В конце мая двое – мужчина и женщина – сидели на террасе чистенького оштукатуренного домика на острове Капрайя, с которого открывался захватывающий вид на Средиземное море. Терраса находилась почти у самого края обрыва. Далеко внизу волны набегали на подножие черной вулканической скалы, над которой кружили неугомонные чайки, а еще дальше, насколько хватало глаз, простиралась синяя бесконечность.
На террасе стоял старый деревянный стол с незатейливым угощением: круглый крестьянский хлеб, копченые колбаски, бутылка оливкового масла, тарелка оливок, два бокала белого вина. Воздух наполнял аромат цветущего лимона, к нему примешивалось благоухание дикого розмарина и запах соленой морской воды. Над террасой, на горном склоне, виднелись ряды виноградной лозы с устремленными вверх закручивающимися усиками. Единственными доносившимися до них звуками были едва слышные крики чаек да шепот легкого бриза, игравшего пурпурными листьями бугенвиллеи.
Они сидели, потягивая вино и переговариваясь вполголоса. На женщине были поношенные холщовые брюки и старая рабочая рубашка, резко контрастировавшие с ее тонким благородным лицом и рассыпавшимися по спине блестящими темно-рыжими волосами. Насколько неформальной казалась одежда женщины, настолько строго был одет мужчина – в черный итальянский костюм, накрахмаленную белую сорочку с галстуком, узел на котором, правда, был слегка ослаблен.
Эти двое смотрели на третьего члена их маленькой компании – красивую молодую женщину в бледно-желтом платье, с задумчивым видом прогуливавшуюся по оливковой роще возле виноградника. Время от времени она останавливалась, срывала цветок, вертела его в руках и рассеянно бросала на землю лепесток за лепестком.
– Кажется, я наконец все поняла, – произнесла женщина, сидевшая на террасе. – Но вот одну вещь вы мне не объяснили: как вам удалось избавиться от электронного браслета и не поднять тревогу?
Мужчина небрежно махнул рукой:
– Это детские игры. Внутри пластикового браслета имеется проволока, по которой проходит ток. Предполагается, что браслет невозможно снять, не разрезав проволоку. В этом случае происходит короткое замыкание и включается сигнал тревоги.
– И как же вам удалось этого избежать?
– Я расцарапал пластик в двух местах, обнажив проволоку, потом прикрепил к этим участкам концы проволочной петли, сделал разрез между ними и снял браслет. Элементарно, моя дорогая Виола.
– Какой вы хитрец! А где же вы раздобыли проволоку?
– Сделал из оберток от жевательной резинки. К несчастью, я был вынужден тщательно разжевать жвачку, поскольку мне нужно было закрепить концы петли.
– А жвачка? Где вы взяли ее?
– У моего знакомого из соседней камеры. Очень талантливый молодой человек. Он открыл мне целый новый мир – мир ритма и ударных инструментов. Он подарил мне одну драгоценную упаковку жевательной резинки из своих запасов в обмен на небольшую услугу.
– Какую же?
– Я должен был его слушать.
Женщина улыбнулась:
– За все приходится платить.
– Вероятно, вы правы.
– Раз уж мы заговорили о тюрьме… Не могу передать вам, как я была счастлива получить вашу телеграмму. Я уже боялась, что вас не выпустят из страны.
– В чемодане Диогена нашлось достаточно улик, чтобы снять с меня все обвинения в убийствах; в результате осталось лишь три более-менее серьезных преступления: кража «Сердца Люцифера», похищение специалиста по драгоценным камням по фамилии Каплан и побег из тюрьмы. К счастью, ни музей, ни Каплан не стали настаивать на обвинении, а что касается тюрьмы, то ее начальство было лишь радо поскорее забыть о том, что их система безопасности оказалась уязвимой. Поэтому я здесь. – Он замолчал и сделал глоток вина. – А теперь позвольте и мне задать вопрос. Как вышло, что вы не узнали в Мензисе моего брата? Вам ведь уже приходилось видеть его в маскараде.
– Я и сама думала об этом. Да, мне приходилось видеть его в образе двух разных людей. Но ни один из них не был Мензисом.
Повисло молчание. Виола перевела взгляд на молодую женщину в оливковой роще.
– Какая необычная девушка.
– Да, – ответил мужчина. – И даже более необычная, чем вы думаете.
Они молча смотрели на молодую женщину, словно призрак, бродившую между деревьями.
– Как получилось, что вы стали ее опекуном?
– Это очень длинная и запутанная история. Когда-нибудь я вам обязательно ее расскажу. Обещаю.
Женщина улыбнулась и поднесла бокал к губам. Они снова замолчали.
– Что вы скажете о вине нового урожая? – через некоторое время спросила женщина. – Я достала его из погреба специально к вашему приезду.
– Оно такое же восхитительное, как и старое. Насколько я понимаю, оно с ваших собственных виноградников?
– Да. Я сама собирала виноград и даже сама его давила – своими собственными ногами.
– Даже не знаю, чувствовать ли мне себя польщенным или прийти в ужас. – Он взял колбаску и разрезал ее на четыре части. – Надеюсь, для этого вам не пришлось собственноручно подстрелить кабана?
Виола улыбнулась:
– Нет, где-то же я должна была остановиться. – Она посмотрела на него, и ее лицо стало серьезным. – Алоиз, вы делаете героические усилия, чтобы меня развеселить.
– Но, как видно, мне это не слишком удается, раз вы заметили только усилия. Что ж, очень жаль.
– Вы чем-то обеспокоены. И плохо выглядите. Дела у вас идут не очень хорошо, или я ошибаюсь?
Поколебавшись секунду, он медленно кивнул.
– Жаль, что я ничем не могу вам помочь.
– Виола, одна ваша компания оказывает на меня тонизирующее воздействие.
Она улыбнулась, и ее взгляд вновь вернулся к молодой женщине.
– Как странно, что убийство – а ведь это было именно убийство, не правда ли? – подействовало на нее так умиротворяюще.
– Да. Но несмотря на это, мне иногда кажется, что она навсегда останется ущербной. – Он помолчал. – Теперь я понимаю, что было неправильно держать ее в четырех стенах в Нью-Йорке. Она должна была увидеть мир. Ведь Диоген сыграл как раз на этом ее желании. Я допустил ошибку и сделал ее уязвимой перед ним. И теперь меня до конца жизни будут преследовать раскаяние и чувство вины.
– Вы говорили с ней об этом? Я имею в виду, о ваших чувствах? Это может помочь вам обоим.
– Я пытался, и не один раз. Но она категорически отказывается обсуждать эту тему.
– Возможно, со временем она изменится. – Виола поправила волосы. – Куда вы отправитесь дальше?
– Мы уже побывали во Франции, Испании, Италии – кажется, ее заинтересовали развалины древнего Рима. Я делаю все возможное, чтобы она не вспоминала о том, что случилось. Но она все равно чем-то озабочена и целиком погружена в себя. Да вы и сами видите.
– Думаю, Констанс в первую очередь нуждается в том, чтобы вы ее направили.
– В каком смысле?
– Вы все прекрасно понимаете. Чтобы вы ее направили, как отец направляет свою дочь.
Пендергаст заерзал на стуле.
– У меня никогда не было дочери.
– А теперь есть. И знаете что? Думаю, от всего этого затеянного вами путешествия не будет никакого толку.
– Мне уже приходила эта мысль.
– Вам нужно исцелиться – обоим. Вы должны пережить это вместе.
Немного помолчав, Пендергаст тихо произнес:
– Я начал подумывать о том, чтобы на некоторое время удалиться от мира.
– Вот как?
– Поселиться в монастыре, где я уже жил какое-то время. Это очень уединенное место в западной части Тибета, почти недоступное. Думаю, нам стоит отправиться туда.
– Сколько времени вы там пробудете?
– Столько, сколько потребуется. – Он отпил вина. – Думаю, несколько месяцев.
– Это может оказаться чрезвычайно полезным. Но я должна спросить вас еще кое о чем. А что ждет… нас?
Он поставил бокал на стол.
– Все.
Повисла короткая тишина.
– Что вы хотите этим сказать? – очень тихо спросила она.
– У нас впереди вся жизнь, – медленно ответил Пендергаст. – После того как я устрою Констанс, придет наша очередь.
Она коснулась его руки.
– Я помогу вам с Констанс. Привозите ее зимой в Египет. Я буду снова работать в Долине царей, а она сможет мне помогать. Работа археолога тяжелая, но очень интересная.
– Вы это серьезно?
– Конечно.
Пендергаст улыбнулся.
– Превосходно. Думаю, ей эта идея понравится.
– А вам?
– Думаю… думаю, тоже.
Подошла Констанс, и они замолчали.
– Как вам нравится Капрайя? – спросила Виола, когда девушка поднялась на террасу.
– Здесь очень красиво. – Она подошла к перилам, сбросила на пол поломанный цветок и, положив руки на теплый камень, стала смотреть в море.
Виола улыбнулась и незаметно толкнула Пендергаста:
– Расскажите ей о моем предложении. А я пока пойду в дом.
Пендергаст поднялся из-за стола и подошел к Констанс. Она все еще стояла неподвижно, глядя в морскую даль, и ветер играл ее длинными волосами.
– Виола предложила взять тебя с собой в Египет этой зимой, помочь ей проводить раскопки в Долине царей. Ты смогла бы не только лучше узнать историю, но и прикоснуться к ней собственными руками.
Констанс отрицательно покачала головой, продолжая смотреть на море. Повисла тишина, нарушаемая только криками чаек и шорохом прибоя.
Пендергаст подошел ближе.
– Пора перестать об этом думать, Констанс, – сказал он. – Теперь ты в безопасности. Диоген мертв.
– Я знаю.
– Тогда ты должна знать, что тебе больше нечего бояться. Все в прошлом. Все кончилось.
Констанс ничего не ответила, и в ее голубых глазах отразилась лазурная пустота моря. Наконец она повернулась к нему.
– Нет, не кончилось.
Пендергаст посмотрел на нее и нахмурился:
– Что ты имеешь в виду?
Она молчала.
– Что ты имеешь в виду? – снова спросил он.
Наконец Констанс ответила, и в голосе ее прозвучала такая усталость, такая отчужденность, что Пендергасту стало холодно под лучами теплого майского солнца:
– Я беременна.