Спускаясь на лифте в подземные помещения Нью-Йоркского музея естественной истории, его директор Уотсон Коллопи ощущал неприятное покалывание в затылке. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он был здесь в последний раз. Интересно, подумал Коллопи, почему этот сукин сын Уилфред Шерман, хранитель отдела минералогии, так настаивал на его визите в лабораторию, вместо того чтобы самому подняться в офис директора, расположенный на пятом этаже?
Коллопи быстро шел по посыпанному песком коридору, и его ботинки, касаясь пола, издавали резкий скрежещущий звук. Наконец он свернул за угол и оказался перед дверью, которая вела в лабораторию отдела минералогии. Коллопи повернул ручку – заперто – и ощутил новый острый приступ раздражения.
Шерман почти тут же открыл дверь и так же быстро запер ее за директором музея. Волосы его были взъерошены, на лбу выступили капли пота – сейчас он больше всего напоминал человека, пережившего катастрофу. «Поделом же тебе», – подумал Коллопи, быстро окинув взглядом помещение лаборатории и задержавшись на злополучной посылке, завернутой в мятую, покрытую пятнами бумагу. Помещенная в прозрачную пластиковую сумку, застегнутую на две молнии, она стояла на столе возле стереомикроскопа, а рядом с ней лежало несколько белых конвертов.
– Доктор Шерман, – начал директор, – недопустимый способ, которым этот материал был доставлен в наш музей, уже стал для нас причиной серьезных неприятностей. Все произошедшее с полным правом можно назвать возмутительным. Я хочу знать имя отправителя, хочу знать, почему посылка не была отправлена по обычным каналам, а также – почему со столь ценным материалом обращались с такой небрежностью, что это вызвало настоящую панику. Насколько мне известно, один фунт алмазного песка технического назначения стоит несколько тысяч долларов.
Шерман ничего не отвечал – лишь стоял молча и потел.
– Так и вижу заголовок в завтрашней газете: «Паника, вызванная биотеррористической атакой в Музее естественной истории». Не скажу, что я жажду прочитать такую статью. Мне только что позвонил репортер из «Таймс»[1] – Гарриман или как его там. И через полчаса мне нужно будет ему перезвонить и дать какие-то объяснения.
Шерман сглотнул и продолжал молчать. По лбу его скатилась капля пота, и он поспешно вытер лицо носовым платком.
– Ну и как, есть у вас объяснение? И существует ли причина настойчивости, с которой вы просили меня спуститься в вашу лабораторию?
– Да, – наконец заговорил Шерман и кивнул в сторону стереоскопа. – Я хотел, чтобы вы… чтобы вы взглянули на это.
Коллопи поднялся, подошел к микроскопу и, сняв очки, посмотрел в окуляры, но не увидел ничего, кроме размытого белого пятна.
– Я ни черта не вижу!
– Просто нужно отрегулировать фокусировку.
Коллопи немного повозился с микроскопом, наводя фокус, и наконец перед его глазами предстала изумительной красоты картина – тысячи разноцветных осколков кристаллов, образующих причудливую яркую мозаику.
– Что это?
– Образец песка, который содержался в посылке.
Коллопи выпрямился.
– Неужели? Разве вы или кто-то еще его заказывали?
– Нет, никто из сотрудников отдела его не заказывал, – после короткого колебания ответил Шерман.
– Тогда скажите мне, мистер Шерман, почему посылка с алмазным песком стоимостью несколько тысяч долларов была адресована и доставлена именно вам?
– Я знаю почему. – Шерман дрожащей рукой взял один из белых конвертов. Коллопи ждал объяснений, но хранитель молчал, устремив застывший взгляд в одну точку.
– Доктор Шерман!
Тот не шелохнулся. Потом наконец опять достал из кармана платок и вытер лицо.
– Доктор Шерман, вам плохо?
Шерман вновь сглотнул.
– Не знаю, как и сказать вам.
Голос Коллопи зазвучал резче:
– У нас серьезные проблемы, – он посмотрел на часы, – а через двадцать пять минут мне нужно звонить этому Гарриману. Так что выкладывайте все, что вам известно.
Шерман безмолвно покачал головой и еще раз вытер лицо носовым платком. Несмотря на раздражение, Коллопи ощутил укол жалости. Хранитель отдела минералогии напоминал ему пожилого ребенка, так и не переросшего своего детского увлечения – собирания камней. И вдруг Коллопи понял, почему тот непрерывно вытирал лицо: причиной этого был не пот – из глаз Шермана текли слезы.
– Это не алмазный песок технического назначения, – наконец произнес он.
Директор музея нахмурился:
– А что же это?
Ученый набрал в легкие побольше воздуха.
– Алмазный песок технического назначения состоит из черных или коричневых кристаллов, не имеющих эстетической ценности. И под микроскопом они выглядят именно такими – темными кристаллическими частицами. Здесь же мы видим множество цветов. – Голос Шермана задрожал.
– Да, именно это я и видел, – согласился Коллопи.
Шерман кивнул:
– Крохотные кристаллы и фрагменты кристаллов всех цветов радуги. Убедившись, что это действительно алмазы, я спросил себя… – Казалось, силы вновь покинули его.
– Ну же, мистер Шерман.
– …Я спросил себя: откуда, черт возьми, мог взяться целый мешок песка, состоящего из фрагментов отличных разноцветных камней? Мешок весом два с половиной фунта?
В лаборатории повисла напряженная тишина, и Коллопи вдруг стало холодно.
– Я не понимаю, – тихо сказал он.
– Это не алмазный песок, – решительно, на одном дыхании произнес Шерман. – Это коллекция алмазов из музея.
– Черт, вы понимаете, что говорите?
– Это дело рук человека, который на прошлой неделе украл наши алмазы. Он измельчил их. Все до одного. – Слезы вновь потекли по щекам Шермана, но он и не думал их вытирать.
– Измельчил? – Коллопи посмотрел по сторонам, его взгляд казался безумным. – Как можно измельчить алмазы?
– Молотком.
– Но считается, что алмаз – самый твердый материал в мире.
– Твердый – да. Но это не значит, что его нельзя раздробить.
– Почему вы так уверены, что это коллекция музея?
– Многие наши алмазы имеют уникальную окраску. Взять хотя бы «Королеву Нарнии». Ни у одного другого камня нет такого голубого цвета с оттенком фиолетового и зеленого. Я сумел идентифицировать каждый, даже самый крохотный фрагмент. Именно этим я здесь и занимался – сортировал их. – Шерман открыл белый конверт, который держал в руках, и высыпал его содержимое на предметный стол – на листе бумаги выросла небольшая кучка голубого песка. Пожилой ученый указал на нее: – Это «Королева Нарнии». – Затем опорожнил другой конверт и ткнул пальцем в кучку пурпурного цвета: – А это «Сердце вечности». – Один за другим он высыпал содержимое оставшихся конвертов: – «Призрак индиго», «Ултима туле», «Четвертое июля», «Занзибарский зеленый».
Слова звучали как барабанный бой – один оглушительный удар следовал за другим. Коллопи в ужасе уставился на крохотные кучки блестящего песка.
– Дурацкая шутка, – наконец выдавил он. – Это не могут быть музейные алмазы.
– Точный оттенок большинства этих знаменитых алмазов поддается количественному определению, – пояснил Шерман. – У меня имеются данные. Я изучил эти фрагменты, и оказалось, что их цвет полностью совпадает с цветом похищенных камней. Ошибки быть не может – это не что иное, как алмазы, украденные из музея.
– Но ведь наверняка не все, – слабо произнес Коллопи. – Он не мог уничтожить все алмазы.
– Вес песка, содержавшегося в посылке, составляет два фунта сорок две сотых. Это приблизительно пять с половиной тысяч карат. Если учесть, что некоторая часть содержимого высыпалась, получается, что первоначально там было примерно шесть тысяч карат. Я сложил вес всех похищенных алмазов, он составил… – Шерман остановился, чтобы перевести дух.
– Ну и?!. – Коллопи наконец дал выход своему раздражению.
– …Он составил шесть тысяч сорок два карата, – шепотом закончил Шерман.
В лаборатории повисла тишина, нарушаемая лишь слабым гудением ламп дневного света. Наконец Коллопи поднял голову и твердо посмотрел в глаза пожилому ученому.
– Доктор Шерман… – начал он, но голос его сорвался и ему пришлось начать сначала: – Доктор Шерман, эта информация не должна выйти за пределы данной комнаты.
Шерман, и без того бледный, побелел как полотно, но через мгновение молча кивнул, соглашаясь.