Кикимора и ее ёкай

Глава 44

На закате дня у Южный ворот в Царство Желтых вод собралась вся честная компания. Омононуси с прекрасной Ёерогумо, их свита, штук пятьдесят прочих высокопоставленных ёкаев — жителей Камиямы, Ямауба, безликий Нопперо-Бо, с десятков семь оками, демон-висельник Кубирэ-они, которого Марионна встретила в самом начале своего пути, и бог весть еще знает кто. Не было только тэнгу: они готовились к обороне в своей крепости, напрочь пропахшей носками и тестостероном.

Все в ожидании заката занимались чем попало. Кто медитировал, кто на хризантемах гадал, дергая нежные лепесточки, кто просто так по кустам ошивался. С кустами тут было тяжко: в преддверии врат в царство мертвых было пусто и уныло. Одна деревянная красная арка на сухой безжизненной глине, и ничего вокруг, только с десяток колючек да трухлявые пеньки. Оно и неудивительно, все же тут проход в царство мертвых, а не в Диснейлэнд.

Ямауба нервничала больше прочих. Она сидела на трухлявом пенечке и щелкала соленые семечки сразу двумя ртами. Марионна угостила, и Ямауба пристрастилась. Она вообще по-своему привязалась к чужеземке. Вечно одинокая, как и сам японский народ, она вдруг поняла, что нашла верную подругу. Такую, с которой ничего страшно. И как же ее не хотелось теперь терять!

Время тянулось еле-еле. Стихийный походный лагерь разбился близ Южных ворот как-то сам по себе. Откуда-то потянуло костерком, потом — такояки из рыбы и жареной на железных листах гречневой собой. Боги высунулись из переносных святилищ и принялись тереться у костерка. Чпокнула первая банка с сакэ — так, чтобы снять напряжение.

Когда лучи заходящего солнца позолотили верхушку Камиямы, вдруг откуда ни возьмись раздалась нежная мелодия. Потом прямо из воздуха появилась бива. А за ней явила свой переменчивый лик прекрасная богиня воды, времени и всего, что течет.

По лагерю разлилось напряжение. Все жители Камиямы синхронно сделали полшажка назад.

— Враги заявились, — прошипела Ямауба, оглядывая прекрасную Бентэн, которая задумчиво бренчала на биве.

— Я не враг, — сказала Бентэн, услышав голос горной ведьмы. — А вовсе даже наоборот.

— Ага, как же, — недоверчиво сказала Ямауба и такую противную физиономию скривила, что Бентэн прикрыла глаза. И даже там, за прикрытыми веками, все равно видела неподражаемый лик горной ведьмы с двумя высунутыми языками и с выпученными глазами.

— Юбикури герман юсоцуитара хари сенбон номимасу, — сказала Бентэн. Слова древней клятвы верности были произнесены, и народ как-то сразу расслабился.

— Я буду ожидать суда богини-матери с вами, если он произойдет, — сказала Бентэн и как-то так просто, мимоходом уселась на пенек. Кивнула Омононуси, почесала за ушком чьего-то волка оками.

— Песенку споем? — спросила она, наигрывая знакомую каждому японскому богу мелодию. Это была мелодия песни о божестве, которое полюбило человеческую девушку. Божество было бессмертным и было вынуждено наблюдать, как стареет и умирает его возлюбленная. После ее смерти бог и сам умер от тоски.

— Давай повеселее что-то, а? — мрачно попросила Ямауба, отплевываясь от кожуры.

Бентэн ласково улыбнулась горной ведьме и заиграла что-то быстрое, плясовое, похожее на звонкий стук капель по весенним ярким листьям.

Хотэй, появившийся вслед за богиней Бентэн, радостно хлопнул в пухлые ладоши. За ним, держась чуть поодаль, явился Эбису, который в последний миг отрекся от семерых богов счастья. Эти ребята тоже проговорили слова древней клятвы и были приняты как свои. И пяти минут не прошло, как ему в одну руку вручили жареную на палочке рыбу, а в другую — стаканчик с сакэ. И несмотря на нервное ожидание, как-то душевно тут стало, легко.

Но солнце наконец закатилось. Пришло время событий.

Как только пропал алый диск за горизонтом, деревянная арка полыхнула глубоким черным цветом. Повеяло сладким запахом гнили и смерти, сухой холодный воздух коснулся лиц жителей Камиямы и богов счастья.

— У нее получилось! — радостно шепнула Ёрогумо, сжав ладонь своего супруга.

Омононуси кивнул, не веря своим глазам. Да и мало кто верил в то, что богиню подземного мира можно дозваться.

Из арки, высоко подняв головы и ни на кого не глядя, вышли Изума и Кагура. Они были в парадных алых кимоно, которые, впрочем, не скрывали некоторой степени разложения их тел. Аура смерти и тьмы расстелилась вслед за ними тяжелым удушающим одеялом.

Склонившись, помощницы богини устлали черным шелком мертвую глину, чтобы нога их госпожи не ступала по земле живых.

А потом явила лик она. Сама богиня Идзанами, которая не выносила всей своей душой верхний мир, явилась сюда, чтобы сдержать обещание, данное ей одной чужеземке, которая оказалась счастливее в любви, чем она сама.

«Ненавижу», — подумала Идзанами и сжала пальчики в кулачки.

Сейчас, при отсутствии солнечного света, она была прекрасна. Идеальная богиня. Великая, создавшая мир и заплатившая за это непомерную цену. Мертвая. Несчастная. Вечно страдающая.

Темно-сиреневое кимоно, искусно расшитое черными лотосами, разошлось на груди, являя всем огромную дыру, в которой таился гром. Такой же гром прятался в ее черных глазах.

И боги, и ёкаи склонились перед той, что была их создательницей, и почтительно замолчали.

— Тут, я вижу, не все, — тихо сказала Идзанами, оглядывая склоненных перед нею богов счастья. Потом прищелкнула пальцами. Всего лишь один щелчок — и самые могущественные боги славной страны Япония возникли перед ней кто в чем был.

Старичок Дзюродзин перенесся к Идзанами в ночной одежде и с маленькой расчёской для своей длинной бороды. Дедуля Фукурокудзю ел финики, да так с косточкой во рту тут и оказался. Дайкоку был в очочках, с карандашом и листами, где мелькали какие-то таблицы с огромными суммами и расчеты. Только Бишамон была, как всегда, идеальной.

Она же быстрее всех и сообразила, что произошло. Тут же склонилась перед мертвой богиней-матерью, едва оглядев жителей Камиямы. Остальные последовали ее примеру.

Идзанами оглядела склонившихся богов.

Ни одна тень эмоций не отобразилась на ее лице. И в словах ее не было ни сожалений, ни чувства.

— Семерых богов счастья отныне не существует, — тихо сказала она, и сила от семи богов счастья рванула к ней, впитываясь под кожу ее ладоней.

Больше она не сделала ничего, только боги-старички, Бишамон, Дайкоку, Эбису, Хотэй и Бентэн вдруг утратили сияние, которое всегда было вокруг богов счастья.

Бишамон покачнулась, но устояла на ногах, а вот Бентэн выронила свою волшебную биву и распласталась по земле.

— Биша, помоги, — простонала лишенная силы богиня воды.

Но Бишамон не протянула руки. Отвернулась. Она не могла простить Бентэн ее уход.

Хотэй, теперь такой же серый и обессиленный, поспешил на помощь Бентэн.

— За свои преступления вы все понесете наказание. Прежней силы вы лишены. Я запрещаю вам покидать владенья горы Камияма. Пусть жители горы, которых вы хотели отравить в мое царство, решают вашу судьбу.

И она отвернулась. Она сказала все, и больше ни секунды не хотела оставаться в тепле этого мира, который причинял ей страшные страдания.

— Но как же Марионна? И Дзашин? — спросила Ямауба, вдруг осознав, что кикимора так и не появилась, да и бог войны куда-то слинял. И испуганно прикусила сразу два языка, когда богиня обернулась к ней. Она была в ярости. Гром в ее груди отравил все ее тело, пустил по венам черноту, которая добралась до глаз и затемнила их целиком. Взметнулись черными шипящими змеями волосы. Богиня Идзанами, ступая по черному шелку, оказалась прямо перед Ямаубой и ласково коснулась ее лица.

— Они будут страдать вечно. И ты тоже будешь страдать вечно, если не прикусишь свои длинные языки, — нежно шепнула Идзанами, и Ямауба опустила взгляд, не в силах выдерживать давление мертвой силы. Она поняла, что еще секунда — и яростные глаза богини убьют ее, высосут ее душу, и она сама отправится в царство мертвых.

Черный шелк зашуршал под ногами божества, а потом — раз! — и все исчезло. Давящая мертвая аура зависла на миг в воздухе, но ее быстро унесло потоком воздуха. Только арка скрипнула от ветра, и все снова стало пустым и скучным.

А на обессиленных богов счастья совсем без восторга смотрели жители горы Камияма — те самые жители, которые могли бы погибнуть от руки Дзашина, сведенного с ума усилиями Фукурокудзю, Дзюродзином, Бишамон и Дайкоку.

— Вы не смеете! — высокомерно сказал Дайкоку, поспешно запихивая листочки с расчетами в карман юкаты.

— Еще как посмеем, — мрачно сказал Омононуси, и рядом с бывшими богами счастья появились оками-стражи. Правда, возле Бентэн, Хотэя и Эбису оками не возникли — все же клятва верности предполагала, что от этих бывших богов можно было не ожидать подлянки.

— Проводите нежеланных гостей в небесную темницу, — приказал Омононуси, и гордую голову вскинула Бишамон. Она даже не посмотрела на ощерившего в оскале оками.

— Я — богиня порядка, как и ты, Омононуси. И я знаю, что воцарение нас на Камияме стало бы поистине благом и обернулось бы процветанием, какого не видали эти края никогда. Ты это знаешь, бог змей. Ты мудр.

— Лучшее — враг хорошего, — сказал Омононуси, вспомнив, что эти слова принадлежали одной невозможной кикиморе. Кикиморе, которая ради их спасения вынуждена вечно теперь страдать в подземном мире.

По его лицу пробежала змеиная чешуя, и зрачок в изумрудных глазах вытянулся в струнку.

— Биша, ты неправа, — слабым голосом сказала Бентэн, бережно отряхивая свою биву от мусора.

Но Бишамон снова не взглянула на нее, только еще выше задрала голову.

За всей это драмой как-то не обращалось особого внимания на богов-дедков.

А Фукурокудзю и Дзюродзин, трясясь от слабости и гнева, что-то мутили. Воздух вокруг них зазвенел от напряжения, завибрировал. Они, эти чокнутые старые боги, спешно поглощали силу, которая была припасена для Дзашина. Силу, предназначавшуюся для того, чтобы свести бога войны с ума. Да, ее немного осталось — но все же осталось. И два бога снова напитались мощью маны, засверкали светом. Оками-стражи пугливо отступили, когда разряд золотой молнии пронесся над их головами.

И тогда все обитатели горы Камияма, как один, приготовились к бою.

Обернулась ядовитой паучихой Ёрогумо. Показал ядовитые клыки Омононуси, превращаясь в огромного белого змея. Сестрицы-кицунэ обернулись лисами, и засверкали перед ними горячие лисьи огни. Прочие боги и ёкаи горы Камияма тоже приготовились сражаться.

— Вы все равно не сможете уйти с Камиямы, — крикнул Омононуси. — Запрет Идзанами обойти нельзя!

Но старички не стали размениваться на бой, который отнял бы у них ману и просто-напросто исчезли, потратив значительную часть силы на перемещение. Они знали, куда нужно отправиться, чтобы не оказаться в темнице и не предстать перед судом жителей Камиямы. Дайтэнгу будет очень польщен тем, что у него немного погостят двое из семи великих богов счастья. Пусть даже и бывших.

На ночном небе высыпали белые звезды. Где-то вдалеке заорали цикады. В отдаленных кустах прошуршала крыльями птица.

Народ начал потихоньку расходиться. В темницу отправились Бишамон и Дайкоку. В купальни — сбрасывать напряжение — Омононуси со свитой. Остальные божества и ёкаи рассосались по своим делам.

Одна Ямауба сидела на пенечке и зло шмыгала ногом. По ее морщинистым щекам текли слезы. Ух, как же она злилась! И на себя, и на Дзашина, и на мертвую богиню. Но больше всего — на кикимору. Вот дура старая! И зачем она только ей помогла!

Сидели бы сейчас с ней, сакэ попивали, сушеной рыбкой закусывали бы…

И вдруг на плечо Ямаубе опустилась нежная рука.

— Не плачь, горная ведьма, — тихо сказала Бентэн.

— Отвяжись, подруга, — ответила Ямауба, скидывая руку бывшей богини со своего плеча. — Если бы не ты и твои приятели, была бы Мари-онна тут. А не вон там.

Она ткнула кривым пальцем в мертвую землю.

— А я говорю — не плачь, — повторила Бентэн.

Ямауба с подозрением посмотрела на бывшую богиню.

— С чего бы?

— С того, что это еще не конец.

Ямауба смотрела на богиню-покровительницу всего, что течет и меняется и видела, как наполняются ее глаза голубым светом предвидения.

Ямауба всхлипнула в последний раз, оглушительно высморкалась в мятый платок и успокоилась.

— Значит, не конец?

— Нет, — улыбнулась Бентэн, и улыбке этой невозможно было поверить.

— Ну что? Споем? — спросила Бентэн. Бива никак не хотела настраиваться, звучала слишком высоко и фальшиво, но Бентэн на такие мелочи внимания не обращала.

— А споем, — гнусаво ответила Ямауба.

И бод белыми молочными звездами в два голоса запели бывшая богиня и горная ведьма. Богиня пела высоко и почему-то фальшиво, так же высоко и фальшиво звучала бива. Ямауба пела, ну… как могла бы петь старая горная ведьма. Не Монсеррат Кабалье и не Анна Нетребко, очевидно.

Страж с другой стороны арки, стерегущий подземный мир, закрыл уши. Потому что слушать это было решительно невозможно.

КОНЕЦ

В общем, мне грустно расставаться с кикиморой и Дзашином, да и с другими товарищами тоже, так что второй книге — быть. Конечно, планировался однотомник, но у меня много чего планируется и мало что делается, оттого-то все и беды. Через недельку встречайте новиночку. На литресе есть платная версия, хотите — купите, не хотите — не купите, все равно тут будет целиком бесплатно. Писать буду как бог на душу положит. Удачи мне!

Спасибо, что остаетесь со мной, и до новых встреч!