Однажды они прибыли.
Однажды ты понимаешь, что есть они. Враги. Кто замышляет, кто действует, кто строит союзы, пока ты строишь крытое стойло для коров. И горе тебе, если они придут, а у тебя один лишь недостроенный хлев.
Но если за свежими досками коровника прячут спины три сотни злых нордов. Что же. Может, дела не так и плохи?
— Ещё раз, как тебя зовут?
— Деннис Сотник, мон шер!
Я потёр разболевшиеся виски. Эта мне молодежная фразочка «мон шер», модное сокращение от «мой сеньор». На секунду почувствовал себя ворчливым стариком. День был трудный, только вернулся от болотников, мы договаривались со старейшиной с непроизносимым именем Руэйдхри о постепенном совместном осушении куска болот, где будут поля, фермы, потому что городу нужна пшеница, а не топи с грязными свиными мордами в колючих кустах. Работы было много и без болотников не обойтись. Притом, топи их родной дом, не хотелось бы вызвать брожение в умах и бунт. А тут этот, как его, Деннис. Высокий, стройный как жердь, остроглазый, образованный. Под короткой стрижкой коричнево-русых волос короткая бородка и бакенбарды, верный признак германца.
Особенного места для отправления моей власти не было. Пока не было. Разговор происходил на огромном складе инструментов, при нескольких перетаптывающихся сержантах — руководителях бригад, которые ждали своей очереди ко мне. Я восседал не на троне, а на крепком грубо оструганном ящике.
— Давай я ещё раз повторю что понял, а ты поправишь. Так. Прибыл сегодня на рассвете, в телеге запряженной двумя мулами, пообщался с людьми, решил, что в городе не хватает градоначальника, познакомился с представителем генуэзцев, как его, Алессандро Мозговитым Сервеллоне, уговорил его на свою кандидатуру, потом о том же договорился со старейшинами нордов Магнусом, с Йоном, подарил цветочек Хозяйке берега, задружился с аббатом и теперь просишь меня назначить тебя на роли городского главы? Бургомистра? И при такой прыти в тебе нет иудейской крови?
— Совершенно нет, я образованный юрист, родом из древнего города Цюриха, иначе называемого Турикум, земель Швитцерланд, подданства великого германского императора Фридриха, — выпалил он, потом осторожно добавил. — Но с иудеями легко нахожу общий язык. А также армянами, греками, генуэзцами, миланцами. У вас тут есть армяне?
Я недовольно зыркнул на аббата, который уже успел с ним тяпнуть винца.
— Это я заметил, про общий язык. У нас тут полно нордов. Англы приплывают, валлийцы.
— Я немного говорю по-нордски. Предлагаю провести перепись населения, потому что вы только приблизительно знаете, кого и сколько живет. И закупить для Хозяйки берега книгу записей, чтобы она не полагалась на одну только память. Пусть она и не грамотна, некоторые буквы понимает, научим и остальным. А ещё я знаю, где добыть священника для новой церкви. И что назвать её стоит именем Святителя Николая, так будет созвучно с городом, и он покровитель моряков, те пожелают поставить ему свечу и сделать пожертвование в защиту от шторма и пиратов. А ещё у меня супруга лекарь-травник, умеет лечить людей.
Разговор не всегда идет так, как надо. Бывает непонятно, как его заканчивать. Иногда помогает случай, вмешательство. Иногда это вмешательство такой силы, что весь разговор, любые дела, всё вообще теряет значение. В моем случае таким пинком стал Осмер, вместе с каким-то белобрысым кривозубым пацаном. Неделикатно протолкались ко мне, расталкивая старших локтями. Осмер картинно стал на одно колено, его не волновало, что он вклинивается в разговор взрослых.
— Они идут!
Отчего-то, от его тона или выражения огромных глаз я понял, что речь не идет о странствующих торговцах или каких-нибудь пилигримах. «Они», это нечто зловещее. «Они» это те, кто задирают цены на зерно. «Они» принимают драконовские законы. «Они» устраивают войны и насылают чуму. «Они» — всегда за горизонтом и от «они» не жди добра.
— Сколько?
— Много?
— Сколько, мальчик?
Второй, белобрысый, оставался стоять, стрельнул глазами на Осмера и прогундосил.
— Мы не умеем считать, господин, но, когда увидели походную колонну, она растянулась аж за поворот тракта. С лошадьми, телегами, скарбом.
— Вооружение?
Мальцы переглянулись. Конечно, я не ожидал услышать рассуждения про инерционную гаубицу или плазменные ружья, но смысл вопроса был вполне понятен.
— Тяжелые пехотинцы, — с расстановкой ответил Осмер. — Мечники, у иных топоры, копья и луки. И конники, по меньшей мере, дюжина. В обозе котлы, лопаты, сложенные палатки, шатры, колья. Идут на замок, готовы к осаде.
Я пожевал губу. Времени на раздумья не было. Как жаль, что в городе нет «набата» или похожей вещи, чтобы сразу поднять всех по тревоге. Впрочем, мой голос тоже подойдёт. Молча встал, все взгляды обращены на меня. Вышел из ворот склада, набрал полные легкие и принялся голосить, как если бы конец света уже наступил.
— Слушайте! Слушайте все! К оружию! Враг близок. Разбиться на бригады, найдите своих сержантов, берите стены под защиту. Готовьте закрыть кирпичные ворота. И новые. Магнус! Где Магнус? Снорре и Осмер, поведёте отряд Магнуса по рыбацкой тропе в сторону замка. Враги не могут обойти болота, значит, встретим их у замковых стен. Магнус!
— Я! — проорал подбегающий норд. Уже с топором. Славно. Все переполошились, но впитывали каждое слово.
— Выбери из бригад три сотни самых боевых нордов. Не больше, остальные пусть защищают город. Торопитесь, время дорого. Станете в засаду в кустах, вам Осмер покажет. Без команды не нападайте, ну или, когда совсем туго станет. Где Ольт Защитник? Ты с ними. Михаэль, на тебе защита Новых ворот. Совы! Где Талли? Расставь сов по крышам по городу, чтобы видели друг друга, передавайте обстановку от края до края стены и между воротами. Йон — в городе. Ордерик и Фабьен, в подчинение Йону, вы теперь с нордами одной кровью повязаны. Аврора пусть вооружит баб и стариков, у кого нет оружия, хотя бы лопаты, топоры и вилы, защищайте детей в районе кухни. Я выдвигаюсь навстречу, попробую их остановить. Помогайте друг другу. Слушайте все! Это ваш город, вы должны его защитить. Это мой город, и никто не смеет грозить ему, ни герцоги, ни короли!
Развернулся, чтобы побежать за мечом. Опять он валяется без дела в доме аббата. Стронзате, дерьмо! На поясе только ножик. И чуть не сбил с ног Денниса. Совсем про него забыл.
— Я с вами, мон шер, у меня как раз есть отменная алебарда. Швитцерландцы мастера долгого топора.
Несколько секунд потратил на сомнения, не является ли Сотник подосланным шпионов врагов, уж больно подозрительное совпадение, но отбросил эту мысль как нелогичную. Шпион внедрился бы заранее и был бы местным, работягой, наемником, торговцем. В реальной жизни совпадение это просто совпадение.
— Да ну. Хочешь прославиться на поле боя? А меча лишнего не найдется?
Кто ж знал, что на разговор со мной Сотник припёр весь свой скраб и жену, которая, между прочим, тоже была вооружена. Времена такие. Меч нашелся, довольно странный стальной гладиус, скверно наточенный, но с ножнами.
— Ладно, после поговорим, если живы будем. Будет тебе должность, будешь заместителем отца Михаэля, младшим бургомистром. Погнали, на одном коне, по старой дороге до переправы, а дальше вплавь. Умеешь плавать, кстати?
— Частично. Куда плыть?
Знамена сильно помогают в определении свой/чужой. Форму и знаки различия в этом мире не изобрели, так что без флагов воюющие стороны слишком сильно походили на банды немытых головорезов.
Местные вообще придавали гербам и прочей геральдике большое значение. Например — отец, изменил в честь победы над Фарлонгами семейный герб, теперь по левую сторону был лев с длинным ножичком и распахнутой пастью, а в правой поселился ангел Рафаэль, с мечом, а за спиной фиолетовое пламя. Ещё какой-то венок, надпись «с нами Бог». В общем, я в них слабо ориентировался, но прапор графа Конкарно разглядел. Рядом с ещё одним. И не надо быть пророком Исаия, чтобы понять, что это тряпка Грегора Де Ракселла. В общем — дождались.
Врагов, как я потом посчитал, было примерно триста тридцать — триста шестьдесят. Гарнизон замка между тем неполные три дюжины эспье. Приблизительно в десять раз меньше. Правда, значение фортификаций тоже никто не отменял. Поэтому вместо сражения чужаки для начала заняли осаду возле замка, на Пятке.
Был одиннадцатый день марта. Замок жил мирной жизнью, восьмого февраля благополучно родилась Айседора Селена Соллей, сестрёнка, родители не ошиблись, все едва пришли в себя от празднования.
В это время года на границе Пятки была сооружена карда — здоровенная площадка для выгула замковых коров и овец. К моменту, когда я появился, на Гостевом холме развернут шатер, накрывался стол. Там, в боевом облаченье, но без обнаженного меча, вместе с графом Конкарно и бароном Де Ракселлом был отец. Шла я бы сказал — острая фаза мирных переговоров.
Расстановка сил была понятна и без слов. Ракселл, по всему видать, подкупил милорда графа, так что теперь закон и высшая власть на его стороне. Чёртов граф наверняка разозлился от появления города у Соллей, это слишком усиливало престиж семьи, в будущем наш доход и военный потенциал. Ракселл привлёк огромную толпу воинов. Причем отряды обоих рыцарей не были так многочисленны, значит, усилены всевозможными наемниками, сбор которых укрылся от бдительного взора Оливера и отца. Думаю, Айон вышел поговорить, чтобы дать время подтянуться мне. Или, правда, решить всё дипломатическим путем.
Теперь, за явным преимуществом, они ведут переговоры. С позиции силы, хотя внешне это выглядело как мирная беседа на привале. Шатер был графский (да, на нём тоже нарисован герб, как бы глупо это не выглядело), угощения таскали из замка, из едва приоткрытых ворот, между зубцов стены мелькали встревоженные лица эспье.
Молодой германец всё ещё мог быть подосланным убийцей, однако он не воспользовался возможностью заколоть меня в спину, в пути до переправы. Значит, и правда ищет работу. Ищешь хлеб, находишь огонь. Буду исходить из его, ещё не проверенной, верности.
— Так, тот мужик мой отец Айон Соллей, — коротко инструктировал Денниса. — А эти два пассивных содомита и христопродавца, наш обожаемый граф и сосед-барон. Междоусобица. Прикрывай отца, а то он один. Пусть ведёт переговоры, дипломат из меня не очень.
— Сын!
— Мальчик Кайл! — перебил отца Эльбер. — Ты вырос. Отчего не заходишь в гости, когда бываешь в Конкарно?
Отец поздоровался со мной рукопожатием, встав для этого со стула. Взгляд непроницаем. Эльбер, не переставая улыбаться, протянул мягкую неприятную руку для приветствия ладонью вниз, я тоже её пожал, а здоровяк Грегор не встал, не подал руки, лишь смерил меня презрительным взглядом.
— Этот мальчик уже замарал свои руки кровью невинных. Слуги клянутся на святом писании, что он опоил и вероломно убил моих несчастных родственников.
— Не было такого, крысеныш! — прорычал я, вперив в него взгляд.
Уселся боком ко входу в шатёр, напротив свежеприобретенного врага, прикидывал как бы вытащить его на поединок и прикончить, чтобы сократить численность своих врагов.
— Было! На моей стороне правда, закон и эти чистые помыслами люди, — он громыхнул доспехом, указывая рукой на шайку головорезов и отпетых висельников, бродивших по Пятке.
Наемники и отряды на удивление хорошо ладили, уже совместно пили, прикидывая, что сегодня драки не будет, можно отдохнуть, а так глядишь, получится захватить замок и утолить свою жажду крови, убийств, грабежа и истязаний. Но даже сейчас они были вооружены, сильны и полны злобой.
Пока что царило хрупкое равновесие. Нарушала его только замковая служанка — нескладная Хильда, та самая, что перешла в подданство Соллей после победы в Вороньем замке. Она несла поднос с жареными цыплятами к нашему шатру, уворачиваясь от попыток её облапать. Испуганно прятала глаза, но шла.
— Не ссорьтесь, молодые люди, — не меняя фальшивой улыбочки продолжил Эльбер. — Мы в графстве Конкарно, я тут закон и сужу так. Моё решение более чем понятно и позволит избежать ненужного кровопролития. Соллей отдадут золото Фарлонгов, это четыре тысячи золотых ливров (я мысленно присвистнул, на самом деле втрое меньше и большую часть я уже вытянул из отца и потратил на постройку города), украденное фамильное оружие, коней и сбруи. Публично, в центре Конкарно принесут извинения за свои злодеяния. Кайл подстрижется в монахи, чтобы молитвой искупить свои грехи. Наследником замка станет младший Дей. Ну и город. Мой Бог, о чем вы думали, не спрося моего дозволения? Я же уже отказывал им. Нам тут никакие норды не нужны. Это мерзко. Мы выгоним их, отправим обратно к демонам морских глубин. Тех, кто переживет погром, выведем к морю, погоним вплавь обратно на их север. Пусть тонут как котята. Кто пристанет к берегу, будет добит наемниками и эспье, надо же парням развлечься. Ни один норд, до последнего мелкого ублюдыша — не будет топтать мои земли. Город сожжём и запретим строить в этом месте даже одинокую хижину. Запрещаю стоить моему Конкарно конкурента. За это я оставлю всем Соллей жизнь и их владения, пощажу подданных, сделаю своё дело и уйду. Что скажете, барон Айон Корентин Соллей?
— Скажу, — голос отца ревел плохо скрываемым гневом, — что у меня есть шесть сотен нордских топоров. Только моя жизнь и воля защищают северян на наших берегах от расправы. И значит, я им нужен, очень нужен, живой и в замке. А у вас три сотни воинов, вам нас не одолеть.
— Такой ответ? — усмешка Эльбера стала ещё кривее. — Ну и где же ваши хвалёные норды? Они же умеют нападать только ночью, подло, неожиданно, с моря. Врываться в деревни и резать грубых крестьян. В стародавние времена они владели Арморикой, пока отважные мужи не прогнали жалких разбойников. Норды — ни на что не годные жалкие пираты. По праву рыцарской чести дам вам вернуться в замок и подумать ещё день. Уверен, что вы передумаете. Закон и правда на нашей стороне, как и сила оружия.
— А на нашей стороне Бог! И никто не смеет грозить нам, ни герцоги, ни короли.
Пока напряжение в разговоре росло, Деннис тихонько занял позицию за спиной отца, я жестами показал, что он наш человек. Больше в шатре никого не было, граф бесстрашно полагал, что посреди своего войска ему ничего не угрожает. Хильда подала блюда и ушла. Вот только она не дошла. На полпути, на Пятке, здоровый бородач, улыбаясь однозубым ртом, схватил её за неосмотрительно распущенные волосы и прижал к изгороди коровьей карды. Она жалобно пискнула. Приблизил голову, сказал, роняя слюну возле уха, что она пойдет в замок не раньше, чем ублажит его и дружков. Приятели гоготали, подбадривали его сальными фразочками вроде «давай, Рих!» Или Рис. В общем, я не расслышал. Господа беседовали на возвышенные темы, их мало интересовали дела смердов и слуг. Но не меня.
Грохнул мечом с ножнами, бросая их на стол.
— Я Кайл Соллей, и моего человека хотят обидеть на моей земле!
Все, какие были, глаза удивленно вперились в меня. Не на кого не глядя, встал, пинком откинул стул, сжал кулаки до хруста, и гигантскими скачками побежал к бородачу. Раньше, чем тот расчехлил свой елдак, а он ему, кстати, больше не понадобился, грубо развернул к себе лицом.
Гнев затемнил лицо здоровяка.
— Пошёл к дьяволу! — рыкнул воин и обнажил свой меч до середины. Неизвестно, что он собирался делать дальше. Неизвестно, одумался бы он, испугался бы вот так зарезать молодого барона. А может, это заранее продуманная провокация? Совершенно точно известно, что я крепко схватил его за запястье и показушно проорал.
— Как смеешь ты обнажать оружие на барона, сына хозяина земли, выродок!?
Это услышали все. Шатёр превратился теперь просто в зрительское ложе, краем глаза я убедился, что там ничего не происходит. Навалился, прижал к изгороди карды бородача, легонько ударил лбом в лицо, он покачнулся. Прошипел Хильде чтобы бежала быстрее, чем видит, схватил противника за грудки, приподнял и швырнул в карду, прямо в озеро дерьма и грязи. Меч наёмника полетел в сторону. Не теряя ни секунды, не испытывая ни толики брезгливости, прыгнул следом. Злодей успел встать, достать из-за голенища нож (я свой — не стал) и бросился на меня.
Это трудно назвать дракой. Кругом дерьмо и грязь. Да, я без доспеха, но это не имело особого значения. Была пара неуклюжих попыток меня заколоть. Все глаза устремлены на нас. Схватил, едва удержал руку с ножом, впечатал кулак в середину груди, смял нагрудник. Добавил локтем в голову. Бородач, не то Рих, не то Рис, начал падать, я перекрутил руку с ножом и повалил лицом в жижу, подсёк ногу, навалился, он упал лицом вперед, начал яростно биться и брыкаться.
— Отпусти его, сопляк! — Оказалось, что вся карда, как кусок тухлого мяса мухами, облеплена воинами противника.
Вскинув голову, глянул прямо в глаза говорившему, привстал, поставил на бородача ногу и яростно надавил. В короткий миг, выплеснув весь страх и гнев в это нажатие. Тело врага ощутимо хрустнуло, он перестал трепыхаться, остался безвольно плавать лицом вниз в нечистотах.
— Мой ответ понятен, шлюхин сын?
Я силен. О Всевышний! И пойду я долиной смертной тени. И не убоюсь зла. Потому что ты со мной! И потому что я самый большой и страшный жлоб в этой долине.
Полыхал злостью как дракон огнём. От волнения многие воины достали оружие. Я тоже извлёк свой нож и зверски улыбнулся. На глазах у всех ухватил грязный труп за длинные мощные волосы, поднял и рубанул по шейным позвонкам. С отвратительным хлопком рассёк, но голова осталась висеть на каких-то сухожилиях, кусках мышц. Понадобилось ещё две нечеловеческих взмаха и отрывающий гортань рывок, чтобы голова осталась у меня в левой руке.
Не стесняясь силы, прыгнул, нечеловечески перемахнул через стоящих у изгороди, заодно обдав их брызгами отвратительных нечистот. Пятка, такое привычное место. Знакома каждая неровность, а уж её никак нельзя назвать гладенькой. В руках нож и вражья голова, как грязный тяжелый комок, который тут же начал охаживать всех подряд. Глухие удары, полушаг и рассекающий взмах ножа.
Быстро, быстрей, чем когда-либо, пора и вспомнить, кто я такой есть. Десантник. Убитые и раненные не успевали падать.
Отшвырнул голову, перехватил нацеленное в живот копьё, наотмашь ударил рукоятью клинка в щеку копейщика, так, чтобы полетели зубы и голова безвольно повисла. Схватил копьё, завыл как волк, проткнул одного, приподнял, второго, третьего. Третий ещё перешагивал, когда пробил и четвертого воина, соорудив жуткий вертел. Отбросил.
Побежал. Моё самое страшное оружие. Не знаю, насколько я быстрее бегаю, чем местные, но я проносился между ними разъяренным оводом и жалил взмахами ножа. Его рукоять скользила, но я не боялся потерять клинок, это не первый и не последний мой нож. И потом, оружия вокруг предостаточно.
Об этом я подумал после боя. А пока был гнев. Ярость. Как смели вы прийти на мою землю с оружием? Как смели угрожать моей семье? Никто, ни один собачий хрен не уйдет с этого поля боя. Конь? Конник? Толкнул плечом, отшвырнул обоих, так что конь неестественно перекувыркнулся в воздухе. Стащил, как тряпичную куклу следующего всадника за ногу и принялся размахивать им по огромной дуге как оружием, сшибая всех, кто попадался на пути.
Убивать. Смерть всем. Никакой пощады. Гнев, излитый в скорость и силу, единственные мои преимущества. Наверное, летящая лошадь стала для этой толпы душегубов и разбойников последней каплей. А может, чей-то крик «предательство!». Этот кто-то попытался сбежать в лесочек, где за пару мгновений до смерти от нордского топора рассмотрел грандиозную засаду. Да, норды были уже на месте. Они в конце концах в первую очередь воины.
По-моему, северяне медлили с нападением не потому, что не получили сигнал. Дисциплина вообще не их сильная сторона. Скорее они глазели на вихрь рук, ног, выпученных глаз и брызг крови во все стороны. Норды вышли из оцепенения и показали, что не только города умеют строить. Пятка была окружена с трех сторон и прижата к реке. Между холмов, со стороны Теплого села выскочил отряд, которым должен был руководить Ольткрит, но реально их вёл Тур. Со стороны леска — Магнус, со стороны коровьей карды Снорре. Став огромной ловчей сетью, они не сошлись в центре, а сомкнулись в большую изогнутую полукольцом линию, каждый со своего фронта, и принялись истреблять бегущих в панике воинов. Злые отрывистые приказы на нордском полетели над землёй Соллей. Это не было сражением, они просто безжалостно убивали бегущих, щелкали коротенькие нордские луки. Ни один наш не был тяжело ранен или убит. Лишь немногие враги, пометавшись и не погибнув от моих рук (о да, я продолжал убивать!), прижались к прапорщикам. Те двое, бледные как мел воина до сих пор сжимали прапоры своих сеньоров. Сошлись вместе, знамена предательски дрожали. Они собрали толпу в пятьдесят клинков, топтались у кромки речного берега. Как последняя капля из замка высыпался отряд, впереди которого сверкал бронированным пузом Оливер, большой, сильный и страшный, прямо за его спиной, как разъяренный медведь, издающий ревущие звуки, выкатился Людоед. В броне он казался ещё более громадным. В подтверждение этого ощущения, когда мимо него пробегал наемник, изловчился впечатать ему голову в плечи. Орудовал чем-то здорово напоминающим большую дубину.
Объективно — сражение, если его можно так назвать, длилось несколько минут. Посреди окруженной Пятки, которая приобрела зловещий вид, стоял только я, как если бы норды и эспье решили окружить меня.
Клянусь всеми святыми, в короткий миг мне так и показалось. Я самое большое зло в этом мире и миру захочется меня отторгнуть. Пара вздохов и наваждение спало. Мы все тут одинаковые и чрезвычайно разгневаны.
Потом поискал глазами искалеченную голову рыжего бородача, которая стала неузнаваемой, схватил за остатки волос и уверенно шагнул к шатру.
Проходя мимо нестройного кольца нордов, кивнул им. Среди всех, улыбаясь как жених на свадьбе, сиял Зяблик, тот самый бывший вор из Страны Бюжей. Выглядел как завзятый норд, если б не помнил его и внимание не обратил. Надо же, живой и адаптировался к своей новой жизни.
В шатре все замерли. Деннис, не меняя выражения лица, сосредоточенного и слегка надменного, уверенной хваткой держит алебарду острием перед лицом Де Ракселла. Враг хотел достать меч, германец был быстрее. На этом все застыли.
Вошел, небрежно водрузил на середину стола голову бородача, с неё стекала грязь, дерьмо и кровь. Отец откашлялся.
— Молодой носатый парень, часом не изволишь быть грамотным? — обратился он к Деннису, не поворачивая головы.
— Я образованный юрист, мон шер!
— Славно, писарь есть. Мы тут решили мирный договор заключить, правда ведь? Только условия чуть другие. Город, как его, Соллейгард? Николь? Ага, Николь. Он остается на веки вечные. Никто не тронет нордов. Золото Фарлонгов, трофеи и всё такое — моё. По — справедливости. Всё что лежит на моей земле, в том числе трупы и раненные, которые выживут — тоже моё. Захочу, оставлю смердами, захочу — будут город строить, захочу — повешу за яйца. Сам решу. Теперь о незваных гостях. Вы больше не имеете претензий к Соллей с сегодняшнего дня и до скончания времён.
— Но, — попробовал было возразить граф, однако отец его перебил, повысив голос.
— Никаких «но». Или я возьму нордов и выбью дерьмо из всех графов Конкарно и сам стану графом. А остальные бароны мне с удовольствием поклонятся, или ты сомневаешься в этом, Копьеносец? Нет? Ну, так и сиди молча. Ввязался в драку, не хнычь, получивши по сусалам. Мой сын, если вы не заметили, перебил половину тех вшивых обтрепышей, что вы именовали войском. Не обнажая меча. Даже не обнажая меча! А они — нарушили законы гостеприимства, напали на безоружного. Заслужили смерть. А если вы возражаете, то я дам отмашку нордам чтобы порубили в фарш остаток, который топчется в ожидании своей участи. Теперь. Как вы возместите оскорбленную гордость Соллей? Ну, Грегор же уже заселился в Вороний замок? Значит вы добровольно дарите замок Ракселл юному Ольткриту Ойеру, вон он стоит, весь из себя гордый. Будет хороший свадебный подарок от имени барона и графа. И все довольны, будут гулять на этой свадьбе как званные гости. Договор скрепит вечный мир и статус Эльбера и его рода как графа. Есть вопросы? Нет. Носатый парень, с тебя договор.
— Меня Деннис зовут. Так получилось, что походные чернила и перо всегда ношу с собой, только пергамента нет.
— Ничего страшного, сейчас отрежем кусок шатра, вполне сойдет.
Спустя долгое время я повесил тот гладиус на стену своего дома. Все говорили, что это меч, который пролил больше всего крови в битве у замка Соллей в одна тысяча сто восемьдесят третьем году от рождества Иисуса нашего Христа. По такой логике стоило повесить туда ножик, но спустя короткое время точные истины забываются напрочь.
Норды зауважали меня ещё сильнее, прибавляя небылицы к реальной драке, вроде того, что голова рыжего продолжала орать богохульства, пока я крушил ею врагов.
На свадьбе Ольткрита я напился и случайно сломал стол, так радовался. Не столько за молодых влюбленных, сколько за своё избавление от предопределенной свадьбы. Соллей нашли в Ольте доброго соседа, который не раз обращался к Айону за советом, как управлять замком и землями, держать суд, тренировать войско. Заселение в замок Ракселл прошло без особых проблем, вероятно потому, что в нем участвовали полторы сотни вооруженных нордов, в качестве зрителей, разумеется. Грегор не оставил своей злобы, но спустя три года застудил на охоте почки и умер от горячки. Я само собой, на похороны не попал. Эльбер Де Конкарно ухитрялся сохранять с отцом видимость хороших отношений до самой своей нескорой смерти, чувствовалось что он тот ещё лис.
День за днем, не отвлекаясь более на кровопролитие, мы собирали, строили и отковывали свой маленький мир за старенькой стеной. Осушали болота, часть нордов выразили желание стать фермерами. Да ведь они и были сельскими жителями изначально. Аббат изготовил для обработки полей колесообразные бороны, которые крутясь, переворачивали и рыхлили грунт, получалось легче и быстрее для пахотных лошадей. Построили амбары, свинарники, коровники, ловили рыбу и сушили её, как и предполагали.
Виноградниками, как ни странно, занимался всё больше я. Ни Снорре, ни аббат или Деннис, не выказывали интереса. Не ожидал от себя такой тяги к греческой агрономии.
Виноградные косточки были зарыты в теплую землю, как учил добряк Ной. Кучками, с отметками о сорте ягод. Уже к середине весны некоторые проклюнулись, но не все показали уверенный рост. Красный виноград рос плохо, зато синий какой-то там мерлот — отлично тянулся и впоследствии плодоносил.
Пологий склон, смотрящий приблизительно на юг и одновременно на море, был очищен от кустов и засажен лозой. Подозрительно похожий на араба, но упорно утверждающий, что он грек, бывший мореход, просивший называть его Ликаном, взялся заправлять виноградным хозяйством. Обитал в небольшом домике на залитом солнцем винограднике.
По периметру оставили деревья, возвели плетеный заборчик, чтобы дикие козы не забредали, собирались построить склад-сарай. Добираться до виноградной фермы нужно было на лодке. В будущем стоит построить собственную пристань, хотя бы небольшую.
Стояли сравнительно теплые и мягкие погоды. Шел февраль тысяча сто восемьдесят пятого года. Я не выпил первого вина из первого большого урожая, не спасал лозу от первого града, не попал на очередной день рожденья своей младшей сестры в цветущем замке Соллей.
Мою судьбу изменило то, что увидел с крылечка ликановского дома, стоящего на вершине виноградного холма. Далеко в море, выстроившись в линию — медленно шел флот. Когги и суденышки помельче. Что-то я не ждал тут никакого флота. От него отделились три большие лодки, уверенно двигая веслами, постепенно разошлись курсами, две уходили правее бухты, одна направлялась в город. Под ложечкой неприятно засосало.
Я не жду добра к себе, не жду помощи, достаточно мне просто не особо вредить, не мешать. Не жду хороших вестей. Некие другие «они» спустя два года появились со стороны моря. Если бы меня просто не трогали, этого было бы достаточно, чтобы быть счастливым и довольным своей судьбой. Человеческой судьбой. Только что я постиг это. Понял, что все эти долгие месяцы, пока строили мой дом, один из последних среди первоначальных построек города — был счастлив. Был занят тем, во что верил и чего хотел сам.
Дворец был ни к чему, мой дом в южной части города, ближе к восстановленному маяку, отстроен на каменном основании древнего сооружения неизвестного назначения, с двухэтажным подвалом, собственным небольшим рвом, а это было единодушное пожелание Михаэля, Снорре и Денниса, не моё. Официально его называли дворец, неофициально — «башня» или «восьмиугольник». Это из-за восьмиугольного каменного основания. Он был симметричен, высотой в три этажа, с остроконечной дощатой крышей, без внутреннего двора. С широченным балконом, смотрящим на море, настолько большим что там был установлен очаг, где можно жарить мясо пока пьешь сидр в компании добродушных бородатых нордов. Стоял прямо на берегу и имел собственный небольшой пирс, куда надо было спускаться по узкой лесенке.
И да, я нескоро ещё вошел в этот дом.
Сбежал с холма, ноги путались в неровно скошенной пожелтевшей траве. Пугая ленивых мелких птиц, прыгнул в лодку, вскинул весла и в резвом темпе двинул в порт. Пока добрался до третьего пирса, куда пришвартовался на место целого судна чужак — огромная неизвестная лодка, её команда уже сошла на берег. Они никак не ожидали что барон Соллей появится из-за спины и в первый момент испугались гневного блеска в моих глазах.
Некий крепкий мужичок смерил меня взглядом, приосанился, что-то про себя пробормотал, небрежно поклонился.
— Меня зовут Ририд из Гвиннедов. Мадауг ап Оуайн из Гвиннедов без промедления зовёт вас в гости, сэр Кайл. Прошу за мной.
Я поколебался несколько мгновений. В толпе мелькал Осмер. Ловил каждое движение, каждый звук. В последнее время он сильно вырос и повзрослел, реже бывал в «полях», а больше в районе порта, высматривал корабли. Арман, который теперь был моим трактирщиком, имел самый большой и шикарный трактир в Николь, который звался, как и предыдущий — Дебаркадер, на границе рыночной площади, с выходом в сам порт, со смотровой площадкой и огромным винным погребом, рассказывал, что Осмер мечтает стать мореходом, хоть и стесняется мне в этом признаться.
Глядя прямо в глаза парню, открыто попросил доложить аббату, Сотнику или Магнусу, или всем троим, что я ушел в море, поднимусь на борт когга Мадауга.
Глянул на город. В груди защемило сердце.