Когда ведьма встречает инспектора (СИ)

Глава 12

Настроение Манон выровнялось, и она собиралась на встречу с Лео что — то мурлыкая себе под нос. Пошел в черту этот инспектор! Ее жизнь не остановилась на нем.

Она надела глубокое изумрудное платье с завышенной талией, украшенное расшитым шёлком. Юбка мягко струилась до пола, а кружевные вставки на манжетах выглядели почти неприлично по меркам Бюро. На плечи Манон накинула тёмно–синий пелерин, застёгнутый брошью в виде звезды. Волосы, подчинившись мановению ее рук, были уложены в изящный волнистый пучок с несколькими непослушными локонами у висков, а завершало это широкополая шляпа с вуалью. Тонкие кружевные перчатки украшали тонкие пальцы.

Манон просто напоминала себе, как это, быть ведьмой, специализирующейся на любовной магии.

Она знала, как надеть себя, невозмутимость, как надевают вечернее платье, но редко это делала. Бабушка часто ей повторяла: сначала тушь и заклинание для блеска в глазах, потом вуаль на эмоции, и только в конце улыбка. Главное не перепутать порядок.

Сегодня никакого инспектора и никакой ерунды, которая внезапно начинает биться в груди, когда она вспоминает его имя.

Сегодня она будет легка и прекрасна.

Когда Манон вышла в зал, Саймон заколотил по деревянному подоконнику хвостом, касса довольно хлопала своими лотками, а вот швабра обиженно спряталась в углу. Странно, на Кая она так не реагировала.

— Только не поздно, Манон, — сказал ей в след Саймон.

Манон появилась у чайной «Фрейлина и Пижон» с грацией ведьмы, у которой всё под контролем, кроме сердца. Сегодня она собиралась быть загадочной, весёлой и, желательно, не вспоминать инспектора с глазами цвета льда. Лео уже ждал, нервно поправляя воротник и протирая свои часы на цепочке белоснежным платком с монограммой.

Он улыбнулся так широко, что Манон, пожалуй, чуть–чуть поверила в возможность хорошего вечера.

— Вы сегодня… ослепительны, мадемуазель Обер, — сказал он, подавая руку. — Такое впечатление, будто вы прибыли из другого времени.

— Возможно, я действительно родилась в другом времени, — ответила она с мягкой улыбкой, — и просто задержалась в этом мире из–за незаконченных дел и неоплаченных налогов.

— Очаровательно! — Лео просиял. — Это звучит так… мифологически! Мог бы Гомер описать вас, у него бы всё сложилось.

— У Гомера был плохой почерк и тяга к чрезмерной драме, — парировала Манон, присаживаясь к столику. — Я бы его в лавку не взяла.

Они прошли к столику у окна, занавешенному тюлем с вышивкой магнолий. Официантка принесла чайник с ромашковым чаем и набор бисквитов, украшенных засахаренными фиалками. Манон молча выбрала самый маленький.

— Простите, — сказал Лео, нервно размешивая чай. — Можно один… чуть личный вопрос?

— Конечно, — вздохнула она, предвкушая что–нибудь о бывших, детских травмах или родительском проклятии.

— Ваши локти… они такие аристократичные.

Манон застыла, даже чай в чашке, казалось, остановил движение.

— Простите, что?

— Локти, — с благоговением повторил он. — Вы не представляете. Это редкость, такая геометрия! Почти барочная строгость, но с ренессансной линией мягкости. Прямо как на рельефах в музее Метамагии.

— Локти, — медленно повторила она, глядя на него, как на редкую форму пыли из погреба некроманта.

Он говорил о локтях, а ей вдруг подумалось, что Кай, наверное, в жизни не посмотрел бы на её локоть.

— Я… обожаю суставы. В эстетическом смысле, конечно! У меня есть коллекция моделей. Вы не против, если я зафиксирую положение? — он потянулся к внутреннему карману, откуда торчал тонкий альбом для зарисовок и карандаш.

— Лео, — выдохнула Манон, аккуратно ставя чашку, — если вы сейчас достанете циркуль, я, боюсь, превращу вас в мармелад.

— Понял, понял, — он поднял руки. — Простите. Просто… ваше запястье в этой перчатке идеал баланса, почти вызывающе.

Манон приложила пальцы к виску, чтобы убедиться, что ещё не потеряла рассудок.

— Знаете, у меня есть один очень интересный экземпляр, кажется, принадлежал маркизе де Травиньяк. Она делала зарядку с утяжелителями. И всё–таки, не могли бы вы слегка облокотиться на стол? Чисто эстетически.

Улыбка застыла на её лице, будто зелье превратило мимику в стекло.

— Лео… — начала Манон, сладко, как яд с карамельной корочкой. — Вы, безусловно, оригинальны. Однако мне срочно нужно вернуться домой. В котле у меня зреет зелье, которое при перегреве превращает лавку в источник романтической радиации. А вы знаете, как трудно потом вычесывать последствия?

Он потупился. Но не сдался.

— Понимаю… Но может быть, когда–нибудь, я всё же… увижу ваши лодыжки? Мельком.

Манон только улыбнулась и не спеша вышла. Улицы мерцали магическими фонарями, вечер дышал фиалкой и декадентским флером. Внутри неё что–то дрожало. Проклял ее все — таки этот несносный бюрократишка!