Когда они пришли

Глава 7. Старые дела.

«Всем, всем, всем… Говорит временный военный комендант города Рязань. На территории города объявляется военное положение. В течение двенадцати часов в город будут введены войска. Ни в коем случае не выходите из дома. Сделайте запасы воды и экономьте пищу. Ни в коем случае не приближайтесь к незнакомцам. При каких-либо странностях в поведении или неожиданном ухудшении состояния немедленно изолируйте человека отдельном помещении и ни в коем случае не приближайтесь к нему…»

Пока это все, что ловило радио. Больше ничего… Молчание… Кто-то разрушил антенну дальнего действия, а починить никто не мог. Настраивали еще какие-то дополнительные установки, но в это я слабо верил. Если нас хотели отрезать от остального мира, то наверняка сделали очень даже основательно.

– Говорит Рязань! Центральная радиостанция. Здесь гражданские лица! Необходима помощь. Кто-нибудь, ответьте! Говорит Рязань, центральная радиостанция! Нам необходима помощь! Ответьте!

– Ничего? – спросил я, подходя ближе.

Назначенный радистом милиционер отрицательно покачал головой, а потом снова принялся вещать в пустой эфир. Я в очередной раз отогнал мысль, что отвечать некому. В голове так и вертелась картинка городов, полных живой мертвечины. И тоскливый звук «Нам нужна помощь!», летящий из сброшенного на пол динамика в разбитое окно на заваленную мусором улицу. Лишь только мертвецы, живые ходуны, бродящие по улице с закатанными глазами, иногда приподнимают голову и тихо хрипят, не соображая, что это всего лишь радио, а не живой, вкусный человек. Я зажмурился и потряс головой, снова прогоняя из головы эту пораженческую чепуху. Надо верить в будущее, не терять надежды, тогда будет шанс…

– Михаил, – зашел в комнату сержант, – Там твои приехали…

– Наконец-то, – обрадовался я, – все целы?

– Не знаю, сам сходи посмотри, – пожал он плечами, а когда я проходил мимо, спросил шепотом, – Ничего?

– Кроме военных, ничего нет, – честно признался я, хотя вроде дело как не мое, только посмотреть зашел. И все равно говорить было неприятно.

Спустившись вниз, я увидел наш автобус, чинно стоявший в самой середине вновь разбиваемого лагеря. Теперь пожарные были научены, жаль только, что горьким опытом. Большую часть людей и припасов перенесли внутрь, оставив снаружи только то, что не могло пролезть в двери. Как, например, машины.

Неподалеку от того места, где я стоял, сетку упорно трясли два мертвяка, пытаясь дотянуться хоть до кого-то. На них почти не обращали внимания, чтобы зря не тратить патроны.

Периметр был огорожен от остального города забором из металлической сетки в три метра высотой. Достаточно хлипкая защита, но пока и этого хватало. Все свободные от сторожевых нарядов и разгрузки припасов в данный момент занимались укреплением столбов и забора. На нас это не распространялось, все равно договор выполнен, оставалось только расписаться в его выполнении, и мы свободны. Это промедление многим пришлось не по вкусу, торопились доехать до родных. Вполне объяснимо, но все же, куда ехать потом? Сбиваться гуртом и помирать? После всего, что прошли, и еще предстояло пройти? Ни за что…

Первым вышел из автобуса Егор, небрежно держа автомат на плече. Я сам его попросил за ними съездить и привезти сюда, ведь предстоял еще и расчет.

– Все живы? – первое, что я задал, даже не поздоровавшись.

– Все в порядке, – успокоил он меня, – все живы и здоровы. Там, правда, без проблем не обошлось, кто-то обратился, но все сейчас уже тихо… Все равно ведь почти все вывезли.

Я покивал головой и залез внутрь. Все так же тесно, жарко и весело. Меня чуть не смело организованное «Привет», когда я показался внутри.

– Артем, ты как? – после того, как со всеми поздоровался и примерно ответил на самый интересующий всех вопрос, заключенный всего в двух словах: «когда отправимся?».

– Все хорошо, вот только радио все равно молчит, – махнул он рукой, не снимая ног с руля.

– А ты включал? – невинно спросил я, присаживаясь рядом.

– Да какая разница…

– А все равно включи…

– Ну, если ты так хочешь, – он чуть потянулся и включил магнитолу.

Несколько секунд шли одни помехи, а потом включились регулярные передачи военных. Почти без всяких изменений от одной к другой. Только иногда добавлялось, что колонны бронетехники застряли в пригородах, надо лишь их дождаться.

Так и хотелось рассмеяться, глядя на его удивленное лицо.

– Не обольщайся, это ненадолго. Пока получается транслировать военные передачи, но аварийные генераторы без подпитки протянут еще максимум двое суток, а потом… Пусть военные усиливают передатчик…

– А больше ничего…

Я обернулся назад. Девчонки тихо щебетали что-то между собой или со скучающим видом смотрели в окно.

– Ничего, – сказал шепотом ему, чтобы не трезвонить всем.

– Миш, – заглянул внутрь Егор, – пошли за консервами…

– Артем, пойдешь с нами? – хлопнул я его по плечу.

– Без меня никак не справитесь? – поинтересовался он, доставая пистолет и вновь начиная щелкать обоймой, вытаскивая и вставляя ее обратно.

– Как хочешь… десять банок на брата не вес…

– Если из-за этих гре… банок с моими предками хоть что-то случится… Я ведь тебя никогда не прощу.

– Артем, не в банках дело…

– А в чем?

– В том, что нам теперь есть, куда вернутся! Вот в чем! Что дальше будем делать, когда соберем родных? Помирать? Или вернуться куда-то в безопасность?

– Миш, хватит оправдываться…

– А тебе хватит думать только о сегодняшнем! Нам ведь не только спастись, нам еще выжить надо! И я собираюсь это сделать! И перестань на меня выливать все свои претензии при каждой возможности!

Он не ответил, только отвернулся и продолжал смотреть в лобовое стекло. Неужели не только один он так думает? Кто еще… Кто еще хочет вот так же закидать меня камнями.

Еще раздумывая об этом, я вышел и что-то ответил на Егоров вопрос. Невнятно и непонятно, даже для себя самого. Потом вспомнил о том, что на мне одето и в чем вываляно, я хлопнул себя по голове и умчался назад переодеваться. Вышел минут через двадцать уже в новой форме, еще немного пахнущей пылью и нафталином. Гораздо приятнее, чем в прежней, залитой гнилой кровью. Прежнюю даже стирать не стоило, только выкинуть.

Сержанта мы нашли все там же, в комнате с радистом.

– Здравия желаем, – обратился я, – мы больше не можем задерживаться.

– А, Михаил! Радуйся! – развернулся он ко мне со счастливым лицом и сунул в руку наушники, – Только сейчас поймали!

– Откуда? – спросил я, уже надевая их на голову.

Никогда не думал, что так буду радоваться простому радо каналу, идущему вперемешку с помехами.

На радио поймали одну странную, но очень интересную передачу. По московскому каналу, несмотря на очень плохой прием. Раньше там обычно музыку на заказ ставили, а сейчас они работали в «нештатном режиме» и принимали звонки… Люди звонили и рассказывали, что у них под окнами происходит. Говорили, что там одни люди других едят, что очень много военных… Кто-то дозвонился и чуть ли не в истерике кричал, что на Манежной военные стреляют с БТРов по людям, а те, вместо того, чтобы разбегаться, идут вперед не пригибаясь… Многих интересовало, почему правительство никак не комментирует ситуацию… И вправду, почему? Позвонил один парень и сказал, что Кремль и правительственный квартал наглухо отцеплен, а в остальных даже милицейские заставы редкость… Туда даже какой-то мужик из Тулы дозвонился. И торопясь, начал рассказывать, что это и не люди вовсе, что он одному в брюхо дуплетом зарядил, а тот только покачнулся, что их только в лоб можно убить, что военные разбегаются, а вот они с мужиками набрали стволов в охотничьем магазине, собрались с ментами и перестреляли всех уродов в трех кварталах. И что к чертовой бабушке этих чиновников, надо брать быка за рога и самим за свою шкуру постоять…

– Вот это мужик, – сказал Егор после этих слов, все слышавший по внешнему динамику – такой даже в этом вряд ли утонет… А чего это военные разбегаются?

– Потому что призывники, – сказал я, подперев подбородок, – похоже, такая петрушка по всей России, а может, уже и по всему миру. И вот парень из какой-нибудь Калачаевки в той же Москве служит, да про такое дело услышит… А у него и автомат, и патроны… На кой ляд он будет москвичей защищать, когда у него дома и отец, и мать, да и вся семья… Ноги в руки и пошел… Ищите, коли время будет… Вот кадровики… У них семьи под боком… Только мало их будет, чтобы города под контролем удержать… Да они и сами до этого быстро докумекают. Засядут у себя в частях на запасах военных задом и в ус дуть не будут. Хорошо, что если гражданских принимать будут.

– И ты думаешь, у нас такое же начнется?

– Если уже не началось…

– Значит, ты думаешь, что они могут и не войти в город? – ужаснулся сержант.

– Надеюсь, что хотя бы войдут. Вряд ли сейчас даже политиканы все это понимают, а военные тем более. Они ведь только на окраинах стоят, толком всего этого ужаса не видят. Вот пускай окунуться во все это с головой, тогда наверняка разбегаться начнут… А дальше… Либо военные на все это плюнут, и последняя серьезная боевая сила в стране развалится. Второй вариант – армию начнут паять кровью. Пойдут расстрелы дезертиров, штрафные роты и прочие прелести. И тогда рядовые солдаты начнут стрелять в офицеров. Армия развалится изнутри… В любом случае – самим придется отвечать за все… И спасаться самим…

– Дерьмо! – не сдержался сержант, – одно сплошное дерьмо!

– А что остается? – спросил я спокойно, опускаясь на стул.

– Мне надо промочить горло, – неожиданно сказал Калачаев, вставая со своего места.

– Может не стоит напиваться в такое время? – поинтересовался я, передавая наушники Артему.

– Кстати, хорошая идея, – крикнул сержант откуда-то из коридора, продолжения фразы уже было невозможно расслышать.

Пришлось и мне подняться со своего места и пойти за ним. Он еще что-то бубнил, держась спиной ко мне в нескольких шагах впереди. Свернул в туалетную комнату, оставив дверь раскрытой. Я тоже зашел внутрь. Сержант как раз заканчивал наливать в стакан воды из-под крана.

– … И все же я тебе говорю, что нам все равно конец, в чем же тогда смысл? – закончил он какую-то пространственную фразу, поворачиваясь ко мне лицом, явно считая, что я всю ее слышал, – Так ведь?

– Пьешь воду из-под крана? – поинтересовался я, откинув в сторону всякую субординацию.

– А что такого? – он взмахнул стаканом как указкой, из-за чего половина его содержимого осталась на стене.

– Знаешь, мне предки столько раз пудрили голову насчет этого вопроса, что для меня это теперь даже несколько ненормально, – пожал я плечами, – и минимум это не очень полезно для здоровья.

– Я думаю, что здоровье нам теперь не очень понадобится, – сказал он мне с кислым видом, – Меньше чем через неделю все будем ходить хромая и хрипеть себе под нос! Выпил бы водки, да ее нет!

Полный крах мира оказался крахом и для него. Для него все происходящее было лишь временной задачей, препятствием на пути к спокойной жизни. Вырваться из этого круга и все вновь будет хорошо, нормальная жизнь в других городах в порядке. Там жизнь, там тепло и спокойно, там не надо выходить на улицу с оружием в руках, и постоянно оглядываясь… На этом он держался. Только на этом… Сообщение о том, что уже нигде не будет безопасно, подкосило его и выбило почву из-под ног. Все рушится и он больше не хочет за это цепляться.

– Сержант, может успокоимся и немного подумаем? – спросил я как можно спокойнее. В таких ситуациях человек и себе может пулю запросто в лоб всадить.

– Хорошо, давай подумаем, – сказал он. Выпив стакан и налив себе еще один, – Ты не будешь против? Меня жажда мучает. А на нравоучения своей мамы можешь плюнуть с высокой колокольни. Тебе ведь есть уже восемнадцать?

Я машинально кивнул.

– Вот и отлично… А теперь мы думаем… Уже ненормально, что мертвые воскресли… Еще более ненормально, что они воскресли по всему свету… И еще более ненормально, что какие-то уроды повсюду отрубают связь и не дают выжившим связаться и просто сообщить, что мы все, должны вскоре погибнуть нахрен! Что теперь нам остается делать? Выживать? Как, черт возьми? И где? Нет такого места, куда они не проберутся.

С этими словами он бросил так и не выпитый стакан воды в стену. Стекло с треском разлетелось, оставив на стене мокрое пятно.

– Нам всем конец, черт возьми, ты еще не понял? Там, в Чечне, я выживал только из-за одной мысли – что где-то у меня за спиной безопасно, туда я могу вернуться, перевязать раны, пополнить припасы… Но тут такого места нет! Нет ничего, что можно назвать домом! Мы теперь просто еда! Понимаешь? Еда!

– Мы не еда! Мы люди! – столь же резко ответил я ему, заодно захлопнув дверь. Совершенно не хотелось, чтобы подобные монологи слышал кто-нибудь еще кроме нас. Могут подняться совершенно ненужные вопросы. Я могу молчать о чем угодно, особенно если это серьезные вещи. Зато с такой же уверенностью я не могу поручиться за остальных.

– Мы люди. И ими остаемся, пока боремся! А вот еда – только те, кто сдается и опускает руки, – продолжил я, набрав полную грудь воздуха, – Неужели вас даже этому в армии не учили?

Он резко выбросил вперед руку, и я не то, что увернуться, даже осознать это движение как что-то опасное не успел. Оказался на полу, чувствуя во рту солоноватый привкус крови.

– Никогда не смей что-то вякать про армию, – услышал я голос сержанта откуда-то сверху, – Ты еще под стол пешком ходил, когда я людей убивал только за то, что они сами меня убить хотели. Понял?

– Да понял я,– попытавшись вытереть разбитую губу, я заодно сообразил, что у меня и из нома кровь течет.

– Давай руку, – уже более примирительным тоном сказал Калачаев, – наверное, я немного погорячился…

– Бывает, – согласился я. Был смутное сомнение, что если сказать противоположное по значению, то он еще раз испытает на прочность мою черепную коробку, – давай рассчитаемся и будем свободны…

– А куда собрался?

– Есть и другие дела, кроме того, как здесь сидеть.

Больше почти не разговаривали. Сержант переваривал как свои, так и мои слова и к новому разговору не стремился. Мне тоже было не до философских споров, гораздо больше занимало голову, как проехать по центру города и дальше на площадь Победы. Бензина как раз было даже больше чем нужно. Беспокоили пробки. Я не тешил себя понапрасну надеждой, что они хоть немного рассосались и движение восстановилось. Для этого слишком много машин побросали на проезжей части и не меньше водителей сожрали внутри машин.

По решению руководства за проявленный героизм и самоотверженность при выполнении поставленной задачи мне выдали не только двадцать банок консервов, но и еще столько же пачек сухпайка. Отдельно были оплачены два трофейных автомата и розданные мною патроны. Консервами и питьевой водой. Бутылки с минералкой, эта вода не тухнет гораздо дольше, чем из под крана. Такая щедрость меня не только удивила, но и сильно обрадовала. И что самое главное, теперь меня будут здесь рады видеть, если решу заглянуть сюда еще. Я, естественно, быстро согласился, ни о чем больше не спрашивая. Сержант и еще пара ребят из семей пожарных помогли нам все это перетаскать до автобуса.

– Вот и все, теперь вы свободны… – сержант подал мне руку для прощального рукопожатия, как вдруг его скрутило.

Упал на пол, и его стало рвать. Все кинулись к нему на помощь, но несчастный не мог даже толком говорить.

– На воздух его. Вынесете его на свежий воздух!

– Его ведь не кусали!

Кто-то поднял его за правую руку, я взялся за другую, и вместе попытались отвести его в здание. Естественно, вокруг нас в мгновение ока собралась небольшая толпа. Каждому было жутко интересно, что тут происходит.

– Он обратился! – крикнул кто-то впереди.

От страха я выронил руку, еще теплую, и отскочил в сторону. Сержант кулем рухнул на пол, а спустя минуту начал делать попытки встать. Такие дерганные, несогласованные движения нельзя было не узнать.

– Но его же не кусали! – взвизгнул кто-то.

То, что некогда было сержантом, подняло голову и со стуком хлопнуло челюстью. Неловко дергаясь, зомби поднялся и негромко захрипел, чувствуя вокруг себя добычу. Вытянув вперед левую руку, он повернулся ко мне. Я медленно отступал, не зная, что делать. Хлопнул выстрел, и зомби дернулся от попадания пули. Она попала не в голову, а чуть ниже плеча. Мертвяк повернулся в сторону выстрела… Вторая пуля точно в лоб, вышибив наружу большую часть мозга.

– Как он заразился? – спросил Егор, опуская автомат, – Его же не кусали!

– Вода…

– Что? – переспросил стоявший рядом со мной пожарный.

– Вода! – повторил я уже громче, – Он пил воду из-под крана. Из водопровода! Вода заражена…

Это не просто опасность. Это полная катастрофа… Мертвяки проникли в канализацию и систему снабжения города водой. Ведь только кажется, что такое дело очень серьезная проблема. Если мертвецы проникли на водоканал, то один или даже несколько очень даже легко могли свалиться в резервуар с водой или куда-нибудь в очистительную систему. А ведь человек это не только мозги и кровь. Никто и у мертвецов не отменял слезную жидкость, слюни. Любая ранка на теле мертвеца становится в воде источником заразы. Сколько надо для заражения… Капля… Или достаточно нескольких молекул…

Сколько людей сейчас заперты в квартирах, домах, подвалах. И вода из-под крана – их единственный шанс не умереть от жажды. Сколько заразилось уже сейчас из-за этого, а сколько еще заразится?

– Как вода? Почему вода? – спросил кто-то, хватая меня за плечо.

– Перед тем, как помочь мне загрузить консервы, он пил воду из водопровода, – сказал я, освобождая плечо от лишней тяжести.

Обернувшись, я увидел его глаза. В них не было удивления, шока… Единственное, что там можно было увидеть, это страх. Жуткий страх, вырвавший с корнем все остальные мысли.

– Ты тоже пил воду, – сказал я даже без вопросительной интонации.

Пожарник отрицательно замотал головой, все сильнее бледнея.

– Егор, надо уходить, – шепнул я своему товарищу, немного выбираясь из толпы, – Сейчас здесь начнется даже не паника…

– Кто пил воду из крана? – резко кто-то спросил в середине скопления людей, – Не подходите ко мне!

Я снял с плеча автомат, и поверил обойму. Вполне возможно, сейчас придется стрелять. На собственном опыте мне уже было известно, что с момента заражения до обращения происходит не более получаса, может, немного больше времени.

– Вранье! – уже смелее рявкнул на весь двор один из милиционеров, – Я тоже пил воду и со мной до сих пор ничего не случилось! Сами попробуйте!

Он поднял стакан с водой и протянул мне.

– Пробуй, не бойся!

– Не буду…

– Тогда ты, – ткнул он стакан Егору, но он тоже отрицательно закрутил головой.

– Я тоже в это не верю, – сказала одна женщина, стоявшая рядом с ним, вполне вероятно, что его жена.

Она смело взяла стакан и выпила его одним залпом. Улыбаясь, она повернулась к остальным, когда ее муж схватился за живот и упал, дергаясь точно так же, как несколькими минутами раньше сержант.

– Вода заражена!

Хлестнула очередь и женщина упала, скошенная пулями. Несколько пуль прошли мимо и ранили еще кого-то. Поднялся визг, крики, особенно когда насмерть застреленная женщина стала делать попытки встать с асфальта вместе со своим бывшим мужем. Снова сухо застрекотал автомат, и милиционер упал с простреленной головой. Потом хлопнул пистолетный выстрел, и свалилась женщина, рядом с мужем.

– Кто еще хочет попробовать свежей водички? – рявкнул стрелок, поднимая пистолет на уровень глаз.

Вот теперь дело принимало совсем плохой оборот. И что самое страшное, такое наверняка было не только здесь. А повсюду, где пытались обосноваться выжившие. Вода ведь нужна всем.

– Оставляем вас наедине, – тихо прошептал я, отходя в сторону, держа автомат в боевом состоянии.

Быстрее, к автобусу. Сейчас здесь будет зачистка. Обезумевшие от страха люди будут в истерике стрелять в каждого, кого будут подозревать в том, что он пил воду, хотя пили все. И будут стреляться, зная, что их ждет. Или отстреливаться от остальных, надеясь протянуть хотя бы еще немного. Нам здесь явно делать нечего, уйти как можно быстрее, надеясь, что когда вернемся сюда вновь, тут уже будут решены проблемы такого характера. Можете обвинять, что я трус, что не буду участвовать в этой кошмарной разборке, кто больше виноват. Это не моя война, не моя битва. И не мне решать и тем более указывать людям, что им делать. В лучшем случае меня пошлют куда подальше, а в худшем – сам получу пулю в голову, встав на защиту выпившего водопроводной воды человека.

Пусть сами разбираются, что о чем и зачем. И только уж потом мне можно будет влезать. Любопытной Варваре, как говорится, на базаре нос оторвали. А тут и всю голову открутят.

– Артем, заводи машину, – крикнул я, – влезая внутрь,

– Что такое, я слышал стрельбу…

– Вода заражена! Напьешься и станешь не козленочком, а мертвячком. Милым таким, плотоядным… Да не стой ты! Заводи, тебе говорят!

– Хорошо, хорошо…

– Все наши внутри? – спросил Егор, пытаясь на глаз определить, изменился ли состав пассажиров.

– Маша вышла сигарету стрельнуть, – сказал Артем, включая зажигание, – но сейчас должна вернуться…

– Черт! – схватился я за голову, – не глуши мотор, я сейчас! Егор, кто будет близко подходить, не стесняйся, пошли к черту.

Из приоткрытой двери выскочил обратно наружу, лихорадочно соображая, где я могу отыскать эту любительницу прокоптить легкие. Во дворе ли она или уже где-то внутри этого здорового здания. Хотелось заорать во все горло и с чувством выматерится.

– Михаил! Парень, ты ведь Михаил! – узнал меня один из пробежавших мимо милицейских.

Я кивнул, еще слабо соображая, что он говорит. Что-то про зараженных, карантин и еще какую-то такую же ерунду. Машинально я кивал головой в ответ на его вопросы и точно так же по инерции зашагал следом, только от того, что просто не знал, куда еще идти. Может, там хоть немного прояснится…

«Зараженными» оказались несколько человек в ванной комнате, априори застигнутые там, рядом с водой. А значит, так или иначе выпившие ее. По быстро простевшей человеческой логике это могло значить только одно – убить. Не из-за какой-то особой жестокости или жажды крови, а ради собственной безопасности. Слишком страшно стоять рядом с человеком, на которого только падает подозрение, что он может обратиться. Конечно, не обошлось без истерик, споров и скандалов. Особенно жутко было видеть людей, которые замечали в потенциальных «зараженных» своих родных. Мужья, отбивающие своих жен, матери, пытающиеся защитить собственных детей. Никто же не знал, что все так обернется, и подумать не могли о такой простой вещи.

А когда поняли, то оказалось слишком поздно. Дети ведь слабее взрослых людей, поэтому пить им хотелось чаще, чем их родителям, занятым подчас совсем другими вещами. И неужели кто-то из родителей мог так просто сказать, что да, конечно, мой ребенок заразился, его надо убить. Это не мать, а какое-то чудовище…

Да и как у самого обыкновенного человека, милиционера, еще пару дней назад занимавшегося тем, что разгонял пьяных бомжей и алкашов, или расследовавшего кражи и угоны, поднимется рука выстрелить в голову ребенку. Самому обыкновенному, живому, с виду даже вполне здоровому ребенку. Неужели найдутся такие люди, способные совершить такое преступление. Сейчас даже не столько против закона, который уже отправился в прошлое вместе с относительной безопасностью на улице, сколько против совести.

Таких моральных уродов среди нас не нашлось, но и оставаться вместе с ними без всякого ограждения слишком боялись. Поэтому и устроили что-то наподобие карантина. Несколько сломанных стульев и шкафов, а так же пара молотков и мешочек с гвоздями – больше ничего и не надо. Заколотили все лишние двери, окна, оставив лишь одну, небольшую, с крепким замком и автоматчиком на входе. Хватали всех, кто был заподозрен в том, что он пил воду из-под крана и кидали внутрь. Не обошлось и без крайностей. Здоровых мужчин уже не хватало и в таком деле пришлось участвовать и детям, и женщинам, которых до этого старались оградить от этого кошмара. Одна мать обратилась и перекусала собственных детей, которые до последнего момента плакали вместе с расстрельной командой, хотя все понимали, что другого выхода нет. Я никогда не забуду семилетнего малыша с прокушенной рукой, пытавшегося спрятаться в шкафу. У него не было шанса выжить, но и добить его ни у кого не хватало сл. Наконец какой-то парень со слезами на глазах выхватил пистолет и приставил его ко лбу ребенка. А потом разревелся, не выдержав поединка с собственной совестью… Малыш обратился и сам на него набросился. Мы застрелили обоих… Все равно мне пришлось в этом участвовать, как я не сопротивлялся этому. Против судьбы не пойдешь.

В одной из комнат, куда заглянули вместе с двумя ребятами из патруля милиционеров, я и нашел Марию. Курить ей уже больше не хотелось. Она мне рассказала, как вышла покурить, как все это началось. Ей вновь вспомнился институт, нервы не выдержали… Думала, что переждет здесь, но все равно она очень рада меня видеть. Проблемой оказалось уговорить милиционеров, что у нее нет заражения. Возможно, она так бы и попала в карантин, если бы я не проговорился, что мы и так сейчас уезжаем. «Вот и отлично, забирайте ее с собой», – махнул рукой один из патруля. Им и так уже все это до черта надоело, ведь каждый человек, считай, знакомый, чуть не родной, а тут их делить приходится на спасенных и уже обреченных. Общая беда обычно сближает людей, а не так вот разрывает.

В карантинной уже стреляли. Кто-то обратился, и охрана зашла упокоить мертвяка, чтобы он еще кого не укусил. Ведь туда людей согнали не для того, чтобы они сгрызли друг друга, а чтобы отделить больных от еще здоровых. Причем без всякого обследования, только по одному подозрению.

Держа правую руку на ручке автомата, я вывел Машу из здания и оглянулся в поисках нашего автобуса.

– Миш!

Из-за двери, настежь распахнутой, почти у меня за спиной, вылез один мертвяк. Еще совсем свежий, только что обратившийся, даже глаза закатиться не успели. И если бы Маша его не заметила, так бы он в меня и вцепился. Все равно повиснуть успел, только за голову ему уцепиться успел, чтобы не укусил. Жутко вот так держать мертвяка за космы, когда он щелкает челюстями в паре сантиметров от твоего носа. Чуть повернулся и ударил его головой об стену, замахнулся и еще раз ударил. Только мозг уязвим у этого чудовища. Сила, но одновременно и слабость. Даже слабые повреждения вгоняют мертвяков в ступор, парализуя тело и волю к убийству. Зомби свалился мне под ноги, слабо хрипя и скребя ногтями по асфальту. Еще чуть-чуть и он оклемается и вновь встанет. Зато мне этих нескольких секунд более чем достаточно, чтобы ногой прижать его к земле и несколько раз ударить по голове прикладом. До характерного треска и последних, судорожных подергиваний.

– Что за шум? – выскочил из дверей один из пожарных, обеими руками держа пистолет.

Я молча указал на тело под ногами.

– Еще один?

– Совсем свежий, – подтвердил я, – может, и получаса не прошло, как обратился.

– Когда же это закончится…

– Если в течение часа больше никто не обратится, – спокойнее сказал я, переводя дух, – то считайте, что вам повезло. Сейчас ведь точно никто воду из крана пить не будет, а процесс обращения дело не долгое.

– И хорошо бы… – мы оба слушали три глухих хлопка из дальнего конца коридора, и пожарника как ветром сдуло.

– К автобусу, – растормошил я Машу, испуганно прижавшуюся к стене, – Там отсидишься.

Артем, как я и просил, не глушил мотор, хотя меня не было больше получаса. Матерился сильно, насчет пущенного в холостую бензина и ненужного изнашивания деталей, но мне было не до этого.

– Уходим отсюда, – сказал я, как только он выговорился.

Все еще ругаясь из-за непредвиденной задержки, Артем развернул автобус и проехал до внешних ворот радиостанции. Там с наружной стороны вертелось несколько мертвяков, на которых с угрюмым видом посматривали двое охранников, стоявших рядом с пожарным брандспойтом, подключенным прямо к пожарной машине.

– На выход? – поинтересовался один из них, узнав наш автобус.

– Теперь да, – ответил я, приоткрыв дверь, – Надеюсь, проблем не возникает??

– Кроме вон тех, – охранник кивнул на мертвяков, – никаких… Только вы все равно побыстрее. Хорошо?

– Конечно.

Пока один снимал цепь с ворот, второй охранник включил насос. Тугая струя воды сшибла мертвяков и протащила их по асфальту. Неуклюжие зомби не успевали даже отойти в сторону, как их настигал поток воды, несущийся со скоростью неплохого автомобиля. Запитав насос прямо из канализации, пожарный не скупились на расходование воды. Поток прекратился только на несколько секунд – чтобы дать нам выехать и вновь захлопнуть ворота. После чего вновь включился на полную мощность. Хотя теперь я не видел в этом смысла. Может, мужики просто душу отводили.

Теперь мы снова сами по себе. С одной стороны, это хорошо, но с другой, приятного здесь тоже немного. Не проехали и сотни метров, как вновь уткнулись в пробку. Теперь это уже стало постоянным явлением. Мертвяки наловчились выедать пассажиров из машин, поэтому пробкам судьба остаться навеки, превращаясь в братский могильник для тех, кто слишком понадеялся на машину, как на средство к спасению.

Только теперь мы уже знали дорогу. Если там не случилось ничего особенного, вновь вернуться в центр города не представляло особой сложности, за исключением особенностей самой дороги, словно предназначенной для того, чтобы вытрясти из человека всю душу. В центре города уже гораздо сильнее пахло гарью и мертвецам. Похоже, попадание заразы в систему водопровода вызвало такую вспышку заразы, о которой прежний способ передачи, через укус, даже мечтать не смел. Будем надеяться, что заразились не все, и кто-то еще способен к действиям.

Радио по-прежнему ловит только слабые сигналы с центральной станции, да некоторые переговоры военных. Они уже прошли в город в нескольких местах, но натолкнулись на пробки и прочно в них увязли. Похоже, они создают «центры вспомогательной эвакуации», чтобы хоть как-то выводить людей с зараженных территорий. Громко объявили о создании трех «колонн прорыва» в центр города, любая попытка встать на пути у которых, будет расценена как сопротивление, и будет уничтожаться огнем из орудий всех калибров. Потом пошла старая запись о том, что не следует без причин покидать свои дома и остерегаться незнакомых и странно себя ведущих людей.

Проезжая уже по центру города, мы случайно поймали слабый сигнал, в котором указывалось, что в доме номер двадцать три по улице Чкалова создается безопасная зона, куда может обратиться любой человек, способный оказать действенную помощь для группы выживших. Говорили, похоже, по походной рации, так как мы не проехали и ста метров, как сигнал пропал.

В одном из дворов нам кричали, чтобы остановились и помогли, но я настрого запретил Артему это делать. Не потому, что я такой жестокий, в этом меня ни кто не имел права обвинить, просто сейчас у нас не было возможности кому-либо помогать. В автобусе и так почти не осталось свободного места, а ведь куда-то надо еще людей грузить. Для родных еще можно потесниться, но вот собирать всех подрят, так никаких машин не хватит. В этот раз мы подъезжали к площади Победы с другой стороны, объехав злополучный мост по широкой дуге, чтобы снова не попасть в эту коварную ловушку, ставшей для многих последней. Выехав на заброшенные, загрязненные пустыри около вокзала Рязань-2, Артем дальше поехал вдоль рельс и довез нас всех до самого вокзала без особенных проблем. До перронов нам даже мертвяки не встречались.

В отличие от Рязань-1, этот вокзал был гораздо больше и предназначался для связи с южными и восточными территориями нашей страны. Кроме того, с вокзала обычно и отходили электрички в деревни и дачные поселки, разросшиеся в области. До этих дней все это делало территорию вокзала необычайно многолюдной и занятой. А в таких условиях зараза распространялась наподобие взрыва. В качестве катализатора реакции могли послужить многочисленные бомжи и целые семейства цыган или каких-то попрошаек, забредавших сюда. Одно время они даже организовывали что-то наподобие платочного городка у зданий вокзала. Милиционеры их разгоняли, но палатки вновь вырастали, как поганки…

Первые зомби стали показываться, когда не появились и перроны. А среди поездов их уже было полно. Здоровая, в десять вагонов, электричка «Рязань – Мичуринск» сошла с рельсов и пропахала перрон, сама при этом завалившись на бок. Еще горящий электровоз травил вперемешку дым, пар и гарь. Вокруг него собралась целая толпа зомби, заинтересованных треском огня. Время от времени общий напор пихал кого-нибудь из них прямо в огонь, куда падали даже не пискнув. Один мертвяк, весь охваченный пламенем, взобрался наверх и несколько секунд стоял среди пляшущих языков огня, прежде чем мышцы окончательно не перегорели и он упал.

Чуть дальше горел еще один поезд, этот уже скоростной пассажирский. Там должно было быть много народу, но он пылал сразу в двух местах, да еще и без электровоза. Мертвяки топились у дверей, пытаясь пролезть внутрь, но ступени слишком высокие. Мы сразу съехали на дорогу, аккуратно объехав перевернувшуюся автотележку с прицепом, полным мусора. Зомби, бывший работник железной дороги, сунулся прямо под колеса и нас немного тряхнуло.

Толпа мертвяков здесь была немного реже, проехать было вполне возможно. По большей части они оттянулись к поездам, где был шум и гам, а возможно, еще и мясо. Несколько пассажирских поездов ведь все еще стояли там. А в вагоне, если внутри не окажется зараженных, можно очень легко забаррикадироваться, даже легче, чем в доме. Вот только без помощи извне протянуть там можно максимум сутки.

Выехав в районе остановки, Артем резко затормозил. Сначала я не понял, почему он так поступил, но быстро разглядел ситуацию. Здесь пролегало Московское шоссе, чуть ли не главная магистраль города, ведущая прямиком в столицу. Естественно, тут была пробка, но несколько меньших масштабов. А главное, под железнодорожным мостом разместились военные. Как они там оказались, мне неведомо, хотя можно предположить, что с вертолетов. А может, прямо вдоль рельс проехали, как и мы. Они досматривали и пропускали каждую машину, которая могла ехать. Чтобы поток автомобилей их не снес, дорогу перегородили БТРы с длинными автоматическими пушками, направленными прямо в поток машин. Несколько взорванных и раскуроченных очередями обгорелых остовов были предупреждением всем остальным.

Нас вот и тормознул один из таких БТРов. Испуганного вида солдатик наверху машины спрыгнул с крыши машины, как только мы затормозили.

– Не выходите из машины, иначе мы откроем огонь, – крикнул он нам, срывая с плеча автомат.

– Хорошо, стоим, ждем, – крикнул я, не высовываясь из дверцы, – но у нас за спиной куча трупаков!

– Какого черта!

Мертвяки шли на шум мотора как на самую лакомую приманку прямо за нашими спинами. И с вокзала их подтянулось немало. Потеряв желание держать нас под прицелом, солдат испуганно взмахнул руками и принялся молотить по броне БТРа, вызывая его экипаж.

– В сторону! – воскликнул я, понимая, что они задумали.

Артем рванулся так резко, что чуть не перевернул автобус. И почти рядом с нами прошла очередь крупного калибра. И стреляли, Слава Богу, не по нам, а по идущим следом зомби. И все равно девчонки начали кричать, требуя немедленно убраться отсюда. Даже я испугался… Грохот от стрельбы такого калибра стоял такой, словно какой-то маньяк залез в пустую бочку и принялся лупить молотком по пустой кастрюле. Только все это тактов на десять пониже. Мы же лишь врезались в стоящую сбоку легковую машину и застыли, не имея возможности сдать назад. Я подошел к заднему стеклу, посмотреть, каков же эффект от огня автоматической пушки.

Промахнуться было невозможно, по такой-то толпе. Но вот и эффективность его была сомнительна. Современные снаряды такой пушки предназначались для уничтожения техники противника и поддержки собственной пехоты. С взрывающимся сердечником и бронебойным покрытием, они были смертельным приговором для любой машины, защищенной слабее танка, но вот против человеческого тела… Запущенные с такой мощью и силой, они пробивали мягкие ткани, даже не замедляя движение, пробивая за раз пять или шесть тел, да и то так мало только по тому, что мертвяки шли не плотной толпой. Только вот насколько это могло повредить и так уже мертвому телу? Разорвать на куски, как мы видели у здания администрации. Только там очередью по одному мертвяку, а не по целой толпе лупили. Здесь же снаряды рвали тела, отрывали руки и ноги, вырывали куски мяса и ломая кости. Мертвяки валились как на ветру… И вновь поднимались через несколько секунд, скаля зубы и не обращая внимания на вываливающиеся кишки и обрывки кожи на месте конечностей. Тут нужны были не высокотехнологические патроны, пробивающие броню как теплое масло, а обыкновенные болванки, куски металла, рвущие тело на части.

Если бы тут были люди, их бы прижали огнем, но мертвец не знает страха. Ему плевать на раны, и он не боится боли. Только голова – разрушить мозг, только так его можно остановить. Кого-то так и упокоили, одного попадания было вполне достаточно, чтобы разнести голову вдребезги, но процент попаданий по голове был слишком мал, чтобы с помощью одной пушки остановить орду мертвецов.

Подключилась пехота, поняв бессмысленность огня БТРа. Подпустив зомби поближе, они открыли автоматический огонь из семьдесят четвертых Калашниковых. В таком случае малоимпульсный патрон оказался даже эффективнее, потому что отдача от него была очень слабая. Наступление затормозилось, мертвецы падали с простреленными головами, а к стрелкам вновь присоединился БР, вместе с еще одним таким же, подъехавшим из заставы. Теперь машины били короткими очередями, стараясь попасть по головам.

– Сейчас им не до нас, – вернулся я к Артему, – Завести сможешь?

– Машина зверь, слушает! – гаркнул он с грузинским акцентом, сдавая назад.

Сразу после его слов в стекло попала пуля, оставив маленькую дырочку в окружении трещин. Девчонки завизжали еще сильнее.

– Всем лечь, – крикнул я, первым пригибаясь, – и не подниматься, пока я не скажу. Напуганные стрельбой, девчонки даже не стали возмущаться перспективой улечься лицом в грязный и давно не мытый пол.

С разбитым капотом, пробитым стеклом, но все еще на ходу, мы выехали на Московское шоссе. Только не в сторону Москвы, а в совершенно другую, к центру Рязани, к площади Победы. На дороге тоже стояла пробка в бессменными мертвяками, вьющимися вокруг машин как коты вокруг сметаны… Хотя нет, гораздо хуже… Ни один кот не станет отгрызать у хозяйки руку, чтобы потом пробраться к ее внучке и сожрать ее.

Артем при первой же возможности вновь свернул во дворы, и мы опять начали петлять. Там проехать было гораздо сложнее, особенно если учитывать, что не мы одни такие умные оказались, но все же реально, в отличие от главных дорог. Здесь ехать совсем немного, не больше, чем от нашего института. Даже дворами, с постоянными задержками, мы добрались меньше чем за час.

Площадь Победы, наконец… Только теперь площадь выглядит не памятником Великой Отечественной войне, а как место кровавой бойни где-то посреди мясницкой. Тут работали не только мертвецы, но и авиация. Военные, видимо, пытались зачистить площадь авиационными пулеметами с вертолетов. За исключением перепаханного асфальта, кучи оторванных конечностей, взорванных машин и дырявых стен всех домов на площади, особенного эффекта это не принесло. Несколько десятков мертвых тел все же лежало на асфальте среди остатков автомобилей, но гораздо больше еще было на ногах. У одного только памятника топчутся с десяток мертвяков… Брошенные машины… Две, нет, три ярко горят… У супермаркета «Виктория Плаза» народ толпится, их не испугали даже мертвецы и авиа удары с воздуха. А совсем рядом , около фонтана, один мертвяк наполовину влез в легковую машину и кого-то там поедал. Чуть проехав, я заметил, что возле одного дома стоят два милицейских уазика и милиционер рядом с автоматом. Только не порядок он здесь наводит. Вот, шагах в десяти три мертвяка жрут кого-то, а он на них только глазом посматривает, чтобы чего не выкинули. А, так вот зачем вы здесь! Из подъезда женщина с чемоданами вышла и второй милиционер с ребенком на руках. Семьи спасаете… Ну, милиционеры тоже люди. Наверное, одни из тех, про кого сержант говорил, что не откликнулись на общий сбор, а решили самостоятельно из всего этого выбираться.

– Где подъезд? – спросил я Алену, не отрываясь от окна.

– Там со двора вход… Вон с той стороны, мимо памятника.

Я закивал головой, показывая, что понял, куда теперь. Артем тоже невнятно промычал про дорогу, и какого он о ней мнения. Сейчас повернем направо и, считай, приехали.