ГЛАВА 11. ЗАВЕЩАНИЕ

— Эй! Зачем надо было все сжигать, черт возьми?

Я кинулась к Йену, пытаясь отобрать у него свое одеяло, но тот с ухмылкой поднял руку и встал на цыпочки. Рассердившись, я ткнула его пальцем в плечо. Он скрючился, но вывернуться успел.

— Ать! — и оно полетело в костер.

— Ну ты и сволочь, Йен, — я поморщилась, когда черное облако копоти ударило прямо в лицо. Черт, что же за невезение? Куда бы ты ни шел, дым все равно идет за тобой. Противный, как некоторые… нехорошие личности.

— Да ладно тебе, — проводник обнял меня одной рукой за плечи и хорошенько встряхнул. — Я будто заново родился, девчонка, не надо делать такое мрачное лицо. В конце концов, скажи спасибо, что ты сейчас не в трауре!

— Знаешь, иногда я об этом только и мечтаю.

Я хотела по привычке разгладить складки на юбке, но потом с разочарованием и некой долей стеснения вспомнила, что на мне сейчас теплые кожаные брюки — настолько узкие, что, кажется, они уже стали моей второй кожей. Но Йен все равно был прав: в них даже удобнее. Однако я сейчас как будто стояла перед ним голой.

Тронув пальцами легкий шарфик на шее, я спросила:

— Ладно, штаны, но на кой черт мне такая куртка? Допустим, в ней не холодно, но она ведь ничего не прикрывает! И еще этот проклятый вырез…

Легкая светло-коричневая курточка с капюшоном, оббитым изнутри мехом, едва доходила мне до бедер, немного прикрывая поясницу, а верхние пуговицы вообще не застегивались. Почему? Да потому что пуговиц-то этих не было!

— Ты у нас теперь преступница, девчонка, — напомнил он мне, — и хоть лицо у тебя самое заурядное, но волосы все-таки необычные. Дала бы мне их перекрасить…

— Нет!

— Ну, вот и все, вопрос решен. Поверь мне, как мужчине, теперь на все, что у тебя выше плеч, всем стражам будет глубоко плевать, — он пару секунд промолчал. — Мне же плевать. Ай, все-все, молчу!

— Ты как всегда в своем репертуаре. Нельзя быть настолько…

— Пошлым?

— Вульгарным, — качнула я головой, не желая говорить это слово. — Теперь доволен? Сжег почти все наши вещи. А я их, между прочим, целыми днями из города таскала.

Йен пожал плечами и снова улыбнулся, наблюдая за огнем в нашем небольшом костре.

— Проводник никогда ни к чему не привязывается, девчонка. Мы что, будем таскать с собой твое одеяло? Интересно, на чьей же спине? Мой горб итак в последнее время перестарался, а ты свалишься от усталости в первые же сутки пути с твоими-то тощими ручонками. Я хоть и нахлебник еще тот, но смотреть, как ты убиваешься ради такой фигни, я не собираюсь.

— Спасибо, черт тебя дери, за такую заботу!

— Всегда пожалуйста. Кстати, как ножны? Удобнее?

Я кивнула. Теперь на моем правом бедре крепко висел тонкий кожаный ремень, к которому крепился мой клинок и крюк. Первый, кстати, теперь не приходилось по отдельности вытаскивать из обоих ножен: он удобно выходил сразу.

Вот только на кой черт мне нужны были вторые такие же на левой ноге, я понятия не имела.

— Держи, — Йен вдруг вытащил откуда-то два продолговатых и узких метательных ножа и протянул их мне. — Стальные. У каждого одно лезвие с серебряным напылением, а другое пропитано железом и солью. Любую тварь укокошит, надо только попасть прямо в сердце.

— И откуда ты их только берешь? — вздохнула я и как раз нашла для них место у левого бедра.

— Ты даже не представляешь, девчонка, откуда я только их не беру. Но говорить не буду. Мало ли, испугаешься, мне тебя потом откачивать.

— Иди ты.

— Кстати, о нашем дальнейшем пути. Я тут среди бумаг, заботливо притащенных тобой на растопку, нашел одно занятное письмецо, и ты не поверишь, кому оно предназначено.

Йен замолчал, выдерживая интригующую паузу, и я сдалась.

— Говори уже, елки-палки.

— Мне. Да, да, не делай такое удивленное лицо, девчонка, у меня начинается несварение. К ни странно, оно предназначалось именно мне. Даже не представляю, как удачно, что оно все-таки дошло до адресата.

— Но кто мог знать, что мы остановимся в этом городе?

— Знала бы ты меня получше, могла бы догадаться. Моя заботливая сестрица, которая, как я уже говорил, меня ненавидит, прислала мне весточку из своего замшелого замка на окраине Карантании у задницы сего прекраснейшего мира и срочно требует меня к себе по особому делу. По какому, спросишь ты. Я же отвечу: один Холхост ее знает. Она долбанутая на всю голову.

Я скорчила гримасу. Замка?

— Не знала, что вы богаты, господин Рейнгольц.

— Ох, девчонка, в твоих устах это прекрасное имя звучит просто отвратительно! — он поморщился. — Сделай одолжение: больше меня так никогда не называй. И богат не я, а моя сестра. Так уж получилось, что она благополучно выскочила замуж за одного пузатого дядьку из Совета, а через несколько лет старичок удачно скончался, оставив все свое состояние молодой жене. Зная Еву, я предположу — нет, я уверенно заявляю! — что помер он не просто так.

Куда ни плюнь, а в его родословной одни только смерти. Я хотела ляпнуть лишнего, но успела защелкнуть зубы на языке и не напоминать ему о больном, однако зоркий проводник заранее заметил мой вопрос.

— Хочешь спросить, почему я всех их убил, а Еву оставил в живых?

Я кивнула.

— Были причины, — тихо прошептал он, наблюдая за закатом. — Одна из них заключается в том, что я ее люблю. Вот так, девчонка, — любовь мешает нам делать то, что должно, а мы просто обязаны отрабатывать денежки. Одно меня беспокоит сейчас больше всего.

— И что же?

— Если бургомистр сдох, кто мне заплатит за разрушенный город, а?

* * *

Естественно, заново ходить он за это время все равно не научился, поэтому пришлось нам сделать Йену надежную трость, которую он не смог бы сломать. Плюясь и сыпля проклятиями направо-налево, он все-таки угрюмо поплелся за мной, когда я, разозлившись, оставила его одного у озера, а сама пошла дальше.

— Слышь, девчонка, иди ты медленнее, я за тобой не успеваю.

— Угу. А кто еще минут десять назад говорил, что все в порядке?

— Пошутил я. Просто шутка, чего ты опять взъелась? Ну, не заставляй бедного умирающего проводника страдать перед смертью. Хочешь, на коленках буду умолять, в ножки кланяться?

Я остановилась и развернулась на каблуках, скрестив руки.

— А что, давай.

Честно говоря, я думала, что он сейчас опять отбрехается, но, к моему величайшему удивлению, он тут же свалился на колени и стал биться головой об землю, причем специально стукаясь лбом об твердую промерзшую почву, чтобы был слышен характерный гулкий звук.

— Святая Райна, Йен, хватит!

— Вот и договорились, — проводник с ухмылкой поднялся на ноги, держась за трость, и стряхнул с лица налипшую землю. — А теперь почапали. Ночь — идеальное время для прогулок, ты не находишь? Она такая… загадочная. Стой! Фу, чуть на дерьмо собачье не наступила. Внимательнее надо быть, однако.

Я встала слева от него и теперь стала внимательнее смотреть, на что наступаю.

— Однако надо было днем идти, а не ночью, — моему недовольству не было предела.

— Итак слишком долго прохлаждались. Тем более у меня есть одно дельце, надо только добраться до ближайшего городишки. Ах да, и напомни мне проверить, все ли там живые.

— Обязательно.

Первый день пути прошел более-менее сносно. Повезло, что наш «веселый» проводник не сжег в костре и нашу еду с водой, иначе бы мы точно застряли где-нибудь между владениями Второго и Третьего правителей — там, как я слышала, к путникам относятся очень хорошо. Да так хорошо, что легко могут отрубить руку или ногу, посчитав, что ты, допустим шпион. Ну, а что он здесь шляется-то? Повезет, если не узнают, что Йен — проводник, иначе висеть нам на виселице и кормить ворон.

К вечеру я уже валилась с ног, и несмотря на то, что в новой одежке все-таки было теплее, чем в одном платье, предвестники зимних холодов продирали до самых костей. Йену, конечно, было намного хуже, но он не подавал виду, вот только к концу болтать стал меньше, да и все.

Болтал он, как всегда, о многом, но о себе — никогда. Я вообще думаю, что он и про семью-то свою мне рассказал только потому, что принял на душу несколько рюмок и обкололся Эрином как еж иголками, но в его нынешнем состоянии пить опасно, и только проводник находил по дороге «интересного» собеседника с парой лишних бутылок вина, я сразу же все у него отбирала. А он, к счастью, не так уж и возражал, что, без сомнений, невероятно странно.

Ночью мы по привычке нашли небольшую полянку у леса и развели костер. Йен сел спиной камню, и я пристроилась сбоку, чтобы окончательно не простудиться, так как пот лил с меня ручьями, а с запада тем временем начал надувать холодный осенний ветер.

Он вытащил из мешка кусок вяленого мяса, булку и немного сыра, сложил все это в один бутерброд и протянул половину мне.

— Слышь, девчонка? — нарушил он долгое молчание.

— М-м?

— Расскажи о своей семье.

Я вздохнула. Интересно, чего это он вдруг заинтересовался моей семьей? Сколько дней путешествуем вместе, он ни слова, а тут на тебе. Но рискнуть я все же решила. Да и чего тут скрывать? Это ведь не вселенская тайна.

— И что именно ты хочешь узнать?

— Ну-у-у, — протянул он, разглядывая звезды. — Кроме родителей у тебя кто-нибудь есть?

— Не-а. Была тетка, несколько дядь и еще какая-то кузина, но все они уже давно мертвы.

— Вот как? И как умерли? — тут же спросил Йен.

— С чего это вдруг такой интерес к моей родословной, а? — ткнула я его в бок плечом, но вспомнила, что у него еще три незатянувшихся раны и все еще сломано ребро. — Одна, со стороны мамы, лет пять назад в озере утонула. Одна жила. У нее коза сбежала, вот она за ней и в мороз и поперлась, а там не заметила, какой лед тонкий, и провалилась.

— И никто не помог?

— Говорю же: одна жила, в глуши, кто ей поможет? Кричала, наверное, выбраться пыталась, вот только русалки на дно утащили-таки.

— Русалки не утаскивают одиноких теток, девчонка.

— Знаю. Говорят так просто. Вообще, не цепляйся к словам!

Он кивнул. Серьезно кивнул, задумчиво.

— Ясно. А с кузиной что?

— У мамы брат был. Раньше — ну, до того, как они с папой поженились, — она с ним жила и с его женой, так вот у них дочь была. Наверное, года на два-три старше меня. Жили нормально, но как мама от них съехала, они как будто с цепи сорвались. Брат ее однажды напился ночью и случайно дочь свою придушил подушкой. А жена его как это увидала, набросилась на него с ножом. Они друг друга и порешили. Последний, отца брат, на Эрин подсел, почти сразу же и умер. Вот и все.

— М-да. Так ты поэтому взъелась, когда у меня, ну, следы увидела?

— Ага. И еще страшно было.

Йен усмехнулся.

— Неужто за меня?

— Мечтай, — соврала я. — Просто если ты на тот свет отправишься, куда же я денусь? Из всех городов я знаю только Суцито, но туда, черт возьми, мне путь заказан.

— Правильно рассуждаешь. В каждом деле нужна только голова, а все остальное подождет.

— Так, я тебе все рассказала, теперь твоя очередь. Давай-давай, я ведь ни черта о тебе не знаю, кроме того, что ты алкоголик, да еще и наркоман. Начнем, пожалуй, с дальних.

Он рассмеялся.

— Э-э-э, нет. Мы так не договаривались, девчонка. Я спросил — ты ответила, а то, что ты не поставила условия, это уже не моя проблема. Просто ты дура.

— Ты поосторожнее, я ведь и сдачи дать могу.

— Пф-ф-ф, — Йен скорчил гримасу. — Даже в моем нынешнем состоянии я легко тебя уложу на обе лопатки, — он на секунду задумался. — Как бы это ни двусмысленно звучало. Ладно, все, молчу-молчу, хватит уже меня избивать! Раз уж на то пошло, негоже мне отказывать девушке. Все-таки нам еще работать в месте, так или не так?

Я в подтверждение его слов согласно кивнула. Хорошо хоть не вспоминает больше о смерти, и на том спасибо.

— Ну, сразу скажу, что дальних родственников у меня нет. Или есть, но я о них не знаю, и могу поклясться, что и они обо мне тоже ни слухом, ни духом, так что это не считается. Отец был сиротой. Работал каким-то там политиком в Северной Голиции…

— Где-где?

— В Голиции. Северной. Ай, не заморачивайся, такого государства уже давно нет, так что не важно это совсем. Там познакомился он и с мамой. Она, кстати, тоже сирота, вот так вот совпало. Мать была белошвейкой, но как Голиции не стало, так мы всей семьей переехали в Дэн. Сначала перебивались, чем могли, а потом дела, вроде как, наладились. Отец стал товаром разным торговать, поэтому мы с ним часто путешествовали, а брат с сестрой все время дома оставались с мамой.

— А когда ты стал проводником? — я боялась, что он снова замолчит, но решила спросить.

Йен вздохнул. Несколько секунд он молча помешивал в костре угли, а потом продолжил:

— Отец тогда вез тарантурский шелк тогдашнему Шестому Владетелю — да, жили мы не так-то бедно, — ну, и я с ним увязался. А чего еще делать-то было? Я ненавидел оставаться дома, не любил ничего, что с ним связано. Признаться, и маму-то я не очень любил. Была она какая-то… не моя, в общем. А вот сестренка моя и брат наоборот все время с ней таскались. Так вот заказ-то был не хухры-мухры, а дорогущий, и пришлось отцу охрану нанимать, а тогда проводники какие были? Им только заплати, они тебе что угодно сделают, ведь не родились еще такие идиоты, которые против них начали бы законы строчить.

— Он и стал твоим учителем?

— Не сразу. Да и вообще их было трое, и как только мы доперлись до Владетеля, то сразу же с ними распрощались.

— Но как тогда?..

— Стой, — Йен поджал губы. На его лице заиграли желваки. — Чтобы ты поняла, сначала я должен рассказать, почему я… почему они все погибли. Но обещай мне, что поверишь на слово и… поймешь. Обещаешь?

Я сразу же кивнула. А что? Все равно хуже уже не будет.

Йен уже открыл рот, чтобы все рассказать, но внезапно за нашими спинами в лесу хрустнули ветки. Мы сразу же вскочили на ноги и уставились на темные силуэты деревьев, на которых гуляли танцующие блики огня.

— Что это? — сглотнув, спросила я.

— Без понятия, — таким же шепотом ответил мне Йен. — Но проверить однозначно стоит.

Он вытащил свой железный кинжал, и мы медленно двинулись в сторону источника шума, внимательно озираясь по сторонам. После ночи оживших мертвецов мне что-то не хотелось снова попасть в их лапы.

Проводник беззвучно скрылся в полутьме чащи, и я пошла за ним. Правда, не так уж беззвучно, ломая буквально каждый сук, попадающийся мне по дороге. Черт, и как ему только это удается?

В лесу мы не нашли ничего. Тот, кто был здесь, уже скрылся, или это просто пробежала какая-нибудь безобидная зверушка, так что пришлось возвращаться обратно ни с чем. Но то, что ждало нас там, перепугало меня до чертиков.

Я сглотнула, сжимая в руке рукоять своего клинка.

Йен медленно присел у нашего камня, измеряя кинжалом размер длинного и узкого когтистого следа, и тихо присвистнул.

— Предлагаю нам отсюда по-быстрому свинтить. Ты как, девчонка, не против?

— Не-а, — тут же мотнула я головой.

* * *

— И что это было? — спросила я чуть позже, когда мы отошли от нашей стоянки на приличное и, как предположил Йен, безопасное расстояние и не подходили больше к деревьям.

— Холхост ее знает, что это за тварь была, я еще такой лапищи не встречал. Что-то назревает, девчонка, и я однозначно не хочу в этом участвовать и тебе не желаю… Да не бойся ты: если она за нами увязалась, то себя раньше времени не выдаст и на чистую поляну не выйдет, так что пока можно расслабиться.

— Вот только когда наступит это время?

Проводник пожевал губу.

— Например, когда мы спим. Подкрадется к нам и аккуратненько так глотки и перегрызет. Да, ты права, спать надо по очереди. Чур, ты первая.

— Эй! — возмутилась я, но поздно: Йен уже лег на землю и, подоткнув под голову мешок, стал демонстративно храпеть. — Ты хоть не храпи, что ли. Переигрываешь же.

В ответ он стал храпеть еще громче, и я, вздохнув, уселась рядом и с опаской оглядела травяной холм, на который мы забрались. Отсюда все видно было просто прекрасно, но вот тот лес слева все еще мрачно глядел прямо на нас.

Я вздрогнула. Да уж, повстречаться с таким чудовищем мне совсем не хотелось, так что пришлось оставаться на стреме.

Черт, вот же западло! Он мне почти все рассказал, а тут этот монстр! Мое любопытство не давало мне покоя, так что все следующие три часа я провела, ерзая на мягком месте. Могу поспорить, завтра он ни черта мне не расскажет. Что я его, не знаю, что ли?

Находясь в глубоких раздумьях, я сама не заметила, как заснула.

— Кхм, девчонка.

— М-м?

— Я, конечно, понимаю, гормоны, вся фигня. Но не могла бы ты с меня слезть? Дышать… тяжело, — внезапно прохрипел мне знакомый голос в самое ухо.

Я как ошпаренная тут же вскочила на ноги, едва понимая, что происходит. Волосы стояли торчком, видимо, пытаясь пародировать одуванчик, от губ тянулась струйка прозрачной слюны, куртка вообще расстегнута, а рубашка…

— Черт!

— Во-во, и я про то же.

Наконец, проснувшись и поглядев на Йена, я, не сдержавшись, расхохоталась.

— Чего ты ржешь, я никак понять не могу? — проводник со стонами перевернулся на бок, а потом сел, поправляя одежду и волосы. — Придавила меня, Холхост тебя побери, еще и ржет тут. Ну-ну. Тебя, блин, только на страже и оставлять, девчонка.

— Прости, — я прикрыла рот ладонью, но тут же снова прыснула.

— Пошли уже, е-мое, — обиженно заявил он.

— А завтрак?

— В дороге завтракать будешь. Наказана ты.

— Я же извинилась!

— А я сказал: нет тебе прощенья! И застегнись. Развалилась тут, понимаешь ли!..

Весь день он только и делал, что бурчал под нос и ходил с таким видом, как будто я на нем не уснула, а придушила его любимого кота, о котором он заботился всю свою жизнь. Не знаю, откуда у него взялись такие перепады настроения, но это порядком бесило. В конце концов, ему — да неужели! — надоело строить из себя обиженную принцессу, и он взялся за мое обучение. Взялся основательно, так что уже через четыре часа я искренне пожелала, чтобы вернулся ворчливый старик-Йен, а не этот больной садист.

— Руку выше подними, девчонка. Твоя подмышка так и кричит: ударьте кто-нибудь меня ножом!

Я сплюнула и остановилась, пытаясь отдышаться. Пот ручьями заливал глаза.

— Какая разница? Это всего лишь подмышка! — фыркнула я.

— Во-о-от как?

Без лишних слов Йен медленно подошел ко мне и с размаху ударил рукоятью своего костяного ножа мне в область плеча. Правую руку пронзила резкая боль. В глазах на секунду все померкло, и я мешком свалилась на землю.

— Сволочь, — выдохнула я, даже не пытаясь подняться. Нет уж, на сегодня с меня хватит. — Что еще придумаешь? Ты еще только воду на мне не возил, измывался как мог!

— Что поделать, умею я расположить к себе людей, — пожал он плечами. — Ладно, так уж и быть, пожалею. Хотел бы сказать, что справилась ты неплохо, но это было просто ужасно. Серьезно, а если тебе придется прикрывать мне спину, девчонка? И сама подохнешь, и меня за собой утянуть хочешь? Ну уж нет, я тебе так просто не дамся!

Он внезапно повернул голову к западу в сторону тракта и крикнул:

— О, смотри-ка, коняки подъехали. Побежали, еще можем успеть!

С этими словами Йен закинул наш мешок на плечо и припустил вниз с холма, мчась так, как будто не его только полторы недели назад едва не укокошили. Гляди-ка, даже трость свою забыл.

А я… А что я? Простонав и повалявшись немного на холодной траве, я поняла, что он возвращаться за мной не собирается, и поползла следом, едва волоча ноги и поднимая голову.

* * *

— Ух, едва успели, — выдохнул Йен, усевшись в кресло. — Содрал целый серебряник, сволочь, падла. Упыря на него нет, урод вонючий!

Я украдкой огляделась. Несколько вполне себе молоденьких дам и одна с виду злая старушенция ошарашенно поглядели в нашу сторону, а двое статных мужчин в солдатской форме лишь покачали головами.

— Все, народ, цирк закончился, до свидания! — махнул им рукой Йен и повернулся в мою сторону. — А ты, девчонка спи давай. Когда доедем до города, я тебя разбужу. Ужас же! В твои мешки под глазами уже можно мелочь заворачивать, авось вырастет!

Сил спорить у меня не было, да и спрашивать, на кой черт нам опять понадобился город, я тогда не додумалась, так что просто откинулась на спинку мягкого кожаного кресла и закрыла глаза, мгновенно засыпая.

* * *

Очнулась я, к своему величайшему удивлению, в постели, до шеи укрытая толстым теплым одеялом и в одной нижней рубашке. Все мои вещи аккуратно были сложены на небольшом трехногом табурете по левую руку от кровати, а за окном медленно наступал рассвет, и галдели долбаные петухи, от которых в голове трещало и звенело лучше любой копилки.

— Черт, — пробормотала я и провела ладонью по лицу, пытаясь вспомнить, что было вчера. Я помню, как уснула в дилижансе, но, хоть убей, в голову никак не приходило, как мы добрались досюда.

Откинув одеяло в сторону, я медленно села, едва не вскрикнув от неожиданности.

У кровати, свернувшись клубком и подложив под голову руки, крепко спал Йен, сжимая в руках свой серп. Похоже, с оружием он решил теперь не расставаться даже во сне, и я удивилась, как это он еще не отрубил себе нос, но, когда проводник мельком лизнул самый кончик острия языком, все сомнения отпали. Просто он дебил, а дебилам, как говорится, везет.

Я босыми ногами ступила на прохладный деревянный пол и на цыпочках подошла к окну, боясь разбудить Йена. Все тело ужасно болело, и мышцы саднили, но на душе, как ни странно, было тепло и ясно, как будто из меня только что выбили всю пыль как из застарелого шерстяного ковра.

Тем временем там уже вовсю кипела жизнь.

Люди носились туда-сюда по мостовой с сумками и мешками. Матери тягали детей по лавкам, покупая им в отместку сладости, пока мужья мирно покуривали табак в сторонке, с серьезными минами общаясь друг с другом.

Старики и старухи, словно боясь пропустить секунду-другую своей жизни, сидели на лавках и громко обсуждали прохожих, щелкая почти беззубыми челюстями семечки, а вокруг них хлопали крыльями воробьи, мирно чирикая и дразня разленившихся кошек, которые уныло глядели на них своими желтыми глазами с крыш и подоконников.

Я уже собиралась открыть окно, но потом передумала. Жизнь жизнью, но вонь-то никогда никуда не девается, хоть они тут сто канализаций откроют. Что поделать, всегда есть обе стороны нашего существования.

Внезапно ноздри забились приятным ароматом трав и свежего мяса.

Желудок в ту же секунду недовольно запротестовал, громко выступая против булочной диеты, и ноги сами собой пошли к двери.

Я толкнула ее от себя, едва не столкнувшись нос к носу с приземистой невысокой женщиной в белом фартуке, покрытом слоем жирных разводов.

— А я все думала, когда вы проснетесь, — тепло улыбнулась она, и я на секунду подумала, что все еще сплю. Ну, не может все быть так хорошо! Утро добрым не бывает, это я по себе знаю.

Я потерла глаза.

— Давно мы здесь?

— Да нет, — она махнула лежащим в ее руке полотенцем, все больше разнося по комнате манящий запах свежей еды. — Йен принес тебя вчера вечером. Через весь город тащил, умаялся! Говорит, будить не хотел.

Будить не хотел? Ха! Да я скорее поверю, что мы снова оказались в мертвом городе! Хотя, конечно, проверить надо бы, а вдруг и правда — снова…

— Йен? Так вы его знаете?

— Ага, а как же! — женщина твердой рукой отодвинула меня в сторону и тихо прошла к дальней стене комнаты, водружая тяжелый поднос на хлипкий тощий стол, который в ответ жалобно скрипнул, но сразу рассыпаться не стал. Видимо, решил устроить сюрприз. — Он у нас в прошлом году домового ловил. Хороший человек! Честный, не то что некоторые. Правда, беспутный немного, но эт ничего, со временем уйдет. И этих шрамов ужасных у него не было, — вздохнув, она снова мне улыбнулась. — Вы как пришли, заперлись в комнате и не выходили больше, да мы и беспокоить не решили. Думали, мало ли…

— Нет! — скрежетнув зубами, воскликнула я, но тут же умолкла, заметив, как Йен начинает недовольно ворочаться на боку. Вот что они все пристали-то, а? — Мы просто… коллеги, — вспомнила я, наконец, странное слово.

Хозяйка пожала плечами.

— Ну, ясно, разве мне дело есть? Я вот как услышала, что вы проснулись, так сразу свежего и принесла, как просили.

— Спасибо.

— Ага, — она кивнула. — Ну, пошла я. Вы, если надо чего, зовите, я внизу или на кухне.

— Обязательно.

Честно говоря, мне не терпелось ее скорее выпроводить, чтобы заняться поеданием вот той аппетитной курочки, на которую я уже положила глаз, но хозяйка уходить, видимо, пока не собиралась. Пару минут потоптавшись на месте, она поглядывала то на меня, то на спящего Йена, желая продолжить разговор, однако потом, наконец, прошла к двери и молча скрылась на лестничном пролете.

Только она ступила за порог, захлопнув дверь, я тут же накинулась на еду. Наверное, со стороны я смотрелась как натуральная голодная свинья, чавкающая и разбрасывающая вокруг себя объедки, но мне действительно ужасно хотелось отведать нормальной домашней еды, а не эти пресные ведьминские булки с сухой проточной водой (как ни уговаривал меня Йен, а спиртное я пить все равно не согласилась).

Курица зашла на отлично. Затем за ней в мой ненасытный желудок отправились вкуснейшие говяжьи котлетки, несколько пирожков с капустой, тарелка с вареным тестом и пара маленьких штруделей, кажется, с джемом внутри.

Уминая последний пирог и удивляясь, как в меня все это влезло, да еще и с двумя кружками сидра, я заметила в углу промелькнувшую маленькую тень.

Взобравшись своими маленькими лапками по ножке стола, отъевшаяся на местных харчах серая мышка уселась на углу и глянула на меня своими черными глазками-бусинками.

— Кыш отсюда, — шикнула я на нее, но та даже не сдвинулась.

Я хотела смахнуть ее рукой, но мышь вдруг вздрогнула и мешком свалилась вниз, напоследок жалобно пискнув. Поперхнувшись от удивления, я отодвинула стул назад и заглянула под столешницу. Мышь не шевелилась. Мышь была мертва.

— Чем это ты ее? — ошарашенно пробормотала я проснувшемуся Йену.

Проводник пожал плечами и с хрустом размял спину.

— Животина, чего с нее взять? Испугалась и померла. Сердечко маленькое, сердечко не железное.

— Не может же она так сдохнуть!

— Может, не может, — он поморщился. — Мы что, еще спорить будем, как всякие твари сдыхают? Оденься лучше, сейчас к нам подойдет весьма «уважаемый» человек. И умойся. Ну и рожа у тебя, вся в жире!

Недовольно фыркнув, я все же вытерла рот и руки свисающим со стола полотенцем, а потом, едва держась на ногах от веса набитого живота, добралась до кровати и стала одеваться.

— Девчонка.

— М?

— Ты это, писать умеешь?

Я кивнула.

— Вот и отлично, — он достал из-за пазухи тщательно сложенный квадратиком кусок желтоватой бумаги и небольшую черную ручку с колпачком. — Садись, сегодня однозначно твой день!

— Почему это?

Йен вздохнул. На секунду мне показалось, что он не знает, что сказать, но потом проводник, покусывая нижнюю губу, все же ответил:

— Обычно это делают после хотя бы полугода обучения, но мы с тобой прошли уже через многое, и я думаю, что сегодня именно тот самый день…

— Знаешь, — перебила его я, сдерживаясь от смеха при виде его задумчивого лица, по которому гуляли красные пятна. — Звучит как предложение. Ты, надеюсь, не?..

— Упаси меня Холхост, девчонка! Я еще не совсем обезумел, чтобы жениться в самом расцвете сил. Я говорю, что настала пора нам подкрепить наш договор чем-то более весомым, чем просто слова.

Я накинула куртку.

— Давно пора. Не верю я тебе. А вдруг ты втихаря мою долю себе забираешь?

— Кстати, неплохая идея. Как же я сам не догадался? — воскликнул он, но между делом, усаживая меня за стол. — Итак, готова?

Взяв в руки ручку, я кивнула. Вообще я не помнила, когда в последний раз выводила буквы на бумаге, да еще и ручкой, а не пером, но только мои пальцы сжали гладкую округлую деревяшку, как все в один миг вернулось.

— Начинаем. Пиши. Я, Адам Рейнгольц… Стой, чего ты ржешь?

Я утерла проступившие слезы.

— Адам? Серьезно? Интересно, и почему же ты не называешься настоящим именем?

— Да не Адамм, а Амдам, девчонка! Написала? Я, Адам Рейнгольц, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю… Чего опять случилось, Холхост тебя побери?

Облизнув засохшие губы языком, я отложила ручку и повернулась к нему. Вся радость испарилась — ее будто высосали из воздуха, и взамен снова вернулась беспокойство.

— Что это?

— Завещание, что ж еще-то? — с абсолютно спокойной миной ответил проводник. — Не делай такое кислое лицо, Ольха, у меня в животе вчерашний кефир киснет. Обычное такое завещаньице в одном экземпляре. Была б у тебя за душой хоть копейка, ты бы его тоже писала.

— Зачем? — удивилась я.

— Ты моя помощница, правильно? — я кивнула. — Я твой учитель, верно? — мне снова пришлось кивнуть, хотя смысл его слов пока до меня не доходил. — Если погибнешь ты, со мной ничего плохого не случится. Ну, поплачу немного, да напьюсь — невелика беда. Но вот если судьба опять повернется ко мне задницей, и я, наконец, отправлюсь в мир иной, это будет нечестно.

Я взглянула в его глаза. И снова этот взгляд обреченного, как будто он знал, что скоро ему конец, и неумело пытался это скрыть. Я, конечно, была польщена его заботой, но мне надоело. Его ночные кошмары порядком раздражали, однако такой его вид донимал еще больше.

— Не-а, даже не проси, девчонка, — он усмехнулся. — Знаю я этот взгляд, и мой ответ: нифига я тебе не расскажу! В конце концов, должны же быть свои секреты у уважающего себя проводника? Пиши!

Стиснув зубы, я продолжила писать, едва за ним поспевая.

— Завещаю все свое движимое и недвижимое имущество Ольхе… Как там тебя по фамилии? Ах, ну да, ты ж у нас Ольха Батьковна. Короче, пиши «ученице моей Ольхе», так понятней будет, — я думала, что он закончил, но Йен пару секунд помолчал, и снова вернулся к своему завещанию. — Включая: один дом в Дэне, записанный на мое имя; один дом с амбаром, записанный на имя Генри Ллойда; мастерскую на третьем этаже швейной фабрики «Уберто»; комнату в гостинице «Южный ветер» на третьем квартале Митиса и заброшенную ферму в Дызине.

Я присвистнула.

— А кто-то говорил, что проводник не должен ни к чему привязываться!

— Ни к чему не привязываться, и что-то иметь — разные вещи, — тут же парировал он. — В любом случае, девчонка, будь благодарной. Конечно, это в том случае, если ты не решишься меня за мое добро кокнуть. Кстати, надо как раз указать это в условиях. Знаю я вас… женщины, сначала глазки строите, а потом обдерете до нитки.

Хотела я ляпнуть что-нибудь язвительное в ответ, но воздержалось. Внутреннее чутье мне подсказывало, что говорит он по своему опыту. Неужто у нашего Йена неразделенная любовь? Ха! Разбитое сердце?

— Теперь распишись. Просто чиркни свое имя, этого хватит. Отлично, — он вздохнул. — Ладно, пошли. Спустимся вниз, я как раз позавтра… Хм, уже пообедаю. А там и один уважаемый человек подойдет, чтобы сей документ заверить.

Йен забрал у меня свое завещание, и мы вместе с ним спустились вниз.

К сожалению, этот постоялый двор совсем не напоминал нашу прошлую стоянку. Ну, да, за исключением того, что люди здесь были тоже мертвые — до такой степени, что некоторых даже тошнило на самих себя.

Я боялась, что с моим новым облачением и оружием проводника, которое тот даже не пытался скрывать, нас тут же повяжут, но люди только обеспокоенно косились в нашу сторону и молчали.

Йен внезапно остановился и взял меня за руку, крепко стиснув запястье.

— Этот человек, — тихо прошептал он, буравя взглядом дверь, — совсем не уважаемый, девчонка. Он мразь, каких еще найти надо, и любит пользоваться людьми. Тихо стой себе в сторонке и не вмешивайся. Даже рта не раскрывай, поняла?

— Тогда зачем ты его пригласил? — удивилась я.

— Нужна его печать, вот и все. Ради такого можно лишний раз потерпеть. Я-то сдержусь, но ты, девчонка, иногда с катушек слетаешь. Башкой думать надо… Вот, как раз свободный столик.

Мы пристроились у окна. Йен подозвал молоденькую официантку, прошептав ей на ушко с хитрым видом несколько слов, после которых та зарделась и покраснела так, что стала похожа на переспелый помидор. Вот сволочь!

Но, как оказалось, Йен всегда все делает с умыслом. Уж не поверю, что такой огромный кусок свиной отбивной и так быстро достался ему по чистой случайности.

Я поморщилась, когда он с жадностью прямо зубами вцепился в сочащийся маслом кусок мяса, даже не используя ни вилку, ни нож.

— Чево? — на секунду оторвавшись от своего интересного занятия, он поднял голову и взглянул на меня.

— Ничего-ничего, — тут же мотнула я головой. — Ты продолжай, не обращай на меня внимания.

— Угу.

Вдруг открылась дверь. Я вздрогнула от внезапного хлопка, походящего на выстрел пистолета, а Йен рывком встал на ноги, опрокинув стул.

В проеме, освещаемом тусклым светом солнца, появилась высокая худая фигура в черном как смоль плаще, поверх которого ясно был виден яркий золотой крест с закругленным верхним концом, подвешенный на серебряной цепочке — такой же, как у Йена на фляге.

— Это он? — шепотом спросил я Йена, и тот кивнул.

Мужчина холодным взглядом своих стеклянных карих глаз оглядел корчму, а затем его взгляд остановился на нашем столике. Без лишних слов он проплыл — да, именно проплыл, так как нижние полы плаща скрывали ноги, а больше он особо не шевелился — к нам и сел на стул слева от меня, вообще не обращая на меня никакого внимания.

Йен стиснул зубы. Я видела, как сильно он волнуется, но совсем не понимала, в чем, черт возьми, кроется проблема. Проводник молча поднял стул и медленно сел, не торопясь возвращаться к трапезе.

Я покосилась на странноватого мужчину ростом с целый двухметровый шкаф, от чего походил на богомола в человеческом обличье.

Что касается возраста, то на вид я дала бы ему лет тридцать, но его кожа, гладкая и серая как камень, казалась такой идеальной, будто вообще не старела, а угловатые осунувшиеся черты лица и темные круги под глазами придавали ему вид настоящего ангела смерти. Со стороны он выглядел нелепо, но я буквально кожей чувствовала исходящее от него гнетущее чувство мрака.

Внезапно его тонкие бледные губы цвета могильного камня дрогнули. Их уголки медленно поплыли вверх, и я с некой долей удивления поняла, что он улыбается.

— Так-так-так, — я вздрогнула от его неожиданного стеклянного шепота, — кто тут у нас?

Я, сглотнув, медленно перевела взгляд на Йена. Я видела, как он изо всех сил пытается скрыть — не страх — настоящий ужас, но ему это вряд ли удавалось. Сейчас он выглядел как нашкодивший пес, щенячьими глазами глядящий на хозяина, но втайне ненавидящий в нем все живое.

— Неужто наш старый добрый Адам? Жив еще, мальчишка? Я удивлен.

— Меня зовут Йен, — сдавленным голосом ответил тому проводник.

— М-м-м, — лицо его исказилось, он нахмурился и поцокал языком. — Нет-нет, Адам, и откуда ты только взял себе это отвратительное мерзкое прозвище? Знаешь, оно настолько гадкое, что подходит разве только для проститутки из Подземья, готовой отдаться за один ломаный грош. Хотя… разницы между вами все равно никакой.

Йен напрягся. Вены на его лбу вздулись от напряжения, но он не шевельнулся.

— Давай вернемся к делу, — предложил он, но мужчину в черных одеждах эти слова не заинтересовали вообще.

— Как поживает твоя семья, Адам? — его улыбка, походящая на безобразный шрам, стала еще шире. — Как мамочка с папочкой? А твой милый маленький братец? Ах да, совсем забыл, — мужчина качнул головой, — ты же их всех убил, так? Или я что-то путаю?

— Так, — выдавил из себя Йен. — Все… предельно правильно.

Я внутренне сжалась. Я не знала, что делать. Он приказал мне не вмешиваться, но сидеть просто так я тоже не могла и поэтому… просто сдвинулась правее, желая оказаться как можно дальше отсюда. Проводник, на секунду переведя взгляд на меня, одобрительно кивнул.

— Сейчас, наверное, идешь к своей дорогой выжившей сестренке? О, можешь даже не отвечать. По твоим заплывшим от алкоголя красненьким глазкам все итак видно. Что, решил закончить свое гаденькое дельце? Я так и думал, Рейнгольц, что настоящего убийцу ничего не остановит. Особенно такого жалкого, как ты. А эти твои шрамы… они так подходят к твоей уродливой песьей личности, что лучше поступка мироздание просто придумать не могло.

Каменная маска Йена, которую тот поддерживал изо всех сил, дрогнула. Он потянулся рукой к ножнам. Я задержала дыхание, боясь, что он сейчас нападет на этого странного жуткого человека, но в последний миг его пальцы проскользнули мимо серпа и вытянули из мешочка на поясе знакомый мне сложенный листочек.

Развернув его, проводник молча протянул его мужчине в черном и откинулся на спинку стула, сильно сжимая в руках вилку.

Облизнув губы, тот, не прикасаясь к бумаге, пробежался глазами по строчкам и фыркнул. Тогда он впервые обратил на меня внимание. Он повернулся ко мне и пристально вгляделся в мое лицо, буравя меня взглядом и будто пытаясь разглядеть под кожей душу, и от этого у меня на лбу выступила испарина.

Внезапно его зрачки — всего лишь на секунду! — вышли за пределы радужки, и все яблоко стало темным как сумрачное небо. Я вздрогнула, однако стоило мне только моргнуть, как все встало на свои места.

Он скорчил гримасу отвращения и вновь вернулся к листку, будто ничего и не было. Но я могла поклясться в том, что видела.

Мы с Йеном переглянулись. Он снова качнул головой.

— Значит, снова ученичек. Да еще и девчонка! Ты никак не перестаешь меня удивлять, Адам. Раньше я думал, что падать тебе уже некуда, но ты с каждым разом преподносишь мне сюрпризы. Вот, кажется, после смерти твоего предыдущего помощника прошел только год, а ты уже отыскал себе нового. Не терпится оказаться на Черном Троне?

Йен медленно подался вперед, не обращая внимания на мой непонимающий взгляд. Он не выдержал.

— Он не был моим учеником, Момрис, ты это прекрасно знаешь.

— Ошибаешься, — прошипел тот в ответ. — Тебе поручили его защищать и учить, а ты его убил. Не прошло и недели, как его изуродованное тобой тело доставили обратно! Ты даже не представляешь, как я хотел впиться зубами в твою тощую шею, но тебя оправдали. Старые идиоты!

Вилка хрустнула, разломавшись на две равные по длине части.

— Я повторяю: он не был моим учеником, Морис. Учеников не навязывают, их выбирают. Гольдштейн мнил себя лучше и сильнее других, хотя сам даже нож в руках держать не мог. Он без моего ведома пошел на кладбище за упырем и разворошил херов муравейник! Сколько тогда людей погибло по его вине? Сотни? Тысячи? Вот за что полагается Черный Трон, но вы решили скинуть всю вину на меня. Отлично! Это и свело его в могилу. За каждую проклятую душу я отплатил ему сполна. О, как он кричал, когда подыхал в том гнилом колодце! Я до сих пор с упоением вспоминаю, как потрошил заживо его откормленное брюхо и отрезал ему пальцы. Один за одним, один за одним…

Вот сейчас я действительно испугалась. Я боялась не столько его слов и выражения, с которым он их говорил, сколько того, что сейчас его собеседник сорвется и на него нападет. Что-то мне подсказывало, что бой сложится отнюдь не в сторону Йена.

Но мужчина вдруг хмыкнул, а потом рассмеялся. Он смеялся все громче и громче, пока окружающие на начали с неприязнью на нас косится, а Йен просто наблюдал за ним, вновь примерив на себя каменную маску безразличия.

— Адам Рейнгольц, — закончив хохотать, сказал он. — Ты знаешь: я тебя ненавижу всеми силами души, ведь ты очередное жалкое отродье черного демона, но порой и пиявки вроде тебя бывают полезны. Хорошо, я поставлю свою печать. Я даже назову тебе место: третья продольная, корчма «Ниннель». Пятеро из шайки засели там. Думаю, этого будет достаточно.

Одним движением руки он снял с шеи цепь и прикоснулся нижним концом креста к листочку. Тот вспыхнул. В следующий миг от него на столе осталась только маленькая кучка серого тлеющего пепла. Но, если судить по спокойному взгляду Йена, так и должно было случиться.

— Однако запомни, Рейнгольц, — напоследок сказал человек в черном, обращая в свой голос всю жуть, исходившую от него в тот момент, — скоро ты снова оступишься, никто в этом не сомневается. И тогда я лично посажу тебя на Черный Трон и выпью твою душу. Всю, без остатка. А девчонка будет смотреть.

Йен, сглотнув, опустил взгляд.

Довольно хохотнув, мужчина встал из-за стола и стремительно скрылся в лучах солнца, бьющих из открытой настежь двери. Больше мы его не видели.

— Ну, девчонка, кажется, все обошлось…

Йен поднялся со стула. Его тело медленно начало крениться набок. Он закатил глаза и грохнулся на пол, разбрызгивая по деревянным половицам свою кровь.

Загрузка...