что это? — эхом повторила я, чувствуя, как по рукам разбегаются противные мурашки.

На иссиня-чёрном фоне серебряным и алым переливалась витиеватая надпись. Всё та же.

Чья-то шутка? Розыгрыш? Мистика?..

Мне вдруг показалось, что слово сходит с карточки, расширяется, сверкает, заполняет собой всю комнату и отчётливо звенит в ушах… Всё вокруг пришло в движение. Стены почернели и оплыли, как огромная свеча, а впереди, словно рулон ковра, развернулось полотно высокой травы, по которой пробегали ярко-голубые искры. От травы веяло холодом, будто она была изо льда, но пахло дымом, как от костра, и ещё почему-то — сладким яблоком. Бесконечное травяное поле упиралась в тонкую, как шнур, линию горизонта, над которой зависло багровое небо.

— Кира? — донёсся до меня голос брата. Я опустила глаза и увидела, как Кирилл, весь красный, отчаянно дёргает меня за руку.

— Эй? Ты чего!

Он таращился на меня круглыми глазами и что-то говорил, но я никак не могла разобрать — слышала только картавый шёпот и звук, какой бывает, когда из шарика резко выпускают воздух.

Потом над ухом звонко щёлкнуло, и всё вокруг встало на свои места: голос брата, наша привычная комната, мягкий свет лампы, мой раскрытый чемодан у окна…

— Кира! — в голосе Кирилла звенели слёзы; я и сама перепугалась, не понимая, что это было. Галлюцинация? Может быть, я задремала?.. — Ты меня слышишь? Кира?

— Слышу, — ответила я, чувствуя, как быстро колотится сердце. К щекам прилила краска; ноздри всё ещё щекотал лёгкий яблочный аромат, той странной травы. А ещё запах гари…

Я облизала пересохшие губы и вцепилась брату в плечо:

— Кирилл… Что ты видел? Что со мной было?

— Ой! Жжёшься! — вскрикнул он, вырываясь из моих рук.

— Прости! Прости! Я нечаянно!..

Брат, с ужасом глядя на меня, пятился к двери.

— Кирик… Не бойся… Ты что? — жалобно позвала я и осторожно сделала шаг к нему.

Он молча бросился прочь.

— Кирилл! Да что это такое! — я опустилась на стул перед ноутбуком и изо всей силы прижала ладонь ко лбу. Из тёмной глубины экрана на меня глядело собственное отражение: испуганное лицо, карие глаза, спутанные русые волосы… Сердце всё ещё колотилось, как после долгого бега.

Я услышала шаги за дверью — наверное, Кирилл позвал маму. Я хотела подняться, но вместо этого взвизгнула не хуже брата и рухнула обратно на стул: на мгновенье вместо своего отражения я увидела чужое, бледное, как снег, лицо с пронзительным блестящим взглядом.

Я зажмурилось и резко замотала головой, а когда открыла глаза — кто-то стоял за моим плечом, я отчётливо видела это в зеркале погасшего экрана.

Мама? Нет. Кто-то тёмный. Кто-то чужой.

Я почувствовала, как мгновенно вспотели ладони.

— Это галлюцинация! Сон! Обман!

Я моргнула, но кошмар не исчез. Я видела его всё отчётливей — проступающий из зеркальной глубины, укутанный плащом силуэт с синим обручем, парящим над головой. Я не могла оторвать глаз, не могла закричать — только смотрела, приклеившись к стулу, как пришелец улыбается из-под капюшона безгубым ртом. Он поманил меня пальцем, и над его ногтем вспыхнул синий огонь. А потом силуэт шагнул в сторону, и я увидела, как за его спиной вздымается огромный тёмный кристалл с алыми молниями по рёбрам…

Страшный гость приглашающе взмахнул рукой и впился в меня глазами. В его зрачках светилось чёрное пламя.

Я отчаянно замотала головой, чувствуя, как жжёт в горле и слабеют ноги. Экран вспыхнул пронзительным белым светом — хоть я и прикрыла ладонью глаза, но всё-таки успела заметить, как на нём вновь появились буквы — всё то же слово, «Муравейник»… Стало холодно, в комнате стремительно темнело, в ушах завывал ветер, и тысячи шепотков сливались в шипящий скрежещущий гул…

И вдруг — всё пропало. Растаяла чёрная тень, исчез дворец-кристалл.

Моё лицо обдало ледяным ветром; вспыхнув, с шипением погасла лампа. Со звоном треснуло высокое старое зеркало за моей спиной.