Кайл Соллей (СИ)

Глава 11. Страна Бюжей

Я недовольно кивнул. Барон Айон Соллей давал мне наставления. На прощанье. По моим подсчетам уже девятый раз.

— Мы поехали, ты со Снорри здесь. Много раз всё обсудили.

Снова киваю гривой.

— Хочешь, иди в гости к Бюжам, хочешь — нет. Пойдешь — подарок купи. Деньги есть. Не знаю, на сколько мы уйдем в Норбанн-Порт, но ты тут закрепись и жди, кораблик всё время держи не примете. Тоже выбирай небольшой и шустрый. Единственная твоя задача.

Снова киваю.

— Если придет гонец из нашей земли, бросай всё и плыви на выручку. Хотя Фарлонгов больше нет, у них остались разгневанные родственники. Чуть что, наши будут запираться в замке и держать осаду. Ну, не обижайся, так надо.

«Так надо». Меня, взрослого рыцаря, оставляют сидеть на полпути в Стране Бюжей. Я хорошо понимал, что такое надобность, приказ и дисциплина. Хотя душа моя бунтовала, логика говорили, что все верно. Отец поскачет верхом с Жаком и Гюнтером, каждые два дня продавая уставших лошадей задешево, и покупая новых значительно дороже. Такая смена коней вылетит в расход. Потом, отцовская осторожность требовала решать деликатную ситуацию самому. Из страны Бюжей у меня всегда есть возможность вернуться, если в замке беда.

Но горькая обида, растерянность и негодование не покидало.

Простились. По-мужицки обнялись, похлопали по спинам.

Раннее утро. От моря веет холодком. Площадь возле небольшой церкви имени святого апостола Томаса. Улица, ведущая к выезду из городка, три всадника, уходящие вдаль. Я со Снорре стоим столбами. Норд недоволен. Скорее всего, от голода.

— Не смотри на меня драконом. Пойдем, поищем таверну, покормим тебя. Нам ещё кров искать.

Выражение лица саттеля мигом переменилось. Оказалось, он даже присмотрел пару вариантов. Когда всё успевает?

Таверна приветствовала нас открытой дверью и отсутствием хозяина за стойкой. Только постучав по столу монетой получили необходимое внимание. Наскоро подогретая вчерашняя говядина, свежие горьковатые огурцы, суп с восточными специями. Я принялся размышлять.

Что нужно молодому барону в чужом городе? Кров и питание. Ленивым взглядом осмотрев заведение, подумал, что можно снять комнату и тут. Обычно номера внаем располагались на втором этаже. Проход сквозь трапезную залу, то есть помещение, где я сейчас. И надо думать тут каждый день пьют и едят. Гуляют, орут, морды бьют — по ситуации. Прямо под моим жилищем. Опять, кстати, крошечным. А ещё туалет — небось выгребная яма во дворе, с полчищами мух. И умываться тоже будет проблемой. И жрать тоже тут. С раздражением отодвинул миску.

Так дело не пойдет. Я имел на руках пятьдесят полновесных золотых ливра, большая часть для защиты от кражи — заботливо зашита мамой в пояс. Плюс серебро и медь. Целое состояние. За четыре ливра можно купить дом в центре Конкарно. Допустим Порт-Ла-Тесте город пошикарнее. Дороже. Хотя к чему мне жилье на далеком берегу?

— Начнем с чего? — задал я вопрос Снорре, который поперхнулся, кашлянул, из ноздри вылетел белый боб.

— Гм. Начнем с чего? Сколько нам тут жить? — норд перестал есть, но всё ещё молчал как рыба.

— Эй, любезнейший!

Стройный молодой мужчина, который заправлял тут, посмотрел на меня исподлобья, упершись в незнакомый, но очевидно баронский герб на плаще, вздохнул и поплелся к нашему столу. Дошел. Руки за спиной, сопит, всем видом показывает своё нежелание тут находиться.

Поворчав, я достал медную монету в пять денье, с глухим звоном бросил на стол. Ну, вроде подействовало.

— Хозяин заведения, какое отсюда расстояние до Норбанн-Порта? Скажем, сколько дней ехать?

— Кхе. Управляющий, не хозяин. И я никогда не бывал в тех краях. Но. Тут был недавно один странник, который хвалился, что доехал за семь дней из Тулузы. А от неё до Норбанна ещё столько же. Наверное. Спросите купцов на рынке. Тех, кто ходит с караванами. Что-то ещё?

Он потянулся за монетой.

— Да, ещё. Сколько народа живет в городке, как много судов, и кто тут заправляет?

— В стране Бюжей, правят Бюжи, — управляющий посмотрел на меня как на идиота — У них резиденция в Сан-Гуине, это на соленом озере, к югу. В Ла-Тесте живет, по меньшей мере, полторы тысячи человек и Бог знает сколько проезжих, мореходов, бродяг и торговцев. Корабли вы можете наблюдать, дойдя до порта. Не знаю, сколько их. Всегда есть. Мы тут не совсем город. Страна Бюжей, это все земли, залив и равнина, а в заливе много селений и стоянок. Мы — самое лучшее. Будете вина? Я заработал монету?

Молча отдал ему монету, мы расплатились за завтрак и пошли. Хотелось спать, но сначала действительно дойдем до порта.

Пока шли, начал считать. По словам грека от Конкарно до этого места никак не меньше четырехсот морских миль. Кот шел со скоростью пять-шесть узлов днем и несколько медленнее ночью. Причем что такое этот узел, я не знал. Всего путешествие заняло семь дней. Допустим, примерно одна седьмая от четырехсот это пятьдесят семь. Столько мы проходили за сутки морем? Пятьдесят морских миль?

Ладно, а по суше? Лье это столько, сколько тяжеловооруженный пехотинец с окованной дубиной в трясущихся руках может пробежать за час. Лошадь галопом может и шесть лье в час, только она от такого темпа умрет, несмотря на отличный тракт древних, от Бордо на юго-восток. Значит, поскачут легкой рысью и пройдут допустим двадцать лье за день. Ну, может отец торопить станет, тогда и тридцать. Монахи аббатства говорили, что от западного берега до берега Древнего Прованса примерно сто лье. В теории всего три-четыре дня. По идеальной прямой. В реальности дорога будет петлять, участки похуже, леса, топи. Если обычный странник доедет за десять, то отец одолеет и за пять. Обратно медленнее, с матерью и ребенком. Туда, сюда и там. Три недели, самое меньшее.

Без карт тяжело. Расстояния никто не мерил, направления приблизительные. Дикость.

Ну, хорошо. А как быстро он разберется? Вдруг та девушка беременна так, что вот-вот родит. Отец останется там и будет ждать, чтоб ребенок родился и хоть немного окреп для дальней дороги. По его указанию, если он не вернется через четыре месяца, мне нужно одному возвращаться в замок. Причем подчинюсь ли я этой отцовой идее вопрос спорный.

Сколько не считай, определенности нет. Зато Ла-Тесте, или если совсем полностью, Порт-Ла-Тесте-Де-Бюж — вовсе не дыра. Находиться тут приятно. Тепло, ветерок, улицы сравнительно чистые, некоторые мощены битым камнем и идут к морю. Придется погостить.

Повёл норда на разведку. К морю. До порта кривая уличка брела между небольших аккуратных домиков, расставленных просторно, с огороженными садиками-огородиками. То там, то тут текли ручейки, мелкие, но чистые. Простенько и красиво. Ближе к порту всё чаще попадались пустыри. Это сильно отличалось от вонючего скопления хибар в Конкарно. Минут пятнадцать ходьбы, и у моря.

Наверное, это такой правильный порт, о котором говорил когда-то тот старый мореход, который сам из Ливана, но родом из Венеции. Небольшие суда стоят возле деревянных пирсов. Прямо возле них — высокие, без окон, деревянный здания. Склады, мастерские. Кружатся чайки. Народу, правда, не видать.

Даже не доходя до воды, стало понятно, что Аркошонский залив, или как его тут называли — залив Бюжей, огромный. Другая сторона в дымке на горизонте. Посреди залива серо-зеленое пятно. Островок. И действительно, полно судов. Лениво покачивался небольшой баркас, скорее всего, рыболовный.

Остановился. Всё ясно и так. Повернулся к своему саттелю.

— Снорре, скажи, а это похоже на твой родной город?

— Немного напоминает.

— А где бы ты в своем городе искал ночлег? Место для «пожить»?

— Ну, вы же родня Бюжей. У них свой замок. Купите в ювелирной лавке расшитый пояс для старшего из них и дурацкое колье для дамы. Ступайте в гости. Вас напоят, накормят и поселят жить. Ну, расспросами замучают, конечно. А меня к слугам определят. Тоже покормят. Так и проживем.

— Херня эта твоя идея. Бухать как чёрт со скучающими хозяевами земли. Три недели подряд? Два месяца? И жить как бедный родственник на попечении. К тому же вдалеке от моря, не приглядывая за корабелами. Представь, что никаких Бюжей нет.

— Ну, представить такое трудно, в любом месте есть свои благородные. Тогда корчма?

— Оставим это как запасной вариант. Ещё идеи. Давай, думай, ты же Искатель.

— Помню — помню. Себе на жопу приключений искатель.

— Не обижайся. Ну, вот у нас есть деньги. И мифическая свобода. Не покупать же дом. Хотя, тебе понравились домики, как мы шли сюда?

Снорре насупил брови, задумался. Он действительно имел талант что-то искать и даже находить, но обычно это касалось вещей приземленных.

— Я бы взял дом в ренту. Временно, внаём. Надо понять, какие дома пустуют и у любого есть свой хозяин. Сторгуемся. Только дайте мне о цене говорить, а то благородного да богатого каждый норовит обжулить. Обычно про пустые дома знают трактирщики, они больше всех общаются с людом. Торговцы на рынке. Ещё гробовщики и староста селения.

— Гм. Молчу, откуда информация у похоронных работников. Оставим старосту, пойдем в корчму. Только другую, тот управляющий мне не понравился.

Валент от нашей просьбы сделал задумчивое лицо. Это был хозяин «другой» таверны, молодой поджарый парень с огромной улыбкой, который кормил и поил нас. Встретил, сразу же познакомился, усадил, сел сам, тоже кушал и угощал вином собственного производства. И думал. Когда особо задумывался, улыбка спадала с его лица, оно становилось неожиданно серьезным.

— Эй, Карлита, — крикнул он служанке, — позови хозяйку.

Про свою жену он уже сказал, что зовут её, как и его, Валентина. Где-то в доме играет их сынишка — маленький Артемий.

— А что такое Спарта в названии заведения? — поинтересовался я.

— Дедушка мой грек. Воевал, странствовал. Потом сошел в ближайшем порту, купил разорившуюся опустошенную таверну у пьянчуги — сына бывшего владельца. Своими руками восстановил. Назвал Спарта. Это город такой большой в Греции. Правда, тут разве что мореходы знают о существовании самой Греции. Дед был из заморской деревеньки Аниссарос. Так что что я — Валент Аниссарос. Правда его и отца, а потом и меня всё чаще Ла-Спарта называют, в честь названия кабака. Так что я местный. А вот Валентина Алессандро у меня — испанских кровей.

Валентина тем временем пришла, учтиво поздоровалась, познакомилась со мной, убрала черный локон, поклонилась, я встал и по этикету ответил ей легким поклоном. После церемонии знакомства, она плюхнулась на лавку и нахмурила черные брови на супруга.

— Ну, ты нальешь мне вина?

— Да, дорогая.

Мы чокнулись за знакомство, выпили. Я вспомнил свой тост в Вороньем замке, последующую бойню, тряхнул головой, прогоняя наваждение. Тем временем остальные активно обсуждали вопрос поисков жилья с критериями приличности, отдельной территории и наличия колодца, на чем настаивал Снорре.

Пока Валент принялся, запинаясь, приводить один за одним варианты, ссылаясь на имена и описание, которые мне ровным счетом ни о чем не говорили, Валентина его перебила.

— Вон, — она ткнула пальцем куда-то в сторону побеленной стены и презрительно нахмурилась на мужа, — вон дом. Ну, помнишь, Марисса там жила, которую морячок зарезал. Ну, которого ещё шеф ла гвардии Анри Лев через два дня повесил. Ну, вешали ещё не у нас на площади, а в Местрасе, пришлось закрываться и переться туда. Ты ещё ребенка хотел на казнь взять, болван. Помнишь?

— А-а-а-а-а. Ну да. Марисса. Отец её Паткси с моим отцом немного дружил, он ещё на ломоту в спине жаловался. Помню, конечно. А кто сейчас владелец?

— Сестра её старшая с мужем. Ты же с ним знаком, его вроде Марцель зовут. Вечно хмурый такой ходит. В жилетке своей дебильной.

Я не лез в разговоры. Обрисовалась ситуация, что буквально через пару домов по той же улице хижина. Старшие поумирали, дети повзрослели, разъехались, младшая дочь жила одна, привела в дом корабела, она её по пьяни зарезал и пытался скрыться на отходящем когге, его отловили и весьма оперативно повесили за злодеяние. А дом уже больше года хотят, да не могут продать. Снорре пустился в рассуждения о том, что дом тут нечего делать построить, земли полно, пошел к старейшине, дал пару монет взятки за пустующий участок, купил бревен на рынке, кирпичей, всё такое — и построил. Зачем за готовый переплачивать?

За этими разговорами Валент послал служанку за хозяевами дома.

— У вас на севере, знают про грюйт или грюйс? — спросил Валент. — Когда варят пиво, его надо сразу же пить. Не хранится, скисает. Церковники догадались добавлять в конце варки грюйт, то есть тайную смесь горных трав. Может три недели не киснуть. Можно торговать или растягивать питьё, полезно для трактирного дела. Хотя и тошнит от такого пойла, будто сено жевал. Многие монастыри варят пиво с грюйтом. Но! Дорого. И купить смесь возможно только в монастырях или храмах. Только у монахов. По-гречески такое называется «монополия». Конечно, любой дурак может пойти в холмы и леса, набрать разной травки, примерно подобрать состав, высушить и истолочь, получиться что-то похожее. Вот только его быстро изловит тот же монастырь. И, глядишь, тебе уже инквизиция раскаленную кочергу в жопу засовывает с вопросом, не колдун ли ты? Никакой дурак травку по холмам собирать не станет, если ему шкура дорога. На этом монополия и держится. И нарушить её никак нельзя. Говорят, германцы пробуют что другое добавлять в пиво, чтобы и церковников не злить и пиво не скисало так быстро. Можжевельник, имбирь, мёд. Хмель какой-то. В общем, мы на юге пошли по другому пути. Делаем сладкий сидр из яблок, груш и любых подходящих фруктов. Зимой — вино. А вот и хозяева дома.

Прикончили бутыль вина, начали вторую. Большой толпой, вместе с домовладельцами пошли к тому дому.

Никакой нумерации или обозначений не было. Назывался он просто — «дом с елкой», потому что во дворе росла итальянская кривоватая сосна, посаженная неизвестно кем, зато дающая отличную тень перед домом. Ласковый ветерок с Басконского моря прогонял пьяную сонливость.

Жильё находилось действительно через три хозяйства от Спарты. Изгородь, сложенная из местного камня, высотой до пояса, калитки нет. Неровный квадрат двора, часть из которого заросла полевыми травами, вероятно — огород, часть засажена чахлыми деревцами. Дорожка протоптана к домику. Низенький, побеленный снаружи, с плоской темно-желтой черепичной крышей.

— На крыше по ту сторону дома есть площадочка с навесом — с видом знатока заявил Валент. — Подниматься надо по лестнице прямо со двора. Старый Паткса забирался наверх и сидя на стуле смотрел на море. Ну, или от жены прятался. Надо и мне такую сделать.

— Я тебе сделаю! — нахмурилась Валентина и притворно замахнулась на мужа.

— А где колодец? — напомнил Снорре.

Колодец нашли. Запущенный, с черной водой и без ведра. Но есть. А туалет вообще отдельное каменное сооружение с покосившейся дверью, хоть сразу пользуйся. Снорре сделал мне знак, после которого я отошел, а саттель принялся с неожиданным жаром торговаться с собственниками о размере ренты.

Мне понравилась тень от ёлки, вернее сосны. Росли деревца поменьше. За домом был сарайчик и большой навес, крыша которого теперь обвалилась. Из-под обломков выглядывали отсыревшие дрова.

У меня никогда не было своего жилья. Строго говоря, я и теперь стану жить с прожорливым нордом, но всё равно, происходящее для меня какое-то откровение.

Раньше, чем я, прогуливаясь, обошёл вокруг дома, состоялась сделка, по серебряному су за первый месяц и три четверти за последующие. Деньги перекочевали к обрадованным неожиданным доходом домовладельцам, и они ушли. За ними и Валентины, пригласив, как устроимся — снова в Спарту.

Мы остались одни. Можно сказать, что дом арендовали без осмотра. Сказалось отсутствие жизненного опыта, мы оба молоды и местами довольно глупы. Про нашу глупость стало понятно, когда почти сразу же не смогли отпереть дверь. То есть она снабжена огромным встроенным в дверь замком и ключ дали, только он от влажности и редкого использования намертво заржавел. Мою идею высадить дверь после короткого совещания отвергли, потому что потом нам же её и чинить. Норд полез в окно, благо ставни открывались.

Пришлось временно обходиться вообще без дверей.

Коридор, огромная по крестьянским меркам кухня с пыльной печью, три комнаты и даже ход в небольшой подвал, куда я нечаянно чуть не свалился.

Кухня слева от входа и имела окно в сторону улицы, через которое мы и забрались, подставив для удобства какой-то пенёк. Коридор по центру. Прямо — одна комната. По правой стороне ещё две. Ту, которая тоже смотрела на улицу, Снорре однозначно закрепил за собой. Мне определил дальнюю, потому что у неё был внутренний засов, и «она же бывшая хозяйская». Третья комната — запасная.

Скрипучие деревянные полы, серые стены с плесенью, мебель была, хотя вся пыльная, в паутине. Жилище мертво, не обжито. Запустение чувствовалось во всем, хотя дом и не разграбили. Но мы были в восторге. После того, как я без споров согласился с распределением комнат, и даже вернул потраченный серебряный су, Снорре неожиданно чуть не расплакался. Когда подуспокоился, пробурчал, что у него впервые в жизни будет своя комната. В этих чувствах он добыл из недр своего походного мешка плетеную бутыль, явно не с водой, и сделал мощный глоток.

— Снорре, давай поспим. Прямо на голых и сырых кроватях. И да, впервые в своих комнатах, всё такое. Я никак после ночной высадки и этих всех брожений по городу в себя не приду.

Проснулся, было ещё сравнительно светло. В голове туманом клочки сна и усталости. Смотрел в окно, оно выходило в сад. Пели какие-то немузыкальные птицы, но из окна их не видать. Хотелось в туалет. Норда в доме не было, я полез в своё окно. Обнаружил задумчивого Снорре возле тьмы колодца.

— Вообще, я сам умею чистить колодцы. Наука нехитрая. Спускаешься вниз на толстой веревке. Ведро на другой. Лопата, совок, черпак. Теснота. Всё подвязано к поясу, чтоб не утопить. Начерпываешь ледяной воды, грязи и ила в ведро. Перемажешься. Холодно как в аду. Орёшь, чтобы вытаскивали ведро. Следишь, чтоб по башке не треснуло на подъеме. Сверху обязательно плюхнет содержимым. Его там выливают. Бросают вниз. Ругаешься, что чуть не убили. И так весь день в этой дыре. Колени болят, почки ломит, холодно. Потом кровью мочишься — бывало. Но после трудов уже грунтовые воды наполняют низы колодца чистой водицей. Мне за это платили, правда мать всё отнимала, и отчим иногда избивал посохом своим. Кое-как насобирал чуток денег и ушел из дому.

— А потом? — спросил я, пересиливая природные позывы мочевого пузыря.

— Потом? Потом меня в замке Соллей вешали за кражу тощей глупой козы.

Я усмехнулся и пошел знакомиться с местным гальюном.

По окрестностям Ла-Теста текли небольшие ленивые ручейки, из-за которых в безветренную погоду водились полчища комаров. Вода в них чистая, поэтому вечером несмотря на решительные протесты норда мы пошли в один такой искупнуться.

Даже мне показалось, что купаться в ручье глубиной по пояс посреди пустыря — перебор. Но иной возможности помыться не было. Снорре, охранял меня от несуществующих врагов, но сам в воду лезть отказался. После морского путешествия хотелось почувствовать подобие чистой кожи. Травмированную душу саттеля решено было лечить ужином в Спарте. Заодно ещё Валентинов про страну Бюжей расспросим.

Пляж. Небо — потрясающий фантазию купол. Луна не вышла. Безоблачно. Звезды, крупные, яркие, щедрые светом. Сытые и слегка пьяные, мы сидели прямо на ещё теплом от жаркого дня песке в стороне от порта. Волны шумели, почти добираясь до ног. В руках саттеля бутыль, наполненная валентиновским вином. Ещё одна с собой.

А я смотрю на звезды. Никто в этом мире не знает про звезды, сколько знаю я. Что забыл здесь, почему не там? Отнял у норда флягу, залил в себя немного кисло-сладкой жидкости. Ну, допустим, попасть сюда не было моим осознанным выбором. Судьба. Случайность. Меня бросило в дрожь от воспоминания одиночества полёта. Тут хотя бы норд есть, который в подтверждение моей мысли громко отрыгнул.

Сколько может жить моё тело? Сколько ждать до того, когда местное население построит подобие цивилизации, разовьется, дотянется до звезд. Я даже могу активно помогать. Развивать науку то там, то тут. Прочитаю все, какие есть книги, буду писать свои. Под псевдонимами и из разных мест. Смогу улететь.

Делаю ещё глоток. Стоп. Улететь куда? На Зевенн? Кому я там нахрен нужен хоть сейчас, хоть через тысячу лет? Норд тянет руку за бутылью, делаю ещё глоток, отдаю. Волна шипит — ш-ш-ш-ш-ш. Оттого, что мне неуютно здесь и сейчас. Оттого что я не знаю этого мира, его законов и языков, религии. Не знаю, о чем думают другие, более взрослые, чем я. На рожах написано, что считают себя умнее. Оттого что они меня не понимают. Что меняется?

А может, сожри меня медведь, я прав. Что не такой, как все. Да хоть обойду пешком весь свет — всё равно буду не такой как все. Дело даже не в том, что я такой — ненастоящий человек. Никакой ученый муж, никакое оборудование не выявит мою «инаковость». Нет. Дело в том, что никто не был в чужой шкуре. Никто не знает, как другой мыслит и чувствует. Тем более — что пережил. Например, через что прошел Снорре, если он даже факт своей казни не воспринимает как самое особенное событие? Казни! Повешенья! И со всем этим своим океаном боли и гнева — он просто живет. И я живу. Моя тайна одна. Его — другая. Я ведь даже могу к нему в голову залезть, но не стану. Он особенный. Каждый, если не совсем дебил — особенный. Но эта особенность нужна только ему.

Улечу я на звезды. Вот, чёрт подери, завтра спустится исследовательская капсула нейтралов. Случайно. Захвачу её, улечу. И что? Я перестану быть мобильным одиночеством? Моего дома нигде нет. Нет моего рая. В этом мире хорошо и спокойно не бывает никому.

Ошибка — считать, что можно уехать из плохого места и станет всё хорошо. Любое место плохое, в любое место притащишь себя.

По крайней мере, тут всем хреново. Есть несколько человек, которым я могу помочь. Не жду благодарности, я делаю это для себя и потому, что сам считаю это правильным. А эта, пропахшая плесенью, снятая внаем хибара, единственный дом во всей вселенной, где моё место.

Познание и признание самого себя — ключ к личному счастью. Как большой ржавый ключ в кармане Снорре. Есть в наличии — только пока не срабатывает.

— Где бы ты хотел жить во всем мире, если бы мог выбирать, Снорре? — прервал я длительную тишину и свой внутренний монолог.

— Ну, — после некоторой паузы ответил слегка окосевший голос саттеля. — Мне здесь нравится. Берег. Нордская кровь во мне любит море, это не отнять. Хоть всю жизнь до стариковства проживи в горах или степи, помирать всё одно приду к морю. Тут тепло. Просторно. Не воняет, как в Конкарно. Вот в таком домике бы жил. Корову бы завел. Или даже две. Девку жопастую. Я б её не обижал. Любил бы. Не ушел бы, как этот крысёныш с бешенными глазами. Детям бы выстругивал фигурки из дерева, как дед. Звезды тут красивые до жути. Пойду поссу.

— Гм. Сходи, конечно. Я попозже. Сумку постерегу. Завтра надо будет на рынок пойти, скупиться по твоему списку. О цене — опять ты будешь спорить.