Кинжал Немезиды

Глава 22

Год 4 от основания храма. Месяц восьмой, Эниалион, богу войны посвященный. Безымянный островок у побережья Египта, позже названный Фарос.

Мой шатер разбит прямо на острове, в семи стадиях от берега. Таков договор с фараоном Рамзесом. Я здесь один, и он тоже прибудет один. Мой флот выстроился дугой и лег в дрейф, а флот Египта выполз из Канопского рукава и черепахой тащится вдоль берега. Тут недалеко, километров десять. Царская ладья видна издалека. Минимум функциональности и максимум нелепой роскоши, которой меня пытаются удивить.

Немалый корабль выкрашен в белый цвет и расписан соколами и головами Анубиса. У загнутого вперед носа — два глаза Уджат, всевидящее око Гора. Прямоугольный парус сделан из белоснежного льна, а весла выкрашены в синий цвет в стиле дорого-богато. На корме стоит шатер, в котором восседает на троне Господин Неба, любимец Маат и Могучий бык в одном лице. Сын бога и сам живой бог. Он недвижим, как статуя, а его надменная физиономия полностью лишена мимики. Да-а… тяжела работа у фараона. Я бы так не хотел.

Барьерный островок, закрывающий вход в бухту, совсем неширок, шагов пятьсот, не больше. Он вытянут в длину и совершенно пуст. Только редкие кусты цепляются корнями за его камни. Он просматривается насквозь, и даже полог моего шатра открыт настежь. Здесь нет никого, кроме меня, а потому царская ладья очень скоро тычется носом в песок. Египтяне не увидели опасности для своего повелителя. Раздалась протяжная команда, и через несколько минут его величество снесли на носилках по сходням и поставили на песок. Слуги отползли назад, скрючившись в поклоне, а Рамзес пошел в сторону шатра, где я и восседал с кубком в руке. Я упорно учил язык египтян два последних года. Думаю, разговор у нас получится.

Мне нужно было его удивить, и я попытался. Именно поэтому помимо золотой посуды и резной мебели здесь стоял столик, и к этому-то столику и прикипел взглядом Рамзес. Он, кстати, оказался так невежлив, что даже не поздоровался. А на золотую посуду фараон не взглянул. Наверное, у него своей девать некуда.

На небольшом столике разместили макет деревушки с рядами пальм, реку и маленькое водяное колесо. Его вращал хомяк, привезенный откуда-то из Сирии. Ленивая скотина, он решил отдохнуть в самый неподходящий момент, и поэтому я крутанул колесо рукой, и он снова начал перебирать своими коротенькими лапками. Колесо провернулось, крошечные ведерки набрали воду, которая потекла в такой же крошечный акведук, а тот понес воду к пальмам, что росли на возвышенности. Оттуда вода пошла назад по маленьким каналам, вновь наполняя искусственную реку.

— Приветствую тебя, мой царственный брат, — решил я проявить вежливость. — Я смотрю, тебя заинтересовала это игрушка. Это мой подарок тебе. Хотя я же передал твоему чати чертежи. Он должен был тебе их показать.

— Да-да, конечно… — Рамзес с трудом оторвался от вида текущей воды и уставился на меня.

Я видел его пару лет назад, и тогда он показался мне молодым человеком. Вовсе нет. Ему совершенно точно за сорок, но он гладко выбрит, ухожен и явно очень силен. Потому-то и кажется издалека гораздо моложе своих лет. Широченное золотое ожерелье тянет вниз могучие плечи, а голову венчает военная корона хепреш, что должно как бы намекать на его решительные намерения. И даже парик вкупе с идиотской накладной бороденкой, похожей на кошачий хвост, не делает его смешным. Это очень серьезный мужик, проживший непростую жизнь.

— Приветствую тебя, царь Алассии, — снизошел он.

— Талассии, — поправил его я. — Страна моря. Так мы называем себя теперь. Алассия — это всего лишь Кипр, один из номов, или септов, как вы их называете. Кроме него у меня есть много других земель.

— Пусть будет так, — ответил он, не меняясь в лице.

— Вина? — спросил я его, а почувствовав заминку, засмеялся. — Не волнуйся, я буду пить вместе с тобой. И если захочешь, даже из одного кубка.

— Пророчество, — обронил он, вежливо пригубив вино. — Я почтил тебя этой встречей, чтобы услышать пророчество. Мне нет дела до глупых игрушек. Мы не нуждаемся в придумках варваров.

— Пророчество, значит, — усмехнулся я. — Оно таково. Тридцать лет ты будешь править спокойно и счастливо. Но потом Египет накроет череда бед. Несколько лет Нил не будет разливаться, как это уже бывало при царе Мернептахе. И тогда по стране пройдут бунты, а власть царя закачается, подобно акации на ветру. Жрецы и вельможи решат, что царь стал слаб и неугоден богам. И тогда тебя убьют, чтобы посадить на твое место одного из сыновей. Того, кто слабее всех и будет угоден твоим слугам.

— Ясно, — ответил он, а на его лице даже мускул не дрогнул. — Осталось шестнадцать лет — большой срок. Многое может случиться за это время, или не случиться.

— Мой бог говорит, что человек обладает свободой воли, — сказал я. — И что все зависит от нас самих. Ты теперь знаешь свою судьбу и можешь избежать ее. Перед тобой мышь из ханаанской пустыни крутит глупую игрушку, но именно так получает воду Энгоми. Так очень скоро будет получать воду Угарит, который изнывает от засухи. Так смогут получать воду твои крестьяне, которые посадят пальмы. В Египте каждые семь лет Нил не разливается, а каждые сто лет приходит большой голод, убивающий треть страны. Финики спасут многих. Скоро я научу всех людей в Ханаане орошать свои поля, и они тоже перестанут умирать.

— Зачем? — в его глазах появилась злость. — Зачем тебе это? Что тебе за дело до ничтожных фенху? Пусть дохнут. Если их станет слишком много, они будут опасны и для тебя тоже.

Боится! Он боится! И он инстинктивно понимает, что такое мальтузианская ловушка. Неглупый мужик, он отдает себе отчет, что его власть в Ханаане стоит только на кораблях с зерном, которые Египет может послать в Сидон и Библ. Без них он там никому не нужен. Его вышвырнут оттуда, а сил на грандиозный поход а-ля Тутмос III у сегодняшнего Египта просто нет. Карательные акции в Палестине не в счет.

— Голодные люди опасны уже сейчас, — покачал я головой. — Я с трудом сдерживаю корабли шарданов и сикулов, которые плывут в мои воды. Я топлю их без остановки. Слава богам, их становится все меньше. Царь Диомед воюет с ними в Италии и не пускает дальше.

А тут все плохо. В глазах повелителя миллионов людей плещется абсолютный вакуум. Оно и понятно. Для египтян не существует ничего, кроме их страны. Все остальное — это какие жуткие земли, где живут демоны с песьими головами. И даже у фараона с географией полный ноль, и тогда я развернул перед ним карту.

— Вот север, вот юг, вот запад, а вот восток, — показал я. — Вот Кипр, вот Аххиява, вот Троя, вот Вавилон. Здесь Египет, а вот тут пьем вино мы с тобой. На этом острове живут шарданы. Они плывут вот так… А потом попадают к ливийцам и идут вместе с ними в Египет. Их же разбили где-то недалеко от этого места.

— Как? — он смотрел на карту расширенными глазами. — Откуда этот рисунок? Бог открыл тебе это знание?

— Бог, — усмехнулся я. — Тот самый, который даровал мне пророчество. А еще он открыл мне, что один высокопоставленный жрец в Фивах может скоро умереть.

— Кто? — вскинул он на меня недоверчивый взгляд.

— Первый из слуг Амона, — ответил я. — Он вознесся так высоко, что ставит себя наравне с Великим Домом. Боги могут покарать его за гордыню.

— А могут и не покарать, — в тон мне ответил фараон, на губах которого заиграла ядовитая усмешка.

— Безусловно, — легко согласился я. — Это был всего лишь сон. Знаешь, иногда боги посылают нам сны, и смысл их бывает смутным.

— Этот берег, — фараон показал рукой. — Для чего ты просишь его?

— Бухта, — пояснил я и повел по сторонам. — Лучшая гавань Египта. Большие корабли смогут заходить сюда и разгружать свой товар. Например, мой человек поплыл сейчас за грузом олова. И его корабль совершенно точно не пройдет к порту Таниса или Пер-Рамзеса. Он может прийти сюда, оставить олово и взять зерно. Такой рейс обойдется куда дешевле, чем везти груз в Энгоми, а потом снова плыть в Египет. В Энгоми его могут забрать другие купцы. Например, ханаанеи или вавилоняне. Мне все равно, кому его продавать.

— У них нет зерна, — презрительно фыркнул Рамзес. — Фенху — ничтожнейшие из моих слуг. Они ползают у подножия трона, вымаливая каждый корабль с ячменем.

— Ты попросил объяснить, зачем мне нужен этот берег, и я пояснил, — развел я руками. — В двадцати стадиях отсюда находится озеро Ремев. От него можно прокопать канал к реке Ихет. А уже от Бубастиса через Горькие озера проляжет путь прямо к морю Ретту и в страну Пунт.

И я провел пальцем по карте, дойдя по берегу Красного моря до рога Сомали.

— Этот канал — пустая забава, — презрительно ответил Рамзес. — Мои великие предки уже копали такой, и его давно занесло песками. В нем нет никакого проку. Мы уже отправляли в Пунт корабли на восьмом году моего царствования. Мирра, ладан, черное дерево, золото — все это привезли оттуда в неисчислимом количестве. Мы почтили богов приношениями в храмы и внушили должный трепет простонародью. Но для этого нам пришлось тащить через пустыню разобранные корабли и собирать их на берегу моря Ретту. Такая затея слишком дорога, чтобы плавать в Пунт каждый год.

— Зато теперь вы сможете черное дерево продать нам за медь, серебро и железо, — ответил я. — И благовония сможете тоже продать. В Сабу, где их делают, не пробиться через пески и дикие племена. В Пунт необязательно плыть слугам царей. Пусть купцы плывут туда сами, а потом платят пошлины в порту.

— Но купцы — это и есть слуги царей, — непонимающе посмотрел на меня Рамзес.

— Я позволяю им самим вести некоторые дела, — пояснил я. — Мне необязательно вникать во все. Это их деньги и их риски.

— Мы не станем расчищать канал, который выкопал царь Сенусерт, — решительно произнес Рамзес.

— Твои жены Тия и Тити живут в своих имениях, — напомнил я ему. — Моя родственница должна жить не хуже их. Иначе это станет унижением для меня. Пусть это место и станет ее имением. Она будет забирать всего треть доходов от этого порта, а две трети получишь ты. Поверь, это огромные суммы, если считать в серебре. И никаких жрецов! Здесь не будет храмовых пристаней. Все пошлины пойдут прямо в казну.

— По куску берега, который ты просишь, — по лицу фараона пробежала судорога, — я пока ответа не дам. В любом случае это будет моя земля и мой город. Я могу разрешить чужакам селиться там, но никогда не позволю им владеть землей. И даже для этого мне нужно вопросить богов. Вдруг они тоже пошлют мне благоприятный сон, как тебе.

— Кстати, — внимательно посмотрел я на него. — Моя дочь просит кота и кошечку. Пришлешь? А лучше две пары сразу. На развод.

— Ты их получишь, — важно качнул короной Рамзес.

— У меня еще одно пророчество для тебя, — набрал я в грудь воздуха. — Мой бог Посейдон сказал, что он сочетался браком с богиней Нейт. С той, что родила Ра и Тота. Мы почитаем ее, как Великую Мать. Ее сын Серапис еще младенец, но он уже принял силу и моря, и земли. Было бы неплохо поставить ему храм на этом самом берегу. Как думаешь?

Вместо ответа Рамзес молча встал и пошел к своему кораблику, а полуголые слуги упали на песок, раскинув руки в стороны. Он сел в носилки и очень скоро оказался на борту своего корабля. Я смотрел ему вслед и думал: вот ведь хитрая сволочь. Я обозначил ему возможность ликвидации верховного жреца Амона, главного его конкурента, а он бросил мне наживку в виде порта. Как же приятно иметь дело с умным человеком.

Месяц спустя. Пер-Рамзес.

Великий визирь Обеих земель, Господин шести домов и первый из слуг Великого Дома пребывал в унынии. Его не допускают на глаза повелителя, в священных процессиях господин не отвечает на его приветствия, а несколько доходных должностей были у него отняты. Теперь там сидят презренные ааму, бородатые жулики, приникшие к уху царя. В гневе Великого Дома чати не сомневался. Ему четко и недвусмысленно указали на немилость, но в чем была ее причина, он пока не догадывался. Точнее, причин могло быть очень много. Чати просто терялся в догадках. Он не сомневался, что кто-то копает под него. Ведь даже распоряжения с царской половины дворца ему приносил теперь хранитель печати, и он же забирал доклады, которые готовили для повелителя.

— Да кто же очерняет меня? — думал чати, обхватив голову. — Хори? Они снова хотят посадить одного из своих на мое место? Возможно. Казначей Майанес? Он построил поминальный храм фараона и на этом вошел в немалую силу. Бородачи ааму, которых во дворце стало больше, чем мышей в амбаре с зерном? Вояки — шарданы, которые выучили человеческую речь и все ближе подбираются к трону? Жрецы Амона? Они уже подмяли под себя весь юг, теперь и за север принялись?

Он, чати, не раз блокировал передачу храмам земель и крестьян. Они стали просто ненасытны. Десятки тысяч семей уже дарованы, а им все мало. Скоро у царя своей земли не останется вовсе. И как тогда собирать войско? Храмы не дадут даже хеката зерна из своих запасов.

— Великая царская супруга Исида? — он тер виски ладонями. — Зачем бы ей это? Я не ссорился с ней. Она главная жена фараона, и ее власть незыблема. Царицы Тия и Тити? Эти гадюки могут, но у них нет и тени власти великой госпожи. Сын Ра только спит с ними, но их дети никогда не станут царями. Чрево государыни Исиды плодоносно, и она уже родила наследника. Да что же тут происходит?

Сомнения чати развеял хранитель печати, который лично пригласил его в покои царя. Это был благоприятный знак, и Та выдохнул, утерев пот. Если бы за ним послали гонца или одного из виночерпиев, это стало бы явным унижением и началом его конца. А так государь выказал ему свое неудовольствие, но пока готов говорить с ним.

Чати щелкнул пальцами, и носитель опахала привычно осмотрел каждую пядь длинного одеяния из тончайшего льна. На нем ни пятнышка. На груди висит золотая пластина со вставками из лазурита, символ его власти. Печать с именем фараона на своем месте, на шее.

— Одеваться! — приказал Та, и слуга бережно повязал через плечо шкуру леопарда, без которой чати не показывался на людях.

— Свитки!

Слуга склонился и взял все, что лежало на столе. Он понесет их до самых дверей царских покоев. Внутрь его, конечно же, никто не впустит.

Уже совсем скоро чати стоял у заветной двери. Его окурили ароматными смолами, и теперь осталось лишь ждать. Время ожидания — не менее важный знак, чем место за столом или в храмовой процессии. Сегодня оно оказалось не чрезмерным. Видимо, государь смирил свой гнев.

— Да живет Гор, Могучий Бык, возлюбленный Маат, Царь Верхнего и Нижнего Египта! — визирь распростерся на полу и поцеловал каменные плиты. — Я прах у твоих ног.

— Встань! — услышал он. — Скажи мне, Та, что ты видишь перед собой?

Фараон, сидевший под пышным балдахином, показал на столик, где тускло сверкало серебро.

— Это то, чем расплачиваются купцы Алассии, о сын Ра, — ответил визирь, сохраняя полусогнутое положение. — Они называют это деньги.

— Почему у нас нет таких денег? — услышал он.

— Повторять за варварами было бы унизительно для Великого Дома, — твердо ответил чати.

— Значит, серебро, где изображен царь Эней, и которым теперь платят везде, от Пер-Амона до Нубии, для Великого Дома не унижение? — насмешливо произнес Рамзес. — Не я изображен, а он! Когда люди платят кусками проволоки, кольцами, одеялами и горшками с медом — вот настоящее унижение для Великого Дома!

— Мы запретим хождение этого серебра, если сын Ра прикажет, — склонился Та.

— Сын Ра велит тебе сделать такое же, — услышал визирь, и он едва не упал в обморок. Это было неслыханно.

— А еще сын Ра вопрошает, где рисунки с водяными колесами, что прислали тебе из Энгоми? Как посмел ты утаить то, что может спасти от голода народ Страны Возлюбленной?

— А… Э-э-э… — только и смог сказать чати. — Я не хотел беспокоить величайшего… Мы уже ищем мастеров… К следующему времени Жары мы покажем сыну Ра… Я порадовать хотел, вот и не говорил.

— Ну, порадуй, порадуй, — милостиво заявил Рамзес, а сидящие на коленях писцы начали бойко водить палочкой по папирусу, фиксируя приказ царя. Это значит, что он, чати, только что услышал волю Великого Дома, и она навечно останется в архиве дворца. Теперь он обязан исполнить ее со всем тщанием.

— Твои промахи становятся утомительны, — сказал вдруг фараон. — Варвары диктуют нам цены, суют нам своих баб, требуют нашу землю в счет выкупа. Мое величество считает, что ты мог бы загладить свою вину и поучаствовать в строительстве заупокойного храма. Скажем… два таланта золота тебе внести по силам.

— С величайшим счастьем, о сын Ра, — сжав зубы, произнес чати. — Для меня это великая честь.

Ну вот, — тоскливо подумал он. — Догадался о тех дарах, что я получаю у купцов, и захотел свою долю. Два таланта! Хоть вой! Да он отстриг все, да еще и в мои закрома залез! Фараон из-за этого и показал мне свою немилость, чтобы виноватым сделать, и золото мое получить.

— Кстати, а что там с моей женитьбой? — произнес вдруг фараон. — Сколько там за ней дают?

— Груз железных инструментов, — ответил чати. — Они незаменимы на стройке погребального храма сына Ра. Груз меди и олова. Всего около двухсот талантов.

— Ого! — улыбнулся Рамзес. — Да она уже по сердцу моему величеству. Двести талантов меди! Ее родственник щедр.

— Рад служить живому Гору, — склонился визирь.

— Кстати, та встреча с царем Алассии, — сказал вдруг Рамзес. — Она была небесполезна. Мы сделаем так, чтобы он вновь попросил о ней через год. Этот паренек оказался очень забавен. Пошли ему в знак нашего благоволения две пары священных спутниц богини Бастет. Кстати, ты уже слышал о судьбе царицы Родоса?

— Да, сын Ра, — кивнул визирь. — Правительницу Поликсо убили бродячие наемники из народа дануна, а ее сердце женщина из царского дома сожгла в жертвеннике Великой Матери. Какая-то совершенно дикая история, величайший. Я даже не хочу повторять слухи, они слишком нелепы.

— Жаль, что я тогда не поспорил на твою голову, — с явным сожалением протянул фараон. — Сейчас у меня был бы новый чати, более догадливый. Или даже два, как было раньше. Ты ведь не забыл, Та, что Верхний и Нижний Египет издревле управлялись своими визирями?

— Нет, сын Ра, — ответил он. — Я целую землю за твою милость.

— Все вон! — сказал вдруг Рамзес, а когда писцы, униженно кланяясь, вышли за дверь, произнес. — Подойди ближе, Та. Еще ближе! К самому трону подойди.

Чати сделал шаг, потом еще один, а потом остановился. Подойти еще ближе он не смел.

— Я дам тебе возможность загладить свои ошибки, Та, — прошипел Рамзес. — Я пока не обращаю внимание на твое воровство, но ты не должен переходить ту грань, после которой я прикажу тебе выпить кубок с ядом.

— Я исправлю свои промахи, о сын Ра, — в глазах чати помутилось от страха, а по спине потекли предательские ручейки пота. — Все, что прикажет величайший… Любая служба… Я в логово бога Сета войду, если господин прикажет.

— Найди все записи, что есть по каналу фараона Сенусерта, — едва слышно произнес Рамзес. — Я знаю, что слуги Амона не дали довести это дело до конца. Они заявили, что морская вода ринется в Нил, и Страна Возлюбленная погибнет.

— Я буду осторожен, о сын Ра, — промямлил чати.

— А еще найди что сможешь, — беззвучно, одними губами произнес Рамзес, — про фараона-отступника. Про того, чье имя проклято вовеки. Я хочу знать о нем все. И помни! Это ты ищешь, не я. Если прознают жрецы, я от тебя отрекусь.

Конец.