Когда ведьма встречает инспектора (СИ)

Глава 13

Город был в беспорядке.

Кай Тарейн шагал сквозь утренний туман по Стеклянной улице, не сбавляя шага. Визг торговок и нецензурная поэзия из окна второго этажа обрушивались на него, как грязный дождь. Пахло горелой карамелью, мокрым камнем и… отголосками зелья, слишком сладко.

Переулок слева дымился остаточными чарами. Кто–то явно пытался устроить пикантный хоровод прямо на мостовой. Пара мужчин, одетых исключительно в перья и ленты, обнимались под фонарём, с выражением блаженного одобрения к жизни.

— Устранить эффект, перекрыть артерию и опросить свидетелей, — скомандовал Кай, стараясь, чтобы голос звучал ровно, только челюсть слегка сжалась — предчувствие било тревогу в ритме сердца.

Он лично наложил контрзаклинание на колодец, из которого разносилось «Любовь победит!», и с тихим вздохом отогнал стаю очарованных почтальонов, исповедовавшихся бронзовой рыбе.

Это было слишком, даже для этого города.

Только на рассвете следующего дня Кай Тарейн смог вернуться в управление. Промокший до костей, уставший, с едва заметным подрагиванием в пальцах, но всё ещё безупречно собранный. Пиджак на плечах, галстук чуть ослаблен, уверенный шаг, стальной, как всегда, взгляд.

Только вот один рукав рубашки был смят, и он это видел. Раньше бы разгладил в первую же секунду, даже на бегу. Сейчас не стал.

Кай поспешно зашел в свой кабинет. Бросил пиджак на спинку стула, он принялся писать рапорт.

«Состав зелья нестабилен. Вариация неизвестна. Подпись мага не установлена. Предположительно подделка. Метод приготовления грубый, не соответствует стилю мастерской мадмуазель Обер.»

Он остановился. Рука зависла над бумагой, и он медленно дописал:

«Характерная формула не прослеживается. Интонация магии чужая».

Интонация? Он бы сам себя уволил за такую формулировку. Он поднял взгляд, посмотрел на стену, как будто там могла быть формулировка, которую он искал.

Грудь болезненно сдавило. На секунду перед глазами вспыхнула картина: лавка, залитая мягким светом. Флаконы, запах лаванды и розмарина, голос, полный язвительной нежности. Манон, опирающаяся на прилавок, и касса, звенящая ей в такт.

На краю листа стояло пустое поле для особых примечаний. Он раздумывал, прежде чем написать:

«Вероятность сознательного вреда со стороны владельца лавки низкая.»

Кай сгреб рапорт и пошел в сторону кабинета Ротенберга. Тишина в коридоре была вязкой. Стены управления дышали холодом камня и воском. Светильники на стенах потрескивали, как будто вспоминали, что должны работать круглосуточно.

Кай дважды постучал.

— Заходи, — донёсся хрипловатый голос.

Начальник сидел за столом, сгорбившись над бумагами, лицо скрыто в полутени, а пальцы обхватывали чашку с чаем, как будто тот был последним источником тепла в этом помещении.

— Это зелье Манон Обер? — спросил начальник без приветствия, даже не поднимая голову. Голос скрипел, как старое кресло.

Кай подошёл к столу, положил перед ним рапорт.

— Нет, — отчеканил Кай. — Химический состав другой. Энергетический отпечаток не совпадает. Сырьё нестандартное. Почерк грубый. Это подделка. Я уверен.

Ротенберг поднял глаза. Медленно откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Лицо у него было, как у высушенного филина с морщинами и непроницаемой хищностью.

— Тарейн, — начал он тоном, в котором звучал долг и раздражённая забота, — только не говори мне, что поддался на чары этой ведьмы.

Он встал, обошёл стол и упёрся в него кулаками, нависая над Каем:

— Я же тебя знаю. Я сам тебя на это дело поставил, специально, потому что ты Тарейн , потому что тебя ничто не берет, ни артефакт, ни взгляд, ни женщина.

Кай не отвёл взгляда. Он даже не вздрогнул, не моргнул, не выдал ни тени реакции. И всё же Ротенберг заметил, что внутри его лучшего подчиненного что–то сдвинулось безвозвратно.

— Это не имеет отношения к делу, — отчеканил Кай.

— Как раз имеет, — жёстко бросил Ротенберг. — Я все гадал почему ты до сих пор не подал рапорт, а ходишь туда все, что — то проверять.

Тишина между ними повисла натянутой струной.

Кай хотел бы ответить, как раньше, по инструкции, но не мог, уже не мог.

Он выпрямился и вдохнул:

— Она не виновата, — произнёс тихо, но твёрдо. — Это не её зелье. Я изучил ее подчерк. Это подделка.

Кай замолчал.

— Я лично… — он запнулся.

Слова застряли в горле. Он почувствовал, как у него сжимается грудь, будто кто–то прижал его к стене. Ему казалось, что язык не поворачивается назвать вслух то, что внутри давно уже горело. Он поднял глаза, и впервые говорил не по инструкции.

— … лично за неё отвечаю.

Ротенберг долго смотрел на него. В этом взгляде была и проверка, и память. Он знал Кая с юности.

— Лично? — повторил он.

Он отвернулся, медленно подошёл к окну. За стеклом расцветал туманный рассвет.

— Два дня. Ни больше. Вернёшься без доказательств, и я подпишу приказ на ее арест.

Он сделал паузу и добавил тише:

— Только учти. Если она сядет, ты тоже пойдёшь на допрос.