Кикимора и ее ёкай

Глава 41. Вообще без понятия, как эту главу назвать

Ямауба сидела в глиняном чайном домике с богом Омононуси и его женой. Она сейчас была в парадно-выходном обличье степенной японской старушки.

Она рассказывала о злодействе семи великих богов, и все чаще покрывались чешуйками скулы великого Омононуси. Ёрогумо испуганно прикрыла губы рукавом нежного кимоно. Она была мудрой женщиной и мгновенно ухватила суть, а вот Омононуси все никак не мог поверить в то, что скоро его свергнут руками Дзашина. Потому он ничтоже сумняшеся подлил милейшей старушке Ямаубе «Зеленого дракона» вместо обычного чая маття. Но та только щечками зарозовела, но на своем стоять продолжала. Значит, правду говорит.

— А где же Мари-онна? — спросила Ёрогумо.

— Мари-онна в Йоми пошла, чтобы божественного суда просить у Идзанами, — спокойно сказала Ямауба, выдув уже целый чайник.

Кто-то из слуг охнул и разбил глиняную чашечку.

— Как в Йоми?! — вскрикнула прекрасная Ёрогумо. Побледнела, бедная, вперед вся подалась.

— А вот так вот. Мы должны ждать ее на исходе завтрашнего дня у Южных Ворот из Царства Желтых Вод. Если все получится, то Идзанами на правах великой матери-родительницы наведет порядок. Если нет… То вы будете хотя бы готовы, когда Дзашин возьмет в руки свою катану.

— Но из страны Желтых Вод так трудно вернуться! — вскрикнула прекрасная Ёрогумо.

— Ну, выбора негусто было, — пожала плечами Ямауба. — За то время, что у нас есть, больше никого, кроме Идзанами, и не дозваться. Мари-онна сильная, дух у нее стойкий. А нам пока надо собраться и дать отпор семи богам счастья, помешать им Дзашина мучить и с ума его сводить. И родную Камияму отстоять надо, если уж придется, — твердо сказала Ямауба, отпивая из фарфоровой чашечки.

Омононуси тоже отпил чаёк, не теряя лица, кивнул, отошел в сторонку и тут же призвал своего оками, строго наказав ему собрать всех жителей горы Камияма. Оками растворился в воздухе: когда было нужно срочно, духи-хранители появлялись и исчезали без спецэффектов.

— Если все так, как ты говоришь, высокоуважаемая Ямауба, то все мы в большой беде. Семь великих богов счастья сильны. И катана Дзашина остра. Мари-онна не вернется из страны Желтых Вод, и нам нужно искать поддержки у других богов, но нужны доказательства…

— Мари-онна вернется, — уверенно сказала Ямауба. И Ёрогумо тоже кивнула, поуверенней стала.

— Мари-онна-сама знает, что нельзя есть пищу Страны Желтых Вод?

— Фирма бамбука не вяжет, — цыкнула зубом Ямауба, выходя из образа милой старушки. — Все Мари-онна знает, чай, не на курорт отправилась. А на исходе дня Дзашин будет у границ своих земель — поговорить нам всем надо, чтобы планы семи великих богов расстроить. Может, чего и надумаем все вместе.

Омононуси задумчиво кивнул. Поговорить и правда надо.

Только вот на исходе дня Дзашина у границ своих земель не было.

Дайтэнгу глядел, как плацу тренируется молодняк. Сильные воины, смелые. Размах крыльев ого-го, стройные все, красивые. И что, позволить их загубить? Да не бывать тому!

И на Дзашина управа найдется. Вынудить его отправиться в Йоми, да побыстрее. И пусть он там напрямую с Идзанами разговаривает. Ха. Всем известно, как богиня-мать относится к мужчинам. Она его быстро не выпустит. А если и выпустит, то Дзашин в царстве мертвых потеряет немало сил: у него там миллионы душ, которые к нему претензии имеют.

По крайней мере, время выгадать можно. А там, может, и получится дозваться до великой Аматэрасу? Если бы на рассвете, да на вершине горы, да всеми тэнгу взяться, может, и обратит к ним богиня-солнце свой лик? Хоть бы и на секундочку.

Мари-онне, говорят, Дзашин нравится? И ради него она в Йоми спустилась? Что ж. Он даже не соврет.

И Дайтэнгу принялся выписывать письмо тоненькой каллиграфической кисточкой. Со словами он обращался так себе, но суть пересказал. Мол, ради тебя одна чужестранка в ад по доброй воле отправилась, а ты сидишь тут и ни гу-гу. Иди, спасай, самурай ты или так, стойка для катаны?

Это попытка была слабенькой, и тэнгу на нее не особенно рассчитывал. Но сработала она на все сто.

Дзашин едва мог соображать. Все вокруг него окрашивалось я красный цвет, плыло и двоилось. Сила, которая начала вливаться в него с каждой минутой все больше и больше, кружила голову. Семь богов счастья начали реализовывать свой план чуточку раньше: пронюхали, что против них на горе Камияма что-то затевается.

Дзашин снес плечом мольберт с дорисованными нарциссами, сел на траву, держась за голову руками. Тревожно зашумело красной листвой Дзюбокко.

Неизвестно, сколько времени провел Дзашин вот так, стараясь справиться с силами, которые разрывали его и причиняли боль, но он смог прийти в себя.

Перед ним, пришпиленное красным острым листом с ветки Дзюбокко, лежали два письма. Одно от Ямаубы, второе — от Дайтэнгу, написанное на бумаге из листьев дерева гинкго.

Дзашин взял первым письмо от тэнгу. И какие к нему вопросы от крылатого горного народа?

Прочитав, что понаписал старый пернатый тэнгу, Дзашин вскочил на ноги. Ярость запульсировала в крови, и дышать стало трудно, и катана налилась алым светом.

Дзашин снова впал в безвременье, беря свою силу под контроль. Отошел чуток.

А потом прочитал второе письмо, от Ямаубы. Та, не особо стесняясь в выражениях, описала весь расклад по семи богам и по завоеванию Камиямы его руками.

И вот это уже было читать прямо сейчас ну совсем лишним.

Очередная порция маны от поклонников кровавого культа, организованная ручками хитреньких стареньких богов Фуку и Дюро, была как мощный удар, лишающий рассудка.

Затрепетало алое дерево, обиженно застонало, когда рука Дзашина отсекла одну из его ветвей. Кроваво-красный зрачок занял радужку. Дзашин зашатался, как пьяный. Страшно зазвенела катана. «Убей, убей!» — визжала она, прыгая в руку бога войны.

Краешком сознания, в которое еще пробивался свет, Дзашин помнил только одно слово. Йоми. Ему зачем-то надо было в Йоми.

Зачем? Зачем же?

Держась за эту мысль, как за ниточку, Дзашин растворился в черной вспышке портала, который вел напрямую к Южным воротам в царство Желтых Вод.

Дайтенгу вовсе не был глуп. Он был коварен, хитер, он никогда не упустил бы своей выгоды. Поэтому помимо письма Дзашину он написал еще несколько. А именно семь.

Каждое с особой печатью — такие ставили только для богов. Да-да. Все всё правильно поняли. Дайтенгу писал семи богам счастья, мягко намекая, что он знает про их коварный план. И про роль Дзашина, и про зачистку Камиямы, и про кикимору Мари-онну, которая отправилась в Йоми просить у Идзанами защиты. В общем, носатый всех сдал. С одной стороны, его можно было понять.

Тенгу — великие, священные звери, в мире Японии ну примерно как коровы в Индии. Трогать нельзя — мало потом от населения не покажется. И старый тенгу сильно подозревал, что семь богов счастья не тронут его народ.

Во-первых, это хлопотливо. Во-вторых, тенгу численностью не обиженные, их много, и не только на священной горе Камияма. Так просто не избавишься, даже Дзашину с его яростью придется попыхтеть. В своих письмах тенгу уповал на милость богов и мягенько, нежненько намекал, что тенгу в славной стране Япония немало, всех не перебьешь, а если и перебьешь, то потом проблем не оберешься.

А что до других — они и сами с усами, пусть решают свои проблемы самостоятельно. Ему главное — молодняк спасти.

И, уверенный в своей правоте, Дайтенгу отправил семь писем, которые взметнулись в небо, превратившись в птиц оригами.

Дядюшка Фуко тем временем дул священное сакэ из опечатанной золотой бочки — такие бочки только для богов предназначены. О-бон закончился, так что можно чуток попраздновать и расслабиться.

Расслабляться дядюшка Фуко любил с размахом. Позади него стояли прекрасные девушки-тануки из квартала удовольствий и услаждали слух божества звоном монет, которые пересыпали из одного подноса на другой.

Кто-то из тануки в аккомпанемент звону монет наигрывал на биве. Пахло, как и положено в этом сезоне, желтой хризантемой, лотосом и свежесобранным рисом. Прохладный воздух гор трепал нежную занавесь. Хорошо-то как…

Через три дня после О-бона планировалась заварушка на горе Камияма, там уже не до сакэ будет, дел навалится невпроворот. Так что дедушка Фуко, один из семи богов счастья, который эту заварушку и начал, отдыхал впрок.

В открытое окно влетела бумажная птичка. Заметалась по комнате, не далась в руки девушкам и сама легла на ладонь дедули Фукурокудзю. Вспыхнула божественная печать, и птичка оригами расправила крылышки, превращаясь в лист бумаги.

— Чикусё, — ругнулся дедуля Фуко, прочитав послание.

Вскочил и с несвойственной для его степенного облика резвостью помчался в покои к своему верному товарищу Дзюродзину, который в это время умасливал свою длинную белую бороду драгоценными ароматными составами.

Небесная гора пришла в движение. Спустя четверть часа пятеро богов стояли в главном зале принятия решений. Бишамон, Эбису и Дайкоку, дедули Дзюро и Фуко. А вот богини Бэнтен и бога Хотэя не было.

Их не было в покоях, не было в божественных купальнях. Их духов-оками тоже нигде не было. И посланники духа тоже не могли отыскать их.

— Мы будем принимать решения без Бэндзайтэн и Хотэя? — нахмурилась Бишамон. Она больше всего на свете ценила порядок, и отсутствие богов ее нервировало.

— Придется, — развел руками дедуля Дзюро, — ситуация требует.

Он не сильно верил в то, что Идзанами вступится за Камияму и станет судить семерых богов счастья. Ей, откровенно говоря, все мирские дела давным-давно были побоку, и какой-то там заграничный ёкай ничего не изменит. А вот тот факт, что все тайное стало явным, был тревожным. Одно дело, когда все шито-крыто. Другое — когда из-под праздничного кимоно торчит край старой юкаты. Это нехорошо.

Надо снова спрятать дырявую юкату под нарядное платье, а тех, кто видел позор, предать смерти и забвению. И тенгу… Нет, рисковать нельзя.

— Даю свое дозволение, — поспешно сказал Дзюродзин. Ему кивнул Фукурокудзю, и Дайкоку тоже. Он весь был в ожидании прибыли. Гора Камияма — недооцененная жемчужина. Она может дать очень многое, если он, Дайкоку, бог благополучия и сытости, станет там божеством.

Бишамон тоже кивнула. Пусть на горе Камияма будет порядок.

А вот Эбису соглашаться не торопился. Молодой бог, самый молодой из семи богов счастья, отказал.

Бэнтен и Хотэй явно повлияли на его мировоззрение.

— Четыре против трех, — поспешно сказал дедуля Фуко и взмахнул рукой, отпуская сдерживаемую до поры до времени накопившуюся силу, предназначенную для бога войны. Дзашин не выдержит столько — просто не сможет. И к закату все будет кончено. Камияма будет пуста.

А тэнгу… А что тэнгу? Если умные, то уберутся на время бойни. Если нет, то и беспокоиться о них не стоит.