Кайл Соллей (СИ)

Глава 17. День рожденья

Пять дней скуки. Стало пусто без шумных, проблемных нордов, постоянно ругавшихся, то на своем, то на всеобщем, творящих непонятно что, потом совершенно трезвыми поющих народные нордские песни, нечто вроде воя штормового ветра пополам с ругательствами и вороньим карканьем.

Вернулись из Бордо уже утром, Снорре завалился спать, я попытался прибраться, бесцельно бродил по двору и саду, мысли путались. Неплохо было бы, чтоб пошел дождь и смыл все следы почерневшей крови по углам. Однако небо лукаво смотрело безупречной голубизной. Тоже лег спать. Вечером пришел Валент, уже второй раз, первый, когда нас не было, отлично видел беспорядок и следы крови. Мы наплели, что сердитые норды напились на радостях, подрались, рожи побили до крови, всё поваляли, мы их и отправили поскорее домой, даже проводов не устроили. Вряд ли он поверил, но хотя бы сделал вид.

Уговорили его пойти на пляж, зашли за Валентиной и маленьким Артемием, устроили молчаливые странные посиделки на берегу, я искупнулся чтобы смыть с себя грязь последних суток. К большому удивлению Снорре так же добровольно полез в воду.

Получилось как-то скомкано, только Валент развлекал новостями из Бордо, про побег еретика и пожар брошенного дома на окраине и что почти сразу по народу пошла молва, что этот дом и есть тайное логово гильдии воров.

История взбаламутила спокойную жизнь южан. В следующие дни новости доходили волнами. Ну как новости, слухи. Каждая следующая волна была всё более фантастична. Народная молва крепко связала гильдию воров и еретика, постепенно делая архитектора не то родным братом местного криминального авторитета, не то одним и тем же человеком. В истории появлялись ведьмы на мётлах, сарацинские и маврские шпионы, колдовство (я так и знал!), предательство капитана стражи, соблазненного золотом и вином гильдии, тайный приказ разгневанного герцога, приходили вести, что Серхио видели то там, то тут, то он хохотал на кладбище, то украл ребенка из пьющей семьи, но большинство склонялись к тому, что он сгорел в брошенном доме от божьего наказания при попытке вызвать Вельзевула.

Там, в подвале, был тайник с деньгами гильдии, и было много желающих его поискать. А вот на трупы всем было плевать. Городская управа решила образовавшийся котлован засыпать к чертовой матери, но охотники за золотишком, которое, как известно — не горит, его, наоборот, раскапывали.

В этой борьбе землекопов со стражами, в облаке слухов и сплетен, наслоению лжи и предположений, если и появится история про молодого барона, никто уже в неё не поверит. Скорее всего. Если я не оставил следов, могу спать спокойно. Но спал, как назло, плохо. Дом сделался чужим. Вместе со Снорре придумали план возможного бегства, если придут стражники или инквизиторы.

И вот. Шестнадцатое июня одна тысяча сто восемьдесят второго года от рождения Христа или пять тысяч восемьсот девяносто пятого года от сотворения мира, согласно местным представлениям о прекрасном. Сегодня день рожденья Кайла Фернана Соллей. Мой день рожденья.

Мать всех святых, да у меня никогда не было дня рождения!

Издерганный за последние дни, утром рассказал про дату Снорре, тот молча кивнул, как будто понял больше сказанного и ушел. Как оказалось — в Спарту.

Бывает, не понимаешь, что делать. Падаешь, тебя подхватывает окружающие, тащат куда-то. Они-то твердо знают, как поступить.

Вечер. Полупустой зал. В дальнем углу нещадно пьет старпом англского королевского почтового судна Святая Марта. Местные грузчики поглощают самое дешёвое кислое пиво без грюйта или подкисший сидр, мы сидим вчетвером за уединенным столиком, накрытым Валентиной, меня поздравляют, я неуверенно киваю, Снорре подарил мне новый ремень, который оказался не по размеру, Валентины — перчатки из тонкой телячьей кожи.

Глубокий вечер. Неторопливый разговор ни о чем. Как в странной сказке в трактир вошел отец. Я устал удивляться. Это не было каким-то сюрпризом от Валентинов. Как потом выяснилось, отец специально торопился ко дню рождения. Расспросил в городе, в хлебной лавке, там знали и меня, и где я, хотя не припомню, чтобы знакомился с тем торговцем. Отец привёл отряд, не только Гюнтер с Людоедом, но и ещё двоих смутно знакомых воинов, какую-то тётку-служанку и Флави. Красивая, круглощекая, медноволосая, пополневшая от беременности, серьезная и молчаливая.

Айон снял на всех две большие комнаты, погнал спать, и сам было пытался уйти, но я его удержал. Как-то все интуитивно поняли, что нам надо поговорить, оставили нас одних. Поборов желание скрыть историю про нордов, аккуратно вывалил ему на голову про северян, поиски нового дома, про то, как ходил просить за них у Ангелины Бюж, про её ответ, про совет Гильома забрать их себе. И о том, как единолично принял решение предоставить им новый дом на берегу Слепой бухты в землях Соллей.

Я подготовил целую речь, сложный диалог, с возражениями, аргументами и контраргументами, спором, доводами и отступлениями. Отец меня удивил. Он посмотрел долгим взглядом, потом как-то наклонил голову, неуловимо улыбнулся и кивнул.

— Ладно.

— Что ладно?

— Ладно. Пусть будут норды. Город. Это же моя мечта была. Здорово, если до моей смерти ты сможешь её воплотить.

— Ты не будешь спорить, ругаться? Говорить, что у меня не получится?

— Кхе. Знаешь, иногда родители верят в своих чад больше, чем те сами в себя. Мой ответ тебе — ладно. Если угодно, я барон Соллей, благословляю тебя и этих твоих проходимцев на строительство поселения. Давай теперь расскажу свою историю.

Последовательно и с расстановкой, отец повествовал, как они не без приключений добрались до Норбонн-Порта. Город входил во владении Императора Римской империи Барбароссы, куда его внимание объективно не дотягивалось. Жил посёлок по своим порядкам, то есть — царил бардак. Крестоносцы, купцы, воры, крестьяне, евреи, монахи, византийские контрабандисты. Найдя палача и его дочь, удостоверившись что вся история правда, Айон деятельно опросил настоятеля того госпиталя, нашел место временного захоронения Аластриона. Со святой земли с рыцарем Соллей вернулись трое раненых, но вполне живых пехотинца-эспье. Тогда отец разыскал тех троих, которые не вернулись домой, не то от стыда, не то от разгильдяйства, а осели в городе. Поговорил с каждым, и двое пожелали вернуться. Третьего благословил в его новой семье и новом доме, отпустив с миром, освободил от клятвы верности и служения — фуа.

Отец решил, что внук или внучка не родится бастардом. Для этого он просил у палача выдать дочь замуж за своего сына. Натурально, за покойного Аластриона. Палач, тем временем уже уговоривший немолодого вдового приятеля — стражника забрать «порченую» дочку, решительно отказался. Они даже чуть не подрались. Потом будущие родственники помирились, палач, видимо прикинул, что породниться с целыми баронами довольно почетно и выгодно, а иметь благородного внука — тем более. Только не понял, как отец сбирается такое провернуть.

Айон Соллей обладал огромной пробивной силой. Достаточно быстро уговорил настоятеля одной из церквей обвенчать покойника Аластриона и Флави, дочку уважаемого палача. Совершенно серьезно, моего мертвого брата женили. У алтаря была невеста в платье, собственно гроб с принаряженным женихом, оба отца и вся процедура, безусловно потребовавшая некоторой коррупционной составляющей — была абсолютно законна, отец даже стребовал с настоятеля официальный документ — «бумагу».

Теперь Флави законная вдова Аластриона Ферре Соллей, что вернуло ей психологический покой, избавило от пожилого пьющего стражника-мужа и отправило в путешествие на север. Медленное, ведь она была на последних сроках беременности, в сопровождении специально нанятой до самого замка одинокой тётки-повитухи, вредной Аннет. Вместе с законопаченным гробом покойного супруга, воняющего сурьмой, смолами и мышьяком.

Когда отец закончил свой удивительный рассказ об особенностях местного брака, семьи и коррупции, я честно пересказал историю с побегом, подделкой документов на аббата, в некоторые моменты он ощутимо закатывал глаза, но молчал, рассказал про поиск на морском дне казны судна, а эта история его заинтересовала куда больше, про наем фриманца, потом про нападение воров и сожжение их гильдии.

К моему удивлению, Айон ни словом, ни жестом меня не осудил. Поджал губы. Забарабанил пальцами по столу. Загрубевшая кожа на пальцах шелестела от движений. Сказал, что Соллеям никто не смеет грозить, ни герцоги, ни короли! А если есть на моих руках чья-то безвинная кровь, то надо дома исповедаться капеллану Херву, тот на меня наложит епитимью, которую надо выполнить и всё. До тех пор молчать. Как и про архитектора.

— И едем домой. Судно присмотрел?

— Разве что англский почтовик, в конце зала его старпом спит пьяный. Вон тот, оперся лицом о стол.

Аврора, дочь старейшины рыбников недовольно смотрела, как Снорре безуспешно пристраивает длинную жердину в камни. Та безвольно падала.

— Хрен свой так втыкай, чтоб детей не было. Руки что ли из жопы? — проворчала она, отняла и установила палку. Это будет ориентир входа в пещеру.

Проша вечность. Если точнее, девять дней. Отец договорился с капитаном почтовика, ушлым, скупым, но умелым мореходом и таким же пьяницей, как и его старпом. Мы шумно попрощались с Валентинами, обнимались, хлопали по спинам. Собрали барахло, погрузили медь, отец настоял, чтобы мы вывезли всю до крошки, хотя тоже не знал, что с ней делать. Я написал прощальное письмо Гильому, помахал рукой теплому приветливому Аркошонскому заливу и стране Бюжей. На север. Путешествие было простым и не таким опасным, как прежнее. Крупное, изящное судно летело как птица, экипаж делал всё сам, к наличию пассажиров здесь привыкли. Мореходы помалкивали, но капитан явно забирал деньги за проезд в личный карман, взамен позволяя своим морякам возить контрабанду.

Почтовик не стал заходить в Конкарно, эту, как они выразились «вонючую грязную лужу», зато стал на якорь в Слепой бухте, за дополнительную плату моряки доставили нас лодками со всем грузом вверх по Одд до самого замка, заодно набрали себе пресной воды.

Там оказалось, что моё случайное видение насчет матери не было ошибочным. Мама была беременна. Что? Моя матушка ждет ребенка. Вот тебе и новость! Она радостно встречала невестку, обняла и чмокнула меня в щеку, а вот какие-то там норды, поселение, её никак не волновали.

Отец был в некотором шоке от этой новости. Я тоже. Как привыкнуть к мысли, что у меня будет брат или сестра, в придачу к племяннику? Устроили пир, но это скорее для остальных. Родители много разговаривали, иногда поглядывая на меня. Слуги суетились. Улыбки скользили на лицах. Все ощущали, что дела Соллей пошли на лад.

Посреди торжеств и приветственных объятий, похоронили Аластриона. Как и положено, отец сказал скупые, но важные слова, разговаривая скорее с ним, чем о нём. Все молчали. Брат занял своё законное место в Старой башне.

За всеми событиями угроза моего собственного брака отодвинулась подальше, хотя во время морского путешествия отец намекнул, что по традиции мне надо будет летом посетить замок невесты, привезти подарки ей и будущему тестю. Мерд, дерьмо. Страшно о таком даже думать!

Пока нас не было, аббат Михаэль был принят с теплом, как дорогой гость, ничем не нарушивший свою легенду. Они с капелланом боялись друг друга как огня, ловко избегали, поскольку оба не были настоящими священниками. Чтобы отвлечься от скользких религиозных тем, аббат, который по легенде был грамотеем и монахом-строителем, предложил матушке организовать ремонт в замке. Располагая деньгами, нанял в Конкарно бригаду рабочих, но не для укрепления стены, как бывало обычно. Хмурые вороватые работяги отремонтировали роскошные покои для невестки, перестелили камнем двор, утеплили стены, окна. Была закуплена новая мебель, кровати, кресла.

Старая дюжина эспье сдержанно встречали двоих вернувшихся своих из похода. Была в этом какая-то недосказанность.

В какой-то момент суеты и беготни удалось перехватить мажордома Оливера. Поговорили. Подарил ему целый сундук игрушек и платьев для дочки. Он обнял меня, молча посмотрел в глаза, потом зашептал, что слухи ходят неспокойные, родственники Фарлонгов, а они тоже далеко не сапожники, поделили замок, узнали про украденную казну (как украденную, трофей!) и теперь досаждают графу. Явно строят козни, так что он всех эспье держит наготове.

Жизнь замка бурлила. Все при деле. Ранним утром после торжеств, прихватив аббата и недовольного норда, улизнул. Явно не ложившийся спать, почему-то голый, завернутый в одеяло Клоде открыл ворота, в этот раз улыбнулся всей небритой мордой и помахал на прощанье.

Так, сегодня утром мы прибыли к рыбникам, известить о будущих соседях. Поселение рыболовов на восточном берегу Слепой бухты, а город будет на западном. Чтоб не волновались, сделал старейшине щедрые подарки, тот зачем-то всучил нам в качестве проводника свою старшую нерадивую дочь, которая «всё одно девка вредная, жениться не хочет, и никакой мужик на неё управы найти не может, а там, глядишь в походе хоть когда уху приготовит и ладно, отдохну от её гундежа».

Коней оставили на попечение старейшины. Другой его отпрыск — сын: печальный, безмолвный, долговязый, с заячьей губой, отвёз на лодке через бухту. Штиль. Бухта как зеркало, мы словно скользили в густом тумане. Выгрузились на галечном пляже, хрустели камушками, даже ног не промочили.

Новый берег встретил нас мерзким дождичком, поэтому первым делом решили оборудовать лагерь. Тут Аврора, вредная крупноватая девица, пахнущая рыбой и громко выдающая отрыжку с тем же запахом, но знающая всё эти места — оказалась бесценной.

Первую палатку в новом поселении, просторную, кривую, неаккуратную, связали из жердей и грубо выделанных шкур внутри местной пещерки, откуда предварительно матюками и камнями изгнали бродячих собак, не то волков. От входа недалеко, зато не будет капать.

Небо было серым, временами срывался дождь. Аврора не стала нам готовить, зато добыла откуда-то две свежие рыбины и извлекла из своего наплечного мешка струнную цисту.

Да, крепкая дочь рыбников пела песни. Женским баском. Похабные. Так, глядя из пещеры на мокрые серые камни, кашляя от серого дыма, мы встретили первый вечер первого дня будущего города. Закат из пещеры не был виден. Снорре, пока жарил рыбин на костре, извлек из своей походной торбы южанское вино. Кто бы сомневался!

Утром мы с Михаэлем оставили переругивающихся рыбачку с нордом дальше обустраивать лагерь и пошли осматривать местность.

— Что нужно, чтобы построить город?

— Не так быстро, барон, я такого никогда не делал. Для начала нужно начертить примерный план города. Как прибудут поселенцы, первым делом построить временные жилища, столовую, склад провизии, кухню, отхожее место, чтобы всё не загадили. Нужна кузня для постоянной ковки и ремонта инструментов, склад для них. Нам с тобой надо ещё обсудить стройматериалы.

— А что обсуждать? Вон камни валяются.

Михаэль скривился, брезгливо пнул один.

— Ерунда это. Нужен римский цемент, его либо покупать и везти морем, либо найти известь, жечь и перемалывать. Раз целый город — значит нужна мельница для извести. А камень этот — херня собачья.

— Почему?

Архитектор терпеливо вздохнул.

— Камень паскудный материал для строительства. Да, древние строили из него, у них и выбора не было. И из кирпича строили. Вот. Кладешь каменюку. Вроде крепкая. А у неё внутри полость или трещина. И уже в стене она — тресь, лопнула, подвела конструкцию. Неоднородный, тяжелый, весит неодинаково, хрупкий. Каждый примеряется к месту, индивидуально. Тяжело везти и добывать, выравнивать. Долго строить. Много затрат и человечьего труда. Нет, камень рабочий материал, но, когда надо построить много и быстро, не пойдет. Из камней соборы сотни лет строятся. В смысле, что пройдет пять поколений людей пока они на шпиле крест золотить начнут. Но и то, что древние построили из кирпича, до сих пор стоит. Нам нужен кирпич, шамот-блок, саман или какой иной брикет. Кто-то в окрестностях делает, продает?

— Ну, наши соллеевские болотники, когда им сильно надо, налепят как пирожки несколько сотен, торфа насушат, жгут и обсушивают кирпичики.

— Несколько сотен не помогут. Нужно много.

— Сколько?

— Посмотрите на город, мон сеньор Кайл! Сколько, по-вашему, нужно кирпича? На один дом уйдет несколько тысяч. А домов нужна сотня и больше. Вот и считайте.

Мы умолкли. Задача непростая.

— Отец Михаэль, давайте поднимемся на остатки древнего маяка. Осмотримся. Вот вы говорите… А древние как тогда этот город построили? Сотни лет ушло? При таких темпах до финала только я и доживу.

Мы начали карабкаться к обломкам на возвышенности. Аккуратно, с камня на камень. Пару раз попались остатки старой каменной лестницы. Дождь не капал, но было сыро и скользко. Михаэль неторопливо рассказывал, как строили в древности.

— Хе. Древние. Было так. Какой-нибудь толстый лысый похотливый сановник, объевшись оливок с медом и свиным жиром, сидя на здоровенном медном горшке, подумал, глядя на карту Европы, что было бы недурно вон там построить город.

Империя располагала колоссальными ресурсами. По приказу выдвинулись пару войсковых когорт для защиты колонии от варваров, пять — десять тысяч рабов, ещё несколько сотен надсмотрщиков, мастеров, инженеров, снабженцев, мелких чиновников и жрецов.

Рабов разделили на группы. Одна сеяла и пахала, построили агрокультуру, фермы, поля, амбары. Выращивали пищу для всех. Ещё одна, самая сильная и непослушная, освоила каменный карьер, откуда взялся весь этот булыжник. Недовольных рабов чуть что, ссылали именно туда. Если поищем по местности, я даже найду эту каменоломню, даже через сотни лет. Тысчёнку бросили на рубку леса, всё тут извели под корень, зато хватило каменотёсам, агрокультуре, на временные бараки, всякие мосты и стропила для будущих домов. Ещё часть расчищала местность, выравнивала. Ну, одна группа копала ров, кто-то возил камни, воздвигли склады, дворец наместника, казармы, потом дошло и до домов, порта, капитальных складов.

Время от времени строители писали письма в Рим, мол, пришлите ещё рабов, денег и вина. Оттуда отвечали, что денег нет, но вы там держитесь. Само собой, когорта пыталась добыть рабочую силу, сжигая местные поселения. В итоге, исправляя ошибки, отбиваясь от взбешенных такими выходками варваров, вешая пьяниц и казнокрадов, за несколько лет построили порт. Наверняка меньше, чем хотели, пять раз проект переделали и ворота проковыряли не в том месте, где планировали. Получается, что построили на золоте империи, толпе рабов, крови и огромном опыте римских инженеров.

Поднявшись на то, что некогда было крыльцом маяка, осмотрелись. Отсюда видно море, бухту, слева плоский колючий холм, местные называют его — Певчий. И руины, остатки города. Во всей красе. По прямой, где некогда была улица, понуро двигались несколько точек, те самые собаки или волки.

Внезапно меня посетила одна идея. Коль скоро архитектор и так еретик. Ведь если его поймают, все равно казнят. Значит ему, как ни странно, можно доверить кое-какие знания.

— Отец Михаэль, мне надо будет вам кое в чём признаться.

— Валяйте, но помните, когда инквизиторы будут меня пытать, сохранить тайну не смогу. Любой секрет станет протоколом допроса с пристрастием.

— Не думаю, что в такое поверят даже они.

— Тем более валяйте.

— Тут словами не расскажешь.

Сделаю такое в первый и последний раз. На самом деле десантники далеко не лучшие в допросе. Мы же, в сущности, солдаты. Я совершил допрос наоборот. Встал напротив озадаченного аббата, ветер трепал его волосы под капюшоном. Осторожно взял за плечи, погрузился в его сознание как при допросе, а потом влил мегалионы единиц информации. В него, а не из него. Образами, цифрами, формулами, чертежами и схемами. Меня же подбешивало дремучее представление о вселенной со стороны местных? Не то, чтобы об абстрактных звездах, а о самой простой механике, сопротивлении материалов, математике, физике, химии. Вот и всадил в архитектора ту школьную научную программу, что когда-то загрузили в меня. Пусть будет кто-то и правда образованный. А уж он применит их лучше, чем молодой барон.

Теперь, с видом на будущий город, мы морозили задницы на мокрых камнях. Голова трещала, в глазах временами темнело, все тело будто выпотрошили, а потом неаккуратно сложили обратно. Аббат едва ли чувствовал себя лучше, а ещё ему придется привыкать к тому массиву знаний, которым он обогатился.

— Бля, Четвертый, меня сейчас стошнит на собственные новые ботинки.

Я дернулся от упоминания своего номера, вздохнул и попросил больше никогда меня так не называть. И вообще забыть о том, как мир устроен на самом деле. Или сделать вид.

— Архитектор, ты вот был чуть умнее других, но имел глупость им об этом сказать. Чем закончилось?

— Башней Карла, мон сеньор десантник! — весело ответил Михаэль. — Зато теперь знаю, зачем ты притащил меня сюда.

— Осмотреть местность?

— Не, не, не, Кайл. Мы же перешли на «ты»? После такого? Кайл Соллей, ты собрал вместе меня, узника святой церкви, Снорре, никому на свете не нужного, бродяг нордов и даже ту толстую деваху, которая фальшивит как пьяный медведь. Притягиваешь как магнит всех брошенных, ненужных и лишних людей. Всё потому, что ты и сам такой. Лишний, нет тебе места на всём белом свете. Город ты хочешь построить не потому, что такая была мечта у отца. А потому, что если уж в этом мире тебе нет места, то пытаешься такое место создать, построить. И берешь для этого таких же людей. В союзники. Как приду в себя, смогу вдоволь посмеяться. Я-то дурак думал, что стоит опасаться инквизиции. Да ты же способен в одно лицо перебить всех людей в Арморике, какая там инквизиция. Думал, повезло, что с ворами расправился! Теперь думаю — повезло, что норды под руку не попались, полегли бы как зерновые под августовским градом. Гм. Прости, мне ещё со всем этим пообвыкнуться надо. Ну, ты даешь! А почему не стал завоевателем?

— По качану! Потом объясню как-нибудь. И вообще, ты мыслишь, как человек.

— Ладно, ладно, оставим это. Вернемся к городу. Давно хотел спросить, как ты его собираешься назвать? Кайл-Ситта?

— Нет. Он будет называться Николь. Знаешь легенду?

— Слыхал. Символично. Ну, значит, пусть будет город Николь.