33 Недра

Испуг прошел, когда в клубах дыма и пыли показались Варяг и Крест. Яхонтов держался руками за голову, а Людоед помогал ему идти. Варяг был контужен. Но во всяком случае, они оба живы. А дальнейший путь без них немыслим.

Теперь они вчетвером сидели на большом обломке бетонного блока, который, кажется, был стеной большого помещения, являвшегося местной ареной. Вокруг царила суета. Убирали завалы. Убирали трупы. Таскали раненых. Собирали гильзы и оружие.

— Вовремя мы смотались от танков, а, Варяг? — устало произнес чумазый Илья.

— Угу, — простонал лежавший на плите Яхонтов.

— Ему совсем худо? — озабоченно спросил Сквернослов.

— Да ерунда. Оклемается скоро, — махнул рукой Людоед. — У меня четыре контузии, и ничего. Как живой. А у него легкая форма.

— Четыре контузии? — пробормотал Варяг. — По тебе заметно, Людоед.

— Я же говорю, что с ним все в порядке.

Вячеслав кивнул и принялся усердно ковыряться в носу. После взрыва танка у него обильно шла носом кровь. И теперь он занимался извлечением из ноздрей кровавых соплей.

— Ого, как это там поместилось? — тихо воскликнул он, глядя на то, что налипло на его палец.

— Славик, прекрати, это отвратительно, — поморщился Николай. — Тебе уже тридцать, а ведешь себя как…

— Брось, Колян. Мне было девять, когда все случилось. А тем летним днем все наше летоисчисление закончилось.

— И все равно…

— Перестань, брат. Неужто это отвратительнее того, что мы тут делали? Черт… Доковырялся… Опять кровь пошла…

— Ложись, — сказал ему Крест. — Тут холодно. Сейчас пройдет.

— Эй!!! — К ним подошел патруль из трех бойцов. Старший, с черной бородой, сурово взглянул на них. — И какого черта вы тут сидите? Почему не работаете, как все?

— А мы не местные, — пробубнил Варяг. — Нам не положено.

— Это кем не положено? А ну встать, когда с вами старший патруля разговаривает!

Поднялся один лишь Васнецов. Но не выполняя приказ, а для того, чтобы на шаг приблизиться к этому бородачу и бросить на него презрительный взгляд. Стало очень противно видеть их снова в таком бравом виде. Но он хорошо помнил того бойца, что прятался в ящиках и плакал. Помнил ту неразбериху среди местных и халатность постового дяди Пети, что прозевал сани с бомбой. Он помнил, как в атаку поднимал все это отребье не местный, такой вот бравый патрульный, а чужой здесь Варяг. Как горел в танке Людоед…

— Завали свое хлебало! — зашипел на него Васнецов.

Лицо старшего вытянулось. Двое его подручных удивленно переглянулись. Бородач выхватил из кобуры пистолет и ткнул его Николаю в грудь.

— Что ты сказал, недоносок?

Николай опустил взгляд. Посмотрел на пистолет. Почувствовал, как накатывается волна страха, но он мысленно схватил этот страх руками и разорвал, как лицо того вандала. Затем вперил свой взгляд в глаза патрульного.

— Слышь, дядя, в меня снайперы стреляли. В меня гранатометчики стреляли. В меня целились сотни стволов. А я голыми руками ваших врагов рвал, защищая этот Вавилон. Ты думаешь своей херней меня напугать? Ты мне скажи-ка, дядя, какого хрена у вас постовые спят на посту? Почему я первый заметил нападение вандалов? Почему я первый принял бой? Почему, пока ваши перцы гадили от страха по углам, только мои товарищи додумались выкатить танк на перекресток и драться так, словно тут их дом и их семьи? И ты теперь что-то нам еще предъявляешь?

— Да, кстати! — Теперь поднялся Людоед и хлопнул бородатого по плечу. — Блин, только ведь душ принял, — вздохнул он, проведя ладонью по своему лицу и глядя на почерневшую еще больше ладонь. — Ну да ладно. Вот еще один момент. Ваши лихие и бравые вояки устроили недавно резню в беззащитном селении вандалов, пока те орудовали где-то. Почему после этого вы не приняли никаких дополнительных мер для защиты? Ведь ваши не оставили вандалам другого выбора, кроме как напасть на вашу богадельню. А? Вы че как овцы, в натуре, себя ведете? А? Ну че ты вылупился на меня, как баран на новые ворота? Вы в своем курятнике разберитесь для начала, а потом тут перед нами валыной своей размахивай, если будет на то веское основание.

— Вы что, мрази, совсем страх потеряли? — захрипел растерянным голосом старший.

— Нет. Не теряли. Мы вообще не знаем, что такое страх, в отличие от вашей местной солдатни. Верно, блаженный? — Крест подмигнул Николаю.

— Ну, так мы сейчас вам покажем, что такое страх! — рыкнул патрульный. — Парни!

Его подельники подняли стволы автоматов.

— Стойте! Уже страшно! — воскликнул Илья и развел руками.

Однако страх застыл в глазах тех, кто хотел напугать его. Трое патрульных с ужасом смотрели на правую ладонь Людоеда.

— Ой, — как-то смешно произнес Крест, уставившись на гранату в своей ладони. — Блаженный, ты не видел кольца? Нет? А вы, братцы? — Илья обернулся к своим товарищам.

Варяг прикрыл лицо ладонью и тихо засмеялся. Сквернослов мотнул головой, зажимая рукой нос и недоумевающе глядя на все происходящее.

— А вы, хлопчики, кольца не видали? — обратился Крест к патрульным.

— Ты что, псих, что ли? — воскликнул бородатый.

— Конечно псих. У меня и справка была, да я ею давно подтерся.

— Убери сейчас же!

— Да как же я уберу без кольца? Хочешь, тебе отдам? — Людоед протянул руку бородатому.

— Убери!!! — Тот в страхе попятился.

— Эй! Стой! Не отходи! Я же разожму! Я ведь дурак. И ребята мои подтвердят. Скажи, блаженный…

— Дурак и отморозок, — кивнул Васнецов.

— Слыхали?! Так вот, ты, синяя борода, стой тут. Поболтаем. А хлопчики твои пусть приведут вашего старшего. С ним будем разговаривать по поводу вашего поведения. Ясно?

— Кабана, — вздохнул Яхонтов. — Кабана пусть приведут. Он рассудит.

— Эй! — Бармена по кличке Кабан звать не пришлось. Он сам направлялся к ним. Вид у него был усталый, к тому же на плече у него висели целых три автомата. Видимо, подобрал среди трупов. — Мищенко, в чем тут дело?

— Эти скоты вообще законы наши не чтут! Не работают, как все сейчас! — воскликнул старший патруля, надеясь на поддержку бармена. — А этот еще и гранатой угрожает. Да за такое у нас…

— А ты сам что же не работаешь? — усмехнулся Кабан, подойдя.

— Как это? — опешил Мищенко. — Я же в патруле.

— В патруле? А что я тебя во время боя не видел? Я тут сектор от бара до перекрестка держал. А эти четверо вообще линию фронта создали и вандалов столько покрошили, сколько ты и не видел. Так где ты был?

— Так у меня же своя зона ответственности, — пробормотал старший патруля.

— Это мы разберемся на сходе, у кого, где и какая зона ответственности была и почему такое случилось. Понял меня?

— Кабан, ты ведь знаешь правила…

— А ты знаешь меня. Этим парням весь оставшийся Вавилон в ноги кланяться должен, а ты, чмо, тут пальцы растопыриваешь.

— Зачем ты так при них…

— Затем, чтоб ты знал свое место. А теперь пшел отсюда.

Патрульные убрались восвояси, при этом Мищенко что-то бормотал, оглядываясь на Кабана.

— Спасибо за помощь, — усмехнулся Людоед и разжал ладонь с гранатой.

Кабан нахмурился и покачал головой.

— Ты совсем, что ли?

— Да она учебная! — засмеялся Крест. — В танке их десяток был.

— Учебные черного цвета. А эта хаки. Как узнал, что она учебная?

— Так если поскрести краску, под черной и есть хаки. Там половина была с содранной черной краской. Наверное, впарить кому-то собирались за боевые. Ну, я сувенирчик и прихватил. И они там все без чеки.

Теперь усмехнулся Кабан.

— Да, это у нас могут. И снаряды после выварки тола продают. И пули, бывает, стреляные. Насыплют песок в гильзу, впаяют пулю, насечки от ствола зашлифовав войлоком, законопатят капсюль и продают. Только не каждому. Лохам всяким.

— Кое-где за такое вешают, — хмыкнул Людоед, видимо имея в виду Москву.

— И правильно делают. Но… Не будь лохом, и все будет на мази. Ладно, лирика все это. Сами-то как? Рад, что все живы, но вот насчет здоровья, что у вас?

— Нормалек, — махнул рукой Варяг.

— А парень. — Кабан кивнул на Николая, — он же весь в крови.

— Это не его кровь, — усмехнулся Крест и, прищурившись, посмотрел на Васнецова.

— Ну, слава богу. На самом деле если бы у вас со здоровьем проблемы были, то помочь мне реально нечем. Аптечку бы свою дал, конечно, но этого ведь мало.

— А что, у вас врачей тут нет? — спросил Вячеслав.

— Да есть, конечно. Но они не станут вам помогать. По крайней мере, пока вавилонцев всех не обслужат. А раненых у нас и изувеченных очень и очень много.

— Ну, на том спасибо. А как насчет помыться да постираться? — поинтересовался Илья.

— Ну, это я вам организую. Только не сейчас. Часика через полтора приходите ко мне в бар. Там у меня две кабинки есть и небольшая прачечная. Сейчас, извини, не могу. Дел по горло. А через полтора часа, пожалуйста. — Бармен перевел взгляд на Николая. — Ты Васнецов?

— Я. — Николай устало кивнул.

— Тебя видеть хотели.

— Меня? — Васнецов едва не удивился, но вдруг вспомнил Леру, ее парня, которого он взгрел, часового Петра. Наверняка кто-то из них или все вместе претензии предъявить хотят. — Кто? — Он все-таки решил уточнить.

— Ветер, — ответил Кабан.

— Ветер? Зачем? — Это было совсем неожиданно.

— Ну, это ты у него спроси. Он в гостинице сейчас. На вот. — Бармен протянул листок пожелтевшей бумаги с каким-то штампом и надписью, сделанной от руки. — Это «вездеход». С такой бумажкой любой патруль можешь матерно посылать в любую сторону света или часть тела. Только потом мне ее обязательно верни, когда в бар придете.

— Спасибо…

— Все, парни, пока, до встречи. Жду вас в баре через полтора часа. — Бармен стал уходить и, на секунду повернув голову, сказал через плечо: — А ты глазами на отца очень похож.

Николай проводил его взглядом, потом посмотрел на товарищей.

— Схожу я к этому Ветру.

— Погоди. — Варяг приподнялся и стал растирать ладонью лоб. — Погоди, я что-то не понял. Он что-то про отца твоего сказал?

— Отец был здесь. В свой последний поход он пришел сюда. В Вавилон, — угрюмо проговорил Васнецов.

— Ты уверен в этом? — удивленно спросил Вячеслав.

— Майор ВДВ. Николай Васнецов. Искатель из Надеждинска. Был тут шесть или семь лет назад. Тебе какие еще доказательства нужны? Меня по глазам узнали. У меня его глаза.

Болезненное состояние, вызванное пусть легкой, но все-таки контузией, не давало Варягу в полной мере выглядеть удивленным. По крайней мере, настолько, насколько удивленным был сейчас Сквернослов. Что до Людоеда, то тот безучастно смотрел в сторону снующих вавилонцев, занятых ликвидацией последствий нападения. Он из оставшихся членов группы единственный не был знаком с отцом Николая и ничего о нем не знал.

— Короче, я пошел, — вздохнул Николай.

— Хватит уже бродить, Коля, сколько можно, в самом деле, — поморщился Сквернослов.

— Пусть идет, — махнул рукой Людоед. — Ничего с ним не случится.

— И с чего ты так уверен? — зло бросил Вячеслав, повернувшись к Илье.

— Хватит его опекать как маленького. Не забывай, что он первым вандалов заметил и на подходе положил их немало.

— Варяг! — Теперь Сквернослов обратился к Яхонтову.

Искатель снова разлегся на бетонной плите и вздохнул:

— Пусть сходит, поговорит с Ветром. Может, об отце что узнает. Только, Коля, потом сразу иди в бар. Там встретимся. Никуда больше не встревай.

— Да уж, — устало кивнул Васнецов. — Хватит с меня. На сегодня, по крайней мере.


В душе царило полное опустошение. Тот эмоциональный всплеск, который поглотил его разум без остатка во время боя, оставил даже не смятение, а полную пустоту. Он словно выдохся. И только лишь как-то вяло и скудно пробуждались на короткие доли секунды образы тех, кого он с такой жестокостью лишал жизни. Трудно поверить, что он, всегда даже чрезмерно добрый и меланхоличный, способен был вытворять то, что в другое время просто не укладывалось бы у него в голове. Кем он стал? Или во что превращался? Николай угрюмо брел в сторону гостиницы, размышляя о том, что может выйти наружу из недр его сознания.

За рынком медленно росли две горы трупов. Одна гора состояла из поверженных вандалов, другая из тех, кто подвергся нападению. Из пролома в стене города тащили еще трупы нападавших. Когда вандалов вытеснили обратно в ту дыру, через которую они проникли в город, то сверху их забросали самодельными осколочными бомбами, увеличив потери среди противника. Вавилонцы раздевали мертвые тела, не оставляя ничего из одежды. Даже сбривали с голов мертвецов волосы. Оказывается, среди вандалов хватало женщин. Трудно это было разобрать в горячке боя, когда на них были маски. Некоторые вавилонцы раскрывали убитым, как своим, так и чужим, рты и выдергивали золотые зубы и коронки.

— Зачем вы это делаете? — поморщившись, спросил Николай у старого жителя Вавилона, который бережливо складывал золотые зубы в тряпичный мешочек.

— Чудак ты, хе, — усмехнулся старик. — С этим приду к дантисту нашему, так он обслужит не за деньги, а за пару коронок или зубов. Да те же зубы мне вставит взамен прогнивших.

— А трупы вам зачем? Ну, своих, понятно, похороните, наверное. А вандалы зачем вам?

— А что им валяться кругом? Так одежды вон сколько. На некоторых даже бронники. Это же сколько добра! А трупы ихние свиньям нашим на звероферме скормим да собакам. А кости перемелем, да на удобрения в оранжерею пойдут. Чего пропадать добру?

— А волосы зачем?

— Как зачем? Стельки для обуви делать. Хорошо тепло держат. Ну, подкладки для бушлатов и фуфаек набивать. У нас даром ничего не пропадает, хе-хе.

Васнецов прибавил шагу, желая побыстрее удалиться от этого жуткого действа. Сейчас Николай думал об одном: стал бы он воевать за Вавилон, узнай он заранее, как тут поступают с мертвецами? Можно было только порадоваться, что Надеждинск до такого не скатился. И удивляться, почему не скатился. А ведь поначалу Вавилон показался Николаю более светлым и наполненным жизнью местом, нежели унылые подвалы Надеждинска, пропитанные духом безысходности. Хотя, быть может, только он видел там безысходность в силу своего характера?

Он остановился и уставился на ровные ряды тел жителей Вавилона. Их, оказывается, погибло гораздо больше, нежели можно было подумать, глядя на кучу возле рынка. Ближе всего к нему лежал мертвый карлик Туранчокс и его девка. Та, что с бантами в волосах.

Увидев, что на них обратил взор Николай, молодой боец с перебинтованной головой тихо произнес:

— Он своей битой четверых забил, пока в него полрожка не всадили. До последнего защищал девицу свою. А она еще двоих зарезать успела. И Туранчокса, уже мертвого, на руки взяла и потащила в укрытие. А ее снайпер в голову… Жалко их…

Действительно жалко. Васнецову стало горько оттого, что он с ними тогда повздорил. Но ведь кроме них еще много кого стоило пожалеть. Он медленно скользил взглядом по рядам убитых…

— Она жива, — послышался голос за спиной.

Васнецов обернулся. Там стоял Иван. Тот самый, парень Леры. Лицо его было иссечено царапинами и ссадинами. Нос перебит. В бою или от того удара Николая?

— С чего ты взял, что я ее ищу? — спросил Николай.

— Ты взгляд задержал вон на той женщине. У нее свитер похож на Лерин. Лера в порядке. Не переживай.

— Я рад, — проворчал Васнецов и побрел дальше.

— Постой!

— Чего тебе?

— Послушай, Николай… Извини меня, что я там… Ну, ревность. Сам пойми. Я ведь сразу не понял, кто ты такой. Чей сын. Но я знаю, как тот человек… Твой отец… Что он значил для Леры, в общем… Не держи зла. Я слышал, ты дрался так, как не всякий вавилонец удосужился…

— Все нормально. — Васнецов кивнул. — Ты тоже зла не держи. Погорячился я… А что с вахтенным этим? Дядя Петя, который…

— Убили его, — развел руками Иван.

Николай кивнул и произнес:

— Нельзя спать на посту. Нельзя.


Ветер стоял у входа в гостиницу и внимательно разглядывал четыре трупа вандалов. Лица их были страшно изуродованы. Как-то смутно Николай, глядя на них, вспомнил, что так обезобразил их не кто иной, как он сам. Подкатил рвотный спазм, и Васнецов обернулся.

— Мне сказали, что это ты с ними такое сделал, — сказал Ветер.

— А я тут уже известная личность? — горько ухмыльнулся Николай.

— Так все-таки?

— Ну, вроде да.

— Занятно, — сделал задумчивое лицо Ветер.

— Чего тут занятного? Я сейчас сам понять не могу, как я вообще мог сделать такое. — Васнецов поморщился.

— Знаешь, я как-то имел удовольствие лицезреть несколько трупов людей, на которых напали молохиты. Вообще, если на человека нападет молох, то от него уже и следа не останется. От человека. Но в тот раз повезло. Что-то спугнуло этих тварей. Так вот. Эти трупы очень похожи на те. Если бы я не знал, что это ты сделал, то мог бы подумать, что в Вавилоне орудует молох.

— Бред какой-то, — пробормотал Васнецов, говоря это скорее самому себе. — То в морлоки меня запишут, теперь молохиты эти. Чушь какая-то.

— Морлоки? — Ветер удивился. — Ты сказал, морлоки?

Николай замолчал и уставился на этого человека, думая, не сболтнул ли он чего лишнего.

— Ты был в Москве? — тихо спросил Ветер.

Теперь настала очередь удивляться Васнецову.

— С чего ты взял?

— Да потому что я из метро, — шепнул тот. — Я там года три прятался, после того как все началось. А когда выбрался, то мне пришлось бежать из Москвы, потому что за мной охота началась. Для людей на поверхности я был морлоком. Мразью! И то, что ты сделал с этими вандалами, походит не только на почерк молохитов, но и на морлочий почерк. Но я ведь не думал, что ты был в Москве и знаешь о морлоках.

— Ничего себе…

— Так это за тобой отец в Москву собирался?

— Что? — Николай вздрогнул, услышав об отце.

— Я батю твоего хорошо знал. И знал, что он собирается в Москву. А зачем, не говорил. Но все у меня расспрашивал и про метро, и про город, и про морлоков.

— Нет, я там совсем недавно был… Постой, так ведь брат у него там! — Васнецов вспомнил о записной книжке и о собственном дяде.

— Брат?

— Да! Мой родной дядя! Но погоди, мне ведь сказали, что отец ушел в горы! А это ведь в стороне, противоположной Москве.

— Ну, вот именно. Ему непременно надо было в Аркаим попасть перед походом в Москву. Они и ушли туда. В горы.

— Они?

— Да. С твоим отцом пошел еще один… Краповый берет, что ли. Спецназовец, короче. Он тут на постое был, а как отец твой появился, они как-то быстро общий язык нашли. Дмитрий его звали. И профессор тут был, малость с головой у него того. — Ветер покрутил пальцем у виска. — Лодзинский. Он тоже с ними пошел. И все. Больше никто о них ничего не слышал.

— А ты как считаешь, что с ними стало? — с дрожью в голосе спросил Николай.

— Тут, в Вавилоне, считается, что поход в Уральские горы — это билет в один конец. Но это от страха люди так говорят. Я настолько категоричен не буду. Но то, что они пропали, это факт. Только вот отец твой… До сего дня в последний раз большая атака вандалов на Вавилон была именно тогда, когда он был здесь. Так вот, он тогда организовал оборону так, что они шесть лет и не помышляли больше нападать на нас. И сам вел заградительный огонь из танка. Видел танк у входа? Старый «ИС».

— Видел. — Васнецов кивнул.

— Ну, вот из него он и вел огонь. Вандалы даже к городу подойти не смогли. Понесли огромные потери и отступили. Отец твой тогда весь боезапас того «Иса» израсходовал, но оно того стоило. Он потом рассказал, что уже ему такое приходилось делать. Еще до ядерной войны. И за это орден Мужества получил.

— Так оно и было. — Варяг появился совершенно неожиданно и сразу уловил суть разговора. — Он в Цхинвале залез во вражеский танк, который бросил экипаж, так как осетины пробили ему двигатель выстрелом РПГ, и вел из него огонь. Два часа долбил по позициям неприятеля, пока основные силы не подошли.

Ветер взглянул на Варяга, затем на подошедших Илью и Вячеслава.

— Ребята, мне надо с вами поговорить, — сказал Ветер.


— И что за имя такое, Ветер? — спросил Людоед, отпив из кружки кипятку.

Они расположились в баре, сев за пустой столик в углу. Вообще-то тут все столики пустовали, поскольку практически все вавилоицы были заняты на работах по очистке города и восстановлению разрушенного.

— Меня девушка так моя называла. Она умерла давно, — вздохнул он в ответ.

— А имя у тебя есть? — поинтересовался Варяг, прижимающий к голове мокрое полотенце.

— Артем.

— Понятно. — Яхонтов лениво кивнул и взглянул на свои наручные часы. — Ну где этот Кабан? Говорил, через полтора часа подойдет. Уже прошло полтора часа.

— Да ты не спеши, Варяг, — сказал Ветер. — Он, между прочим, вашу проблему улаживает сейчас.

— Это какую еще проблему? — нахмурился Крест.

— Вам местная торговая гильдия претензии предъявить хочет.

— Что? — поморщился Вячеслав. — Они что, совсем ох…

— Погоди, Славик, — легонько толкнул его Варяг. — Говори, Артем, в чем проблема.

— Вы ведь танк угробили, Т-шестьдесят четыре. Я, конечно, понимаю, что вы действовали во благо не только себе, но и в большей степени всему Вавилону. Но танк этот был на продаже, и они очень недовольны тем, что вы без спросу его взяли. Тут ведь правила очень простые. Бизнес есть бизнес. Они хотят возмещения ущерба. У Кабана большой авторитет в Вавилоне, и он пытается уладить этот вопрос и отвести от вас неприятности.

— Нет, я не ослышался? — прорычал Крест. — Это что, шутка? Мы тут потом и кровью зарабатывали для этого курятника победу, а местные петушки еще нам предъяву кинуть хотят? Скажи, где этих уродов найти, и я с ними потолкую! Знал бы, какое тут мракобесие, воевал бы за вандалов.

— Да ни к чему это, — мотнул головой Артем. — Я же говорю, Кабан уладит.

— А с чего он так суетится за нас? — спросил Вячеслав.

— Да кое-какие виды он на вас имеет, — тихо ответил Ветер, оглянувшись.

— То есть?

— Короче. На вашей стороне Кабан, красные, а с ними и отряд китайцев, ну и амазонки из лисьего отряда, скорее всего. У Кабана тоже банда своя имеется. Еще вы заслужили уважение среди местных вояк. А те, кто постарше, помнят еще его отца. — Ветер кивнул на Васнецова. — Вы теперь, в сложившихся условиях, настоящий подарок для Кабана.

— Дай угадаю, — усмехнулся Крест. — Кабан затеял в Вавилоне государственный переворот?

— Именно так. И вы теперь для него нешуточное подспорье, если он, конечно, сможет вас уговорить. Вы не просто четыре человека. В сложившихся условиях вы просто революционный символ.

— Твою мать. — Сквернослов хлопнул себя по лбу. — Вот нам только этого не хватало.

— Зачем тут революция? — спросил Варяг.

— Ну, терки между Кабаном и администратором были уже давно, и истоки их только им двоим известны. Но ясно, что Кабан с его непререкаемым авторитетом и в Вавилоне и в колониях наших не вмещается в рамки обычного бармена и командира боевого резерва. Очевидно, что его естество требует большего. А сегодняшние события показали несостоятельность нынешней власти Вавилона. Тот урон, который понес город, и те потери — это катастрофа. В такой ситуации самое время взять власть в свои руки более решительным и харизматичным людям.

— А вроде все у вас так благополучно было. Просто цветущий оазис среди ледникового периода, — усмехнулся Варяг.

— Да, но это лишь вершина айсберга. У нас тут вроде как главенство закона. Личные свободы граждан. Свобода совести, свобода слова. У нас уживаются красные, монархисты, националисты, кавказцы, русские, евреи, нации Центральной Азии. Таков закон. Внутри Вавилона мир. Иначе клеймо или ринг. У людей развит досуг. В том числе и сексуальный. Причем человек любой ориентации имеет право на жизнь и может найти себе, так сказать, постельный досуг. Есть, точнее была до взрыва, арена, для утехи публики. Есть музыка. Стремная, но все-таки своя газета. Комиксы для безграмотных. Мир свободы и, можно сказать, демократии. Телевидения для полного счастья не хватает. Но есть этому замена. — Артем усмехнулся. — Есть относительная сплоченность перед внешними угрозами. Вандалы, молохи, мифические рейдеры. Но если посмотреть в корень? Всем заправляет так называемая торговая аристократия. Торгаши, нувориши, дельцы. Остальную популяцию прикармливают сладостью личной свободы. Хочешь пить, пей, но помни, что можешь по пьяни нарушить закон и получить наказание. Хочешь проститутку, снимай, если есть чем платить, но помни, что настоящая медицина тут только для зажиточных, а остальным окажут помощь только для поддержания трудоспособности, если они имеют значение для местных работ. Образование тут просто служит интересам элиты, и молодежь обучают так, чтобы она была полезна в качестве рабочей силы и кое-как справлялась с обязанностями защиты и охраны Вавилона. И самое главное. Наркотики. Тут, конечно, вроде жесткий контроль за оборотом наркотиков, но только для того, чтобы популяция не лишилась дееспособности. И только для того, чтобы контролировать эту самую популяцию этими самыми наркотиками. Наркотики в Вавилоне и его колониях и есть тот самый эрзац телевидения. Некоторые из нас видят истинное положение вещей, но основной массе людей вся ситуация по душе, ибо они боятся потерять и это. Ведь там, за стенами Вавилона, настоящая реальность. Мир, закованный в снег и похороненный глобальным ядерным погромом. Кабан и его сторонники давно поняли, что пытаться образумить остальную массу не имеет смысла. Имеет смысл взять власть в свои руки и подчинить популяцию себе. Только вот боюсь я, что подчинять новая власть будет теми же самыми методами. Играя на людских слабостях. Даря им иллюзию свободного общества и наркотический дурман благоденствия. Хотя, конечно, Кабан говорит о том, что надо расти и развиваться. Надо вновь осваивать потерянный мир и возрождать цивилизацию уже вне рамок одного Вавилона и двух его колоний. Но бремя власти таково, что, получив ее, едва ли захочешь работать над тем, что обещал своим последователям. И последователи погрязнут в сладостном дурмане власти.

— А зачем ты нам все это рассказываешь? — спросил Людоед. — Такое ощущение, что ты нас предостеречь хочешь от помощи Кабану.

— Так и есть. — Ветер кивнул. — Предостеречь хочу. Вы мне сразу по сердцу пришлись. Интуиция, наверное. И я не хочу, чтоб вы стали инструментом в руках алчущих власти и орудием в грядущей борьбе, которая, скорее всего, станет вооруженной. Я чувствую, что у вас какая-то особая и важная цель. И я хочу, чтоб вы следовали своим путем.

— Значит, говоришь, Артем, ты в метро три года жил? — прищурился Крест.

— Да. А что?

— Вот откуда твоя интуиция. Подарок от «генератора чудес».

— Я не понял.

— Да ладно. Потом объясню.

— Послушай, — начал говорить Варяг. — Пошли с нами. Я вижу, тебе жить тут не очень нравится. Так присоединяйся к нам. У нас действительно очень важная миссия.

— И какая? — спросил Ветер.

— Ты слышал о ХАРПе?

— О ХАРПе? Ну-ка, ну-ка?

— В США. На Аляске установка такая.

— Слышал. — Артем кивнул. — Очень давно. Об этом говорилось незадолго до войны. Некоторые ученые тревогу били по поводу всех этих ХАРПов, коллайдеров и прочих игр человека в бога. А что?

— Не зря били, как оказалось, — продолжал Яхонтов. — Его включили накануне ядерной катастрофы. А выключить забыли. Как тот утюг. И он до сих пор работает. Он уничтожает планету. Очень скоро придет всему конец. Контрольный выстрел в голову жизни на этой планете. Понимаешь? Мы направляемся туда, чтобы его уничтожить. Ты умный, толковый и крепкий мужик. Ты бы очень нам пригодился в походе.

— Вы что, на лыжах туда идете? — скептически усмехнулся Ветер.

— Мы сейчас не об этом говорим, — мотнул головой Яхонтов.

Артем откинулся на спинку стула и нахмурил брови, задумавшись.

— Это многое объясняет в тех странностях, что происходят с атмосферой, климатом и общей психосферой. Но… никому об этом не рассказывайте, — вымолвил он через минуту. — Слышите? Никому больше об этом не рассказывайте здесь.

— Почему? — удивился Сквернослов.

— Это же крах. Власти быстро заткнут вам рот.

— Да почему? — не унимался Славик. — Мы же для всех стараемся! Они что, не понимают, что погибнут?

— Знаешь, двадцать лет назад люди были вроде как цивилизованней и образованней, чем сейчас. И неужели они не понимали, что погибнут, губя окружающую среду, играя с силами природы, нажимая на кнопку? Но что в итоге сделали? Угроза Армагеддона аморфна, в отличие от мирового терроризма, чей образ можно было обрисовать при помощи массмедиа. И сейчас угроза ХАРПа аморфна по сравнению с вандалами и молохитами. Эти близкие и реальные угрозы помогают сплачивать популяцию и держать подданных в узде. Но если толпа уверует в окончательный конец всему живому, то она пустится во все тяжкие и станет совершенно неуправляемой. А что до власти, так им главное одно. Чтоб на их век хватило. А дальше… Какая разница? Таково странное свойство человеческой психики. Если вы заговорите об этом, вам конец. И думаю, что даже в случае с Кабаном. Вы, даже если поможете ему, погибнете как герои и никогда уже не будете будоражить население этими угрозами. Ведь лучшие герои для любой власти — это мертвые герои. Ничто не придает достойному человеку героизма, как его смерть, которую власть обложит в угоду себе красивыми легендами и будет на этих мертвых героях строить фундамент своего могущества. Из вас сделают иконы и напишут о вас баллады. Но вы нужны такие лишь мертвые. Тогда никто не сможет увидеть вас воочию. Поговорить с вами. Спросить, а что вы обо всем этом думаете? И вы никому не расскажете о каком-то далеком и нереальном ХАРПе.

— Гребаный Экибастуз, — выдохнул Сквернослов. — Да как же так?

— А вот так, — пожал плечами Ветер.

— Хрен с ними, с людишками, — махнул рукой Людоед. — Лично я не для людей хочу этот ХАРП укантропупить. Я хочу, чтоб цветы на полях росли и бабочки вокруг них порхали. Черт возьми, я хочу сидеть на пикнике у костра с этими ребятами, слушать, как Колян трындит на гитаре, и слушать, как над ухом пищит надоедливый комар. Кроме людей, на этой планете есть что спасать.

— Морлоков… — прохрипел Николай, усмехнувшись.

— А пусть даже и так, — кивнул Крест. — Так что, Артем, ты с нами?

— Меня и отец Николая с собой когда-то звал, — вздохнул Ветер. — Но я не мог тогда. И по той же причине не могу и сейчас.

— Почему?

— Сын у меня. Инвалид. Прикован к постели. Даже говорить не может. Полностью парализованный. На кого я его оставлю? Ему девять лет всего…

Васнецов представил себе эту картину, и сердце защемило от жалости и боли за этого мальчишку.

— Так зачем ты его мучаешь? — тихо спросил Николай.

— Что? — Ветер уставился на него.

— Почему не избавишь от мучений?

Теперь все недоуменно уставились на него.

— Что это значит? — нахмурился Артем.

— Блаженный, я тебе сейчас калитку вынесу, — прорычал Крест.

— Разве это жизнь? — продолжал Николай, не обращая внимания на угрозу Людоеда.

— Ты… ты хочешь сказать, что я должен убить своего сына? Уж такого мне моя возлюбленная оставила, а он, несмотря ни на что, живой. И я должен его лишить жизни? Ты что такое говоришь?

— Эй! — рявкнул Людоед. — Ну-ка в глаза мне посмотри, фашист хренов!

Васнецов повернул голову и поймал на себе испепеляющий взгляд Ильи. Вдруг стало холодно и все вокруг померкло. И… Рана… Ее бросили с матерью в могилу, даже пуповину не обрезав. И новорожденная, которую приняли за мертворожденную, закричала. Жизнь пробивалась из могилы. Желание жить во что бы то ни стало. ЖИТЬ!

— Ветер, прости… — Он встряхнул головой, освобождаясь от этого странного гипноза, в который Людоед его как будто погрузил. — Я не то хотел сказать…

— А как иначе прикажешь тебя понимать? — резко бросил Артем. Затем он поднялся со своего стула и добавил: — Знаешь, ты действительно глазами на отца своего похож. Но и только… — Обратившись к Варягу, он сказал: — Скоро Кабан придет. Помоетесь, поедите и отдыхайте. Вербовку вашу он на следующее утро отложит. К тому времени его соратники освободятся от сегодняшних хлопот. Да и он сам. К тому времени настоятельно рекомендую вам покинуть Вавилон.

Сказав это, Ветер быстро ушел.

— Я же из лучших побуждений, — растерянно пробормотал Николай.

— Поверь мне, говнюк, тот, кто первым нажал на кнопку, тоже руководствовался лучшими побуждениями. На свой лад, конечно, — усмехнулся Людоед. — И как, нравится тебе результат? Не решай за других их судьбу.

— Что? — Васнецов уставился на Людоеда. — Что ты сказал? Не решать за других их судьбу? А как насчет Ирочки Листопад? А? А как насчет Пчелки? А как насчет той девочки, в кантине Олигарха? А? Не ты ли за них решил?

Людоед неторопливо встал со стула, подошел к Николаю и, наклонившись, зашипел:

— Это бремя, этот крест и этот грех я несу на своих плечах и на чужие не перекладываю. Когда станешь умнее, свистни, и я тебе популярно объясню. А сейчас заткнись. И еще раз упомянешь Ирину Листопад, я избавлю тебя от мук. Ведь мне кажется, что ты не живешь, а мучаешься.

Произнеся это, он отвесил Васнецову подзатыльник.


Текущая ситуация скупо бросила им несколько часов на отдых. Крохотное время на драгоценный сон перед очередным рывком на восток, в сторону фантастически далекой заветной цели. И пусть этот рывок был одним из многих в долгом и почти безумном путешествии, что-то делало предстоящий путь особым, наполненным определенными символами. Ведь позади был весь европейский континент.

Масса перепаханных обоюдными ядерными ударами стран Евросоюза. Мертвое Черное море, изрыгающее из своих вод гремучую смесь сероводорода. Мистический западный рубеж в далеком Калининграде, о котором Николай знал лишь понаслышке, что была такая крохотная местность в России, окруженная со всех сторон недружественными странами. Сожженная Калуга, уцелевший Надеждинск, разрушенная Москва с ее метрополитеном, в котором бродит огромный оборотень… Все. Европа кончилась. Дальше гряда Уральских гор, за которыми огромная Азия. И пусть большая часть пути еще впереди. Пусть Европа была малой долей их путешествия. Осознание, что этот этап уже пройден, давало некоторое облегчение. Облегчение и тревогу одновременно. Ведь что-то ждало еще впереди, на бескрайних просторах Азии. А дальше — Северная Америка. Аляска. ХАРП.

Загрузка...