Клоны не рождаются

Глава 6. Кооперация

Мико встретила меня хмурым:

— А я знаю, почему нам нельзя в телепорт. Ты только присядь и рыдать не смей.

Я уже тоже знала.

Потому что диспут на тему есть ли у клона душа, ну, тот, двухсотлетней давности, разрешился не в нашу пользу. Это была предсказуемая концовка — потому что тело, мозги и руки, чтобы плотненько занимать рабочие места, у них как раз были.

Когда-то давно в костры под тем же предлогом попадали рыжие девушки. Раньше я завидовала натуральным рыжим: они могут быть некрасивые, покрытые веснушками с ног до головы (книжные рыжие поголовно зациклены на своих веснушках) с ужаснейшими зелеными глазами (полцарства за зеленые глаза вместо серых! Тут их легко красят, но это не то), но они всегда особенные.

Они яркие, вот что. Они выделяются.

И вот — дозавидовалась. Рыжие девушки с зелеными глазами посчитают меня своей… только вот из пепла меня никто не вынесет, потому что от меня и пепла не останется.

Ну конечно же, в подобном решении было больше экономики, чем этики. Хотя с изобретением технологии хроноклонирования люди творили такое мракобесие, что огромное количество последовавших запретов не удивительно с любой точки зрения.

Все началось с того, что некая ушлая компания наштамповала себе штук сто одинаковых гениев в самом расцвете сил. Казалось бы, замечательно: они двигали науку все вместе (жаль, что компания оказалась предусмотрительна и предпочла человека, способного работать в команде, индивидуалисту-мизантропу: про этакую битву тарантулов в банке читать было бы гораздо интереснее, чем про слаженную совместную работу) и хорошо двигали! Сотрудники мечты: быстро обучаемые, дешевые, мотивированные и даже корпоративную форму можно заказывать только одного размера. И поняла компания, что сделала она хорошо.

И другие компании тоже поняли. Технологию поставили на поток, у клонов появилось лобби. Лоббировались, конечно, интересы компаний. Клоны просто… работали. Как шестеренки в хорошо смазанном механизме, у которых просто нет возможности не крутиться.

Но кое с чем главнюки все-таки просчитались. Людям нужны рабочие места, чтобы жить. Даже не в деньгах дело, а в гордости и… пожалуй, скуке. К тому моменту низкоквалифицированные рабочие уже смирились, что на их место пришли роботы, но обида-то осталась и частично передалась следующим поколениям. Пособие было приличным, на него можно было сыто жить. А когда сыто живешь, частенько наступает… пресыщение.

У них выросли дети, закончившие хороший колледж, возможно, даже отучившиеся в университете рядом с детьми топ-менеджеров и прочих людей с высокой квалификацией. Все они были полны надежд. Они ждали вакансий. Они в большинстве своем действительно хотели работать и заниматься любимым делом — недостаточно мотивированные с трудом заканчивали положенные классы среднего образования и не доходили даже до колледжа. И спокойно жили на пособия.

Но вакансий не было.

Никому не нужен хороший врач, если можно скопировать гениального. Никому не нужен хороший менеджер, если можно… и так далее.

В соревновании с уже известными, подтвержденными гениями проигрывали даже юные гении. Что говорить о просто талантливых детишках или тем более трудолюбивых середнячках?

Тогда молодежь объявила тихую войну. Никаких митингов и протестов, стачек и прочего. Действовали они куда изящнее.

Сначала они начали бороться за права клонов. Молодые юристы показали зубки. Молочные клычки судей впечатлили: у клонов появилась минимальная зарплата и место, где они могли пожаловаться на притеснения — профессиональные клоны-юристы вместе с немногими оставшимися людьми-юристами компаний почему-то слили несколько процессов. Я бы даже сказала — позорно слили.

Ставка была верная: клоны тоже хотели для себя прав, а у пожилых юристов дома сидели безработные дети.

Прошло время. Сначала казалось, что это ничего никому не даст, кроме тех сотен Клеопатр, Елен и прочих, что угоняли челнок своей ушлой маман (технология хроноклонирования сама по себе достаточно дешева, чтобы ее смогли использовать в том числе и для предоставления особенных сексуальных услуг. А была бы дорога — за это бы просто драли больше денег. Есть ли не свете хоть что-нибудь, что невозможно использовать в сексе?) и вместо того, чтобы отравлять очередного нежеланного любовника или стравливать беднягу с другими любовниками, писали заявления в Общество Защиты Клонов — ОТК, чтобы то перенаправляло их в полицию.

Но прошло время, и клоны осмелели и обжились достаточно, чтобы воспользоваться подарком. Даже если не учитывать парочку далеких планет, захваченных еще раньше уставшими от эксплуатации клонами, обществу эти гении начали обходиться ой как недешево. (Ну конечно военные экспериментировали с хроноклонированиям. Как будто есть технология, которую нельзя применить в военных целях! И конечно, у них сбежали подопытные — у военных вечно кто-то сбегает.) Первичное замешательство прошло. Они начали обживаться.

И тогда какой-то ушлый политолог, работавший чуть ли не в единственной сфере, где клоны задействованы не были, но, как и все, имевший кучу безработных родственников (не помню его фамилии — то ли Хопс, то ли Хоппер), выдвинул простую идею: клонирование неэтично. Это позорное пятно на совести всего людского сектора. Хроноклонирование — жесточайшее нарушение прав человека.

На отлично проведенная пиар-компания и…

Технология была запрещена.

Потом были запрещены клоны. Это называлось не так, но суть я ухватила верно. «Возвращение домой» звучит достаточно благозвучно, чтобы никто не задумался о попадании в утиль.

Почему эти умнейшие люди всех времен не смогли вовремя понять, к чему все идет? Ну, во-первых, многие талантливые люди талантливы в достаточно узкой области. Пока у них есть их склянки, их ничего не интересует (вспомните хотя бы Архимеда в захваченных Сиракузах с его знаменитым «не трогайте мои фигуры»: ему было легче умереть, чем перерисовать). Именно таких и старались подбирать для хроноклонирования: неловких в быту, не слишком социально-адаптированных, зато трудолюбивых. Во-вторых, сейчас потомками вовремя просекших фишку клонов (и клонов, которые домой ну очень не хотели) заселено две весьма богатые звездные системы, куда обычные людские корабли просто не суются, потому что отстрел ведется на месте. Даже торгуют через посредников.

В третьих, их же обещали вернуть домой, понимаете? Дом — волшебное слово, как показала практика, куда сильнее слов «пожалуйста», «спасибо» и «быстро».

Мол, заходите в кабинку, тело устраняется, потому что невозможно перенести во времени материальный объект, но сознание вернется в то же время и место. Честно-честно. Душа ваша отлетит. Домой.

И были люди, которые поверили. Да почти все поверили. Потому что в такое хочется верить.

Но я не думаю, что это было правдой: сама технология не предлагает переноса сквозь время ничего, кроме информации, а сознание — это нечто материальное, это связи в мозгу. Я уж не говорю, что даже для копирования сюда нужно поймать человека в ту самую кабинку, которая одновременно и там и здесь согласно принципу квантовой неопределенности… наверное? Не заставляйте меня это объяснять, я сама этого толком не понимаю. Лично для себя решила, что эта кабинка нечто вроде кота Шредингера, только тот был в ящике, а кабинка — во времени и пространстве, но, думаю, для любого приличного ученого такое объяснение звучит как бред. Впрочем, это частности, а важен тут итог.

Я прочла про тогдашние жаркие споры о временных парадоксах, и как-то очень ясно осознала, что этим людям просто подсластили смертельную пилюлю, а сочувствующим скормили неплохую легенду, позволяющую не терзаться особо угрызениями совести. Легко предположить, что то же самое повторится и здесь.

(Около ста лет назад хроноклонирование было снова разрешено. Исключительно ради познавательных целей. С условием выплаты совершенно грабительских налогов и соблюдения некоторых ограничений, касающихся копируемой личности. Я наконец поняла, почему у тв-шоу про отбор невест указаны такие жанры.)

А с телепортационными рамками отдельный анекдот получался… Там принцип чем-то отдаленно похож. Человек заходит, его разбирают там, собирают где надо. Три раза на миллиард — не очень правильно, но если сравнивать с количеством потерпевших крушение космических кораблей, это звучит как чертовски хорошая статистика. У первых моделей было похуже, конечно. Но не это главное: еще лет пятьдесят назад раз на несколько миллионов телепортационных переходов получались клоны. Один там, другой — где надо.

Телеклоны, в отличие от хроноклонов, очень серьезно защищены законом. Более того, клоном считается тот, кто оказался «где надо». Фактически, хроноклон, пройдя сквозь рамку, является основанием для очень долгого, очень сложного и затратного судебного процесса, который придется оплачивать из государственной казны, потому как он а) клон, б) где надо и полностью попадает под определение страхового случая с одной стороны, но с другой… самого случая вроде бы и не было! А если процесс вдруг волшебным образом разрешится в пользу теперь уже телехроноклона (мало ли, судья — либерал-суицидник с во-о-от таким зубом на корпорацию Теле-Пере и родную планету, и очень хочет запомниться потомкам хотя бы этим странным решением), то большая и богатая корпорация, поставляющая те самые рамки, внезапно оказывается должна выскочке очень, очень много денег.

Решение простое — не позволять хроноклонам пользоваться рамками, штрафовать всех, кто такое допустит, а свеженького хронотелеклона отправлять домой до того, как он успеет сходить на курсы юридической грамотности.

Рамки — даже не самый популярный вид транспорта. Многие не пользуются ими по религиозным или этическим соображениям: как говорится «телепорт — это маленькая смерть». Всегда есть альтернативный способ добраться-таки до точки бэ. Так что закрепленное за хроноклоном еще в те древние времена, когда люди еще делали вид, что им не плевать на дело рук своих, право на свободу передвижения таким образом нисколько не нарушается.

Мико озвучила мне примерно то же самое. Я только поддакивала в нужных местах, иногда дополняла.

— Что, Сенька раскололся? — в какой-то момент спросила она и, дождавшись моего кивка злорадно ухмыльнулась, — А я говорила, что он виноват.

— Только в том, что здесь живет, — я пожала плечами, — не стоит записывать во враги вообще всех, кто тогда поможет?

— Люди помогают, когда чувствуют себя виноватыми.

Я очень старалась не закатывать глаза. Очень уж неподходящее выдалось время для ссоры.

— Люди не помогают врагам. Как ты, так и к тебе, пойми. И гораздо чаще оправдываются, чем признают вину, особенно когда та существует только в твоей, Мико, голове. Это все равно, что рассказывать майя, что их любимый футбол будет куда лучше, если не приносить в жертву капитана проигравшей команды, и вообще они должны стыдиться таких варварских традиций. Знаешь, куда майя тебя пошлют?

— И куда же? — фыркнула Мико.

— В игру, — я поправила несуществующую фуражку, — капитанить.

— Хочешь сказать, ты такое одобряешь?

— Я хочу сказать, что всем плевать на мою точку зрения в мире, где я всего лишь реквизит для телешоу! — Рявкнула я. — Что нам очень повезло, что у нас еще есть время и люди, которые нам сочувствуют, и что мне есть за что сказать Сеньке спасибо!

Сложно было не заплакать. Я ведь почти поверила, что смогу вернуться, я так надеялась, что мне не врут… это было очевидно, но я не хотела смотреть. Я хотела к маме и папе, я хотела обнять бабушку, я хотела… и все это вместе — мешало мне анализировать ситуацию, не давало сделать правильные выводы.

Да уж, дом — волшебное слово и место. Надежда — крючок, на который ловятся даже умные взрослые люди, что уж говорить о такой дурынде, как я.

Я стиснула зубы, с трудом, но прогнала из горла горький ком — не рыдать, не сейчас.

— Я хочу сказать, — уже тише продолжила я, — что если бы нам, пусть и случайно, не подсказали, где именно искать, мы бы ничего и не нашли. Твоя агрессия помогла нам заполучить комнаты, компьютер и время, чтобы спокойно добыть информацию. Мое дружелюбие — направление, в котором копать. Мы обе правы, понимаешь? Вместе мы больше стоим. Не стоит искать врагов там, где можно найти друзей — вот что я хочу сказать.

Мико скрестила руки на груди:

— Как знаешь. Только меня избавь от своих дружелюбных крокодилов и мальчиков с голубыми волосами. Дружи с ними подальше от меня, ясно? А я пока поищу, ходит ли отсюда какой-нибудь транспорт, и где можно раздобыть местных денег. Я бы предложила тебе пошарить по кармашкам, но, увы, кажется, наличка уже свое отжила.

— Ты проверяла, что ли? — нахмурилась я, задумавшись, когда она могла успеть подобное провернуть, — Меня немного пугают твои наклонности.

— Это называется «чрезвычайная ситуация», мы тут шкуры свои спасаем. Не до сопливой девчачьей этики. — Мико снова отвернулась к монитору.

— Мы справимся, — сказала я, просто чтобы оставить за собой последнее слово.

Как же! Мико откликнулась эхом.

— Справимся… так или иначе.

Я еще немного подождала, потом вышла из комнаты, прислонилась спиной к двери Мико. К себе не хотелось — там спал Сенька, и пахло от него… неприятно. Села прямо на пол — он все равно был чистый, хоть ешь с него. Наверное, уборщицы потеряли свою работу одни из первых. Я пару раз видела в коридорах миленькие чистящие машинки, уютно жужжащие и мягко мигающие лампочками. Вряд ли без звуков и иллюминации не смогли обойтись — просто так роботы-уборщики вызывали у разумных существ больше симпатии.

Не удивлюсь, если на эту тему написано под сотню диссертаций, и компании-производители наперебой заказывают исследования о том, какое сочетание цвета корпуса и света лампочки самое позитивное. Или хотя бы делает клиента щедрым и покладистым.

Интересно, можно ли такую машинку приманить в комнату? Скажем, на «кис-кис-кис», «гули-гули» или «жу-жу-жу»? А как они отреагируют, если помахать перед лампочками сломанной зарядкой для телефона? В захваченном вместе со мной из дома рюкзачке вроде какая-то валялась…

Я достала из кармана Сенькин шприц.

Такое чувство бывает перед тем, как в первый раз попробуешь алкоголь. Или прыгнешь с тарзанки в холодную воду.

Вроде ничего страшного, все пробуют и прыгают, но вдруг именно ты не сможешь остановиться? Ударишься головой об арматурину или сопьешься и будешь жить под забором?

Глаза слипались, соображала я не очень хорошо. Но инструкции из сети пришли легко и как-то сами.

Так я попробовала Сенькин антисон. Это оказалось лучше, чем элеутерококк, капнутый в кофе, заваренный на коле, потому что не билось так гулко и сильно сердце (вот уж с чем лучше не экспериментировать сердечникам, если они не хотят вместо бодрости заснуть уже навечно), не тряслись руки, и не хотелось прятаться от кратких приступов паранойи.

Но некая рассеянность никуда не делась. Соображала я чуть медленнее обычного, мысли текли лениво и плавно. Поэтому я больше этой штукой не пользуюсь и у Мико с Сенькой стараюсь отнимать. То, что побочки не чувствуешь, не значит, что ее нет.

До условного «утра» моего последнего дня оставалось часа два.