Книга дракона

Глава 8

— Я слишком долго ждал этой книги, — пророкотал Пурпурный Король-Дракон.

Он возлежал при входе в пещеры, где поселился его клан. Лучи заходящего солнца сверкали на его чешуе. Кое-кто мог посчитать пурпурный цвет странноватым для дракона, но обладатель этой своеобразной окраски находил ее вполне королевской. Во всяком случае, над ней никто не смеялся. То есть никто из ныне живущих.

— Отец мой ждал ее. И его родитель — ждал. Они ждали, но так и не дождались.

Когти передних лап огромного дракона прочертили в жесткой каменистой почве глубокие борозды. Земля вокруг пещер клана была насквозь прокалена многими поколениями огнедышащих тварей, но все же не могла устоять перед мощью Короля-Дракона.

Крохотный человечек перед ним не поднимал взгляда. То было одно из главных правил выживания в присутствии Короля-Дракона: преклони колени и опусти взгляд, выражая подобающее почтение, пока не получишь позволения встать. Те, кто недостаточно быстро повиновался, превращались в пепел.

— Я не оставлю это деяние своему преемнику! Я сам завладею тайнами карлика!

Те несколько драконов, что присутствовали при разговоре, старались вести себя как можно незаметнее. Когда повелитель в ярости, для него неважно, человек ли, дракон или кто другой падет жертвой его гнева.

Пурпурный взирал на своего человека.

— Я продлил твою жизнь, потому что мне нужна информация. Тебе повезло, поскольку истреблявший твой род слишком заботился о собственной выгоде. Он ослушался. Но ослушаться в другой раз уже не сможет.

Прочие драконы зашипели, а человек задрожал. Змеиная улыбка — и весьма зубастая — играла на ужасном лике Короля-Дракона. Его власть в этих землях не имела границ.

Он опустил свою огромную голову к земле, чтобы сильнее устрашить живую игрушку. Эти крохотные создания столь жалки в своей предсказуемости…

— Ты заявил, что пришел сюда не за книгой, чему я не верю. Хотя теперь начинаю подозревать, что вожаком был не ты. Должен быть кто-то другой, и именно его я ищу. Ведь ты не настолько умен, чтобы суметь проникнуть в адское логово карлика!

— Это так, мой великий и царственный повелитель! — последовал тихий ответ.

— Так. — Пурпурный подался назад, скрыв свои чувства под маской беспечности. — Тогда кто? Все твои товарищи мертвы. Суда отогнаны от здешних берегов. Можешь ли ты найти причину, по которой мне следует и дальше позволять тебе жить?

— Тот, кто возглавлял экспедицию, до сих пор жив!

— В самом деле?

— Я видел, как он скрылся в холмах! Он ускакал на краденой лошади!

— В холмах…

Гигант с трудом скрывал интерес. Эти пришельцы, сколь бы ни были слабы, рассчитывали перехитрить ненавистного карлика. Значит, у них был какой-то план. Пурпурный Король-Дракон не сомневался в этом, потому что сам думал бы так же, а его хитрость была непревзойденной.

— Он — из ваших ученых людей?

— Да! Ученость его велика! Это была его идея — отправиться в эти прокл… в эти земли!

В голосе его звучала ненависть. Король-Дракон нашел ее забавной. К тому же на этой ненависти тоже можно сыграть — позже.

— Как зовется этот человек?

Жалкая марионетка осмелилась поднять взгляд, понимая, что теперь ей — хотя бы на время — оставят жизнь. Глядя на мелкую тварь, повелитель драконов дивился ее окраске.

Быть может, я отдам его ириллианам. Раз он такой синий, им он больше поправится.

Прентисс Асаальк, выглядевший весьма усталым и разбитым, ответил:

— Его имя — Уэллен Бедлам!

Забена выбрала вовсе не такое укрытие, какое ожидал увидеть Бедлам. Ночь только начиналась, когда она указала ученому на нечто огромное и бесформенное. Поначалу он даже засомневался, туда ли смотрит.

— Вот это дерево?

— Это не просто дерево, — заверила Забена.

В темноте волшебница была почти невидима, несмотря на бледность ее кожи.

Дерево и вправду оказалось отнюдь не простым.

Собственно, это был другой мир.

Волшебница подвела Уэллена к трещине в стволе, длинной и такой узкой, что он едва смог бы просунуть туда палец. А вот тонкие пальцы Забены как раз подошли. Озадаченный,

Уэллен наблюдал, как ее рука скользит но разлому вверх и вниз. Проделав это странное действие дважды, волшебница отступила в сторону.

Трещина со скрипом раздвинулась. Она становилась все шире и шире, пока не сделалась достаточно широкой для двоих.

— Идем, — шепнула Забена, взяв его за руку, чтобы он не остался позади… или же не повернулся и не убежал прочь.

Если снаружи дерево изумило его, то внутри — просто ошеломило. Снаружи ствол выглядел достаточно толстым, чтобы, будучи выдолбленным, вместить пять-шесть человек — при условии, что те стоят неподвижно и почти не дышат. Изнутри же обнаружились хоромы — почти такие же огромные, как просторная древняя пещера Сумрака.

Даже сейчас, спустя несколько часов, Уэллен не мог поверить собственным глазам.

Он сидел, скрестив ноги, на одной из шкур, покрывавших пол. Рядом — в смущающей близости — лежала Забена. Заметив, что он снова осматривает невероятные палаты, она улыбнулась. Дерево, помимо повествований о жизни на родине ученого, до сих пор было главным предметом беседы.

Вдоль стен, почти не оставляя пустого пространства, располагались книжные полки и столы, где были аккуратно разложены книги и разнообразные магические предметы. Полка с причудливыми сосудами удостоверяла интерес хозяйки к алхимии. В других сосудах, залитые жидкостью, хранились образчики маленьких, но причудливых созданий. В углу стоял стол с письменными принадлежностями. Было здесь даже два довольно просторных смежных зала: один — наполненный различными предметами, собранными волшебницей в течение долгих лет, второй — запертый. Уэллен, не найдя повода поинтересоваться содержимым последнего, старался о нем не думать.

— Тебя что-то смущает? — спросила чародейка. Уэллен изо всех сил старался не обращать внимания на то, как ее платье, чудом не пострадавшее от колючих ветвей и кустарника, тесно облегало то немногое, что скрывало от взоров. Он не сомневался, что волшебница отлично осведомлена о своей физической привлекательности, но не верил, что она находит привлекательным его самого. В Царстве драконов ни о чем нельзя было судить но внешности, пусть даже столь совершенной.

Однако вопрос был вполне безобиден.

— Да, немного. Но в то же время я чувствую себя так по-домашнему… Книги, оборудование, коллекции… Я словно снова в своем кабинете.

Быть может, он принял желаемое за действительное, однако ему показалось, что хозяйка польщена. И последовавшие далее слова ее, конечно же, звучали совершенно искренне:

— Я надеялась, что тебе понравится мое убежище. Мне кажется, мы с тобой так похожи…

— Все же я до сих нор не понимаю, как можно устроить такую палату. Заклинание произведено с изумительным мастерством.

Кивнув, она придвинулась ближе.

— Все это, как я уже говорила, очень древнее. Сделано это еще до Королей-Драконов, птичьего народа, квелей и даже тех, кто был до них всех. Войдя в дерево, мы проникли в несколько иной мир. Можно назвать его карманным миром, давным-давно созданным, а после — брошенным. Я наткнулась на него чисто случайно.

Уэллен поразмыслил над услышанным. Это место напоминало ему о Сирвэке Дрэготе. Он подумал, не может ли здесь быть связи, но Забена никогда не бывала за морем, а потому просить ее проводить параллели было бы бессмысленно.

Меж тем волшебница подала ему чашу, несомненно, созданную при помощи волшебства, так как секундой раньше в ее руках ничего не было. Уэллен с готовностью принял сосуд, как принимал до этого еду и питье, и с удовольствием отпил. После долгого плавания вкус свежей пищи все еще сохранял для него новизну. Краткого времени, проведенного с экспедицией на берегу, оказалось недостаточно, чтобы вновь обрести привычку к нормальной еде.

За все время их пребывания здесь Забена почти не рассказывала о себе. Она призналась, что видела Уэллена раньше — во время его полета с искателями — и намеревалась спасти его от птичьего народа, которому большинство людей не доверяет, но судьбе было угодно, чтобы спасение произошло при несколько неожиданных обстоятельствах.

Уэллен, конечно же, не стал безоговорочно верить ее рассказу, как не поверил и кое-чему другому. Ее объяснения по большей части становились уклончивыми и изворотливыми, когда она подходила слишком близко к тому, что, по его предположениям, должно было быть правдой. Озадачивало лишь, что, попав сюда, он перестал чувствовать опасность. Он наслаждался чувством покоя в присутствии чародейки — конечно, в той мере, в какой мог бы оставаться спокойным любой мужчина в присутствии такой женщины. Но все же ее уловки не представляли собою какой-либо угрозы. В отличие от всего остального Драконьего царства.

Волшебница ни словом не обмолвилась о Сумраке-, и поэтому Уэллен предпочел и далее не распространяться о времени, проведенном в гостях у чародея. Определенной причины тому не было, просто в некий момент он решил, что так будет лучше.

Мысли его начали было уноситься вдаль, но тут чаша едва не выскользнула из пальцев. После всех событий прошедшего дня Уэллен был вымотан до предела. Не помог даже отдых, предоставленный Сумраком: в его жилище ученый постоянно ворочался и просыпался, ощущая на себе взгляд хрустальных глаз.

— Давай ее сюда, — сказала Забена, принимая чашу у полусонного ученого. — Ты выглядишь усталым.

— Я и чувствую себя усталым.

Но, может быть, это чувство возникло слишком уж внезапно? Он подумал было, что в еду или питье могло быть что-то подсыпано, но отсутствие тревожного предчувствия сделало его благодушным. Теперь неопытный колдун размышлял, не могли ли новые способности подвести его. Что, если его опоили, не желая принести вред?

Уэллен наморщил лоб. Мысли совсем перепутались.

Мягким прикосновением волшебница заставила его опуститься на шкуры. Но эффект вышел прямо противоположный ожидаемому: ее приближение заставило усталого ученого очнуться от дремы. На миг взгляды их встретились. Забена смотрела на него, словно увидела нечто новое. Губы ее раздвинулись, и она шепнула:

— У тебя требовательный взгляд, Уэллен Бедлам. Чего же он требует?

— Сна, — отвечал он заплетающимся языком. Кошачьи глаза волшебницы расширились, и ученый едва удержался от хитрой улыбки. Если она надеялась, что заставила его потерять бдительность, значит, плохо его знает.

И он тут же заснул. Последним, что запомнилось ему, было разочарование в глазах волшебницы, глядевшей на него, сложив руки на груди.

Она никогда не выглядела более прекрасной.

Ему приснился сон. Он запомнил лишь Забену, тварей вроде летучих мышей, некую фигуру, похожую ни больше ни меньше как на саму смерть, и голоса, исполненные гнева и мольбы. Казалось, больше во сне не было ничего, кроме смутного ощущения близкой опасности. Однако едва сон — или, скорее, кошмар — кончился, предостережения тоже не стало.

И Уэллен Бедлам с недоумением и облегчением заснул еще крепче.

Когда он проснулся, оказалось, что последних мгновений предыдущего вечера — и, главное, его отказа от заигрываний Забены — словно и не бывало. Волшебница, свежая, точно само утро, ласково разбудила его. Уэллен же, напротив, чувствовал себя так, будто спал среди тех самых животных, шкурами которых были устланы полы.

— У меня есть одежда, которая подойдет тебе.

Она снова улыбалась — возможно, даже теплее, чем накануне. Уэллен, видевший за годы учения множество пьес, пришел к заключению, что волшебница ничуть не уступает в актерском мастерстве любой из актрис его родины.

— А здесь ты можешь привести себя в порядок.

С этими словами волшебница указала на тот самый таинственный запертый зал, что привлек внимание ученого с первых его часов в дереве. Помещение привело его в такое же изумление, как и само дерево.

Драконье царство — воистину обитель чудесного, магический рай… когда не старается погубить!

Это был, как объяснила Забена, еще один карманный мир. Состоял он из крохотного клочка леса, опоясанного ручьем, текущим по кругу и замкнутым в кольцо. Ни истока, ни устья у ручья не было.

— Вода всегда чистая, — заверила волшебница.

Вода оказалась чудесно прохладной. Поначалу Уэллен просто наслаждался этой роскошью, а затем долго исследовал изумительный мирок. Деревья и трава оказались совсем как настоящие, солнце же заменял источник света, который ему так и не удалось отыскать.

Наконец он с заметной неохотой покинул это место, понимая, что пора и честь знать. В первый раз он мог относительно самостоятельно решать свою судьбу. Разумное решение, как ему представлялось, существовало лишь одно. Уэллен надеялся, что и Забена присоединится к нему, но, если нет, он пойдет один… пусть даже это означает ссору. Чародейка может не пожелать расстаться с ним, пока не получит того, чего хочет — что бы это ни было. Ученый, не склонный тешить себя иллюзиями, сомневался, что волшебница питает к нему чисто личные симпатии.

Одежда, в которую он облачился, оказалась точной копией его прежней, только чистой и не рваной. Сапоги, однако, остались те же: обувь была пошита на совесть и не нуждалась в замене. Волшебница была одета примерно так же, как и накануне. Платье слегка отличалось от вчерашнего, но служило тем же целям: морочить мужчинам голову. Пожалуй, для полевых условий такая одежда не годилась, однако волшебницу, судя по всему, погода не беспокоила.

Он уже понял, что, несмотря на предупреждение относительно карлика, она явно питала некоторый интерес к таинственной книге. Слишком уж быстро последовало ее предостережение, а судя по поведению, Забена была уверена, что он, Уэллен Бедлам, преследует те же цели, что и она. Здесь была связь, как-то ускользнувшая от ученого накануне и объяснявшая причину, по которой волшебница спасла его.

Оставался лишь один вопрос: имеются ли у нее хозяева, или же она, подобно Сумраку, сама но себе?

Он моргнул. В сознании всплыли смутные воспоминания о голосах, запахе серы, хлопанье крыльев… Что же все-таки происходило этой ночью? Но тут воспоминания ускользнули: Уэллен вынужден был сосредоточиться на Забене. Она сидела на шкурах перед столиком, уставленным блюдами с жареным мясом и прочей снедью. Он отметил, что еда не тронута и большая часть ее сдвинута к предназначенному для него месту.

— Проголодался?

Он и вправду был голоден, но не мог усидеть на месте. Взяв со столика яблоко — уж в него-то наверняка ничего не подсыпать, — ученый вгрызся в него. Проглотив первый кусок, он сказал:

— Мне нужна твоя помощь.

Во взгляде Забены появился интерес.

— Какая?

— Я хочу побеседовать с этим карликом.

Она взглянула на него так, словно он предложил ей выйти замуж за птицечеловека.

— С гномсом? После того, что я рассказала тебе?

— Ты сказала лишь, что он давным-давно уничтожил тот город. Пожалуй, он способен и на большее. Будь он просто могущественен и злобен, он давно завоевал бы все Царство драконов. Кстати, откуда тебе известно, что это — тот самый карлик? Мог ли он прожить так долго?

— Там всегда, от самого начала легенд, жил карлик. Из того, что я слышала и видела, мне известно, что внешность его не меняется в течение многих поколений. Действительно ли он так стар? — Забена пожала плечами. — Мне доводилось слышать и о более странных вещах.

— Похоже, он — моя единственная надежда выбраться живым из всего этого хаоса.

— Ну, виноват во всем здешний Король-Дракон. Это один из его подданных уничтожил вашу экспедицию и погубил твоих друзей!

Ученый моргнул от того, как небрежно она говорила о недавней бойне.

— Если бы карлик был так опасен, ты не возвращалась бы сюда снова и снова, — Уэллен обвел рукою палату. — Хотя возможно и то, что неподалеку находится нечто, привлекательное для тебя. Я вижу, ты очень интересуешься книгами…

Скрестив руки на груди, Забена взглянула в его глаза. В голосе ее не было обвиняющей нотки, она лишь констатировала факт:

— Ты и сам знал, что мне нужна книга карлика. Знал наперед. Если бы ты спросил об этом, я не стала бы отрицать.

— Но и не стала бы упоминать об этом, если бы не спросил, — улыбнулся ученый. — Итак, я — твой пленник? Похоже, я начинаю привыкать к такому качеству…

— Могу сотворить какие-нибудь цепи. Надо?

— Нет.

Ученый не стал объяснять, что никакие цепи не способны сделать его положение безнадежнее, чем оно есть. Поколебавшись, он сделал вид, что пришел к некоему решению, и сказал:

— Вполне может статься, что наши интересы совпадают. Интерес волшебницы к Уэллену заметно возрос. Она придвинулась ближе — используя каждый шаг, чтобы произвести наибольшее впечатление. Уэллену пришлось очень постараться, чтобы сохранить маску безразличия. Да, Забена играла свою роль превосходно. В исполнении другой женщины все это показалось бы грубым, очевидным наигрышем, но для чародейки такая манера держаться была столь естественна, что Уэллена бросило в дрожь. Что же она может сотворить с мужчиной, подпавшим под ее чары?!

Далеко не все возникшие в сознании ответы на этот вопрос доставляли удовольствие…

— Ты говоришь о книге? — спросила она. — Или о чем-нибудь еще?

— О книге.

Он ответил чуть быстрее, чем надо бы. Теперь он утратил то преимущество, которое получил накануне. И оба собеседника понимали это.

— Значит, ты хочешь сказать: если я помогу тебе встретиться с карликом… кстати, нет никаких гарантий, что он вообще удосужится заметить, что ты околачиваешься у цитадели… ты поможешь мне завладеть книгой?

— Если сумею. Я не могу обещать, что мне обязательно повезет.

Судя по тону, волшебница думала иначе. Вероятно, оттого, что до сих пор подозревала Уэллена в тайном желании добыть книгу дракона. Он не стал ее разубеждать: чтобы вырваться из всего этого безумия, любые средства хороши.

Я готов был рискнуть жизнью, чтобы достичь этой земли, но не желаю рисковать неизвестно за что!

Будь у него такая возможность, ученый действительно желал бы заполучить треклятый карликов опус — чтобы зашвырнуть подальше и посмотреть, как остальные передерутся.

Смерив Уэллена взглядом, Забена приняла — или сделала вид, что принимает — его предложение. Как бы там ни было, результат должен быть получиться один и тот же.

— Хорошо. Я согласна. — Со своей обычной, тщательно рассчитанной грацией она повернулась к нему спиной. — Но нам придется двигаться быстро. А дерево не выпускает заклинаний наружу; так что для перемещения нужно выйти.

— Нет.

— Что «нет»?

Он подождал, пока она снова не обернется к нему.

— Больше никаких телепортаций. С меня хватит.

— Любой другой способ потребует слишком много времени. Чем дольше мы будем болтаться вблизи цитадели, тем больше риск, что один из подданных Короля-Дракона заметит нас! А если не они, то кто-нибудь еще из охотников за секретами карлика.

В глубине души ученый сознавал правоту Забены, однако сохранил твердость. Слишком долго его таскали с места на место, точно куклу. Магия — не его стихия, и, может быть, так и останется впредь. При любом проявлении волшебства — кроме собственного ощущения опасности — ученому становилось не по себе. Ему хотелось иметь хотя бы некое подобие контроля над ситуацией, а волшебство — особенно телепортация, — напротив, заставляло чувствовать себя беспомощным и сбивало с толку.

Чародейка поняла, что спорить нет смысла. Если ей хочется сохранить его доверие, придется уступить.

— Хорошо. Как пожелаешь. — Даже простое пожатие плечами в исполнении бледной ведьмы было невыразимо очаровательным. — Пожалуй, я попробую вызвать пару лошадей, но это потребует времени. Может, они где-нибудь поблизости, а может, и очень далеко.

— А может, быстрее идти пешком?

Она наморщила нос, словно не слыша последнего вопроса. Уэллен понял, что хозяйка считает его безумцем — и, возможно, не так уж она неправа. Он и сам не был вполне уверен в своем душевном здравии.

— Я не пойду к цитадели карлика пешком. Ты просишь слишком многого, Уэллен Бедлам.

Накануне она уверенно звала его просто «Уэллен», теперь же стала держаться более формально. Непоследовательно. Если она хочет увлечь его, зачем отстраняться? Используя полное имя, она напоминает о том, что они друг для друга — люди относительно чужие.

Уэллен понял, что настаивать дольше не стоит. — Хорошо, поедем верхом.

Она снова улыбнулась. Все снова было в порядке. По крайней мере, внешне.

— Пожалуй, это не займет много времени. Этих скакунов я вызывала уже не раз. Они должны быть неподалеку.

Она назвала их скакунами. Но лошади ли это?

— Конечно, вызывать их придется снаружи.

Это обстоятельство Забена объяснила ему с самого начала. Заклинания действовали как внутри крохотного мирка дерева, так и вне его — там, где находился волшебник. Заклинание, примененное внутри дерева, не распространялось на Царство драконов. В то же время некто, применяющий заклинание в Царстве драконов, не мог влиять на мир дерева. И это, насколько Уэллен мог судить, обеспечивало чудесное ощущение защищенности.

— Я пойду с тобой, — ответил он.

С одной стороны, следить за чародейкой было приятно. А с другой — Уэллен сознавал, что будущее его отчасти зависит от осторожности в общении с нею. В один прекрасный момент она может решить, что он стал бесполезным… и что тогда?

— Конечно.

Чтобы войти в дерево, волшебнице пришлось приложить некоторые физические усилия. Выйти же, как оказалось, не стоило никакого труда. Едва они приблизились к скрытому от посторонних глаз проходу, дерево медленно раскрылось. Бедлам отметил, что раскрылось оно ровно настолько, чтобы наружу можно было выходить только по одному. Оставалось лишь гадать, всегда ли дерево так работало или Забена сознательно не позволила «дверям» раствориться шире.

Снаружи было раннее утро — солнце только-только взошло. Это Уэллен понял еще до того, как вышел наружу, и удивился, так как считал, что проспал гораздо дольше. Впрочем, все к лучшему. Пока ночь можно было проводить привычным образом, он предпочитал путешествовать днем. Слишком много тварей бродило по этим лесам в темноте. Днем по крайней мере видишь, что к тебе приближается. А прятаться сам Уэллен все равно никогда не умел.

— Это займет совсем немного времени.

Забена повернулась лицом на север. Уэллен сделал шаг в сторону от их укрытия и вдохнул чистый утренний воздух.

И тут же голова его словно взорвалась от мысленного вопля.

— Забена!

Слишком поздно он понял, какую злую шутку сыграл с ним мир внутри просторного дерева. Уэллен не ощущал опасности, так как угроза находилась снаружи, а сам он — внутри. Теперь же предостережения хлынули в его сознание, словно долго накапливались в ожидании возможности поведать ему правду.

В лесу за его спиной раздался шорох и треск. К ним, ломясь сквозь подлесок, явно двигалось — и весьма быстро — нечто большое. Взглянув на чародейку, Уэллен обнаружил, что она еще занята призыванием лошадей. Тогда он опустил взгляд к собственным рукам, словно это могло помочь высвобождению его вероятной магической силы. Не ощутив никаких перемен, Бедлам почти бросил это безнадежное занятие. Между тем невидимая опасность приближалась. В отчаянии ученый быстро оглянулся и отыскал довольно тяжелый сук. Голова снова разболелась. Внезапно сделалось смешно — столь жалко выглядели его приготовления к обороне. Угроза, вызвавшая такой звон в голове, должна оказаться чудовищной. Что бы это ни было, дубинка скорее раздразнит, чем причинит вред…

— Забена! — прошипел он, в последний раз пытаясь заставить ее очнуться.

— Что?

Ее внезапно спокойный голос застал его врасплох. Едва он повернулся к ней, сквозь кустарник проломились два массивных тела и устремились к чародейке.

Уэллен замахнулся было и тотчас снова опустил свое оружие. Теперь он видел, кто это был. И почувствовал, что отчаянно покраснел.

Две лошади. Одна вороная, другая пегая. Скакуны, вызванные волшебницей. Это и есть опасность? Не верилось.

Лошади остановились в нескольких ярдах и дальше, несмотря на оклик Забены, не пошли. Только тут она заметила сук в руке Уэллена.

— Это тебе не понадобится. Брось подальше, чтобы они видели, что ты не собираешься причинять им вреда.

— Я…

Ощущение опасности не оставляло ученого, но… Чем эти лошади могут ему угрожать? Уэллен с неохотой забросил дубинку в кусты и продемонстрировал животным раскрытые ладони. Чувствовал он себя глупо, однако волшебница одобрительно кивнула.

— Не стоит недооценивать их, Уэллен Бедлам. Это весьма разумные существа.

Ему доводилось слышать легенды о Темном Коне, коне-демоне, водившем дружбу с лордом Дразери — или, скорее уж, Дру Зери. Однако тот демон явно был ни при чем…

Тогда почему же в голове у него до сих пор гудит?

— Забена… тут что-то не так.

— Чепуха.

Возможно, тон ее сделался несколько резок — Уэллен не мог сказать наверняка. Он ничего не говорил ей о своей странной способности чувствовать вероятную угрозу, главным образом потому, что сам еще не вполне в этом разобрался. К тому же это было его единственное оружие… во всяком случае, до сих пор.

— Короля-Дракона поблизости нет, — продолжала Забена, — и ничего другого я тоже не ощущаю.

Можно ли доверять ее способностям? Новоявленный ведун хотел бы в это поверить. Забена — явно очень сильная волшебница. Считать, что он хоть в чем-то может ее превзойти, было, мягко говоря, самонадеянностью.

Пегая лошадь, подойдя к ученому, потянулась обнюхать его, но Уэллен попятился — сам не зная почему и даже не желая этого знать. Животные, несмотря на их безобидный вид, внушали ему страх.

— Похоже, лошадь уже сделала выбор за тебя, — раздраженно сказала Забена. — Если ты не возражаешь, садись, и едем отсюда!

Уэллен оглядел свою лошадь.

— Но ведь уздечки нет! И седла нет…

— И не будет. Эти животные не любят седел. Можешь быть уверен, они не потеряют нас. Я ездила на них бессчетное множество раз.

Уэллена это не убедило, но возражать он больше не мог — в конце концов, сам настоял обойтись без телепортации. Он взялся покрепче за холку пегой, чтобы взобраться на нее…

… и, едва его пальцы коснулись шкуры, отдернул руку, словно лошадь укусила его.

Забена, уже оседлавшая вороную, взглянула на него сверху:

— Ну, что еще?

— Это… Я…

Как мог он сказать, что случилось, когда и сам толком не понимал этого? Коснувшись холки пегой лошади, он ощутил не тепло живого тела, но — холод, наводивший лишь на мысли о чем-то, давным-давно мертвом.

В сознании на миг вспыхнули картины из сна. Забена… Фигура ее собеседника… Фигура, навевавшая мысли о древних могилах и трупах, давно обратившихся в прах.

— Ты передумал? — скромно поинтересовалась волшебница.

Ее вмешательство вновь загнало ночной призрак в глубину подсознания.

— Нет.

Стиснув зубы, Уэллен обыскал свою одежду и вспомнил, что это — лишь копия. Отчетливо сознавая, что выглядит скорее наивным ребенком, а не взрослым образованным исследователем, ученый спросил:

— У тебя нет пары перчаток?

— Посмотри в поясном кошеле, что прямо под левой рукой.

— Уже смотрел. — Я знаю.

Мгновением позже вынув из кошеля перчатки, ученый не смог удержаться от ворчания по поводу дурной привычки волшебников разыгрывать тех, кто не способен ответить тем же. Не имея большого личного опыта общения с чародеями (и отнюдь не случайно), он тем не менее слыхал о них множество историй. Все волшебники одинаковы, будь то искушенный маг или вечный ученик. Им доставляет удовольствие забавляться теми, кто слабее.

Он напомнил себе, что и сам, в широком смысле слова, является волшебником, но это не помогло.

Надев перчатки, он с опаской взобрался на лошадь. Та оказалась скотиной крайне спокойной, но недоверие не проходило. Чувство опасности — или просто вероятной угрозы — продолжало зудеть в голове.

— Ты готов?

Он ни к чему не был готов, однако отступать было поздно. Изобразив на лице отвагу, он просто ответил:

— Показывай дорогу.

Забена мягко коснулась холки лошади и что-то шепнула ей на ухо. Лошадь тронулась с места неспешной рысью, но женщина в черном платье даже не покачнулась, невзирая на весьма необычный стиль верховой езды — она полулежала на спине животного. Женщина и лошадь словно слились в единое целое, и впечатление это еще усиливалось тем, что цвет платья волшебницы почти не отличался от масти животного.

Пегая лошадь Уэллена последовала за вороной. Он был уверен, что при первом же шаге соскользнет с ее спины, но лошадь, казалось, учитывала малейшее движение седока. Через несколько мгновений Уэллен почти поверил, что у него есть шанс избежать падения. Но доверять этому животному не мог. Тошнотворный холод лошадиной плоти, ощутимый даже сквозь штаны и перчатки, разительно контрастировал с внешним обликом. Если бы не заверения Забены и полная его неспособность точно определить причину беспокойства, он спрыгнул бы наземь и последовал за волшебницей пешим ходом.

Впрочем, все это не более безумно, чем путешествие в Царство драконов, которое я затеял по собственной воле…

Он уселся как следует и постарался не думать, на чем едет. Были и другие темы для размышлений: например, грядущая встреча с карликом, если тот вообще соблаговолит заметить пришельца. А что, если конечным результатом поездки окажется всего-навсего солнечный удар? Или столкновение с каким-нибудь проголодавшимся подданным Короля-Дракона?

Кстати! Если даже карлик заметит его, что делать дальше?

Вот это, подумалось ученому, воистину тревожный аспект!

Семеро уцелевших некри, считая и того, что был напарником Забены с самого начала, расположились на вершинах деревьев и, изо всех сил стараясь укрыться от безжалостного солнечного света, наблюдали за отъездом чародейки и второго смертного. Тот самый некри, в частности, отметил беспокойство, вызванное в человеке лошадьми, тайно присланными Повелителями Мертвых. Крылатое страшилище, пожалуй, разделяло отвращение человека: обе лошади были слишком давно мертвы, отчего мясо их сделалось сухим и безвкусным, и только колдовство придавало им сходство с живыми.

Некри, служивший Повелителям Мертвых на пару с Забеной, размышлял над планом волшебницы. С первого взгляда он казался разумным, однако прежние ее замыслы проваливались в самом конце. Вина большей частью лежит на ней — и на нем тоже. Что до остальных… хозяева могут подвергнуть наказанию и их… но скорее им просто предоставят возможность наблюдать за медленным и мучительным уничтожением тех, кто больше всех виновен в неудаче, хотя получил возможность исправить ошибку.

Да, если он, некри, погибнет столь постыдно, в этом будет виновата лишь человеческая самка. Ни битвы, ни крови… Нет, не так подобает некри заканчивать свое существование.

Он уже заметил, что волшебница действует неуверенно — во всем, что касается пришельца. Не мог он позабыть и ее предательства по отношению к нему: она забрала человека, пока они, некри, дрались с пернатыми. Этого ее план не предусматривал. Об этом Забена не предупредила даже его.

Некри оглянулся на снедаемых нетерпением товарищей, снова устремил взгляд вслед удаляющимся фигурам и разочарованно зашипел, памятуя, что от этой человеческой самки зависит его существование.

Клыкастая пасть его разомкнулась и сомкнулась вновь. Когти, раздиравшие в клочья и более сильных противников, согнулись и разогнулись. Если она оплошает, то, прежде чем погибнуть, он постарается, чтобы она умерла первой. И — как можно медленнее.

В конце концов, добрую смерть не грех и посмаковать некоторое время. Даже если времени этого мало.

Итак, некри следили за Уэлленом и чародейкой — и в то же время сами находились под наблюдением. Наблюдатель устроился невдалеке позади, и, хотя там не было никакого укрытия — ни холма, ни дерева, — чудовища, похожие на летучих мышей, не замечали его и даже не чуяли предательской ауры его волшебной силы.

Это будет просто замечательно, — думал Сумрак. — Направляются к цитадели! Я сам не придумал бы лучше!