Когда завидуют мертвым

12 Метрополитен

Вереницы железнодорожных вагонов и цистерн тянулись слева от лунохода. Унылое зрелище заброшенности и нелепые напоминания о былой жизни. Вагоны, цистерны и локомотивы были утоплены в снегу. Многие из них, судя по сгнившим мешкам с песком и баррикадам из различного мусора, были когда-то превращены в опорные точки для обороны от кого-то. Некоторые такие опорные вагоны были сожжены или взорваны. На иных были видны отметины от выстрелов разного калибра. Ветер гонял среди этого мрачного пейзажа снежную пыль и обрывки бумаг да полиэтилена. Из дыры в крыше опрокинутого грузового вагона глядела взъерошенная голова большой собаки. Она смотрела безумными глазами на странную машину и едва заметно раскачивала головой, отчего длинная тягучая слюна, свисающая с челюсти зверя, колыхалась. Собака запрокинула вдруг голову и завыла. В луноходе этого слышно не было, но в смотровые щели, лотовые окна и перископ это мог увидеть каждый. На звериный зов сбежалось несколько десятков диких собак различных пород и размеров. Они стали подбегать к луноходу и яростно лаять, показывая жуткие плотоядные оскалы. Звери сопровождали путников, изрыгая угрозы в адрес машины, на протяжении примерно трехсот метров, пока вдруг из очередного вагона не ударила яркая и горячая струя огнемета. Восемь псов было сожжено сразу же. Еще пять или шесть, объятые пламенем, бросились в разные стороны. Остальные кинулись к вагону, и их встретила еще одна струя. На крыше показались два человека в теплых поношенных комбинезонах и масках от пожарных дыхательных аппаратов. Они накинули большую сеть на столпившихся у вагона выживших собак. Еще два человека выскочили из тамбура, откуда до этого бил огнемет. Один из них потянул специальные веревки и замкнул эту ловушку для зверей. Другой принялся яростно бить по этой живой дикой массе, попавшей в сети, двухметровым обрезком ржавой тонкой трубы. Грязный снег у вагона быстро окрашивался в алые тона. Люди не обращали никакого внимания на луноход. Машина удалялась от места бойни. Николай успел заметить, что люди стали собирать убитых собак в мешки. Это было несколько странно. Зачем собирать трупы собак? Хотя Васнецов слышал раньше истории от вернувшихся из глубоких рейдов искателей о том, что во многих местах люди едят собачатину. Чему тут удивляться, если люди даже иногда едят и людей?

Машина приближалась к зданию Киевского вокзала. Путешественники не сразу поняли, что с этим зданием не так. То, что оно почти все разрушено, было очевидно, но что-то в виде этих разрушений очень сильно бросалось в глаза своей неуместностью.

— Да это же самолет! — воскликнул Варяг.

Он оказался прав. Огромный пассажирский лайнер упал когда-то, врезавшись прямо в здание вокзала. Теперь над руинами высился гигантский хвост самолета, и всюду валялись его обгоревшие обломки, среди руин виднелись кресла, куски фюзеляжа с дырами иллюминаторов и покореженная турбина.

— Почему он упал? — спросил Вячеслав.

— А кто его знает. Может, сбили. Может, электромагнитным импульсом приборы из строя вывело. — Яхонтов пожал плечами. Он внимательно посмотрел на вертикальное хвостовое перо, на котором еще можно было различить фрагменты какой-то эмблемы. — Авиакомпания, кажется, не наша.

— Да какая теперь разница, — угрюмо пробормотал ведущий машину Андрей.

— Слушайте, мужики. — Яхонтов обратился к космонавтам. — Вечереет уже. Может, расскажете, куда и сколько нам еще ехать?

— На Бородинскую улицу. Тут совсем рядом. Скоро, — как-то странно вздохнул Алексеев.

Васнецов посмотрел в их сторону. Он только сейчас стал понимать, что, с тех пор как их команда оказалась в Москве, эти двое становятся все более и более странными. Раньше они были как-то более общительны. И между собой иногда переговаривались. Но теперь они все больше и больше уходят в себя, причем когда Николай видел их лица, а не затылки, то он отчетливо читал на этих лицах растущее напряжение. Было очевидно, что и пытливый, натренированный в различных рейдах ум Яхонтова тоже уцепился за очевидную метаморфозу в этих людях. Конечно, космонавты были и без того нелюдимыми и малоэмоциональными людьми, чтобы заметить явные перемены в них, но только не тогда, когда они постоянно на виду.

Разрушенное здание Киевского вокзала, как и останки авиалайнера, проплыло справа от лунохода, и теперь слева тянулись величественные руины бывшего торгового комплекса «Европейский». Возле покореженной сетчатой конструкции из металлических трубок из снега торчал огромный стенд для уличной рекламы. Естественно, никакой рекламы на нем уже давно не было, зато красной краской, словно кровью, на стенде красовалась надпись: «ВНИМАНИЕ! СТАНЦИЯ МЕТРО „КИЕВСКАЯ“! ОПАСНО!» Метрах в ста или более от этой надписи, в центре площади, из останков легковых автомобилей и автобусов было выстроено что-то вроде крепости. Крепость соорудили в кольце из погнутых ржавых флагштоков. На покрывающем площадь снегу было множество человеческих следов, однако самих людей нигде, даже у крепости, видно не было. Зато рядом с предупреждающей табличкой лежал обглоданный человеческий труп, вокруг которого копошились крысы.

Оказавшись на Бородинской улице, луноход двинулся к четырем высоткам, плотно примыкающим друг к другу диагоналями и стоящим в одну линию уступом. Во дворе когда-то был сквер и рядом невысокое «П»-образное здание с расположенным перед ним футбольным полем, о чем говорили торчащие из неглубокого в этом районе снега ржавые ворота.

— Они уцелели, Юра! — дрожащим голосом воскликнул Макаров, глядя на четыре дома. — Они еще стоят!

Луноход остановился перед второй высоткой, и космонавты вдруг выскочили из машины.

— Мужики, вы чего! — воскликнул Яхонтов. — Куда?!

Космонавты неуклюже семенили в своих скафандрах к чернеющей пасти лишенного двери подъезда дома.

— Варяг, да у них башню снесло! — крикнул Сквернослов.

— За ними! — скомандовал Яхонтов.

Аппарель откинулась, и путники бросились следом за космонавтами. Николай бежал последним. Он вдруг понял, что произошло с Алексеевым и Макаровым. Он понял, почему они бросились в это здание, забыв обо всем. Это был их дом. Оказавшись в подъезде, он некоторое время ничего не видел, пока глаза не привыкли к полумраку после белого снега. Он слышал только шуршание скафандров наверху и шаги своих товарищей на ступеньках. Васнецов сделал несколько неуверенных шагов, ища ногой ступеньки, пока наконец не стал различать детали в полумраке подъезда. На ступеньках было много пыли и различного мелкого мусора. Он неприятно хрустел под ногами. На втором этаже было светлее из-за выбитого окна. Можно было разглядеть различные надписи на обшарпанных стенах: «Света, я тебя люблю!», «Мариночка! Если ты жива, иди на Каховку к бабуле! Мы там!», «Борзов, ты чмом был, чмом и подохнешь! Я тебя, сука, найду!», «Витя, Кольку убили! Мы уехали в Кубинку к деду. Там его похороним. Ждем тебя. Молимся за тебя!», «Сурен, боеприпасы к твоей шайтан-трубе в подвале Лехиного дома. Место отмечено знаком солнца. Отомсти за нас!», «Дмитрий! Ты был прав, но в одном ошибся. В метро никто не спасся. Артем», «Welcome to HELL!!!»

Отсчитывая ногами ступени, Николай с каким-то благоговением читал эти надписи, нацарапанные острым предметом или написанные красками разных цветов. Короткие фразы, в которых умещались целые судьбы и жизни. Весь трагизм происшедшего много лет назад и призрачная, скупая надежда тех, кто это писал. Или ненависть. Николай бросал мимолетные взгляды и на дверные проемы квартир. У многих двери отсутствовали или были распахнуты и трещали да поскрипывали, раскачиваясь от сквозняка. Васнецов старался не думать о людях, которые тут когда-то жили. Он знал, что эти мысли способны унести далеко от действительности, способны заставить забыть о таящихся вокруг опасностях и погрузить в безграничную боль за утраченную жизнь и безысходное будущее. Он знал об этом, ибо в детстве тайком выходил из своего подвала и часами бродил по заброшенным домам Надеждинска, не столько для того, чтобы найти там что-то стоящее, сколько чтобы ощутить это странное, ни с чем не сравнимое чувство абсолютного одиночества, взирая на брошенные жилища и серое небо в окнах. В детстве такие ощущения будоражили разум, возбуждали фантазию, дарили неописуемую радость от возвращения в родной подвал, к лицам знакомых людей. Но сейчас было все не так. Сейчас было страшно. По-настоящему страшно.

На четвертом этаже Николай наконец смог остановиться. Юрий Алексеев сидел на полу в прихожей полностью выгоревшей и лишенной двери квартиры. Он прикрыл глаза ладонью, и по вздрагиваниям его плеч можно было понять, что он плачет. У двери соседней квартиры стояли Сквернослов с Варягом и молча смотрели, как внутри мечется в поисках неизвестно чего Андрей Макаров. В его квартире не было пожара. Там вообще ничего не было. Даже паркет и обои давно выдрали.

— Ольга! — заорал вдруг он отчаянно — Ульяна! Ольга! Ульяна! — Он вопил все сильнее и сильнее и, сжимая кулаки, в отчаянии бил себя ими по выбритой голове. — Оля!!! Оленька!!! Уля!!! Дочка!!!

— Андрей, — тихо проговорил Варяг. — Андрей! — повторил он громче, видя, что космонавт не обращает на него внимания. — Что вы ожидали тут увидеть? На что, извини, надеялись? Вы же сами говорили, что всюду так. Вы же полмира прошли и всюду так. Что вы хотели увидеть?

— Полмира! Полмира прошли! Ради этого!!! — Макаров упал на колени и стал в кровь разбивать свои кулаки об пол. — Ради этого! Полмира прошли! Ради вот этого! Оля! Ульяна! Девочки мои! Нет! Не-е-ет! Ну почему! Почему-почему-почему!

Николай до боли прикусил губу, глядя на бившегося в страшной истерике Макарова и сдавливающего свои эмоции тихим плачем Алексеева. Двадцать лет они жили какой-то надеждой. Как их разум позволил этой надежде теплиться, после того что они видели? Как в таких условиях можно было надеяться увидеть свои семьи? Да и вообще на что-то надеяться. И какая все-таки это страшная и беспощадная штука, надежда. Циничная и злая. А может, надежда тут ни при чем? Может, надежда как раз помогла им выжить и пройти этот невероятный путь к дому? Но жестокая и циничная не она, а правда? Беспощадная действительность их мира…

Васнецов вздрогнул от собственного движения. Это было движение руки, приведшей флажок автомата в положение стрельбы короткими очередями и передернувшей затвор. Он сделал это машинально, как только до его слуха донесся звук медленных шагов. Кто-то неторопливо поднимался к ним.

Услышав щелчок, Варяг и Вячеслав уставились на Николая. Они вполне могли подумать, что ему взбрело в голову застрелить бившегося в агонии Макарова. Но это было бы полной дикостью, даже если такая идея могла прийти в голову из соображений милосердия. Поймав на себе взгляды товарищей, Николай молча указал пальцем вниз. Яхонтов и Сквернослов сразу все поняли и приготовили свое оружие. Варяг прикрыл металлическую дверь, чтоб хоть немного приглушить крики Макарова.

Шаги приближались раздражающе медленно. Кто-то совсем не торопился. Может, это старый или уставший человек? Но зачем ему подниматься в разграбленный и пустующий дом? Секунды ожидания показались невероятно долгими, пока наконец Николай не увидел поднимающегося человека в серой, изъеденной молью шинели, кирзовых сапогах и серой форменной шапке с вмятым следом от давно утерянной кокарды. Нижняя часть его лица была перемотана шерстяным шарфом, глаза спрятаны под круглыми сварочными очками, чьи черные стекла были подняты вверх. В скрытых шерстяными перчатками руках он держал АКСУ с двумя перемотанными белым пластырем рожками. Васнецов прицелился. Почувствовав это, человек остановился и медленно поднял голову. Теперь было видно, что из-под шарфа торчит седая неаккуратная борода старика. Он осторожно поднял одну руку, показывая жест дружелюбия, и оттянул ею шарф ото рта.

— Здрасьте, — хриплым и усталым голосом проговорил он. — Это ваша машина на улице?

— А ты кто? — Варяг спустился на пару ступенек и держал оружие наготове.

— Я? — Незнакомец как-то по-смешному пожал плечами и ответил: — Я милиционер.

— И что, ты нам штраф за неправильную парковку выписать решил? — Яхонтов усмехнулся.

— Ну, шутник. — Незнакомец усмехнулся в ответ беззубой усмешкой. — Я говорю, чего вы ее без присмотра оставили?

— А что?

— Так это, украдут ведь. — Он снова пожал плечами.

— Кто? — поинтересовался Яхонтов.

— Да мало ли кто. Бандиты всякие. Но я там сынка оставил с парой овчарок. Они посторожат. Но вы это…

— А с чего ты взял, что мы не бандиты? — хмыкнул Вячеслав.

— Да брось. Какой уважающий себя бандит машину без присмотра оставит? Да и знают все, что в этих домах уже давно поживиться нечем. И кстати, бандиты на луноходах не ездят.

Искатели с изумлением взглянули на незнакомца.

— Чего ты сказал? — переспросил Варяг.

— Я говорю, бандиты на луноходах не ездят.

— А с чего ты взял, что это луноход?

— Так это. Его по телику показывали незадолго до ядрены. Я помню. У меня на всякую технику память хорошая. Хобби это мое. Было. А между прочим, в этом доме космонавты жили. Их аккурат перед войной в космос отправили. Так и болтаются, наверное, там, бедолаги.

— Что с их семьями стало? — Из-за спины Сквернослова появился Юрий.

Незнакомец уставился на него, затем оттянул рукой очки и приладил их к козырьку шапки. Прищурившись, он еще раз внимательно посмотрел на лицо Алексеева и его скафандр.

— Чтоб я сдох! — воскликнул наконец он и быстро стал подниматься по ступенькам к космонавту, которого, видимо, узнал.

— Это не обязательно, — усмехнулся Вячеслав, имея в виду последнюю фразу милиционера.

— Послушайте! Вы помните меня?! Я же участковый ваш! Дыбецкий Михаил! Старлей! — Он схватил космонавта за руку и стал трясти.

— Дыбецкий? — Яхонтов нахмурился, вспомнив стычку в гадовнике. — У тебя, часом, родственников в Подмосковье нет?

— Нет. Только сестра в Барнауле была, и все. А что?

— Да нет. Ничего. — Варяг махнул рукой.

— Простите, Михаил, я вас не помню что-то, — виновато проговорил Юрий, настойчиво пытаясь выдернуть ладонь из рук участкового. — Так что стало с семьями нашими?

Из квартиры вышел притихший Макаров и взглянул на Дыбецкого заплаканными глазами.

— Вы это. — Милиционер сделал шаг назад и опустился на две ступеньки. — Тут такое дело.

— Что?! — Алексеев повысил голос.

— Бойня тут была, вот что. Бандиты. Когда чистки были. Через несколько дней после атаки. Тут банда… Они женщин насиловали. Даже деток малых. А потом загнали всех на верхний этаж, подожгли всякое тряпье и покидали в шахту лифта. А потом туда стали людей бросать живьем. И сверху опять горящие тряпки. Одна старушка выжила. Ее не тронули. Только ноги ей прикладами автоматов перебили. А их потом солдат какой-то сжег из гранатомета. Бандитов этих. Они в джип свой сели. Большой такой. «Хаммер» типа. А он из палисадника как захерачил! Молодец, парень. Только это. Он тоже потом в шахту бросился. Он бегал тут по квартирам. Любимую свою искал. А как узнал от бабки, что случилось, то в шахту бросился.

— А ты, мент, где был, когда наших жен насиловали?! — заорал Алексеев.

— Вы это! Чего орешь-то! Мы, между прочим, в отделении четыре дня оборону держали! Носа высунуть не могли! Стреляли в нас почем зря! Это потом ОМОН к нам пробился с боем. Так я сразу сюда. А тут бабка эта. Все рассказала и отдала богу душу. А как солдатик тот бандитов поджарил, сынок мой видал. Он в подвале прятался. Десять годков ему было тогда. Чего, я виноват, что ли? Сынок мой, между прочим, машину вашу сейчас охраняет. Чего орать-то?! — Милиционер махнул рукой и стал спускаться вниз.

Варяг взглянул на раздавленных горем космонавтов.

— Мужики, я сочувствую. Но это всех коснулось. Всего мира. Идемте.

Яхонтов направился вниз, вслед за Дыбецким.

На улице стало заметно холодней и сумеречней. Снова падали редкие снежинки. Сын милиционера был одет в теплый костюм горнолыжника. Черная повязка на небритом и покрытом шрамами лице красноречиво свидетельствовала об отсутствии правого глаза. В руках он держал охотничью двустволку, а к железному карабину на пожарном ремне, которым он был опоясан, были присоединены две цепи из нержавейки, которые кончались шипованными ошейниками, ограничивающими свободу пары немецких овчарок.

— Это Борька. Сын мой, — сказал подошедший к нему милиционер. — Вы это. Трактор свой спрячьте там, между мусоровозом ржавым и стеной. Видите? У соседнего дома.

Там в подвале мы и живем. Присоединяйтесь к нам. Вместе веселей. Безопасней да теплей. Сейчас ужинать будем.

— Спасибо. — Варяг кивнул. — И за гостеприимство, и за то, что машину посторожили. Мы сейчас к вам присоединимся. Договорились?

— Лады, — махнул рукой участковый. — Ждем у себя дома. Пошли, сынок.

Они двинулись к своему обжитому подвалу в соседней высотке, вход в которую был скрыт из поля зрения большим полусгнившим КамАЗом для перевозки мусора.

Яхонтов взглянул на дверной проем подъезда дома. Вячеслав и Николай уже были на улице, а вот космонавты совсем не торопились.

— Андрей! Юра! — окрикнул искатель своих товарищей. — Ну где вы там?!

Первым вышел Макаров. Следом Алексеев.

— Послушай, Варяг, — начал говорить Андрей. — Мы покажем вам, как управлять машиной. С вами мы не поедем.

— То есть как? — Яхонтов ошарашенно посмотрел на космонавтов.

— Мы в Москве останемся. Тут наш дом. Тут прах наших… наших… семей… Все. Мы только ради этого и ехали.

— То есть ты хочешь сказать, вы нам все это время голову морочили? И про ХАРП, и про все остальное? — нахмурился Варяг.

— Нам уже бороться не за что, пойми, — вздохнул Юрий.

— Не за что? А нам зачем надо было сюда тащиться? Зачем?! Вы обманом вытащили нас из Надеждинска! А теперь умываете руки!

— ХАРП существует и действует. Мы не лгали.

— А зачем нам нужен был этот крюк?! Потеря драгоценного времени! — Яхонтов был в ярости.

— А как бы ты поступил? Мы все эти годы жили надеждой, что наши близкие спаслись. Теперь все. Теперь все равно. Вы делайте свое дело. Забирайте луноход. А мы останемся здесь.

— Да вы… — Варяг сделал шаг в сторону космонавтов и сжал кулаки, но Сквернослов перегородил ему дорогу.

— Перестань, — сказал он. — Представь, каково им. Они жен своих потеряли. У Андрея еще и дочка была. У них же горе. Не дави на мужиков.

— Горе?! — воскликнул Яхонтов. — Сколько человек сгинуло? Четыре, пять миллиардов? Кто считал? А горе только у них? А как насчет оставшихся в живых? Кто еще в состоянии дать им второй шанс, если не мы?! Но нам вместе надо быть! А эти двое просто эгоисты! Всем плохо! Все кого-то потеряли! И что теперь, вешаться?! Надо дальше жить и жизни шанс дать! Черт вас всех подери!!!

Николай почувствовал, что у него снова начинает болеть голова, и побрел в сторону подвала, в котором жил милиционер с сыном. Он снова поймал себя на мысли, что не знает, кто в этом споре прав. Может, опять и те и другие? Это неуютное состояние неопределенности давило на психику, и Васнецов просто захотел убраться от источника головной боли, коим и являлся этот спор.

Жилище участкового было просторным. Но только потому, что этот подвал он делил лишь со своим сыном и его двадцатилетней подругой Аминат, которую они пару лет назад отбили ночью у каких-то людоедов. Хотя сам Борис был убежден, что они спасли ее не просто от плохих людей, а от морлоков. Тех самых, что в метро живут. Однако Михаил относился к этому предположению скептически. То, что они и даже Аминат не разглядели тех троих существ, которые в темноте московской ночи бросились прочь после первого выстрела из ружья, ни о чем еще не говорило. Да, это были три силуэта похожих на людей существ. Да, Аминат говорила, что они не проронили ни слова, когда похитили ее, вышедшую из своего подвала собирать свежевыпавший снег для заготовки питьевой воды. Но это не значит, что это были морлоки.

Помещение не было утеплено шкурами, как у жителей Надеждинска. Тут в ход пошли паласы и мешки с тряпьем, опилками и соломой. Освещение давал только огонь в самодельной каменной печи. Освещение и тепло, конечно. В подвале было отдельное помещение для собак. Эти овчарки были, так сказать, супружеской парой. В их «комнате» был слышен писк новорожденных щенков. Пол в жилище был застлан двумя слоями из кусков линолеума и различных ковров. Также тут было немного мебели, которую эти люди, судя по всему, перенесли из опустевших квартир наверху. По крайней мере, хозяева и гости ели за нормальным столом, сидя на стульях, которые хоть и скрипели да шатались от старости, но были достаточно удобными. Еще в жилище было очень много сложенных стопками газет. Участковый пояснил, что любит их перечитывать. Читая старые статьи, он забывал последние два десятка лет.

— Всякие отморозки не достают? — спросил Варяг, доев приличный кусок вяленого мяса из своих запасов. Он больше не старался спорить или просто говорить с космонавтами. Те молча сидели на большом мешке с песком у печи и задумчиво глядели на огонь.

— А кому мы нужны? — пожал плечами милиционер. — Это где большие общины, там есть интерес у бандюг всяких разных. Это как политика, понимаешь? Союзы там или наоборот, вражда. Распространение идеологии или влияния одного лидера. Борьба за территории. За трофеи. За женщин. А тут три человека всего. Мы погоды в большой политике не делаем. Да и район этот не очень-то. Раньше-то вроде как ничего был. Но сейчас тут никто особо жить не хочет.

— Почему? Чем тут плохо?

— Так это. Метро рядом. А это, знаешь ли, та еще задница. И еще с двух сторон. Там, у площади, станция «Киевская», а там, за домами нашими, тоннель в метромост переходит. Свободный выход. Приятного мало. Хотя мы вроде живем, и ничего. Радиации вроде там уже мало. Но вот всякие твари, что там живут… Это если много народу тут поселится, то много сил и ресурсов уйдет на постройку обороны от метро. А мы здесь прячемся, и нормально. А так… Вон, на «Киевской» вход хоть и завалили, а один черт, твари оттуда умудряются выходить по ночам. Там крепость была у вояк. Ну, чего-то недоглядели или тупо задремали. Все. Привет. Шесть человек было в крепости. Шесть человек оттуда пропали. А кто мог сделать такое? — Дыбецкий усмехнулся и сам ответил на свой вопрос: — Ясное дело, морковки эти.

— Морлоки? — поправил Николай.

— Ну, я их морковками зову. Из-под земли ведь лезут. А вояки их тупо мразями зовут. Они сейчас на север переселились. В Белом доме обитают и вокруг. Там конфедерация.

— Мрази в Белом доме обитают? — Варяг уставился на милиционера.

— Да нет. Вояки. А мрази в метро живут. Только никто что-то их не видел. Нет, ну люди пропадают, да. И байки всякие травят, только поди разбери.

— А что, в метро никто не спускался? — спросил Вячеслав.

— А на хрена? Чего там делать? Нет, были, конечно, смельчаки. Были да сплыли. Это билет в один конец. Льготы для проезда больше не действуют. — Дыбецкий засмеялся. — Хотя говорят, что есть один такой. Он постоянно в метро спускается. Но говорят, что он и не человек вроде. Ну, это, типа, урбанистический миф. Понимаешь? Сказки про оборотня. Днем он как человек. А ночью в метро уходит. Да ерунда это. Кто-то придумал страшилку, вот и ходят слухи.

— А что за конфедерация в Белом доме? — поинтересовался Варяг, забивая ароматным табаком трубку с длинным костяным мундштуком.

Аминат убрала со стола грязную посуду и, сложив ее в ведро с водой и собрав остатки еды, понесла объедки в жилище собак.

— А, так там эти… военные, казаки и еще несколько малых группировок союз заключили. Красные там еще. Вместе держатся. Там они крепко обосновались. Контролируют территорию от Краснопресненской набережной до площади Восстания. Включая расстрельный стадион, конечно.

— Что за стадион? — Яхонтов прикурил от зажженной в печи щепки и бросил ее в огонь.

— Слушай, а ты табачком не богат? — Милиционер с завистью посмотрел на клуб дыма, выпорхнувший из трубки.

Искатель достал из кармана пластиковый пакет и высыпал половину на стол.

— Угощайся.

— Вот спасибо! Царский подарок! У нас туго с этим делом, а курить охота. — Дыбецкий оторвал кусок от газеты и принялся мастерить самокрутку. — Так ты что, про расстрельный стадион не знаешь? А помнишь, тут у нас война была в Москве в девяносто третьем году?

— Это когда парламент расстреляли?

— Вот-вот! Там стадион недалеко от Белого дома. Вот там тогда две ночи защитников парламента расстреливали всякие наемники. Да и чего греха таить, коллеги мои по линии МВД. Без суда и следствия. Там еще казачья застава была. Ее бэтээрами раскатали. Казаки стояли насмерть. А потом, когда ядрена случилась, они отомстили. Вот сколько лет прошло с тех событий, а нашлись те, кто словно ждал удобного часа для мести. Похватали всяких чиновников, согнали на тот стадион и в расход пустили. Правда, не думаю, что там кто-то в чем-то виноват был. Просто похватали кого попало — и в расход. Это ж мелкие клерки, которые небось никем были в девяносто третьем. Но злоба, знаешь, дело такое. А главные чинуши еще за неделю или за две в спецбункеры в метро подались.

— Я что-то не понял. Они за две недели до атаки в метро спрятались?

— Ну да.

— Погоди. — Яхонтов почесал бороду. — А с чего это они так?

— Как с чего? Чтоб уцелеть.

— Так все неожиданно случилось. Угрожаемого периода даже не было. Хлоп и все. Был мир, и нет. Им что, гадалка нагадала?

— Наивный ты, Варяг, — усмехнулся Дыбецкий. — Дефолт тоже неожиданностью был, только не для тех, кто его сотворил, чтобы обогатиться. Это мы с тобой, простые смертные, ни черта не знаем. А они там, наверху, все знали. Они в полной тайне все барахло свое ночами в метро, в спецбункеры, отправляли. Золотишко, семейки свои, даже собак своих породистых и любовниц сисястых. У кого-то скакуны арабские были, так он и их пристроить пытался. Слухи пошли после, когда всякие блатные и олигархи то же самое делать начали. Половина Рублевки туда переехала. Некоторые даже свои крутые тачки туда спрятать до лучших времен хотели. А простой народ ничего не понимал. А эти, элита, мать их, все знали. Рай для избранных делали. Только обманулись они. Удар пришелся именно по ним. В метро. Грешно так говорить, конечно, но я даже рад, что в метро. Эти свиньи в свою ловушку и попались. Потом простые люди все поняли и уже никого из метро старались не выпускать. Дескать, эти скоты нас бросить хотели, а теперь вот пусть в своих подземельях остаются навеки.

Ощущение дежавю сдавило виски. Николай вспомнил рассказ мародеров в гадовнике. То же самое примерно говорили и они о москвичах. Так же ненавидели. А москвичи ненавидели тех, кто прятался в метро от апокалипсиса. Какой-то замкнутый, порочный круг. И тихая, молчаливая девушка. Где Аминат? Она в другой комнате. Сейчас Варяг достанет свой меч и убьет хозяев, а ему, Николаю, потом придется убить девушку? И что потом? Уже сейчас Николай боится спать, потому что уверен в том, что ему снова приснится несчастная Рана. И теперь ему будет сниться и Аминат? Он поднялся со своего скрипящего стула.

— Туалет в той стороне. Шагов двадцать за дверью. В углу большая бадья, фанерой накрытая, — показал ему рукой одноглазый Борис.

— Да нет, я машину пойти проверить хочу, — мотнул головой Николай.

— Что с ней станется, — послышался угрюмый голос Алексеева. — Она закрыта. Ключ у нас. Никто его не откроет.

— Ну так это, он и спрятан. Никто издали да в темноте не увидит за мусоркой, — кивнул, соглашаясь, Дыбецкий.

— Да мало ли что? — Васнецов пожал плечами. — Всякое может случиться. На снегу следы от лунохода. Вдруг кто выйдет по ним.

— Ночью мало кто бродит по Москве. Все по норам сидят, — махнул рукой Борис.

— Наверное, оттого, что ночью бродят те, кого все остальные боятся? — мрачно пошутил Николай и сам почувствовал холод страха на спине от своих слов.

Жители подвала ничего на это не ответили.

— Значит, так, — заявил Варяг. — В шесть утра выдвигаемся. Сейчас отдыхать. Если ты, Коля, так хочешь к луноходу, то сейчас ты в дозоре. Меня разбудишь через два часа. Я тебя сменю. В кабине машины есть часы на приборной панели. По ним сориентируешься. Только находись либо в машине, либо тут, в подвале. Никуда не уходи и по улице не болтайся. Ясно?

— Ясно. — Васнецов кивнул.

— Хорошо. Андрей, дай ему ключ.

Макаров молча протянул ключ от машины Николаю. На луноходе не было предусмотрено замков, только предохраняющие от случайного открытия устройства. Но замки космонавты приладили уже на Земле, во время своего многолетнего путешествия в Россию.

Угрожаемого периода не было. Но власть знала о том, что грядет. Это было жутким откровением, рушащим все былые представления о том страшном дне. Вероломство врагов выглядело теперь иначе. Но почему ничего не удалось предотвратить, если были те, кто знал, что они у порога ядерной войны? Власть так была занята спасением своих жизней и ценностей, что им было некогда позаботиться о своем народе? Обо всем мире? Зная о надвигающейся катастрофе, никто не попытался это предотвратить. Даже военные были в неведении. Только стратегические силы, видимо, успели отреагировать и нанести ответный удар, умножая беду, объявшую всю планету. Выходит, эти люди, укрывшиеся в метро еще в дни безмятежности и мира, были теми самыми морлоками еще до взрывов в метрополитене. Как иначе назвать этих людей, что пожирали жизни своего народа, который в итоге бросили на произвол судьбы и собственной недальновидности? А может, ничего и нельзя было предотвратить? Или, может, пытались? До последней минуты пытались и верили в то, что это получится, но не смогли? Николай не знал, что и думать обо всем этом. Как относиться к тому, что он узнавал. Их только начавшееся путешествие дарило жуткие впечатления. Ощущение пропитанности земной атмосферы всепоглощающей ненавистью росло с каждым новым знакомством. Коля никак не мог понять, для чего они спасают мир. Точнее, пытаются это сделать. Варяг говорил ему, что если хоть одного хорошего человека они встретят, то мир стоит спасти. А кого они встретили? Мародеров. Сталкеров, которые, при всей своей благопристойности, сами инициировали карательную операцию фашистов. Конфедерация с их расстрелами на стадионе. Теперь эти люди, которые ненавидели тех, кто ушел в метро. А они, спасители мира, хорошие? Кто способен судить о достойности жизни? Сам Николай лишил жизни несчастную девушку. Может, Рана и была той, единственно достойной? Единственным хорошим человеком? Она была несчастная и изуродованная, но сильная духом. Как иначе объяснить крик новорожденной девочки, которую, приняв за мертворожденную, бросили вместе с трупом матери в яму? Она тогда закричала, дав понять, что жива и хочет жить, несмотря ни на что. А он, хороший человек Николай, ее убил.

Прошло уже полчаса дозора. Тяжкие мысли одолевали Николая, и он не в силах был сидеть на месте. Снова захотелось на улицу. Но там было ниже сорока градусов. Он натянул на себя, поверх бушлата и ватников, костюм химзащиты, спрятанный под сиденьем пассажирского отсека лунохода. На лицо надел респиратор, который защищал лицо от мороза лучше, чем марлевая повязка. Распустил свою ушанку и, прихватив прибор ночного видения, вышел из машины. В таком наряде было не так холодно. Включив ПНВ, Николай осмотрелся. Силуэты пустых зданий в мерцающем зеленоватом свете выглядели еще более пугающе, чем обычно. Однако так можно было ориентироваться в кромешной тьме окружающего мира, погруженного в ночь. Васнецов стал медленно ходить по двору, стараясь отвлечься от тяжких мыслей лицезрением мрачного пейзажа. В столице было тихо. Только порывы ледяного ветра подвывали, проносясь между зданий и пронзая мертвые дома сквозь выбитые окна. Именно гнетущая тишина, разбавляемая лишь периодическими монотонными подвываниями ветра, позволила отчетливо расслышать женский крик. Кричали явно не из подвала. Значит, это не Аминат. Но откуда? Кто?

Крик повторился. Это явно за домом. Николай осторожно двинулся в ту сторону, неуклюже перебирая ногами. В костюме химзащиты было неудобно. И его резина взвизгивала от трения ног друг о друга. Но так было теплее, и приходилось мириться с этими побочными эффектами.

Через тянущуюся вдоль улицы дорогу виднелась крыша тоннеля, который уходил в сторону реки, к метромосту.

— Помогите! — снова послышался крик.

Глядя в прибор ночного видения, Николай уловил какое-то призрачное движение. Прямо на крыше тоннеля. Васнецов двинулся следом, осторожно протискивая палец одетой в трехпалую рукавицу ладони в предохранительную скобу автомата. Осторожно, чтоб не нажать на спусковой крючок раньше времени.

Взобравшись на крышу и пройдя по ней метров сто в направлении замерзшей реки, он обнаружил свежие следы на снегу. Кажется, двое или трое что-то или кого-то тащили. Теперь Васнецов двигался по следу. Крыша кончилась неожиданно. Кусок обрушенного метромоста торчал из-под нее, нависая над набережной. Те, кто оставил следы, спрыгнули на полотно и направились в тоннель. Николай оценил высоту, присмотрел участок, где больше снега, и прыгнул. Оказавшись на железнодорожном полотне метрополитена, он только сейчас подумал, что делает то, чего делать вовсе не надо. До него, словно принесенный ветром крик, донеслись слова сталкеров и милиционера о том, что из себя сейчас представляет московское метро. Однако это был призрачный крик. Лишь следствие его мыслительного процесса. Но очередное «помогите!», донесшееся из черного тоннеля метрополитена, было криком настоящим. Васнецова снова охватил тот самый возбуждающий страх, который тянул за собой, в свои объятия. Николай, словно наркоман, который знает, какое страшное это зелье, но все равно с жадностью впрыскивает в себя очередную дозу, шагнул в тоннель. Он искренне надеялся, что спасение этой неизвестной женщины, молящей о помощи, позволит ему реабилитироваться перед собственной совестью и перед мертвой Раной за ее убийство.

Бесконечная вереница шпал и тянущиеся в неизвестность и тьму рельсы уходили влево. Ощущался уклон вниз. Под землю. Тут не было следов, так как отсутствовал снег. Только местами надолбы льда и длинные грязные сосульки, свисающие сверху. Казалось, что не он уходит дальше в черный зловещий тоннель, а, наоборот, метро надвигается на идущего человека всей своей чернотой и пугающей неизвестностью. Казалось, что даже если повернуть обратно, к разрушенному метромосту, к поверхности, то метрополитен уже его не выпустит и будет продолжать глотать ничтожного и беспомощного человека. Может, поэтому, несмотря на съедающий психику страх, поворачивать назад не хотелось? Ощущение тщетности попытки вернуться не давало пойти на попятную. Дальше льда и сосулек становилось меньше, но вместо них со стен и потолка тоннеля свисали обрывки кабельтрасс и трубопроводов. Поворот налево казался бесконечным. Но вот наконец тоннель стал уходить в черноту прямой линией рельс. Эта геометрически правильная прямая пугала еще больше. Пока пространство тьмы было ограничено для зрения, весь этот ужас казался локальным и зацикленным. Но теперь он стал бесконечным, как это нескончаемое жерло впереди. Здесь царила сплошная тьма, и даже в приборе ночного видения все детали смешались в один черно-зеленый фон. Николай поднял ПНВ к козырьку своей шапки и включил пристегнутый к цевью автомата фонарь. Тьма впереди поглотила брошенный на растерзание ей беспомощный луч света. Васнецов опустил фонарь и стал светить на рельсы. Оказывается, под ногами все это время хрустели, разносясь в пустоте раскатистым эхом, кости. Здесь было много костей. И животных, и, наверное, человеческих. Даже думать не хотелось, кто их сюда принес. Они были перемешаны с осыпавшимися кусками бетона. Обрывки обгоревшего кабеля тоже валялись повсюду.

«АД УЖЕ ЗДЕСЬ!»

Эта белая надпись с крупными подтеками на черной стене словно выскочила из пустоты, материализовавшись зловещим предупредительным сигналом.

Николай снова вспомнил слова отца: «Ты, сынок, живешь в раю, и это главное».

Да, дома был рай. Теплый подвал. Ловушки на реке. Блокпост. Профессор Третьяков. Василий Гусляков…

Нет. Нет там уже рая. Капитан убит каким-то жутким червем. Землетрясение вскрыло реку, поглотив ловушки. Разрушения. Жертвы. Аленка с улицы Советской, которую уже похоронили, вместе с ее куклой. Нет нигде рая. Ад уже здесь. Ад уже повсюду. ХАРП активен. Его надо остановить. Он должен был отправиться в путь. Если не они, то кто остановит неизбежное? И сейчас, если не он, то кто спасет…

— Помогите! — снова раздался крик из немыслимых глубин метрополитена, превратившего этот отчаянный вопль в уродливое и прошибающее потом эхо.

Он ускорил шаг. Идти по шпалам было неудобно, и Васнецов принялся мерить шагами край полотна. Быстрее. Вперед! Монотонная неизменная тьма впереди стала иной. Что это? На рельсах что-то стояло. Только подойдя ближе, Васнецов понял, что это состав. Перед ним стоял обгоревший вагон. Следом еще один. Дальше еще. Он казался бесконечным, как сам тоннель. Все вагоны были сгоревшими. Николай осторожно приблизился и посветил внутрь. На сиденьях сидели черные, обуглившиеся человеческие скелеты с останками сгоревшей плоти на костях. Запрокинутые черепа с широко раскрытыми челюстями, зафиксировавшими навечно мгновение страшной агонии. Один вагон за другим являл собой эту страшную картину, на которую как зачарованный взирал Николай. Скелеты, черепа. С другой стороны вагонов лишь призрачные силуэты, до которых фонарю не хватало сил дотянуться своим лучом. Вагоны наконец кончились. Впереди виднелся последний. Или головной? Васнецов посветил в него фонарем, как вдруг один из черных скелетов в темноте вскочил и, бросившись в окно, скрылся в глубинах тьмы.

Все тело Николая вместе со всем его разумом словно зажали в ледяные тиски. Он упал на колени и, прижавшись к стене тоннеля, выставил перед собой ствол автомата, который трясся так, словно из него стреляли длинными очередями. Но это дрожали руки.

— Этого не может быть, — шептал сам себе Васнецов. — Так не бывает. Это показалось. Этого не может быть. Игра света и тени. Игры разума. Злая шутка психики… Этого не может быть…

На перроне стояли десятки человек. Кто-то в нетерпении смотрел на наручные часы. Кто-то был более терпелив и стоял у края перрона, сосредоточенно глядя в книгу с мягкой черно-синей обложкой. Кто-то читал газету. В коляске, которую медленно качала молодая женщина, кряхтел младенец, пытаясь дотянуться крохотными ладошками до разноцветных погремушек, висящих над ним. Странно одетый парень, с цепями на широких штанах и кольцом в ноздре, ритмично дергал головой в такт никому не слышимой музыке, которая лилась из наушников его плеера. Два милиционера, медленно расхаживающие по перрону станции, остановились и принялись вслушиваться в то, что слышалось из их рации. Но сообщение прервал наполнивший динамик треск и свист. Они торопливо зашагали к милицейскому посту, где был телефон. Старушка с большим пакетом, из которого торчали газеты, которыми она тут торговала, посмотрела им вслед и двинулась своей дорогой. Люди были заняты ожиданием состава и погружены в свои мысли. Они, конечно, забыли, что несколько минут назад яркое освещение в этом подземелье как-то странно мерцало, словно готовясь потухнуть. Но никто не придал этому особого значения. И в этот момент из черного тоннеля донеся долгожданный шум электровоза и показался свет его фар. Нет. Не только фар. Свет был каким-то странным. И кроме гула состава слышался помноженный в десятки раз крик мужчин, женщин, стариков и детей. Вдоль перрона, не снижая скорости, выскочил объятый пламенем состав и умчался прочь, оглашая станцию истошным хором воплей горящих пассажиров и наполняя воздух едким дымом. Люди на перроне уставились в одну точку, словно их разум надолго завис, пытаясь осмыслить то, что они только что увидели. Но наконец едкий дым привел их в чувство. Люди торопливо направились к ведущим на поверхность эскалаторам, но доносившийся оттуда нарастающий гул заставил их замедлить шаг. Словно вода из прорванной плотины, сверху хлынула человеческая лавина. Сотни людей, толкая друг друга, мчались по эскалаторам вниз. Под землю. Кто-то катился по перилам. Девушки на высоких каблуках неизбежно падали, и здоровые мужики, которые при других обстоятельствах за этими девушками не прочь были приударить, сейчас в безумной панике втаптывали несчастных в ступеньки эскалаторов, ломая им кости, раздавливая черепа и не обращая никакого внимания на этот жуткий хруст и стоны под ногами. Падали старики. Кувыркались между ног обезумевших людей оступившиеся дети. Пытавшиеся куда-то дозвониться милиционеры выскочили из своей будки, непонимающе глядя на несущуюся массу.

— Война! — вопили десятки голосов.

Кто-то вторил им отборной нецензурной бранью. Сумасшедшая лавина разлилась по перрону. Люди метались в поисках своих родных. Кто-то прижимался к стене, чтобы не быть сметенным неудержимой массой.

— Это конец! — закричала женщина в очках, схватившая милиционера за плечи. — Это конец!!!

Люди не обращали внимания на дым, оставленный тем страшным электропоездом. Человеческая масса все увеличивалась, и с эскалатора лились все новые волны живой лавины. Женщину, которая качала коляску, давно уже столкнули на пути вместе с ее младенцем. Никому сейчас и в голову не могло прийти броситься ей на помощь. Да и таких, как она, на путях с каждой секундой становилось все больше.

— Это конец!!!

Мраморный пол под ногами задрожал. Может, от топота безумной массы людей? Или…

Из тоннеля снова показался яркий свет. Тот, кто был ближе, бросил взгляд туда и в ужасе бросился назад. Мечущаяся толпа пыталась теперь пробиться обратно к эскалатору, но оттуда по-прежнему рвались вниз сотни людей. Это была ловушка.

Заполнившая весь тоннель огненная струя ворвалась на перрон станции, превратив людей в тысячи живых свечей. Весь воздух превратился в раскаленную плазму. Отдельные крики слились в единую страшную какофонию. Река огня мгновенно заполнила всю станцию, уносясь дальше по метро в поисках новых жертв…

Николай тряс головой. Он не мог понять, откуда перед его глазами возникло подобное видение. Он никогда тут не был. Он вообще никогда в жизни не видел метро. Но на какие-то несколько минут он словно перенесся в прошлое. В тот страшный день, когда все началось и закончилось. Что могло вызвать подобное видение? Может, его снова взял в оборот люпус, пси-волк? Осмотревшись, Николай обнаружил, что поблизости нет никаких волков. Но свет фонаря вырывал из темноты детали того самого перрона. Все вокруг было черно не только от отсутствия света, но и от копоти. От бушующего здесь огня много лет назад. Васнецов поднялся и осторожно вышел на перрон станции. На эскалаторах виднелись жуткие завалы из человеческих костей и черепов. Весь пол был покрыт пеплом и какой-то странной трухой, где иногда встречались и кости. Однако дальше, в арках обгоревших стен, виднелись и не обгоревшие предметы. Мусор. Куски материи, бывшие когда-то элементами одежды. Обломки торговых лотков. Все это было принесено сюда кем-то, видимо, после удара и угасания огня. В темноте одной из арок Николай уловил какое-то движение. Осторожно посветив туда, он замер, объятый ужасом, чувствуя, как из горла накатывает рвотный спазм. На полу, среди мусора и клочков одежды лежала полуобнаженная девушка. Пять странных черных существ держали ее еще вздрагивающее тело и с жадностью откусывали куски плоти из кровоточащего живота и объедали сочащуюся кровью грудь. Существа, заметив свет фонаря, уставились на непрошеного гостя. Возможно, когда-то они были людьми. В черных, пропитанных сажей, как и их кожа, обносках, с жидкими и очень длинными волосами на голове, которые почему-то не выпали от радиации, с огромными, привыкшими к тьме глазами и диким блеском крупных черных зрачков, словно нарисованных углем на желтых белках глаз. Они смотрели на Васнецова без всякого выражения и даже не щурились от света. Но было заметно по раздувающимся ноздрям, что они нюхают воздух.

«Да они слепые!» — осенила Николая догадка. Но в этот момент эта группа странных существ синхронно бросилась на непрошеного гостя. Васнецов с силой вдавил спусковой крючок автомата. Время словно замерло. Казалось, выстрела не произойдет никогда, но вдруг безотказный «Калашников» разорвал тишину грохотом выстрелов. Пули кромсали черные, засаленные тела существ и отбрасывали нападающих. Но ликовать и праздновать свое спасение было рано. Чернота и мусор в арках зашевелились. Теперь было очевидно, что вокруг затаились десятки, а может, и сотни подобных существ. Такую атаку отразить ему не удастся, и Николай это понял. Он развернулся и бросился бежать. Однако всего через несколько шагов он оступился и упал, взметнув вокруг себя невесомую сажу. Подняв голову, в которой пульсировал гулом собственного сердцебиения всепожирающий страх, он увидел нечто невероятное. Прямо на него медленными шагами шло какое-то существо, показавшееся настоящим монстром. Но только на первый взгляд. Все-таки было похоже, что это человек. Но сейчас он казался настоящим великаном. Огромного роста, облаченный в странные черные доспехи, покрытые рельефом и мерцанием стальных пластин. Голова была заточена в капюшон и черную маску с двумя большими, шипящими от дыхания фильтрами под скулами и парой больших круглых, выпуклых глаз черного матового стекла. Какой-то сложный механизм, приделанный к могучему торсу, поддерживал огромный шестиствольный пулемет, направленный в сторону шевелящихся и преследующих Николая тварей. Из большого ранца с твердым каркасом на спине у великана к пулемету тянулась лента блестящих, словно начищенных войлоком, патронов большого калибра.

Великан ничего не говорил. Только шипели и урчали его фильтры. Яркая вспышка осветила адскую станцию дьявольского метрополитена, и грохот выстрелов, перемешанный с жужжанием и свистом от вращения стволов, привел Васнецова в чувство. ОНО стреляло не в него. Лавина пуль подобно урагану обрушилась на тварей, разрывая их на части и перемалывая в кровавый фарш.

Васнецов спрыгнул с перрона на пути и бросился прочь, в ту сторону, откуда пришел. Мимо сожженного состава. Прочь! На поверхность! Мимо промелькнула белеющая надпись «АД УЖЕ ЗДЕСЬ!» Значит, можно выбраться из этого проклятого заколдованного места?! Скорее! Прочь! На поверхность! Вон из метро!

Еще долго его догоняли разносящиеся эхом выстрелы пулемета, пока впереди не замаячила чернеющая дыра, за которой была ночная, скованная холодом Москва.

Николай сделал один-единственный выстрел в воздух, и всего через дюжину секунд из подвала на улицу выскочили люди, целящиеся в него из оружия.

— Это я! Васнецов! — закричал Николай сквозь свой респиратор. Сердце его все еще бешено колотилось. А разум был в плену у страха. И страх этот был вызван не только тем, с чем он столкнулся в московской подземке…

— Ребята, не подходите! Я, наверное, радиоактивный! — едва сдерживая слезы, закричал он. — Варяг! У тебя дозиметр! Замерь меня!

— В чем дело, Коля! Что за вид у тебя? Что случилось?! Откуда радиация?! — воскликнул Яхонтов, опустив автомат.

— Я был в метро!

— Что-о?!

— Мужики! Я был там! Я спускался в метро!

— Да ты совсем с ума сошел?! — закричал Варяг.

Сквернослов хлопнул себя ладонью по лбу и обреченно покачал головой.

— Беда, — пробормотал участковый милиционер и взглянул на одноглазого сына.

Тот пожал плечами.

— Может, и нет, — тихо сказал он.

— Коля, ты дурак, что ли? Зачем ты полез туда? Какого хрена? — продолжал негодовать Яхонтов.

— Варяг, ради бога, достань, пожалуйста, дозиметр! — умоляющим тоном крикнул Васнецов.

Искатель наконец подошел к нему и стал водить рукой с дозиметром вокруг облаченного в костюм химзащиты тела. Затем взглянул на дозиметр и покачал головой.

— Сорок шесть бэр. Ты труп, Коля.

— Что-о-о-о?!

— Да ничего. — Яхонтов усмехнулся. — Еще столько же, и заработал бы себе лимфому. А так, считай, отделаешься легким мордобоем с моей тяжелой руки.

— Варяг, я не понял!..

— Чего ты не понял, дубина? Жить будешь, я сказал! — рявкнул искатель и повернулся к Сквернослову. — Славик, залезь в луноход. Там под сиденьем, в белом ящике найдешь большую жесткую щетку и в пакете белый порошок. Дыбецкий, принеси, пожалуйста, с сыном пару ведер воды. Надо отмыть этого идиота.