Клуб любителей фантастики, 2011

Владимир Марышев К ВОПРОСУ О ДИНОЗАВРАХ

Изнывая в ожидании заказа, я выбивал пальцами дробь на столике. Чёрт меня понёс именно в этот третьеразрядный ресторанчик, где персонал, похоже, спит на ходу!

— Не возражаете? — Непритязательно одетый худощавый брюнет подвинул стул и сел напротив.

Мест вокруг было сколько угодно. Но мой приятель, судя по всему, уже не придёт, а в одиночестве я всегда чувствовал себя неуютно.

— Пожалуйста. Только хочу предупредить: насладиться шедеврами здешней кухни вы сможете не скоро. Кажется, все официанты этого заведения вымерли, как динозавры.

Брюнет улыбнулся.

— Мне к этому не привыкать. Я, поверите ли, не так уж редко хожу в рестораны.

Но не потому, что гурман или не знаю, куда девать деньги. Просто люблю роскошь.

— Роскошь? — Я недоверчиво посмотрел на его бурый, грубой вязки, свитер, надетый под видавший виды синий пиджак.

— Вы меня неправильно поняли. Я имею в виду роскошь человеческого общения. Только не смейтесь! Если у вас нет семьи, а на работе только и делают, что перемывают кому-нибудь кости да жалуются на жизнь… Свихнуться можно! Поневоле отправишься куда-нибудь, где минимум на час-полтора гарантирован свежий собеседник. Конечно, и тут рискуешь нарваться на заурядность. Но изредка, вы знаете, попадаются настоящие философы!

— Ну и ну! — Я по-прежнему не воспринимал его всерьёз, и всё-таки этот оригинал уже начинал мне нравиться. — Боюсь, что до философа малость не дотягиваю. Зато всегда готов послушать умного человека. Почему бы, ожидая настоящей пищи, не вкусить духовной? Начинайте!

— Отлично! — произнёс мой визави, потирая руки. Тема для беседы… Ну политику однозначно к чёрту, житейские проблемы — туда же. Ага! Вы только что упомянули вымерших динозавров. Вот о них и поговорим. Известно ли вам, что эти страхолюдные ящеры могли создать цивилизацию ничуть не хуже нашей?

Я задумался.

— Кажется, о чём-то таком читал. Но уже не помню подробностей.

— О! — брюнет оживился ещё больше.

— Это интереснейшая гипотеза! Принято считать, что динозавров погубило падение гигантского метеорита. А теперь представьте, что он пролетел мимо. Чем обернётся такой промах?

— Ну…

— Вот именно: в этом случае ящеры останутся властелинами планеты! А млекопитающие, к коим принадлежим и мы, будут прозябать на вторых ролях. Но ведь ход эволюции остановить нельзя, она неизбежно ведёт к появлению разумного существа. Значит, на Земле предками такого существа станут уже не приматы, а подлинные владыки суши — динозавры. Логично?

Я пожал плечами.

— Предположить можно что угодно. Ну ладно, динозавры так динозавры. Вот только какие именно? Насколько мне известно, их были тысячи видов.

— Не вопрос! Всё давно смоделировано и обосновано. Была, например, любопытная статья в журнале «Техника — молодёжи». Цитирую: «Исследователи математически воспроизвели ещё раз эволюцию сухопутных животных. При этом оказалось, что доминирующим существом стала бесхвостая рептилия, способная перемещаться на задних ногах и имеющая передние конечности, похожие на руки».

— Э-э… — протянул я. — Вы не могли бы пояснить?

— Видите ли, большинство людей уверено, что все динозавры — огромные и страшные. На самом же деле среди них было много мелюзги, которая как раз бегала на двух ногах и имела свободные передние конечности. Любопытно, что некоторые из этих созданий питались исключительно яйцами других ящеров. Они повсюду разыскивали кладки своих незадачливых родственников и пожирали их. Так вот, согласно расчётам, именно от этих воришек-яйцеедов могли произойти нынешние хозяева планеты!

— Интересная гипотеза, — сказал я. — Такую бы идейку да Стивену Спилбергу подкинуть! Помнится, у него в одном из «Парков юрского периода» были двуногие динозавры-крошки. Только он эту тему не развил…

Мой собеседник кивнул:

— Да, идея что надо. Но я забыл упомянуть ещё кое о чём. Законы эволюции определяются условиями планеты, на которой возникла жизнь. Поэтому земные разумные существа в итоге обязательно будут похожи на нас, хомо сапиенс. Две руки, две ноги, идеальное прямохождение… и так далее. Вы знакомы с теорией параллельных миров?

— Ну, в общих чертах…

— Замечательно. Так вот, допустим, что на одном из таких миров, Земле-1, вершины развития достигли приматы, а на Земле-2 — динозавры. Если бы они могли встретиться, то обнаружили бы, что между ними практически нет внешних различий! Хотя физиология, привычки могут быть совершенно разными.

— Надо же! — Мне стало весело. — А хотите, попробую применить вашу теорию на практике? Вот вы, извините, что собираетесь заказать?

— Я? — Мой вопрос, казалось, застал брюнета врасплох. — Ещё не задумывался. Пожалуй, бифштекс бы съел. Или антрекот.

— Ага! На основании этого можно сделать вывод, что вы, например, произошли от какого-то древнего хищника. От саблезубого тигра, вот! Любовь к мясу сохранялась в ваших генах миллионы лет. Что, раскусил я вас? Признавайтесь, лазутчик, давно ли прибыли из параллельного мира?

Мы уставились друг на друга и, не в силах сдерживаться, одновременно, как по команде, рассмеялись. Я был не прочь продолжить столь занимательную беседу, но мой сосед неожиданно поднялся.

— Спасибо за компанию, — сказал он, — с вами приятно общаться. А теперь разрешите откланяться.

— Как? — удивился я. — Вы ведь даже заказ не успели сделать!

Он улыбнулся.

— Я уже говорил, что пришёл сюда не затем, чтобы съесть кусок мяса. Насытиться можно и дома, а вот интересного человека встретишь нечасто. Словом, не считаю, что этот день для меня потерян. До свидания!

«Ну и чудила, — подумал я, когда мой странный собеседник ушёл. — Интересно, как он ведёт себя на званых вечерах?

Не даёт виновнику торжества выпить рюмку, допытываясь, верит ли тот в летающие тарелки? А вообще-то, ловко! Так можно хоть каждый день ходить в рестораны — не разоришься. Но что бы всё это значило?

Обыкновенное совпадение? Чёрт, почему я отпустил его просто так? Надо было хотя бы поинтересоваться…»

— Пожалуйста, — ледяным тоном произнёс официант, бесшумно возникший рядом. По его лицу было видно, что более странного заказа он в жизни не получал.

«И тебя можно понять, парень», — подумал я, глядя, как он расставляет передо мной яичницу, омлет, яйца под майонезом…

Валерий Гвоздей ДВИГАТЕЛЬ

Так и есть: маяк на астероиде не работал.

Аппаратура дистанционного контроля не отозвалась.

Я вывел корабль на стационарную орбиту и начал собираться.

Для высадки на небольшие астероиды ремонтники используют скутеры, открытого типа, надёжные, экономичные, простые в обслуживании и эксплуатации. На корабле два скутера, хотя наладчик один, и оба на ходу, конечно. Стояли в маленьком ангаре бок о бок и ждали повода. Честно говоря, мне казалось, что им нравится летать. И я выгуливал их по очереди. Сегодня порезвится красный.

У него с топливом порядок. Есть запас дыхательной смеси — для меня, если закончится в скафандре. Есть набор инструментов. Есть и комплект деталей, чаще выходящих из строя.

Можно лететь, пожалуй.

Откачав из ангара воздух, я оседлал конька.

Створки медленно разошлись. Я отключил магниты и выплыл на малой тяге. Задал курс. Наблюдал, как сокращается расстояние.

Диаметр астероида меньше десяти километров. Гравитация на нём очень низкая. Ходить надо крайне осторожно, избегая резких движений.

Стандартный конусообразный маяк стоял на скале с плоской, срезанной вершиной. Подрабатывая слегка маневровыми, я опустился рядом.

Беглый осмотр позволил выявить причину отказа.

Метеорит разорвал идущие от силовой установки, вроде бы утопленные в грунт кабели, — и основной, и дублирующий. Заглянув в кратер, я увидел обугленные концы проводов.

Ну что ж… Редко, но бывает. Зато больше не повторится. Все говорят, что метеориты не бьют дважды в одно и то же место. Сначала я обесточил кабели. Затем срастил концы, наложил мощную изоляцию. Проверил. Всё в норме.

Оставалось присыпать кабели, чтобы не торчали снаружи.

Когда заканчивал, почувствовал сотрясение. Что-то вспыхнуло за спиной — и погасло.

Ещё были какие-то мелкие вспышки-блики, в небе и на скалах.

Маяк?..

Но я же не включил его…

Повернувшись, я понял, что маяк ни при чём.

Другой метеорит. Он врезал по скутеру, причём — от души.

Рвануло горючее, помогла дыхательная смесь.

Набор инструментов, комплект деталей и обломки моего железного коня разлетелись во все стороны.

Вот что посверкивало, на лету и — врезаясь на огромной скорости в скалы.

Часть добра вообще покинула астероид. Благо — не задело меня: я находился чуть ниже, в кратере, согнувшись, укрывал кабели.

И маяк не пострадал, он бронированный. Вот и верь народным приметам. Не в тот же кратер попал, зараза, но — в ту же скалу, в ту же площадку.

Велика ли была вероятность подобного? Один шанс на миллиард. Или даже меньше.

И — пожалуйста вам…

Расскажешь — не поверят.

Наклонив корпус назад, подняв голову, я посмотрел на корабль, висящий над маяком.

Сиял ярким светом открытый шлюз, затмевая окружающие звёзды и позиционные огни.

Хм…

А как я вернусь?

Как попаду на корабль?

Ситуация выглядела забавно.

Хотя часть моего сознания, или — подсознания, уже поняла: ой-ёй.

В экипировку ремонтников входит пара отличных ракетных пистолетов. Но их никто не таскает на себе. Всё хранят в ящике скутера. Ваш покорный слуга — не исключение.

Потоптавшись, я направился к свежему кратеру. Никаких пистолетов, разумеется. Не поленился, обшарил всю площадку, светя нашлемным фонарём. Маяк не включал, от его блеска я бы ослеп навеки.

Среди немногочисленных обломков не нашёл того, что искал.

Может, целы пистолеты, но где они сейчас — бог знает. Лежат в скалах, а то и — мчатся в открытом космосе, неведомо куда. Один ракетный пистолету меня есть.

Он входит в носимый комплект жизнеобеспечения, крепится в нише «горба». Но пистолет слабенький…

Радио в скафандре — ближнего радиуса. В конусе маяка стоит мощный аварийный передатчик, его можно активировать извне, без инструментов. И послать SOS. Бригада спасателей помчится на выручку. Проблема в том, что моя дыхательная смесь закончится раньше.

Время от времени я смотрел на корабль, висящий над головой, надеясь, что меня осенит. Ведь не так уж и далеко, пешком дошёл бы за тридцать минут.

Жаль, в космосе нет пешеходных дорог. Без хорошего двигателя в космосе делать нечего…

А что в наличии?

Слабенький ракетный пистолет, он годится для перемещения в вакууме и на небольшие расстояния, при манёврах вблизи корабля, но вдали от солидных гравитирующих масс. С его помощью гравитацию астероида я преодолеть не смогу.

Есть ли у меня другой источник реактивного движения?

Порою в критических ситуациях, как рабочее тело, обеспечивающее реактивный эффект, используют дыхательную смесь.

Да, пробил ёмкость и — полетел.

Струя газа бьёт из ёмкости. К ней добавить импульс ракетного пистолета…

Хорошо, достиг нужной скорости, направил себя к кораблю.

Ну а лететь сколько, без дыхательной смеси? Двадцать-тридцать минут?..

Кто бы столько продержался без воздуха? Положим, я продержался и долетел, в ангар попал.

А сколько ждать, пока шлюз закроется, выровняется давление, воздух наберётся? И ёмкость — за спиной, в «горбе», в защитном кожухе системы жизнеобеспечения.

Пробить её непросто, кожух с себя не снимешь.

Упасть спиной на острый камень?..

Того ли размера отверстие получишь, той ли формы? Не рассчитать ни реактивный момент, ни время действия…

Это вариант на самый крайний случай, поскольку он — самоубийственный.

Тут нужны варианты, которые можно как-то просчитать, хотя бы с вероятностью в сорок процентов. Космос не терпит отчаянных мер, не опирающихся на расчёт. Кстати — о расчётах.

Летучих газов на астероидах не бывает, и атмосферы тут нет.

Держать за ноги будет лишь гравитация. Какова на астероиде гравитация?

Чему здесь равна первая космическая?

Но ведь задача не в том, чтобы стать искусственным спутником астероида. Нужна вторая космическая, с запасом, чтобы наверняка долететь до корабля, висящего на высокой орбите.

Я включил мини-компьютер на левом рукаве. Освежил знания о ракетном пистолете, что на «горбе». Нашёл данные об астероиде. И о себе любимом.

Узнал, что мои родные семьдесят восемь кило и сто кило скафандра тянут здесь всего на тридцать пять граммов с десятыми. Но это вес, не масса.

Разгонять предстоит сто семьдесят восемь килограммов.

Зато скорость убегания равна трём метрам в секунду, с копейками. Всего-то.

Сам я пока ничего не понял, но какая-то часть сознания, или — подсознания, уже поняла: ой-ёй.

Люди, работающие в космосе, отвыкают рассматривать мускульную силу как двигатель. Поэтому некоторые очевидные вещи доходят не сразу. Двигатель в одну человеческую силу позволит разогнать сто семьдесят восемь килограммов до второй космической — до скорости убегания.

Зря я, что ли, занимался лёгкой атлетикой, и на Земле, и на станции…

Пересчитал всё ещё раз, потом — ещё.

Не обнаружил фатальных ошибок.

В идеале мне следовало бы разгоняться вертикально, строго в направлении корабля. Но я такой возможности не имел. В условиях здешней гравитации можно двигаться по наклонной поверхности — хотя бы и под углом в сорок пять градусов. У маячного конуса угол такой.

Подошвы космических ботинок имеют хорошее сцепление.

Если разбежаться, на завершающей стадии разгона использовать конус и хорошенько от него оттолкнуться…

У меня ёкнуло в животе.

Попытка, ясное дело, всего одна. Прыгнув в чёрное небо, я должен буду корректировать свой полёт ракетным пистолетом.

Возможно, импульс-другой придётся использовать для ускорения.

И торможение возле корабля тоже буду осуществлять с помощью ракетного пистолета. А заряд не бесконечен. Если промахнусь или не долечу…

В животе снова ёкнуло.

Надо подготовиться. И морально, и — вообще…

Изучив площадку, я выбрал себе взлётно-посадочную полосу. Очистил её от камней. Прошёл несколько раз, примеряясь. Дважды пробежал, не слишком высоко подскакивая. На третий раз, пока для тренировки, взбежал на конус. И осторожно спустился.

Должно получиться. Должно.

Будет что рассказать детям, если они появятся у меня когда-нибудь.

Только ведь не поверят…

Я отошёл к началу ВПП. С себя лишнее оборудование снял, оставил лишь пистолет. Настроился, прогоняя в голове маршрут.

И — ходу.

Наверное, топал, как слон, но вакуум не проводит звука.

Не оступиться, не сорваться…

Достиг конуса. Рванул по нему. Изо всех сил оттолкнулся от вершины.

Полетел вверх, неуклюжей птицей взмыл над маяком, над скалой.

Начал удаляться от злополучного астероида.

Я смотрел на корабль, выверял траекторию. Она, разумеется, нуждалась в коррекции.

Подправляя курс, я старался по возможности не нарушать центровки, импульс ракетного пистолета направлял в значительной мере вниз, чтобы он давал прирост ускорения.

Почти не шевелился.

Посмотрев на компьютер, выяснил, что ускорение больше второй космической, хоть и не намного.

Несло меня к кораблю.

Так я летел минут четырнадцать. Половина дистанции пройдена.

И я решил — пора немного притормаживать. А то сильно припечатает, и я сорвусь — уйду от корабля в открытый космос. Наставники учили нас всегда ориентировать корабль так, чтобы на подлёте не совершать лишних манёвров, не тратить время и горючее на поиски входа. Распахнутый ангар звал, манил ярким светом в кромешной тьме…

Я не промахнулся. Я попал и в корабль, и в створ шлюза.

Ускорение было великовато, и меня слегка приложило о боковую стену, закрутило. Но я зацепился ногой за поручень, рукой — за последний, утративший напарника, зелёный скутер. Поспешил дать команду закрыть створки.

При включённой гравитации, с нормальным давлением и воздухом в ангаре, я несколько минут лежал на полу. Осознавал. Сбрасывал напряжение. Через полчаса, немного придя в себя и освободившись от скафандра, пошёл к пульту.

Используя систему удалённого доступа, инициировал включение.

Маяк не стал капризничать. Замигал.

Я сел в кресло и закрыл глаза.

Лёгкая атлетика — полезна для здоровья.

Точно.

Майк Гелприн ИЗ ПРИНЦИПА

О том, что в крепость прибыли миротворцы, я узнала от старшей сестры.

— Двое. Огромные, злые, — тараторила Тилла, пока я впопыхах одевалась. — Отец назначил приём на два пополудни, потом обед в их честь и бал. Боже, что творится во дворце, — Тилла всплеснула руками.

Нам, дочерям его великолепия яра Друбича, коменданта крепости и наместника его величия на северном пограничье, на приёме присутствовать не полагалось. Зато на обеде нам предстояло сидеть по левую руку от отца, а на балу открывать первый турдион.

Отец выглядел озабоченным, когда усаживался на своё место во главе стола. Он даже не посмотрел на нас с Тиллой, не улыбнулся маме и не пожелал рыцарям воинской удали, как делал всегда.

— Миротворец Токугава! Миротворец Митч! — зычно выкрикнул церемониймейстер.

Отец неспешно встал, приближённые поднялись с мест вслед за ним.

Так я впервые увидела миротворцев.

Слухи и легенды о них ходили вот уже три года, с тех пор, как они появились у нас. Говорили, что миротворцы спустились со звёзд. Ещё говорили, что они огромны, странны и страшны видом, свирепы, злы и могущественны. А так же поговаривали, что они молятся неведомому грозному божеству, называемому Принцип. И это божество велит миротворцам совершать нелепые и неразумные поступки, которые обычный человек никогда совершать бы не стал.

Я увидела их и едва удержалась от удивлённого возгласа. Ничего свирепого или страшного ни в одном из двоих не было.

И странного не было, разве что одежда — неприятного болотного цвета, в размытых палевых пятнах. Впереди шагал коренастый плечистый старик, круглолицый, морщинистый, с глубокими залысинами и узкими раскосыми глазами. А за ним, отставая на шаг… Я внезапно почувствовала, как что-то торкнуло, ворохнулось под сердцем.

Миротворец Митч, вспомнила я произнесённое церемониймейстером имя. Высокий, на голову выше старика Токугавы. Поджарый, смуглый, черноволосый, с хищным крючковатым носом под сросшимися густыми бровями. И с карими и какими-то отчаянными, шальными глазами. На секунду наши взгляды встретились, и мне показалось… Господи, мне показалось, что он ожёг меня. Колени подломились, я едва удержалась на ногах и схватилась за Тиллино предплечье, чтобы не упасть.

— Её великолепие яра Тилла Друбич! Её великолепие яра Аста Друбич! — гулко выкрикивал церемониймейстер.

Я едва осознала, что назвали моё имя. Зала со всеми, кто в ней был, кружилась у меня перед глазами, я отпустила сестрино предплечье и упала, попросту рухнула в кресло.

Не помню, как прошёл обед и как удалось продержаться до его конца. Мне говорили что-то, я невпопад отвечала, мучительно думая лишь о том, как удержать вилку с ножом в переставших слушаться пальцах. Не помню, как шла из обеденной залы в церемониальную и что было до того, как притушили свечи и заиграла музыка.

А потом…

Яр Молодич подхватил Тиллу и закружил её в первом турдионе. Затем яр Крисевич согнулся в поклоне, приглашая на танец меня. Я отрицательно покачала головой. Крисевича сменил яр Ставич, за ним яр Кротич, я отказала и им. Не в силах двинуться с места, я заворожённо смотрела, как миротворец Митч идёт ко мне через зал.

Яр Кротич встал у него на пути и бросил в лицо что-то резкое, оскорбительное.

У меня зашлось сердце. Кротич был бретёром, первым фехтовальщиком пограничья и первым силачом среди рыцарей.

Мне не удалось понять, что произошло. Яр Кротич, казалось, отлетел в сторону, а миротворец Митч шагнул ко мне и протянул руку. Меня качнуло, я едва устояла на ногах, а в следующий момент миротворец подхватил меня, и мы с ним понеслись, помчались по зале в такт музыке. Я не танцевала, я летела, не касаясь ногами пола, и его руки прожигали на мне платье, я чувствовала, что тону, захлёбываюсь в его глазах, властных, шальных, отчаянных.

Наутро в дверь отведённой нам с полковником спальни застучали — резко, отрывисто. Зевая, я сунул ноги в ботинки и поплёлся открывать.

На пороге стоял щекастый детина в пёстром камзоле и при клинке на боку.

— Его верность яр Кротич, — принялся гнусаво бубнить детина, — имеет честь сообщить, что человек, называющий себя миротворец Митч, смертельно его оскорбил. Его верность предлагает миротворцу Митчу публично принести извинения или драться с ним на поединке сегодня, в три пополудни, на любом оружии по выбору миротворца. Его верность также…

— Довольно, — прервал я детину. — Передай его верности, чтобы шёл в жопу.

Я захлопнул дверь у щекастого перед носом и вернулся в спальню. Полковник Тогугава сидел на постели, с неудовольствием созерцая мою заспанную рожу.

— Что там такое? — брезгливо осведомился полковник.

— Какой-то кретин вызывает меня на дуэль, сэр. Надо понимать, из-за девчонки.

— Ясно, — Токугава поморщился. — Я его где-то понимаю.

— Я тоже, — сказал я. — Девочка прехорошенькая, из-за такой можно задраться.

— Ладно, — полковник, кряхтя, поднялся. — Хочешь его прибить?

Я пожал плечами. Связываться было попросту лень, хотя престиж миротворцев, людей по местным понятиям брутальных, мстительных и беспощадных, требовал прибить. Этот имидж мы создали сами и усиленно его поддерживали все три года, что отирались на перешейке, пытаясь предотвратить истребление слабых и гордых сильными и расчётливыми. Перешеек, узкая полоска земли, зажатая с обеих сторон океанами, отделял Великую Империю от Южного Королевства. Которое, не вмешайся мы вовремя, давно бы уже перестало существовать, разделив судьбу десятка других до него. Имперцы пощады не знали, мужское население порабощённых княжеств и королевств подвергалось поголовному истреблению, женское — насилию, а земли отходили императору или жаловались окружающей его знати.

Я надел камуфляжку, кое-как причесался и, кляня отсутствие в спальне воды и прочих удобств, двинулся на выход. Одолел полдюжины тёмных грязноватых коридоров, пару-тройку щербатых каменных лестниц и, наконец, выбрался наружу из уродливой громоздкой постройки, по недоразумению называемой здесь дворцом.

Вчерашнюю девчонку я увидел, едва глаза привыкли к солнечному свету. Хорошая девочка, что тут говорить. Тоненькая, светловолосая, сероглазая, вздёрнутый носик, родинка-завлекашка на левой щеке, высокая грудь. И упругая, в чём я убедился вчера, прижимая её в танце.

Я улыбнулся ей, двинулся навстречу. Девчонка вмиг опустила глаза и залилась краской.

— Приветствую тебя, яра, — сказал я на местном наречии.

— У тебя красивый голос, — не поднимая глаз, тихо произнесла она. — И имя красивое.

Я непроизвольно хмыкнул. Митчем меня прозвали в десанте, в основном, из-за лени проговаривать целиком фамилию Митчелл. И голос ещё тот — хрипловатый басок с чудовищным акцентом. Очень красиво, как же. Девчонка явно мне льстит.

Влюбилась, что ли, вон как покраснела. Что ж, я не против. И интрижку с такой не отказался бы закрутить.

— У тебя тоже красивое, — сказал я и выругался про себя, потому что имя её забыл напрочь.

— Правда? — девчонка подняла глаза.

— Правда, — подтвердил я. — Красивое, как ты сама.

Девочка зарделась пуще прежнего, и я уже вознамерился отпустить набор дежурных комплиментов, но гнусавый голос за спиной проделать это не дал.

— Миротворец Митч, его верность яр Кротич…

Я обернулся и обнаружил давешнего щекастого детину с клинком на боку. Меня внезапно разобрала злость.

— Передай его верности, — сказал я, — что буду иметь честь набить ему морду сегодня… когда там он хотел? В три? Пускай в три. Никакого оружия, будем драться на кулаках, пока он не начнёт визжать. Так и передай.

Я вновь обернулся к девушке.

— Митч, — сказала она, испуганно глядя мне в глаза. — Яр Кротич первый кулачный боец пограничья, а может быть, и всего королевства. Пожалуйста, откажись от поединка. Прошу тебя.

Не знаю с чего, но мне стало вдруг приятно.

— Ты что же, беспокоишься за меня?

— Митч, он тебя изуродует.

Я рассмеялся и спросил, не ожидается ли вечером бал. Оказалось, что ожидается, и опять в нашу честь.

— Отлично, — сказал я. — С тебя три первых танца и поцелуй на балконе.

Девчонка очень мило смутилась, а я, довольный собой, отправился восвояси.

До обеда мы с полковником осматривали укрепления и вооружение местных вояк. Нашли и то, и другое никуда не годным, полковник, сердито бранясь, отправился связываться с базой, а я — на встречу с его верностью.

Он был усат, краснорож, на полголовы выше меня и раза в полтора шире в плечах. Мне пришлось основательно повозиться, прежде чем удалось его свалить ударом шуто. К чести его верности, яра забыл как его, визжать он не стал. Поднялся и с налитыми кровью глазами бросился опять.

Я провёл средней силы йодан чоку тсуки, и на этот раз ему хватило. Подождав, пока он очухается, я подошёл и протянул руку, чтобы помочь подняться. Вместо благодарности его верность плюнул мне в ладонь.

Я пожал плечами, вытер ладонь об штаны и, растолкав зрителей, пошёл прочь.

К вечеру удалось выяснить, что девчонку зовут Аста. Мы отплясывали с ней два часа кряду, так что под конец я порядком устал. Подходящих балконов во дворце не оказалось, поэтому условленный поцелуй мне достался в парковой беседке, спрятанной под кронами местной флоры. Целоваться она совсем не умела, но научилась на удивление быстро, и вскорости я не на шутку завёлся, а потом и потерял голову.

Через два дня он уехал. Поцеловал меня на прощание и сказал, что я классная девочка. И всё.

— Митч! — крикнула я ему в спину. — Ты…

Я недоговорила. Он, обернувшись, небрежно махнул рукой. Мне стало так плохо, как не было до сих пор никогда. Я поняла, что осталась одна. Без него. Без девственности. И без надежды.

Дни и ночи потянулись непрерывным, сплошным кошмаром. Я чуралась людей, всех, даже Тиллы, даже мамы с отцом.

Я не могла есть, не могла заснуть, меня кидало то в жар, то в холод, а от снадобий, которые заставил проглотить лекарь, стало ещё хуже.

Всё, что окружало меня, всё, что интересовало, стало вдруг неважным, незначительным. Даже Великая Империя, даже угроза надвигающейся на нас войны.

Вернувшись на базу, я вскорости о девчонке и думать забыл. Нет, эпизод с ней был, конечно, приятным, но таких эпизодов у десантника, командира вертолётной роты, неглупого и недурной внешности, пруд пруди.

А через пару недель стало и вовсе не до девочек, потому что ночью мы подверглись нападению. Атаковали по центру, конной лавой в четыре-пять тысяч клинков. Больших хлопот атака нам не доставила — лава захлебнулась в заградительных спиралях и отступила, отдельные всадники прорвались к ограждающему базу периметру, выпустили по десятку стрел и откатились вслед за остальными.

На следующее утро император прислал официальные извинения, объяснив недоразумение вылазкой пограничного разбойничьего сброда. А вечером полковник Токугава вызвал меня к себе.

— Империя стягивает силы к границе, — сказал он. — Могут ударить в любой момент.

— Не рискнут, — сказал я без особой уверенности.

— Боюсь, что рискнут. Блефовать до бесконечности мы не можем. Рано или поздно они поймут, что мы с нашим хвалёным оружием здесь лишь как огородное пугало с метлой.

Я кивнул. Три года назад демонстрация боевой мощи Земли, показательные ракетные залпы и боевые лазеры в действии произвели на императора сильнейшее впечатление. Долгое время после этого он перед нами заискивал. Каждый день присылал караваны с подарками и послов, сулящих золотые горы, если мы уберёмся с перешейка или не станем препятствовать прохождению через него войск. Караваны неизменно отсылались обратно, послы получали отказ. На вкрадчивые вопросы «почему» полковник лаконично отвечал «из принципа», после чего не добившиеся успеха дипломаты отзывались и сменялись новыми. Потом сменяться перестали. Даров тоже больше не слали, вместо купцов появились воины, и начались провокации. Нападение отряда неизвестных на часового. Пущенная из перелеска стрела. Имитация прорыва на восточном фланге.

Мы не отвечали. Карать мы были не вправе. Воевать — не вправе тоже. Принцип невмешательства не позволял даже толком огрызнуться.

— Я вот почему тебя позвал, Митч, — сказал, глядя в сторону, полковник.

— Может статься, нам придётся в одночасье уносить отсюда ноги. И тогда пограничные крепости падут все до одной в течение недели. Мужчин вырежут, женщин… сам понимаешь, что с ними будет. И я подумал, что ты захочешь спасти ту девочку.

— Как спасти? — опешил я.

— Я оформлю увольнительную на день. Возьмёшь пару ребят и вертолёт, за сутки вы обернётесь. Заберёшь её с собой.

— Как с собой? — переспросил я ошалело. — Куда? Что я буду с ней делать, сэр?

Полковник поднялся.

— Вы свободны, капитан Митчелл, — сказал он. — Идите.

Нас атаковали через трое суток, ночью.

С обоих флангов и по центру. Пехотой и кавалерией с суши, флотилией парусников и гребных ботов с моря. Полковник Токугава приказал активировать заградительные барьеры, первый эшелон атакующих в них увяз, и это дало нам несколько часов форы.

Вертолётную роту эвакуировали последней. Одна за другой машины покидали ангар и после короткого перелёта исчезали в трюмах грузовозов. Наконец под крышей остался один, последний вертолёт, мой. Токугава появился в ангаре как раз, когда я собирался залезть в кабину.

— Капитан Митчелл! — крикнул он.

— Да, сэр! — я подбежал, вытянулся, козырнул.

— Дерьмо вы, капитан Митчелл, — сказал полковник, — вонючее гнилое дерьмо.

Он повернулся и пошагал прочь.

Он прилетел ко мне на огромной, страшенной железной птице. Она описала над дворцом круг и приземлилась на площади напротив парадного входа.

Под испуганные крики и вопли я, задыхаясь, бежала через площадь к нему, едва одетая, простоволосая. Я бросилась ему на шею, но он, небрежно чмокнув в лоб, отстранил меня и спросил:

— Где твой отец?

— У с-себя, — запинаясь, ответила я. — Т-ты… Ты, значит, п-прилетел не ко мне, а к нему?

— К тебе, к тебе. Пошли.

Через пять минут Митч просил у отца моей руки. Просил в таких словах и выражениях, которые любого знатока этикета привели бы в ужас. Первый раз в жизни я видела отца настолько растерянным и ошеломлённым. Он едва выговаривал слова и лишь бормотал неразборчиво о чести, которую непонятно кто невесть кому оказал.

Не дослушав, Митч ухватил меня за руку и повлёк прочь.

С крепостной стены накапливающиеся перед атакой войска смотрелись суетливым, аляповато пёстрым цыганским табором. Я глядел на них и пытался накопить в себе злость. Злости не было, была лишь досада на собственную глупость. Подохнуть из-за девчонки, никакой, чужой, даже чуждой, наивной средневековой простушки.

Не из-за девчонки, сказал я себе в следующий момент, ты решил сдохнуть, чтобы тебя не считали дерьмом. Слюнтяй.

Я плюнул со стены вниз и начал спускаться.

Вертолёттак и стоял, где я его посадил — на площади перед недоразумением, которое называли дворцом. Около вертолёта несли сторожевую службу полдюжины разряженных в попугайские цвета вояк.

Я растолкал их и распахнул дверцу кабины. К чертям. Забрать девчонку, улететь с ней куда-нибудь, на край этой несчастной земли.

— Яр Митч, — сказал кто-то у меня за спиной.

Я обернулся. Тот самый усатый краснорожий молодчик, который наплевал мне в ладонь, теперь протягивал изогнутый, в расписных ножнах, клинок.

— Чего надо? — спросил я.

— Возьмите, яр, это фамильный меч Кротичей. Я должен был передать его своему сыну. Но у меня не будет сына.

Он поклонился. Я принял клинок, повертел его в руках и поклонился в ответ.

— Благодарю за оказанную честь, ваша верность, — сказал он.

— Честь для меня, ваша верность, — оторопело пробормотал я, забросил клинок в кабину и забрался вслед. Закрыл глаза. К концу дня эту крепость сровняют с землёй. Так, как до неё ровняли с землёй тысячи, десятки, сотни тысяч крепостей на всех населённых гуманоидами планетах. Пускай даже миллионы, только причём здесь я…

Протяжный, утробный рёв, нарастая, ударил в барабанные перепонки и вышиб меня из оцепенения. Я знал, что рёв означает — так орали, подбадривая себя, идущие на штурм войска. Я посмотрел через стекло кабины наружу. Охранявшие машину вояки, отклячив зады, торопливо бежали к крепостной стене.

Я поднял вертолёт в воздух и взмыл над крепостью. Люди, до которых мне нет дела, надрывая глотки, подступали ко рву, собираясь истребить других людей, до которых мне тоже нет дела.

Есть, внезапно осознал я. Есть дело. Теперь это дело — моё. Я пошёл на него, чтобы меня не считали дерьмом. Из принципа.

Злость, та, которую я безуспешно призывал, накатила, сжала мне зубы и стиснула кулаки.

— Из принципа, — выдохнул я и выпустил по первым рядам атакующих ракету «воздух-земля».

— Из принципа, — ушла вслед за первой ракетой вторая.

— Из принципа! — орал я, надрываясь. Наводя на этих гадов стволы спаренных пулемётов.