Утро началось с мятного настоя и тревожного предчувствия. Манон натянула рабочий передник с вышитым логотипом лавки, заправила выбившиеся рыжие пряди в привычный, немного воинственный пучок и только собиралась повесить табличку «Открыто», как мимо окна просвистел голубь.
Он был серый, взлохмаченный, и с выражением лица, которое в магической классификации соответствовало уровню тревоги «на подходе дракон средней полосы» и по мнению Саймона, не предвещало ничего хорошего.
— Ставлю усы и левую лапу, сегодня всё пойдёт наперекосяк, — мрачно прокомментировал фамильяр, лениво растянувшись на витрине. — Голуби с такими глазами просто так не летают. Это либо налоги, либо магический апокалипсис.
— Ты драматизируешь, — вздохнула Манон, повесив табличку. — Может, он просто испугался соседской совы.
Она даже не успела выдохнуть, как дверной колокольчик зазвенел с особым надрывом.
Первым ввалился мужчина лет сорока. Его глаза были безумны, галстук набекрень, лицо покрыто пятнами, будто его обнимали пылающими руками.
— Срочно! Антидот! — прохрипел он, цепляясь за прилавок. — Она… она меня преследует!
— Кто? — Манон, сохраняя профессиональное выражение лица, подхватила его под локоть и аккуратно усадила в кресло.
— Жена! — задыхаясь, выдохнул он. — Бывшая! Кажется… снова нынешняя?
Манон прикусила губу и наложила на себя мысленный барьер от феромонной волны, проскальзывающей в воздухе. Затем без лишних слов налила ему в фарфоровую чашку густой настой из валерианы, хвоща, мелиссы и щепотки «Возврата в реальность». Пока он пил, она накапала под язык каплю антидота.
Через пять минут его глаза снова стали ясными, и он ушёл, пошатываясь, бормоча что–то про «проклятый город» и «глаза, как у медузы».
— Первый пошёл, — мрачно заметил Саймон, даже не открывая глаз.
Манон едва успела убрать чашку, как в лавку зашла пара подростков. Оба в школьной форме, с глазами, как у зачарованных статуй.
— Нам плохо, — хором сказали они.
— Мы любим друг друга, — добавил юноша, — хотя видимся впервые.
Манон уставилась на них, как на случай учебного пособия с пометкой «так делать не надо». Челюсть нервно дёрнулась, ладонь непроизвольно легла на живот, там всё скрутилось, как если бы она переела сладкого.
— Какой дурак дал вам зелье?
— Мы нашли его в шкафчике в раздевалке, — сказала девушка, щурясь. — И… ну… оно пахло клубникой.
— Это не клубника, детка, — пробормотала Манон. — Это плохая алхимия и чьё–то очень странное чувство юмора.
Она нейтрализовала эффект и раздала каждому по конфете с антипохмельным действием.
К полудню лавка превратилась в приёмный покой полевого госпиталя. Манон металась между шкафчиками, полками, полусумасшедшими клиентами и шипящей кассой, которая, кажется, тоже начала терять самообладание.
— Почему моя лавка стала филиалом госпиталя? — взвизгнула она, ставя очередную банку с противоядной мазью.
Саймон перевалился с боку на бок на подушке над прилавком.
— Я слышал, что пару дней назад на Стеклянной улице был магический выброс, а сегодня это. Видимо, госпиталь не справляется.
— Ага, и, конечно, все побежали ко мне, — буркнула она.
Но внутри у неё всё сжалось. Магический выброс… Значит, Кай, возможно, был там?
Она отвернулась, пряча выражение лица, даже если он был на месте, даже если работал, мог бы как–то дать о себе знать.
Впрочем, что она себе выдумывает? Он просто исчез. Как дым, как привкус на губах.
— Ты всё ещё ждёшь его? — спросил Саймон, уставившись на неё своими огромными глазами, в которых отражалось гораздо больше, чем ирония.
— Нет, — ответила она слишком быстро, потом добавила тише: — Конечно, нет.
Но рука её дрожала, когда она потянулась за следующей склянкой. Зелья она умела готовить идеально, но с собственной тоской справиться не могла.