Кинжал Немезиды

Глава 18

Год 4 от основания храма. Месяц шестой, Дивийон, великому небу посвященный и повороту к зиме светила небесного. г. Линдос. Остров Родос.

Они сменили корабль на Сифносе. Пока старая команда пьянствовала, отмечая награду за поимку беглого, Тимофей нанял гаулу из Сидона. Отказать в перевозке, если людям по пути, господин корабля не мог, тарифы едины и вывешены в порту, а потому гомонящая ватага афинян заняла почти всю палубу, отсыпав ханаанею серебра за проезд. Имена у них всех тоже были новые. Теперь Феано плыла с Милоса, острова, данного в кормление семье царя Париамы…

Пару раз к ним устремлялись корабли с самыми дружественными намерениями, но увидев номер на боку, скучнели и отставали. И критяне, и родосцы, и еще какие-то парни с островов, не имеющие тяги к честному труду…

— Кого из родственниц царя ты сможешь изобразить? — спросил Тимофей, сидя на корме, и Феано глубоко задумалась.

— Царевну Лаодику, пожалуй, — ответила она вскоре. — Она по возрасту почти подходит. Я ее видела несколько раз, на Сифносе еще. Она самая красивая из дочерей Париамы, но редкостная стерва, вся в мать. У нее не рот, а яма помойная. Вместо слов оттуда пауки и жабы выскакивают. Иному флотскому у нее поучиться.

— Ну и хорошо, — кивнул Тимофей. — Вот ее и изобрази. Делай, как договорились, любовь моя, и ничего не бойся. Я все продумал.

— Тебе хорошо говорить! — Феано зябко передернула плечами. — Не тебя убивать будут.

— Меня столько раз убивали, что тебе и не снилось, — Тимофей посмотрел на нее тяжелым взглядом, и у девушки даже сердце в пятки ушло. — Просто делай так, как сказано, и тогда никто тебя не убьет. Я же сказал, я все продумал.

— Хорошо, — кивнула Феано. — Но если меня там убьют, я тебя прикончу. Так и знай. Продумал он…

— Ты просто верь мне, — сжал он ее ладонь. — Ты мое сердце, моя душа. Я умру за тебя без раздумий. И я ни за что не стал бы посылать тебя на смерть. Все получится, и мы уйдем с кучей золота. Я поговорю с парнями. Твоя доля будет равна моей. Никто даже пикнуть не посмеет, потому что ты сделаешь за них всю работу.

— Пятая доля? Это много, — задумалась Феано, а ее настроение резко улучшилось. — Что сразу не сказал? Морочишь голову бедной девушке. Все вы, мужики одинаковые…

— Порт Линдоса, господин! — кормчий показал на гору, где Тимофей разглядел знакомую крепость и домишки Нижнего города, облепившие снизу подножие акрополя. Там едва ли полтысячи человек живет, но кораблей в порту много. Родос, он такой. Не обойти его нипочем.

— До заката будем на месте, — прищурился господин корабля. — Бог Ям, спасибо тебе за удачный путь! А еще спасибо медным знакам на моем борту. Я немало заплатил в Энгоми, но пусть видят боги: они стоят каждой драхмы, что я за них отдал.

Царица Поликсо изволила ужинать. Тушеная утка с травами, свежие лепешки, оливки и инжир. И конечно же, вино, второй кубок которого она уже опрокинула в себя. Настроение у царицы было самое благостное. Ее люди захватили красивого мальчишку лет шестнадцати, и сегодня она его опробует. Вот прямо после ужина.

Мегарон преобразился. Его оштукатурили и расписали яркими красками. Она из самих Микен мастеров пригласила, и расплатилась с ними честь по чести. Никак цветов, рыбок или морских коньков с осьминогами. Стены ее покоев украшали колесницы, несущиеся на врага, воины со щитами и копьями, а еще сцены битв. Мужу покойному понравилось бы. Поликсо вздохнула. Тлеполема она уважала совершенно искренне. Особенной любви между ними никогда не было, но ведь это и не так важно. Он отец ее сына, и воин был из первых. Никто с ним не сравнится. Одни ничтожества вокруг.

— Госпожа! — в мегарон, где царица пировала в гордом одиночестве, влетел Хепа. Единственный из всех вождей лукканцев, с которого благодарные земляки еще не содрали кожу, прибился к ней и служил верней собаки. Бежать-то ему некуда. На его лице Поликсо прочитала такую радость, что она даже утиную ножку отложила в сторону и окунула пальцы в чашу с водой.

— Чего орешь? — недовольно спросила она.

— Она! — выкрикнул Хепа и оскалил в улыбке щербатый рот. — Все, как тот гребец из Аргоса говорил. В Энгоми плывет, Великой матери поклониться. В платке расшитом, лицо замотано от солнца. Платье богатое, сама в золоте. Имя, и правда, другое назвала. Но это точно она! Ее называют басилейя! К нам тут, госпожа, царицы не каждый день заплывают. Эта первая.

— Неужто сама Хеленэ к нам в гости пожаловала? — Поликсо отставила кубок и прошипела. — Не зря я Наказующей жертвы принесла. Услышала богиня мои молитвы. Тащи ее сюда!

— Сейчас притащу! — радостно оскалился Хепа. — С ней только слуги, но мы их мигом успокоим. Матросы за нее вступаться не станут.

— Ты там давай потише, без крови, — поморщилась Поликсо. — Не вздумай войну устраивать. Не распугай мне купцов. У нас тут все же порт. Пригласи эту суку вежливо, с поклонами.

— А если кобениться начнет? — засомневался Хепа.

— А если кобениться начнет, — поморщилась Поликсо, — тогда вежливо под локотки ее возьми и сюда приволоки. Слуг не убивай. Копья наставьте, они и обделаются. В общем, чего тебя учить. Не дурак вроде.

И она снова вгрызлась в утиную ногу, с хрустом перекусив птичью кость. Ждать долго не пришлось. Гостью к ней привели, причем именно так, как царица и приказала. Два крепких парня вежливо приподняли женщину за локти и буквально внесли ее в мегарон.

— Вам что, жить надоело, босяки? — визжала ослепительно красивая баба, чьи волосы были убраны под расшитый золотом платок. — Ты еще кто такая, корова безрогая? Прикажи этим негодяям меня отпустить! Да стоит мне только ногой топнуть, и вас всех вороны расклюют!

— Что, Хеленэ, — наслаждаясь каждым мгновением, протянула Поликсо. — Не ожидала, что узнаю про тебя? Думала, спрячешься под своим платком? Вот и свиделись мы с тобой. Теперь-то ты ответишь за смерть моего мужа. Я тебя медленно убивать буду, гадина.

— Какая я тебе Хеленэ? — истошно завизжала та, которую в порту называли басилейя. — Ты что, спятила, ослица тупоумная? Я Лаодика, самой ванассы сестра! Жрать тебе в Тартаре песок и уголь, глупая гусыня! Убей тебя бог Тархунт своей молнией! Пусть Великая Мать отворит твое иссохшее чрево и наполнит его скорпионами! Пусть эти скорпионы принесут приплод и изгрызут твою гнилую печень! Пусть колючий терновник прорастет из твоей задницы! Чтоб ты гадила одними ежами, гиена дохлая! Хеленэ — жена Париса, брата моего покойного. Если я ее увижу, то глаза ей вырву и свиньям скормлю. Это из-за нее я на Милосе сижу и пролетающих чаек считаю. Меня в первый раз в Энгоми позвали. Мне там сестра платье с плиссировкой в подарок приготовила! Ты хоть знаешь, что это такое, овца нестриженая? Да если я к празднику Великого Солнца опоздаю, она его сестре Лисианассе отдаст! Или Поликсене! Я тогда твой островок по камням разнесу!

— Точно, из благородных она, — уверенно сказал Хепа, который стоял рядом и благоговейно внимал. — Простой бабе нипочем так затейно не выругаться. Хоть на царскую бирему в бандофоры ее ставь.

— Это не Хеленэ, — растерянно посмотрела на своего слугу Поликсо. — Она не ахеянка. Говор на лувийский похож, и троянских богов поминает.

— Да я же назвалась в порту, — визжала гостья, заливая всех брызгами слюны. — Чего тебе еще надобно? Лаодика я, дочь царя Париамы. Я самого ванакса родня, скумбрия ты тухлая! Он от тебя места мокрого не ставит!

— Позволь! — Поликсо сняла с гостьи платок, а когда толстые смоляные косы упали до пояса, повернулась к Хепе, наливаясь черной злостью.

— Ты что, совсем дурак? — прошипела Поликсо, глядя на бледного слугу. — У Хеленэ волосы как солома. Ты зачем меня под мечи царя Энея подводишь? Он ведь после этого мир разорвет и в своем праве будет.

— Вот-вот! — гордо подбоченилась гостья. — Висеть вам всем на крестах и морем любоваться. Я сама велю вам брюхо скорпионами набить. А то еще скажут, что царское слово некрепкое. Подумать только, с этой тварью меня спутать! С немочью бледной! Да я ее своими руками придушу, если увижу. Это из-за нее мой муж погиб.

— Прости, госпожа, — Поликсо уняла гнев и старательно растянула губы в улыбке. — Я Поликсо, царица Родоса. Раздели со мной хлеб, прошу. Не гневайся, ошибка вышла. Поверь, я ее исправлю. Ты получишь богатые подарки.

— Да? — сморщила носик гостья и сменила гнев на милость. — Тогда пусть мои вещи принесут. Я заночую здесь. Ты же не возражаешь, царица? Я так устала, а моя рабыня имела наглость сдохнуть в дороге от какой-то лихоманки. У тебя же есть ванна? Искупаться хочу.

— Есть, — кивнула Поликсо. — Роскошная ванна, их чистой меди. Я велю рабыням воду согреть.

— Вели. Желаю ванну принять, — важно кивнула гостья, и в ее глазах появилось сладостное предвкушение.

— Ты не возражаешь, если твои слуги останутся за стеной, царица? — маленькие, глубоко утопленные глазки кольнули Феано недоверчивым взглядом.

— Конечно, — величественно махнула та рукой. — Я же вижу, как небогато ты живешь. С моей стороны было бы некрасиво заставить тебя их кормить. Путь мои парни заночуют внизу. Дай только рабыню для услуг. Мне нужно расчесать волосы к ужину.

Ну вот, первый наш план псу под хвост полетел, — тоскливо подумала Феано. — Я тут одна останусь. Значит, запускаем в дело второй. А он куда сложнее.

Мегарон был полон людей. Феано, Поликсо, ее пятнадцатилетний сын, которого пока никто и не думал подпускать к власти, и вся знать Линдоса. Воины лежали вповалку на ложах и угощались. Все же на Родос царевны не каждый день заезжают, да еще и из такой семьи.

Поликсо прилюдно вручила обиженной гостье ожерелье из синих камней и золотой браслет, и та милостиво ее простила. Две женщины плотно закусили, заливая наскоро приготовленные яства кубками вина. Они уже раз десять перемыли кости спартанской царице, в ненависти к которой оказались совершенно единодушны, а потом, когда время подошло к полночи, Феано заговорщицки прошептала.

— Слушай, царица! А ты глинтвейн когда-нибудь пробовала?

— Слышала о нем, но никогда не пила, — с сожалением произнесла Поликсо. — Говорят, зимой лучше нет его. Они там, в Энгоми, такие затейники. Завидно даже.

— А я тебя сейчас угощу! — Феано поднялась с ложа, слегка покачиваясь. Она была изрядно пьяна. — Я тебе великую тайну открою, царица. Я без чаши глинтвейна спать вообще не ложусь. Как муженек сестрицы моей нас на Милосе запер, так словно солнце над головой потухло. Какая там тоска! Ты себе даже представить не можешь. Там жены отца, сестры, племянницы… Как будто в кувшине со змеями живешь. Одними картами и спасаемся. Сидим и заговоры друг против друга плетем. И вроде бы не нужно это все, а заняться-то все равно нечем.

— Ненавижу баб, — согласно кивнула Поликсо. — С мужиками куда проще.

— Я сейчас принесу! У меня все нужное в вещах, — поднялась на ноги Феано и решительно махнула рукой. — И даже не спорь! Говорю же, я без него в постель не ложусь. Сплю как младенец потом. Одна чаша с ног сбивает не хуже конского копыта.

— Ну, ладно, — сдалась Поликсо, которая тоже была сильно пьяна. Микенские обычаи, где взрослые мужи давились подкрашенной водичкой, она презирала всей душой.

— Нагрейте пока вина, — бросила Феано и пошла в свои покои. — Я тебя так угощу, царица, что век помнить будешь.

— Приходи скорее, — кивнула Поликсо.

А Феано, покачиваясь и отталкиваясь от стен, пошла к себе. Ей выделили небольшую комнатушку, недалеко от мегарона. Она присела на кровать, отдышалась, а потом взяла несколько мешочков и небольшой горшок.

— Великая Мать, помоги мне, — шептала она, пробираясь по темному коридору. — Я тебе жертвы богатые принесу. Хорошо хоть напилась сегодня как свинья, иначе давно бы уже померла со страху.

Феано вернулась в мегарон довольно быстро, неся мед, травки, сушеные груши и растертую в порошок ароматную смолу. Поликсо взяла щепоть ее, понюхала недоверчиво и успокоилась. Этот запах был ей знаком. А уж сушеного тимьяна и лаванды она точно не опасалась. Как не опасалась и меда, лакомства редкого и дорогого, и специй. Тут их была целая пригоршня. И шафран, и тмин, и кориандр, и мята.

— Та-а-ак! — Феано подошла к жаровне, попробовала пальцем температуру вина и отдернула его. — Ай! Горячо!

Она аккуратно добавила мед, пряности, смолу и веточки трав, а потом бросила в сторону виночерпия.

— Помешивай! И смотри, чтобы не закипело.

— Да, госпожа, — кивнул тот и отошел к жаровне.

— Надо подождать, когда чуть остынет, и тогда пить, — пьяненьким голосом произнесла Феано и повернулась к слуге. — Эй ты! Пробуй. Хочу, чтобы сладость была. Если что, медку добавь. Я сама не гожусь сегодня, ноги не держат.

— Да, госпожа, — склонился виночерпий, отхлебнул ложкой из котла и добавил еще немного меда. — Как будто горечью самую малость отдает. Еще специй добавлю.

— Это от смолы, — со знанием дела сказала Феано. — Видно, у меня рука дрогнула. Я поправлю потом. Эй! Вино через полотно процеди!

— Да, госпожа, — снова склонился виночерпий, который в очередной раз попробовал ароматное варево.

— Пахнет как-то непривычно, — принюхалась Поликсо, когда слуга подал ей кубок. — Но вроде бы вкусно…

— Не сомневайся, я лучшая в этом деле, — уверила ее Феано и упала на ложе. — Ой, смотри, Поликсо, потолок кружится!

— Да ты, царевна, перебрала изрядно, — сознанием дела заявила Поликсо. — Тебе бы брюхо облегчить. Пойди за угол и сунь два пальца в рот.

— Давай за мужей наших поднимем чашу! — встала вдруг Феано. — Пусть в Аиде примут их как героев. До дна!

— Что же ты не пьешь? — неожиданно трезвым взглядом резанула ее Поликсо, и Феано бестрепетно отхлебнула.

Вот и второй план пошел вслед за первым, — тоскливо подумала Феано. — Вот ведь подозрительная сука. Хорошо хоть я сразу яд в мед не сыпанула.

— До дна! — повторила Поликсо и глотками потянула в себя теплый ароматный напиток с непривычным привкусом. — Смол многовато положила, а вот меда в самый раз.

— А мне так нравится, — заявила Феано, которая вдруг начала давиться и отставила его в сторону. — Тяжко мне что-то! Не идет вино. Хочешь, я спою?

И она, не дожидаясь ответа, заорала одну из тех бесконечных песен, что поют аэды на пиру. Поликсо, которая осушила кубок до дна, тоже затянула песню, от которой мегарон заходил ходуном, а воины подхватили ее. Спертый воздух, жар масляных ламп и трех десятков разгоряченных тел сдавили Феано, словно тиски.

— Я сейчас приду, — сказала она. — Облегчиться бы мне. И глинтвейн остынет как раз. Я еле теплый люблю.

— Иди, царевна, подыши, — милостиво кивнула Поликсо. — Экая ты нежная.

Если начали петь, значит, ей пора на улицу, угостить стражу у ворот вином из своих запасов. Таков был план, который намертво вколотил в нее Тимофей. Крепость Линдоса крошечная, едва ли две сотни шагов поперек. Это ведь акрополь заштатного поселения критян и ахейцев, а не настоящий город. Потому-то и до ворот было рукой подать. Феано кое-как добрела до них и показала небольшую амфору двум хмурым парням, что несли стражу на стене.

— Выпейте, храбрые воины, — протянула она им вино. — Мы с царицей Поликсо своих мужей поминаем. Погибли они в один год, под Троей.

— Благодарствуем, добрая госпожа, — степенно ответили воины, спустившись вниз. — Были мы под Троей, едва ноги унесли. Помянем царя Тлеполема, как должно.

— И Геликаона, Антенорова сына, тоже помяните. Это муж мой. Он славно бился, — капризно заявила Феано, и те равнодушно кивнули. Им все равно, за кого пить. Они уже распечатывали амфору, подрагивая от нетерпения.

— Я на стене постою, — сказала она им. — Тяжко мне что-то, перепила я…

Воинам было плевать. Они уже вовсю угощались, по очереди отхлебывая из узкого горла.

— Раз, два, три… — считала Феано. Нужно досчитать до тысячи, и тогда стражники точно не бойцы. Если повезет, и она досчитает до двух тысяч, то они будут лежать на земле и слюну пускать.

Время шло, но она не спешила. Напротив, Феано стояла, привалившись к зубцу стены и пытаясь собраться с мыслями. Она в жизни не пила столько, и ее бросало из стороны в сторону, стоило лишь сделать шаг. Но тут у ворот раздались сдавленные ругательства и стоны, которые Феано услышала совершенно отчетливо.

— Вот проклятье! — прошептала она. — Продумал он! Яд-то не сразу действует. Да сейчас выбегут воины из мегарона и прибьют меня, как муху. Сколько я там насчитала? А, все равно сбилась уже. Девятьсот девяносто девять. Тысяча! Хватит! Они все равно вино выпили.

Феано решительно разделась и начала разматывать тонкую льняную веревку, которой была обмотана по талии. Она бросила ее вниз и дождалась, когда кто-то дернет за конец. Девушка потянула шнур на себя, и совсем скоро вытащила толстую жердину длиной в три локтя, которую зацепила за два зубца. К жердине была прикреплена веревочная лестница, которая тут же натянулась как струна.

— Привет! — Главк, который перевалился через стену, радостно оскалился при виде нее. — Где тут что?

— Два стражника внизу, у ворот, — прошептала Феано. — Слышишь? Тошнит их.

— Парни, за мной! — скомандовал Главк, и две тени встали рядом с ним на стене.

Воины были еще живы, но стонали, держась за животы. Одного из них рвало кровью, а под другим расплывалась смрадная лужа. Тем не менее, они почти уже добрались до дверей мегарона, пытаясь позвать на помощь. Там было слишком шумно, и их стонов никто не слышал. Стражники с ненавистью смотрели на Феано, но сейчас могли лишь хрипеть. Один из них попытался подняться, опираясь на копье, но его вновь скрутил приступ боли, и он упал.

— Простите, парни, — произнесла Феано, когда афиняне перебили их в мгновение ока. — Как говорит наш господин, ничего личного. Я просто очень замуж хочу, а тут как раз человек достойный подвернулся. Он меня любит, и колотить точно не станет, даже если во хмелю. Я ведь тоже немного счастья женского хочу. Не одной же царице Креусе радоваться. А вам все равно подыхать плохой смертью. Вы ведь самого Господина моря в яме держали. Неужто думали, что после такого сможете от старости помереть? Тогда вы точно дураки, а дуракам жить незачем.

Последнюю фразу она произнесла, помогая воинам сбросить с петель тяжеленный брус, запирающий ворота. Массивное дерево поддалось не сразу, но вскоре упало на землю, зацепив краем стопу Феано.

— Да провались ты! — взвизгнула она, потирая ушибленную ногу. — Больно-то как! Теперь точно синяк будет!

— Все получилось? — в щель ворот пролез Тимофей, огляделся по сторонам, увидел трупы и удовлетворенно заявил. — Получилось!

— Я тебя потом прибью, когда выберемся отсюда, — простонала Феано, у которой мутилось в голове. — Ох и натерпелась я страху! Ты чего в вино намешал?

— Мышьяк, — оскалился Тимофей. — Насыпал от души, стадо слонов отравить можно.

— Иди, они в мегароне! — показала Феано.

— Парни! — скомандовал Тимофей. — Сначала во дворец идем, а потом дома знати проходим. Ворота закрыть! Трое здесь, остальные за мной!

— Если лукканца Хепу поймаете, притащите его живым, — сказала Феано, которая села на чурбак около ворот. — Он щербатый, сразу узнаете. А я тут пока посижу. Что-то нехорошо мне…

— Посиди, — кивнул Тимофей и пошел по улице, где уже захлопали двери и понеслись испуганные вопли.

— А как мы отсюда выбираться будем? — крикнула она в спину Тимофею. — Да еще и с кучей добра.

— Пока никак, — повернулся он к ней. — Уйти с добычей нам не дадут, а без добычи я и сам не уйду. Поэтому придется пока в крепости посидеть.

— Сколько? — голос Феано сел.

— Может, неделю, может месяц, а может и все три, — пожал плечами Тимофей. — Да ты не переживай. До зимних штормов мы уйдем точно. Я же тебе говорил, любовь моя. Я все продумал.

Феано откинулась к стене, понемногу проваливаясь в черную темноту сна. Последней мыслью, которая ее посетила, стала такая:

— Вот ведь повезло. Он вроде не дурак, серебро водится, и заботится обо мне. Неужто услышала богиня мои молитвы…

Ее утро началось с дикой головной боли.

— Вина испейте, госпожа! — миловидная рабыня протянула Феано кубок. — Господин Тимофей сказал, чтобы вы непременно выпили. А еще он сказал, что подобное нужно лечить подобным.

— Давай сюда, — простонала Феано, которая обнаружила себя в роскошной спальне, принадлежавшей, видимо, самой царице. Тимофея, как ни обидно, рядом не оказалось.

Она понюхала вино и с отвращением втянула в себя полкубка сразу. К ее удивлению, полегчало. И даже голова стала болеть немного меньше. Девушка, кряхтя, встала с резной кровати и пошла в сторону мегарона. У нее оставались там кое-какие дела.

Поликсо все еще была жива. То ли здоровья ей столько отмерили боги, то ли еще по какой-то неведомой причине, но когда Феано проснулась, она хрипела на своем ложе. Ровно там, где они расстались. И ее сын, воины и виночерпий уже были мертвы, а неугомонная тетка, лежавшая с зияющей раной в животе, все еще дышала. Тяжелый смрад крови и смерти заполнил весь мегарон без остатка. Феано вздрогнула от отвращения, оглядев загаженный пол, а потом повернулась к сопровождавшей ее рабыне, которую трясло от ужаса.

— Полы вымыть начисто, тела на воздух вытащить, двери открыть настежь. Пусть ветер вонь унесет, — скомандовала Феано, голова которой гудела, как легионная труба.

— Слушаюсь, госпожа, — трясущимися губами прошамкала рабыня.

— Что тут было, пока я спала? — поинтересовалась Феано.

— Воинов царицы перебили всех, госпожа, — простучала зубами рабыня. — Их семьи прогнали за ворота. Рабынь, кто постарше, прогнали тоже. Нас, молодых, оставили. Для услуг, наверное, и для постели. Господин Тимофей, который у воинов главный, сказал, что долго тут сидеть будет. И что если мы жить хотим, то должны покорны быть. Так мы согласны. Наше дело подневольное. Нам едино, кому служить, лишь бы не били и есть давали.

— А потом что было? — нетерпеливо спросила Феано, которая выглянула в крошечное окошко и убедилась, что полдень давно уже миновал.

— А потом воины из Нижнего города налетели, да пришлые их стрелами отогнали, — развела руками рабыня. — Побили и ранили с десяток, те и ушли. В Линдосе сейчас народу немного, госпожа. Едва ли полусотня воинов наберется на весь город. На промысел все мужи ушли. Дома добра не высидишь. Семьи ведь кормить надо.

— А когда остальные придут? — поинтересовалась Феано, и рабыня только махнула рукой.

— Да кто их знает! Как работа пойдет. Сейчас корабли все больше с патентами Господина Моря ходят, а их трогать не велено. Воины говорят, тяжко на жизнь стало заработать честному человеку, хоть плачь.

— Иди! — махнула рукой Феано. — Зови остальных баб. Приберите тут.

— Слушаюсь, госпожа, — поклонилась рабыня и вышла из мегарона.

— Что, царица? — Феано присела на корточки и жарко зашептала в ухо той, кого погубила. — Думала, что умная самая? Знаешь, кто я? Феано, женщина из царского дома Энгоми. Ты умрешь, а клятва государя не будет нарушена. Здорово, правда? Моргни, если слышишь!

Веки Поликсо едва заметно затрепетали, и девушка продолжила.

— Слышишь! Это хорошо. На суде Аида судья Калхас будет вопрошать тебя о прошлой жизни. Ты уж сделай милость, скажи, что я привет ему шлю. Мы с ним старые знакомцы. Да смотри, не забудь! А то я тело твое собакам скормлю.

И она встала и пошла на улицу. В мегароне находиться было совершенно невозможно. Упаси боги так умереть!

Солнышко ударило по глазам, и Феано зажмурилась. Крошечная площадь между мегароном и крепостной стеной была завалена добром, которое сюда стащили люди Тимофея из всех домов. Воины, увидев ее, заревели восторженно. Еще бы не зареветь. Сильнейшую крепость взяли, набитую по крышу золотом, и даже не потеряли никого. Воинов Поликсо, спьяну выскакивавших на шум, резали по одному прямо на пороге пиршественного зала. Самых упорных, взявшихся за ножи, забросали копьями и изрубили топорами. Не жаль за это пятую долю отдать. Воины еще не ложились, всю ночь занимаясь тем, ради чего в этот поход и пошли. То есть грабежом. Все это Феано и узнала от Главка, который копался в куче, отбрасывая то, что в раздел не пойдет, ибо совершеннейшее, никому не нужное барахло.

— Тащат все подряд! — ругался Главк. — Ну чисто дети! Никакого понятия! Эй! Ксантипп! Вы скамью на кой-приперли сюда? Вы ее с собой увезете, дурни?

— О, скамья! — не на шутку обрадовалась Феано. — Дай я присяду. Ноги подламываются.

— Слушай, девонька, — с немалым уважением посмотрел на нее Главк. — Мы там пустые кувшины посчитали. Не говори только, что вы это все за один вечер выпили.

— За один, — обреченно произнесла Феано. — Ох и дурно мне, Главк!

— Да быть этого не может, — хмыкнул коротышка и отвернулся. А потом Феано услышала его рев. — Какой баран сюда битые горшки принес? Если узнаю кто, заставлю на горбу до Афин тащить!

— Ты проснулась? — раздался за спиной голос Тимофея.

Феано, мучимая головной болью, повернулась к нему. Ее суженый сиял как начищенный медный таз. Видно, добыча и впрямь была велика. И он это подтвердил.

— Тут больше трех талантов! Они много награбили.

— Тогда надо ждать всех ее людей, — невесело сказала Феано. — Если все сразу заявятся по нашу душу, не отобьемся нипочем.

— Пошли, покажу тебе кое-что! — потянул ее за руку Тимофей. Они взобрались на стену, и у Феано даже дух захватило. Безбрежное море расстилалось перед ней, украшенное кое-где белыми барашками парусов. Ветер шумел на вершине скалы, которой и был акрополь Линдоса, самими богами созданный неприступным. Она ведь даже разглядеть ничего толком не успела, пока ее сюда тащили. Да и не того ей было. Испугалась она до колик.

— Посмотри! — показал ей Тимофей. — С трех сторон обрыв в сто локтей. Там даже стены нет, без надобности она. Подобраться можно только спереди. Только как? Тут кусок стены в сотню шагов. Да мы половину перебьем, пока они до стен доберутся. Но даже если доберутся, то что дальше? Ворота топорами разнесут? Кровью умоются. Им же на голову камни и стрелы полетят, и кипяток польется. Поверь, мы дворец удержим. Два с половиной десятка парней за глаза.

— Тут много добра, — испытующе посмотрела на него Феано. — Могут рискнуть.

— Не рискнут, — покачал головой Тимофей. — Да, сходят еще несколько раз, пощупают нас, но на стены не полезут. Это не царские воины, это разбойный народ. Они не умеют крепости брать, слишком тонкая это наука. Это вообще мало кто умеет делать. Царь Эней, пожалуй, да и все. Думаешь, зря Агамемнон под Троей столько времени сидел и вареные ремни жрал? Будь уверена, родосцы выход нам перекроют и будут ждать, когда мы все зерно съедим.

— И долго мы так сидеть будем? — скривилась Феано.

— Ровно до того момента, когда царь Эней из Пилоса домой возвращаться будет, — усмехнулся Тимофей. — И уж будь уверена, он пойдет именно здесь. А если не здесь, то уж точно на огонек завернет. Он такое нипочем не пропустит.

— Вот как… — приободрилась Феано. — Тогда да, может получиться. Тут ты и впрямь все продумал. Там еще кое-что есть. Тела похоронить нужно, а у Поликсо сердце вырезать.

— Сделаем, — кивнул Тимофей. — Мы его засолим в горшке.

— Пойду я, — сказала Феано. — Насчет еды воинам распоряжусь.

— Распорядись, — улыбнулся Тимофей. — Парни голодные.

— Хепу нашли? — спросила Феано.

— Не видели такого, — покачал головой Тимофей. — Всех покойников осмотрели. Щербатых среди них не было. Или ушел как-то, или не было его здесь.

— Обыщите дворец! — взвизгнула Феано. — Вот олухи! Тут он, прячется где-то! Он же перережет нас ночью.

— О-ох! — побледнел Тимофей. — И впрямь, сама богиня послала мне тебя.

И он заревел.

— Обыскать дворец! Под каждый камень заглянуть! На крыши залезть! Ищите щербатого! Вообще всех ищите, олухи слепые! Если бы не госпожа, вы бы следующего рассвета не увидели! Бего-о-ом!

Воины побежали обыскивать дворец, а Феано так и осталась стоять на стене, упиваясь неимоверной синевой моря и прохладой ветерка. Ей понемногу легчало. Не прошло и минуты, как с крыши дворца спрыгнул знакомый ей лукканец, белкой взбежал на стену и перемахнул через нее, словно кузнечик. Феано даже застонала от разочарования, когда он издевательски помахал ей рукой. Стена высотой в десять локтей, но ему это не помешало ничуть.

— Ушел! — уныло сказала она сама себе, глядя, как Хепа улепетывает во все лопатки, слегка припадая на правую ногу. — Ну, ведь до чего везуч, скотина. Даже зависть берет!