Клоны не рождаются

Глава 4. Вражина

Мико живет в сети, за счет сети, дышит сетью.

По ее жилам струятся сериалы, фанфики заменили ее мозгу глюкозу, а из дома в тот роковой день она вышла только ради косплейного фотосета. Звучит так, как будто она крутой программист, но не стоит обманываться. Она легко осваивает всякие пользовательские программы, но не больше.

В каком-то смысле она скорее потребитель, чем творец. Дома она зарабатывала в основном копирайтингом — то есть переписывала залежавшийся контент так, чтобы поисковики решили, что это свежачок. Ну, я так поняла суть ее профессии — естественно, я не сильно-то углублялась в детали.

Из-за этой своей зависимости она чуть не согласилась на вживление чипа. Она доверяет технологиям куда больше, чем людям, и, несмотря на тонны просмотренного киберпанка, она верила, что все обойдется. Будь на то ее воля, она бы вообще перенесла свое сознание в сеть и жила бы там, как рыба в воде. Я серьезно: она уже даже посчитала, сколько такое будет стоить, но все никак не решится на операцию.

Я же всю жизнь жила, дышала и познавала мир за счет книг. В том числе антиутопий. Поэтому я на чипирование не согласилась и Мико отговорила. Нам врали, что это обязательно, но не слишком убедительно.

Достаточно было полистать хорошенько каталог, и вот она, нормальная человеческая модель: никакой информации прямо в мозг, монитор, клавиатура… Привычно, удобно, интуитивно понятно. Ну, дорого: антиквариат. Так главнюк же платит!

Наверное, нормальный, продвинутый человек двадцать первого века, попав на мое место, попытался бы освоить как можно больше новых технологий. Настроил бы дверной телепорт и ни за что не ступил бы на темную гладь коридора банальной и скучной человеческой ногой, навеки забыв про хождение пешком и завязывание шнурков, вживил бы чип и серфил в сети на полной скорости, сутками пропадая в играх с полным погружением, выклянчил бы у Сеньки его рабочую дозу и отказался бы от сна; но я так не могу.

Я цеплялась… да и до сих пор цепляюсь, не только за людей, но и за вещи. Архаичные вещи были дороги моему сердцу еще дома: например, я всегда предпочитала бумажные книги электронным. А здесь эта болезнь прогрессирует.

У всех свои крючочки, на которых держится крыша.

Мико тоже было привычнее воспринимать информацию с монитора. Так можно отвлечься на что-нибудь еще, когда идет скучный кусок фильма, и вообще, когда что-то транслируется прямо на сетчатку или, того хуже, в затылочные доли мозга, недостаточно просто закрыть глаза и не смотреть, верно? И не надо разбираться особо в том, где, что и как управляется — просто бери и пользуйся. Все эти «интуитивно понятные» интерфейсы будущего не так-то легко осваиваются людьми из прошлого. Не знаю, почему. Зато немного лучше понимаю теперь свою бабушку.

В игры Мико играет мало, особенно в те, новые. Она предпочитает, чтобы приключения происходили по у сторону экрана и не с ней.

Поэтому весь ее воинственный пыл улетучился, когда ей предоставили ее компьютер. Она просто села за него и мирно ждала депортации обратно. Засаленная картонная коробка под локтем, сутулая спина: она абсолютно позабыла про собственные агрессивные настроения. Даже приняла у заскочившего парнишки пиццу, проводив его безразличным взмахом вялой руки. У разносчика было две головы, шесть острых ушей и зубастые рты на затылках, но не думаю, что он смог обратить на себя ее внимание.

Мне же было скучно просто сидеть. Поэтому я немного потормошила Мико, была послана, благополучно вышла из комнаты прямо в тапочках на босу ногу, осмотрела пару бесконечных коридоров (познаваемый мир будущего был просто сделан из коридоров без окон, с гладкими черными стенами — потом мне рассказали, что их прогрызали специальные черви, и вообще мы глубоко в скале), немного заблудилась, нашла гримерную, познакомилась с тамошними девочками, узнала, как важно правильно подобрать цвета и почему ресницы фиолетовые, выведала, что тут есть телепорты… и впервые столкнулась со строгим запретом.

Я сразу призналась, что я «принцесса», и мне казалось, что это не влияет на общение. Но когда я попыталась воспользоваться телепортационной рамкой, выяснилось вдруг, что мне это запрещено. Всем можно, а мне нельзя.

Мне так и не объяснили, почему.

Все сразу так напряглись. Вытолкали меня из гримерной. Обидно вышло. Как-то… совсем бестолково. И когда я вернулась, разбитая и уставшая (еще немного поблуждав) Мико спросила:

— Ну, что нового?

— Ничего. Все то же. Коридоры, коридоры… местные мне не рады.

Мико хмыкнула.

— Вали к себе, выспись. Два дня осталось — и домой.

— Ну да. Ты не знаешь, почему нельзя телепортироваться?

— А что, тут можно телепортироваться? — тут же загорелась Мико.

— Не. Нам нельзя. — Я пожала плечами. — Спрошу у Крейга.

— У тебя знакомых столько, как будто ты всю жизнь здесь жила. Как ты это делаешь? — Фыркнула Мико подозрительно, — может, ты засланец?

— Я просто знакомлюсь, а не сижу весь день сиднем. Попробуй — это реально работает.

В ответ я получила еще одно презрительное фырканье.

Мы с Мико очень стараемся быть подругами, потому что других современников у нас просто нет. Но иногда не на шутку друг друга раздражаем. В тот раз вышло именно так. Я закатила глаза, она закатила глаза, но так как мы друг на друга не смотрели, мы вроде как спустили это на тормозах.

Думаю, вернись мы домой, мы бы даже и вспомнили, что можно связаться с товарищем по несчастью. Забыли бы с облегчением.

Немного грустно это осознавать, но связи, возникшие под давлением обстоятельств, зачастую очень легко рвутся. Плюс на минус дает результат, но кто сказал, что им приятно вместе работать?

Насколько я помню физику, бумажка отваливается от расчески, как только получает свою порцию электронов. Кто знает, возможно, она делает это с превеликим удовольствием.

Прошло еще немного времени. Шло оно медленно, и… одинаково. В скале разве что освещение в коридорах менялось. А во тьме, которую так любила Мико, вообще казалось, что ты провалился в какую-то дыру, где все часы останавливаются, а пленники комнаты обречены вечно есть пиццу.

Но я старательно считала. До отправки домой оставалась ночь, день, еще ночь и, возможно, день — главнюк же не сказал, отправит он нас утром или вечером.

Во имя мирного сосуществования в одной комнате (в своей я только спала — иначе становилось грустно и одиноко) мы с Мико подсознательно распределили роли: я иногда врывалась с очередной прогулки с детским: «ну до-о-олго еще?» — а она стоически отвечала что-то вроде: «Потерпи немножечко, еще пару дней осталось, ну хочешь, закажем мороженого?»

Я младше ее на три года, и, как говорит Крейг, во мне харизмы секхе даже больше, чем в Сеньке. Меня всегда опекают. Я привыкла. Пожалуй, мне это даже нравится.

В разгар очередного дежурного обмена репликами в дверь постучали.

Я вроде как про мир будущего рассказываю, так что нужно обязательно упомянуть, что дверь не открывалась как обычная дверь, а вдвигалась в стену, как дверь шкафа-купе. Но бесшумно. И никогда не застревала на полпути. Очень высокотехнологичная, но все еще дверь, я считаю.

А еще там был сканер сетчатки, похожий на дверной глазок странноватого дизайна. Правда, он почему-то не работал: может, из-за того что Мико залепила его жвачкой. Во избежание.

Как частенько говорит Крейг, укоризненно покачивая хвостом: ты можешь разработать очень умную технологию, которая будет впускать в помещение только существ, имеющих надлежащий уровень доступа; навесить на электронную начинку десять слоев защиты от хакерских атак; сделать дверь из пуленепробиваемого и лазеронесжигаемого металла — и все равно проиграть в схватке с банальным человеческим вандализмом.

В общем, без Мико внутри дверь не открывалась вообще. После первого тура она решила подстраховаться, мало ли, куда ее захотят утащить и какой у похитителей буде уровень доступа.

Я немножечко дверь приоткрыла, не дожидаясь, пока Мико проделает свои обычные ритуалы с пальцами.

За дверью стоял Крейг, про которого я как-то успела подзабыть за последние сутки. Через э-э-э… круп у него был перекинут Сенька; запах перегара ударил мне в нос и чуть не отправил в нокаут. Я хотела дверь захлопнуть, но у Крейга очень стремительный хвост.

— Что ты сделала с Эр-ка, Тань-цу?

Переводчик предложил мне выбор из птенца вражеского гнезда и просто вражины. Я попятилась вглубь комнаты.

— Ничего я с ним не делала! — запротестовала я, — Я вообще его не видела с тех самых пор, как… ну…

— С тех самых пор, как я выторговала свободу, угрожая этому телу вилкой. — Вмешалась Мико. — Убирайтесь из моей комнаты.

Ее голос не дрогнул, но ей это явно стоило недюжинных усилий. Крейг скалился.

— У Эр-ка пробы с утра, — прорычал он, — и он знал об этом, когда начинал пить позавчера. Это вина твоя… — выпад хвостом в сторону меня, — или твоя. Мне все равно.

Он как-то странно махнул передними лапами, а потом выгнулся чуть ли не колесом, пытаясь сгрузить бесчувственное тело на диван Мико.

Я не выдержала этого душераздирающего зрелища: лапы были коротковаты, и Сенька рисковал воткнуться головой в пол вместо диванных подушек. Я помогла уложить беднягу на диван — в конце концов, без него нам бы в жизни не достался этот замечательный и уютный антиквариат.

— Нет, — процедила Мико.

— Мне все равно. — Крейг сел на пол, интеллигентно обернув лапы хвостом, — ваша вина — ваша проблема. Еще он вашего вида, вы должны знать, как справляться с этой болезнью.

А еще мы его не оштрафуем. И, конечно же, прикроем от тех, кто мог бы лишить его зарплаты — вряд ли Сеньке позволено устраивать такие экзерсисы. Этого Крейг не сказал — само в воздухе повисло.

Мико запрыгнула на компьютерный стул с ногами, будто перед ней удобно расположился не ящер, а мыш, сидела теперь в позе гопника, темные пряди падали на лицо, глаза лихорадочно горели.

По моим теоретическим выкладкам, дальше должен был следовать прыжок Крейгу на шею и еще одна угроза. Я даже приготовилась перехватывать ее на полпути к этому самоубийству. Но Мико только процедила:

— Я ему никто и знать его не знаю.

— Благодаря ему у тебя все есть. — Крейг по-птичьи склонил голову.

— Да ладно!

Они перебрасывались короткими фразами, как теннисисты мячиком. В воздухе прямо-таки трещало напряжение.

— Он подыграл.

— Струсил!

Крейг рассмеялся. Никогда раньше не видела, как смеются динозавры: он широко раскрыл пасть и выталкивал из своего горла жуткие каркающие звуки. Глаза закатились, передние лапы со смертоносными когтями-кинжалами замолотили по воздуху.

Картину эту освещал только тусклый монитор за спиной у Мико: она не любила включать у себя свет, а я не настаивала. И к лучшему.

Это было… прекрасно в своей сюрреалистичности.

Мико не выдержала: побледнела, вскочила на ноги. Стул поехал, она пошатнулась… но была спасена от падения стремительным хвостом.

Крейг смеяться перестал.

— Подыграл, — сказал он веско.

Похоже, он знал человеческую анатомию куда лучше своего главнюка.

Хвост его все еще был обернут вокруг талии Мико — скорее угрозой, чем поддержкой.

Я разрядила обстановку — как могла, конечно.

— Крейг, а ты скажешь, почему мне нельзя пользоваться телепортом? Я тогда всем ассистентам, которые будут про твоего протеже спрашивать, скажу, что заставила его с собой в карты играть целую ночь. А к утру он проспится, да?

— Нет. — Крейг вдруг встал единым изящным движением. — Я пошел.

Сеньку он при этом забрать и не подумал.

Я и не знала, что такая большая махина как Крейг может быть настолько ловкой и быстрой. Мы моргнуть не успели, как за ним мягко закрылась дверь.

Сенька всхрапнул.

Мы с Мико переглянулись: вот уж повезло несказанно!

— Чтобы победить, нужно перейти в атаку. — Буркнула она хмуро. — Не знала, что это рептилоидная логика.

— Это ты о чем?

— Да так. П-пришел, скинул обузу, ушел… Это и есть Крейг? — Кивок — сам себе ответ, затем предположение: — Видимо, ты из тех девчонок, которые могут дружить даже с крокодилом. — и не слишком-то неожиданное, но неприятное лично для меня заключение, — Вот ты этим Эркой и з-занимайся.

Она снова села на свой стул и отвернулась к экрану.

— Но в чем-то Крейг был прав. Он же подыграл нам, разве нет? — Спросила я у ее уязвленно-прямой спины.

— Не потому что хотел помочь. А потому что виноват. — Безразлично ответила Мико. — Они что-то скрывают, все. Слишком легко с-согласились на условия. Я поищу про телепорты, а ты выясни у своего дружка, почему он вдруг запил.

— Уверена, ты думаешь о нем слишком плохо. — мягко сказала я.

— Что угодно поставлю на то, что он надрался из-за чувства вины. Совесть проснулась. — Все тот же ровный тон. — вали давай, резче, резче, м-мне еще искать, как тут запах выветривать.

Она даже не предложила мне помощи.

Тоже обидно.

В тот момент я почувствовала себя одинокой, такой же одинокой, как в свой первый день, тогда, под розовым одеялом. Единственный человек, которому оказалось не наплевать, сейчас валялся передо мной в весьма жалком состоянии.

Никогда не любила пьяных. Даже побаивалась. Люди пьют для веселья. Чтобы расслабиться.

Со стороны это смотрится скорее отупением. Живость жестов и речи, лихорадочный смех — все это искусственно, слегка слишком и немного пугает. А уж проглядывающая в некоторых уже после первой рюмки агрессия…

И запах. Тяжелый запах алкоголя, от которого голова начинает болеть даже у трезвого.

Не буду скрывать, я была бы очень признательна Мико, если бы та помогла довести неловко ступающего и мало что соображающего Сеньку до двери. Он был тяжелый, наваливался на плечо, пытался, виновато сопя, отстраниться и идти сам, но в результате только еще больше наваливался.

Хорошо, что в тот момент я не подумала, что пьяный может полезть приставать — а то мне было бы еще сложнее преодолевать этот путь. Я недостаточно знала Сеньку, все-таки.

Но я все равно бы справилась.

Должна была.

Хотя бы в благодарность за то, что когда я вылезла из-под одеяла в новом мире, он был рядом.