Как только дракон растворился в мягкой полутьме коридора, в мою душу крадущимся тигром снова ворвался час быка.
Меня еще хватило на то, чтобы добраться до матраса и закутаться в одеялко, но потом я просто разревелась.
Одиночество, вот что я чувствовала той бессонной ночью. Раньше было так просто в любой момент написать подруге, а то и позвонить; за стенкой шумел соседский телевизор; в родительской комнате похрапывал папа; для того, чтобы услышать жизнерадостное голубиное курлыканье, в достаточно было зайти в ванну… Дома я жила в окружении звуков, но заметила это лишь когда все они исчезли. Это было так… опустошающе. Я чувствовала себя как Земля после апокалипсиса, с которой какой-то идиот-диктатор сдернул озоновый слой: выжженной и безжизненной.
В комфортабельном мире будущего тебя не разбудит утром соседская дрель и не забурчит подозрительно среди ночи вода в трубах парового отопления. Даже часы здесь в лучшем случае электронные, и мне немало пришлось постараться, чтобы найти хоть что-нибудь тикающее. (Крейг рядом с этими часами вечно озирается: из-за бесконечных супершпионских фильмов, в которых он снимался, ему все кажется, что где-то рядом бомба. А Сенька говорит, что моя комната почему-то ассоциируется у него исключительно с салоном такси. Только Мико меня понимает… К счастью, у продавца их было несколько, там что мы с Мико обошлись без драки насмерть.)
Мир будущего бесшумен.
Звуков нет, потому что никому нет до тебя дела.
Я тоже плакала беззвучно. Не потому, что боялась побеспокоить Сеньку (про него я вообще забыла, закопавшись в собственные страдания с головой), а потому что страшно было разрушить эту торжественную тишину. Она была как свежая белая скатерть, или новое платье, которое так нравится твоей маме, или прическа, за которую ты выложила пятерку в парикмахерской: только капни вареньем, только запачкай рукав, только вырони не ту шпильку, только пикни — и мир развалится, расколется на кусочки с предобморочным звоном, станет еще более враждебным.
Обратит на тебя внимание.
И сожрет, потому что именно это делают бездушные и бесшумные твари со всякой назойливой мелочью, мешающей им спать.
Я не знаю, сколько времени я провела, скрючившись на своей лежанке. Много — это точно.
А потом по полу очень громко процокали каблуками, открыли деверь в ванную с таким звуком, как будто вынесли и ноги и выдали впечатляющее «ААААА» на закуску.
Я высунула нос из своего уютного постельного кокона и чуть сама не заорала: синее Сенькино лицо — не то, что хочется увидеть в непосредственной близости.
— Фу-у-ух, — выдохнул Сенька, вытряхивая меня из одеяла и вытирая мокрое лицо, — я уж испугался, что меня с пьяных глаз на историческую родину потянуло. А тут ты. А что ты тут делаешь?
— Это моя комната, тебя Крейг принес. — Лаконично откликнулась я.
— Я же не должен на тебе теперь жениться по каким-нибудь очень древним и священным законам твоего народа? — с опаской спросил Сенька, — имей в виду: у меня нет денег, и алименты я могу выплачивать только обручальными кольцами.
— Мне шестнадцать. По древним законам моего народа, чтобы выйти за кого-нибудь замуж, я должна писать слезное письмо местным властям, чтобы разрешили, — фыркнула я, отворачивая голову чуть в сторону, чтобы мои опухшие глаза-щелки не были так заметны.
Очень сложно не шмыгать носом, когда хочется шмыгнуть носом. И одежду я со вчера так и не сменила, и сколько бы меня не убеждала реклама, что эта футболка не мнется и вообще вот никак не пачкается, ее трудно было назвать свежей.
Да, пожалуй, спать в одной комнате с полузнакомым мужиком может быть не очень удобно. Теперь-то я понимаю.
— Куда же я задевал шляпу? Хорошая шляпа… — Сенька тактично отвернулся, взъерошил волосы, не без брезгливости посмотрел на синюшную руку, — была. Знаешь, мне пора.
— Не стесняйся, иди умойся. Я все равно у Мико живу, а не у себя. Только дождись потом, надо поговорить.
— Крейг не только меня принес, но и что-то попросил, — вздохнул Сенька обреченно, — ладно.
Мико, к счастью, спала. Теоретически, конечно же, я должна была с ней посоветоваться, прежде чем что-то предпринимать, но она же спала! Такой замечательный предлог, чтобы разобраться со всем самой и поставить Мико перед фактом.
Как выяснилось потом, это было крайне ошибочным решением.
Итак, знакомьтесь, Сенька без макияжа: светло-русый, сероглазый, улыбчивый. Особых примет нет. Наверное, он красивый… как маникен в магазине.
Из-за подчеркнуто четкой мимики мне порой казалось, что я разговариваю 3d моделькой персонажа из низкобюджетного мультика, а не с живым человеком.
— Знаешь, когда ты был раскрашенный, было как-то проще, — призналась я, — ты, наверное, делал пластику, да?
— Нет, я родился мальчиком… — Сенька поморщился, — черт, ты не об этом же… Нет, это мое лицо и все остальное. Но меня часто спрашивают. Это обидно. Не надо. Чего хотел Крейг?
— Чтобы ты прошел пробы у Варуса. — честно сказала я и скосила глаза в угол: там переводчик отображал часы, — Это часа через три.
— Не выйдет. — Сенька похлопал себя по карманам, — а где мой антисон?
Я развела руками.
— Там же, где и шляпа? — предположила невинно.
Я смутно надеялась, что он ничего не помнит из своих ночных блужданий. Так было бы куда проще.
Сенька прищурился. В его неизменно доброжелательном голосе пробились одуванчиками сквозь асфальт раздраженные нотки.
— Я объяснял Крейгу, почему это невозможно, ясно?! И не стоит таскать чужие лекарства, ты девушка, ты младше, у тебя другая дозировка!
Меня цепко ухватили за руку, придирчиво осмотрели запястья, затем почему-то шею и зрачки. Потом Сенька как-то обмяк, присел на кровать, спрятал лицо в ладонях. Он совершенно перестал контролировать собственные жесты и наконец-то стал похож на реального человека.
— Рыдала всю ночь? — спросил он глухо. — Было плохо? Хотелось умереть?! Тебе мама в детстве не говорила не пить из пузырьков, на которых написано «выпей меня», а?
Достаточно жалкое зрелище выходило. Образ живого и свободного мальчишки из Сенькиного «Неба» как-то совсем смазался. Если вчера я еще верила, что Сенька талантлив и справится, то сейчас с каждым мгновением все теряла и теряла уверенность.
А если Крейг поставил перед нами с Мико заведомо невыполнимую задачу, просто чтобы посмеяться?
Эта мысль зудела у меня в голове назойливым комаром. Наверное потому я тоже перешла на раздраженный тон и начала грубить.
— Если ты виноват, то иди и получи роль у Варуса, — я развела руками. — Не хотелось спать в свою последнюю ночь.
— Крейг что-то пообещал.
— Жизнь.
— Жизнь — это замечательно, — встряхнулся Сенька и снова стал улыбчивым и веселым, — и что Крейг пообещал — шикарно. Это прекрасно. Но главную роль я не получу.
— Почему?
— Я же объяснял Крейгу, это кино про бас-кет-бо-лис-та! Во мне метр семьдесят один с половиной. Прототип главного героя его фильма сейчас от сборной людей гоняет — два девяносто!
— Ну, давай поищем тебе второстепенную, чтобы подошла? — вкрадчиво предложила Мико.
Я аж дернулась от неожиданности. Она как-то совсем уж незаметно подкралась, не знаю, почему дверь даже не пискнула. Возможно, Мико угрожала ей ножом? А потом спрятала его в рукав — это в ее стиле.
Спутанные черные волосы Мико падали на лицо, а белое платье, в котором она спала… как будто специально для косплея одной девочки из телевизора фасончик подбирала. Прибавьте к этому темные круги под глазами и выражение лица вроде «сейчас я убью тебя, Танька, расчленю и брошу на съедение бешеным псам». Бр-р-р… Тот еще видок.
— Привет, подруга, — улыбнулась Мико еще более впечатляюще, чем когда-то Крейг, — Ты у меня расческу забыла. Говоришь, если этот бездарный дебил получит главную роль у какого-то там Версуса, мы будем жить себе спокойненько у динозавра за пазухой? Что замерла? Расческу-то бери… — Она протянула ее рукояткой вперед, как пистолет, и я машинально приняла, — А ты кто вообще, кстати?
Сенька отвернулся.
— Эрсенин, — выплюнул он.
— Надо же, а на человека смахиваешь! — Всплеснула руками Мико.
Я никак не могла понять, откуда в ней такая неприязнь к бедному Сеньке. Позже, конечно, разузнала: когда ее вытаскивали из комнаты, он был в составе группы захвата. Скорее мешался под ногами, чем реально помогал, да и человек он подневольный, что мог поделать? Но Мико злая девушка с крайне хорошей памятью на лица. А еще она вечно припоминает людям собственное унижение и отыгрывается до тех пор, пока у человека не сорвет крышу и на нее не наорут хорошенько.
И то не всегда срабатывает. Мико цеплючая, как репей, и колючая, как рыба-еж. И такая же ядовитая. И бесстрашная.
Я была благодарна за то, что с меня сдернули одеяло, а вот Мико ненавидела людей, выволакивающих ее из скорлупы. И сейчас ненавидит.
Лицо у Сеньки стало прямо… картонное. Посеревшее, застывшее: он всеми силами не позволял себе сорваться.
— Крейг сказал, что это просто: мне достаточно представиться твоим агентом, а дальше дело за твоим талантом. — Сказала я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
— Слушай. — Сенька снова отвернулся и смотрел теперь в стену. — Через три часа я буду на пробах. Представляйтесь кем хотите, делайте что хотите, я буду стараться. Я сделаю.
Я испугалась. Я совсем не знала Сеньку, но не надо знать человека, чтобы понять, что его только что ткнули в огромную кровящую незаживающую рану. У Мико талант такие находить.
Я не знала, была Мико права или нет, но Сенька волновался за нас. Искренне. И я осознавала, что он правда постарается ради роли, которая ему не светит даже в самом лучшем случае. Это как брать на роль бледного азиата — черного: тотальный мискаст.
Я никогда не любила видеть боль людей, которые рядом. Поэтому я встала и отвесила Мико оглушительный подзатыльник. А потом тупо уставилась на свою руку: не ожидала от себя. Но мое раздражение просто копилось, копилось и… вот… ладони тоже было больно.
У меня было секунды две. Потом Мико опомнилась.
— Ты на чьей стороне?! — рявкнула она, хватанув меня на запястье.
— У тебя совсем крыша едет, набрасываться на невинных людей, да?! Человек помочь хочет, а ты!
Я отпрыгнула, прижимая руку к груди: на моем предплечье медленно наливалась кровью длинная царапина.
— Я тоже помочь хочу, — почти жалобно сказала Мико, — я тоже хочу что-то сделать. Я не хочу полностью зависеть от какой-то раскрашенной бездарности, которую наверняка родители пропихнули, или любовник, или тот же Крейг, не хочу ее тоже пропихивать. Почему ты относишься к нему так, как будто он тебе стародавний друг? Почему тебе даже крокодил стародавний друг, а я — врагиня какая-то, которой вообще ничего сообщать не надо?! Нас сегодня убьют, убьют!!!
— Не убьют, — сухо сказала я. — Крокодил позаботился.
Мико прислонилась к стене, уставилась в потолок пустыми глазами.
— Мои родители были фермерами, — тихо сказал Сенька через несколько томительно долгих секунд, и продолжил мерно и тускло. — Никуда меня не пропихивали. Когда я вернулся домой после «Чмока» они смыли с меня рабочую краску. Они отобрали мою одежду. Они запретили мне давать интервью. Они запретили мне общаться младшими сестрами. Мне нельзя приближаться к младшему брату. Я сказал, что все еще хочу сниматься. Мне запретили возвращаться домой. Сказали катиться к любовнику или еще куда. Продолжать позорить их на всю галактику своей бездарностью. И я покатился. У меня целый чертов ящик обручальных колец, обручальных браслетов, даже обручальный хулахуп есть, ясно? Понятия не имею откуда. Я мало что помню с того времени. Хорошо хоть вместо брачных татуировок додумался использовать переводные картинки. И что в итоге? Моя единственная семья — это Крейг. Я ассистент на третьесортном шоу с хроноклонами, а он — актер на третьесортном шоу с хроноклонами. Ты оказалась на огромной свалке неудачников, Мико. Не стоит считать себя самой несчастной. Не стоит срывать злобу на людях. Я бы не пошевелил ради тебя и пальцем. Я не искупаю какую-то вину. Я не виноват. Это моя добрая воля. Я постараюсь.
— И ты справишься. — Я похлопала его по плечу, — потому что ты правда талантливый. Я видела твое «Черное небо».
— Спасибо. — Сенька все-таки улыбнулся, хоть и слегка натянуто, — Там был хороший режиссер.
— Тут тоже будет, — резко сказала Мико. — Не ной и пшел отсюда. Хочешь быть талантливым — работай, а не катайся.
Она отклеилась от стены.
— Я не буду извиняться. Но я признаю — ты талантливый. Если получишь роль очень высокого баскетболиста. Если твоя игра сможет компенсировать рост и внешность.
— Какая мне разница? — удивился Сенька настолько искренне, что я поверила: этот получит! — Ты мне никто. Соседка по свалке. Какой толк в уважении неудачницы?
И вышел.
— Мне кажется, он тебя умыл. — Осторожно сказала я через несколько минут, когда продолжать слушать обиженное сопение Мико стало уже невыносимо.
— Да пошла ты! — рявкнула Мико. — Если он что и получит, то только благодаря своим агентам!
Крейг зря беспокоился. Каким бы гением убеждения я ни была, Сенькина игра убедила Мико куда лучше.
Если уж Мико настроилась что-то сделать, ее никто не остановит. В том числе и знаменитый на всю галактику людской режиссер Варус.
В книге, по мотивам которой был снят тот самый «Звонок», девочку из которого, наверное, неосознанно, косплеила Мико, злодеем была кассета. Кассета хотела жить, размножаться, чтобы ее смотрели… Девочка же была всего лишь заложником обстоятельств, следствием проклятья. Отвлекшись на историю девочки, главные герои не видели сути.
Но Мико не признает ничьей истории, кроме своей и в жизни не отдаст главной роли какой-то там кассете. В ее мире все вертится вокруг нее и ради нее.
К каждому человеку нужен свой ключик, сказал бы Крейг. Но в этом случае он, кажется, подобрал к Варусу таран.