Самое гнетущее впечатление в психиатрической клинике Белвью на Хейворд произвели не грязные мрачные коридоры, не запертые стальные двери и не смесь запахов дезинфекции, рвоты и испражнений, а звуки. Какофония звуков, доносившихся отовсюду: тихое бормотание, резкие вскрики, однообразные причитания, стоны, поскуливание и быстрый лепет – симфония человеческого горя, время от времени прерываемая громкими воплями – такими страшными, исполненными такого отчаяния, что от них разрывалось сердце.
Однако сопровождавший ее доктор Гошар Сингх говорил спокойно и размеренно – так, словно ничего не слышал. «А может, он действительно ничего не слышит», – подумала она. Если бы слышал, наверняка бы сам сошел с ума. Все очень просто.
Хейворд постаралась сосредоточиться.
– За все годы моей клинической практики, – тем временем говорил доктор, – мне никогда не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным. Мы делаем все возможное, и кое-что нам уже удалось. Хотя прогресс, конечно, не такой заметный, как хотелось бы.
– Это случилось так неожиданно…
– Да, внезапность развития процесса – настоящая загадка. Ну что ж, капитан Хейворд, вот мы и пришли. – С этими словами Сингх отпер дверь и провел Лауру в почти пустую комнату, разделенную надвое длинной стойкой с застекленным окном – совсем как в тюремных комнатах для свиданий. На стойке она заметила переговорное устройство.
– Доктор Сингх, – сказала Хейворд, – я просила о личной встрече с вашим пациентом.
– Боюсь, это невозможно, – почти с грустью ответил тот.
– Надеюсь, вы изыщете такую возможность. Я не могу допрашивать подозреваемого в подобных условиях.
Сингх вновь грустно покачал головой, и его полные щеки задрожали.
– Нет, капитан, решения здесь принимаем мы. К тому же, когда вы увидите пациента, вы и сами поймете, что это не важно. Совершенно не важно.
Капитан Хейворд промолчала. Сейчас не время ссориться с медиками. Сначала она оценит ситуацию, а потом, если будет нужно, вернется сюда и поставит свои собственные условия.
– Не хотите ли присесть? – заботливо предложил Сингх.
Хейворд уселась за стойку, доктор расположился рядом и посмотрел на часы.
– Пациент прибудет через пять минут.
– Какими предварительными результатами вы располагаете?
– Как я уже говорил, это очень необычный случай. В высшей степени необычный.
– Поясните, пожалуйста.
– Электроэнцефалограмма показала наличие очаговых изменений в височных долях мозга. Исследование же с помощью магнитного резонанса выявило ряд мелких повреждений лобных долей, которые, по всей видимости, и вызвали глубокое нарушение сознания и психопатологию.
– Вы не могли бы перевести это на общедоступный язык?
– У пациента, вероятно, серьезно пострадали участки мозга, отвечающие за поведение, эмоции и оценку последствий собственных поступков. Повреждения наиболее значительны в той области мозга, которую психиатры иногда называют «зоной Хиггинботтом».
– Хиггинботтом?
Сингх улыбнулся: по всей видимости, это была узкопрофессиональная шутка.
– Евгения Хиггинботтом работала на сборочном конвейере шарикоподшипникового завода в Линдене, штат Нью-Джерси. В 1913 году на заводе взорвался бройлер, и заготовки взрывом разметало по цеху. Словно произвели выстрел из гигантского дробовика: шарики валялись повсюду. Шесть человек погибли. Евгении Хиггинботтом чудом удалось выжить, но в лобных долях ее головного мозга застряло около двух дюжин крохотных шариков.
– Продолжайте.
– Так вот, у бедняжки произошло полное изменение личности. Из тихой мягкой женщины она превратилась в злобную ведьму, подверженную вспышкам безумия. К тому же пьяницу, неразборчивую в сексуальных связях. Все ее друзья были в шоке. Это подтвердило медицинскую теорию о том, что информация о личностных качествах содержится в мозгу и повреждение последнего может превратить одного человека в совершенно другого. Шарики повредили вентромедиальную лобную часть мозга Хиггинботтом; тот же участок пострадал и у нашего пациента.
– Но в его голове нет никаких шариков, – возразила Хейворд. – Что же могло стать причиной?
– Вот в этом и состоит проблема. Вначале я заподозрил передозировку наркотиков, но в его организме ничего не было обнаружено.
– Может быть, это результат удара по голове или падения?
– Нет. Мы не нашли никаких следов ушибов, синяков или гематом. Мы также исключили инсульт, поскольку повреждения отмечены сразу в нескольких областях, расположенных довольно далеко друг от друга. Единственное объяснение, которое я могу предложить, – это удар электрическим током, причем направленный непосредственно на мозг. Если бы мы имели дело с трупом, вскрытие показало бы гораздо больше.
– Разве от удара током не остаются ожоги?
– Нет, если это сильный ток низкого напряжения – например, генерируемый электронным или компьютерным оборудованием. Но других повреждений нет, поэтому трудно представить себе, как все произошло. Разве что наш пациент ставил на себе какие-то необычные эксперименты.
– Этот человек был специалистом по компьютерным эффектам и занимался подготовкой выставки в музее.
– Я слышал об этом.
Раздался звонок интеркома, и тихий голос произнес:
– Доктор Сингх? Пациент прибыл.
Через окно Лаура увидела, как дверь в другой половине комнаты открылась и в помещение вкатили Джея Липпера. Он сидел в инвалидном кресле, пристегнутый ремнями, делая головой медленные вращательные движения и шевеля губами, с которых, однако, не слетало ни единого звука.
Лицо его было ужасно и напоминало маску: серая кожа обвисла глубокими складками, глаза пугливо бегали по сторонам, язык вывалился изо рта – длинный и розовый, как у страдающего от жары ретривера.
– О Господи! – вырвалось у Лауры.
– Ему ввели большую дозу транквилизатора – для его же безопасности. Мы все еще пытаемся использовать лекарства, ищем нужную комбинацию…
– Понятно. – Хейворд заглянула в свои записи, потом наклонилась вперед и нажала кнопку переговорного устройства. – Джей Липпер!
Липпер медленно вращал головой.
– Джей! Вы меня слышите?
Мелькнуло ли на его лице замешательство, или это ей только показалось? Нагнувшись, Лаура тихо заговорила в микрофон интеркома.
– Джей, меня зовут Лаура Хейворд. Я пришла, чтобы помочь вам. Я ваш друг.
Медленное вращательное движение продолжилось.
– Джей, вы можете рассказать, что произошло в музее?
Липпер не переставая описывал головой круги, собравшаяся на кончике языка слюна пенистой струйкой стекла на пол. Хейворд откинулась на спинку стула и посмотрела на доктора.
– Его родители уже приходили?
Сингх кивнул головой.
– Да, они были здесь. Очень тяжелая сцена.
– Он как-то отреагировал?
– Да, это был единственный случай, когда он продемонстрировал какую-то реакцию, но она длилась недолго. Он вернулся из своего внутреннего мира меньше чем на пару секунд.
– Что он сказал?
– «Это не я».
– «Это не я»? Не знаете, что бы это могло означать?
– Ну… Думаю, у него сохранились какие-то воспоминания о том, кем он был, и, вероятно, он отдаленно представляет себе, кем стал.
– А что было дальше?
Сингх казался смущенным.
– Неожиданно он пришел в ярость. Сказал, что убьет их обоих… вырвет у них кишки. Пришлось ввести ему еще успокоительного.
Хейворд на несколько секунд задержала на нем взгляд, потом задумчиво посмотрела на Липпера. Тот продолжал вращать головой с отсутствующим видом, словно находился за миллион миль.